Форум » История ВС и Страны.. » "Горячие" точки,участие ВС СССР и РФ в боевых операциях..(часть 1) » Ответить
"Горячие" точки,участие ВС СССР и РФ в боевых операциях..(часть 1)
Admin: Вспомним Афган,Чеченскую респ.,Нагорный Карабах,Преднестровье и Сербию(Югославию) и многие другие.... http://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=En9_l8079ik
sergei:
sergei:
sergei: Владислав ШУРЫГИН ВЕЛИКИЙ МГАНГА -------------------------------------------------------------------------------- Светлой памяти Миши Лукинова - Мганга, расскажи, что ни будь про шаманов? …Чахлый костерок, из собранных по руинам обломков чьих-то кроватей, стульев, шкафов и столов, едва освещает наши лица во тьме подвала. Дров мало. Небольшая куча разнокалиберных щепок на всю ночь. Местные давно всё дерево растащили. Они из этих руин уже вторую неделю не выбираются. Наверное, в Сталинграде так люди жили во время его осады. Норы, подвалы, переползания, перебежки. Плохо так говорить, но местные мне сейчас очень напоминают крыс. Помню, в школе изучали. «Кормовая камера, спальная камера, место для естественных отходов…» Так и тут. В ближнем подвале они спят, в дальнем гадят. Есть и своя «кормовая камера». Они смогли разобрать стенку в подвал разбитого магазина. Он конечно пустой. Чечен хозяин ещё перед началом боёв всё вывез. Но осталось несколько коробок макарон, коробка старого прогорклого маргарина и пару упаковок сухого напитка «инвайт». Если им развести гнилую воду из бочки, выставленной под водосточную трубу – главный здешний источник воды, то эта грязь приобретает более-менее нормальный вкус и её уже можно пить не кипятя, а это экономия дров. - Мганга, ну расскажи! …Мганга – сахаляр. Никогда до этого не знал, что есть такое слово. Оказалось, так зовут тех, у кого кто-то из родителей якут. У Мганги якут отец. Вообще-то зовут его Миша, Михаил Лукинов. А «Мганга» его прозвище. Точнее - «Великий Мганга». В каком-то старом фильме был такой африканский колдун. Прозвали Мишку так потому, что он, по его словам, сын шамана и ученик шамана. Может быть, он и врёт. Но слушать его интересно. - …Ну, чего ты, ломаешься, расскажи! Его лицо, в дрожащем пламени, похоже сейчас на какую-то восточную маску. Хотя днём, на свету Мишка не очень похож на якута. Кожа у него белая, глаза европейские. И только разрез глаз якутский – узкий, поднимающийся к вискам. Да ещё лицо широкое. Мы даже поначалу не поверили в его рассказы об отце якуте. Думали - врёт. Но в военном билете в графе «место призыва» было написано «гор. Тикси». Пришлось поверить. Сам Мганга объясняет свою небольшую похожесть на якутов тем, что его мать, приехавшая в Тикси по распределению после медицинского училища, была родом из глухой костромской деревни. - Кровь у матери сильная была. А у отца кровь – слабая, не мужская. Он же теперь не мужчина… От его рассказов мы иногда просто угораем со смеху. По словам Мишки, его отец только какое-то время был мужчиной. Но как стал шаманом, то переродился в женщину. Так, мол, духи захотели. - Так может он у тебя обычный пидор? – Зашёлся хохотом после этого его объяснения «Окинава» - Стёпка Акинькин, долговязый белобрысый сержант. – В зад дуплиться, а ты нам лапшу на уши о каких-то «духах» вешаешь. Да у нас в Москве, в сквере перед Большим театром, этих «духов» жопашных - как грязи! - Дурак ты! – беззлобно огрызается Мганга. – Никакой он не жопашник. У настоящих шаманов всегда так. В обмен на силу им духи велят измениться. - А как он изменился? – не унимается Окинава – Ну, как женщиной стал? Типа, в жопу кому-то дал, да? – он опять давится смехом. Но Мганга непоколебим. - Сам ты в жопу даёшь! Никому он не давал. Просто переоделся в женское платье и стал жить как женщина, хозяйство вести женское… - Так может он у тебя и ссыт как баба? – сквозь смех спрашивает Окинава. - Да, ссыт как баба, на корточках. – Неожиданно соглашается Мганга. От этих слов Окинава вообще складывается пополам. Все остальные тоже хохочут в голос. - Вот – умора! Ну, вы даёте! – чуть не задыхаясь от смеха, тараторит Окинава. – Нет. Я в шаманы не пойду. А то сядешь поссать, а тебя какая-нибудь змея в конец болтающийся укусит. Или мужики с бабой перепутают, поставят раком… - …Мганга, ну расскажи, не ломайся! - Ладно. – Широкое лицо Мганги в языках огня сейчас очень похоже на какую-то восточную маску. – Расскажу, как я отца первый раз увидел. Мне тогда тринадцать лет было. На праздник солнца в наш поселок всегда приезжали якуты, ханты, манси и прочие северяне. Вообще, отношение к ним было не очень. Вечно грязные, воняющие рыбой, тюленьим жиром, сопли - до подбородка. Ну а уж когда они напивались, то вообще теряли человеческий облик. Мы часто издевались над ними. Я скрывал, что мой отец якут. Рассказывал, что мой отец был лётчик. Мол, погиб, когда я был маленьким. В тот год в поселок приехал шаман. Шаманы редко появлялись в поселке. Боялись милицию, боялись, что посадят за тунеядство или по религиозной статье. Жили шаманы обычно далеко в тундре… В тот день я помогал матери нести сумки из магазина. Тут к нам подошла пожилая якутка. Мать её сразу узнала и почему-то занервничала. Послала меня с сумками домой, а сама осталась с ней. Через час пришла, заперлась у себя в комнате, плакала. Я к ней, мол, что случилось. Она долго не хотела говорить. Но я не отставал. Наконец сказала. - Здесь твой отец. Я растерялся. Знал, конечно, что где-то он есть. За год до моего рождения мать всю зиму в стойбище каком-то жила. Её за ним закрепили. Эксперимент какой-то был. Типа новая форма медицинского обслуживания оленеводов. Фельдшерский пункт. Там она с отцом и познакомилась. Но почему-то у них не сложилось, и весной она улетела в Тикси. Через полгода месяца родился я. Но я всегда думал, что это было где-то очень далеко. И вдруг, вот так прямо – «Здесь твой отец!» Я мать спросил: - А он к нам придёт?» - Нет. - Сказала. – Не придёт Помню, обидно стало. Первый раз в жизни я почувствовал себя безотцовщиной. - Что, видеть не хочет? – говорю я. - Нет – говорит мать - не поэтому. Просто он теперь другой. - Какой другой? Она долго не хотела отвечать. Но я её всё же достал. - Отвяжись. – Разозлилась мать. - Не придёт потому, что он шаман… Я так и охренел. Батя - шаман! Конечно, с того дня только о нём и думал… О нем много тогда говорили. Кто сказал, что он умеет управлять погодой. В магазине какой-то пьяный якут рассказывал своему собутыльнику, что шаман может перекидываться волком и главное – "ходит за реку мертвых" – умеет переходить в подземный мир мертвых и духов. Можно было конечно просто взять и прийти к нему. Мол, я твой сын. Но не знаю почему, я боялся… В тот день я возвращался с острова Бруснева. Мы там часто играли. Лазили по корабельной свалке. По дороге налетел заряд. Я не очень испугался. Направление знал. Брел, отворачиваясь от снега. И, наконец, вышел к окраинам поселка. Как раз к чумам. Сильно замерз, к тому же снег стал просто валить стеной. В паре метров уже было ничего не видно. Еле добрел до ближайшего чума и буквально ввалился внутрь. Только, когда оттер лицо от мокрого липкого снега, понял, что сижу в чуме шамана. Смотрю, кто-то у очага сидит. Услышал меня, повернулся, поднялся. Смотрю и не пойму. По одежде вроде баба. Парка, торбаза. Но лицо как у мужика. В волосах какие-то косточки, кисти и нити. На линялой байковой рубахе куча каких-то мешочков. Ещё помню цвет кожи, показался почти черным. Стою как дурак, а в голове одно – «Ё-моё! Это же мой отец…» Он подошёл ко мне и начал меня шумно обнюхивать. Делал он это как-то по-медвежьи. Так когда-то цирковой медвежонок в наморднике выпрашивал у нас сахар. Сильно сопел и поминутно глотал слюну. Я просто охренел от ужаса. А он обнюхал мои лицо, шею, волосы, потом опустился ниже, обнюхал живот, уперся в ширинку. Тоже обнюхал. Я почувствовал, что краснею как помидор и вот-вот обоссусь от ужаса. Но тут он спустился ниже и обнюхал мои ноги. Потом встал и, схватив меня за шиворот, буквально потащил к очагу. Усадил на оленью шкуру. Потом солдатской кружкой зачерпнул из котла над очагом какого-то варева и сунул ее мне в руки. "Пей, рысенок!" – это были первые слова, которые я от него услышал. Ну, я глотнул. Что-то горячее солоновато-сладкое. Стою цежу из кружки, а сам батю разглядываю. А он все так же молча вытащил откуда-то из шкуры еще одну кружку и, зачерпнув из котла начал пить сам. В животе у меня словно какой-то горячий горшок разлился. Жарко стало. И спать захотелось дико. Так бы прямо там и лёг. Я, что б сон отогнать, мотнул головой. Тут он на меня посмотрел и говорит: "Что, рысенок, хлебнул крови и замурлыкал?". При слове "кровь" у меня комок подкатил под горло. Посмотрел в кружку - что-то чёрное. Неужели кровь? Я знал, что местные оленью кровь пьют. Мы к этому относились с брезгливостью. Говорили, что от сырой крови можно заразиться паразитами. В общем, что бы не наблевать прямо на шкуры, я вылетел вон. По дороге плечом задел руку шамана с кружкой так, что вылил всё на его рубаху. Меня вырвало прямо за чумом. Блевотина была почти черной. В кружке точно была кровь! Меня долго выворачивало наизнанку. Когда я, наконец, пришел в себя и поднялся с колен, то чуть не боднул стоявшего передо мной шамана. Смотрю и чувствую, что что-то не так. И тут вижу, что стоит он всё в той же рубахе, на которую я разлил его кружку. Но вместо черно-кровавого пятна, на рубахе бледное сырое пятно, с которого на темные унты падают мутно-белые капли. Молоко! Тут меня просто прибило. Я буквально на четвереньках рванул к посёлку. Только в собственном подъезде кое-как отдышался. Я пил кровь! Но в кружке шамана было молоко! В моих мозгах это никак не совмещалось. Я же сам видел, как из котла он сначала зачерпнул кровь для меня, а потом молоко для себя. Вот… Мганга замолчал. Повисла тишина. Первым не выдержал «Окинава»: - Ну и как он это сделал? - Он шаман. – Глухо ответил Мганга. – Сделал не он, а его духи. Они видели меня и знали, что мне нужна была кровь. И в мою кружку налили крови. А ему нужно было молоко. Ему налили молоко. - Какие духи? Ты их что видел? – не выдержал я. - Их называют «Келет». – Ответил Мганга - Помощники. Они есть у каждого шамана. - И ты их видел? Мганга медлит с ответом. Наконец говорит. - Да видел. - Ну и какие они? - Они всегда разные. У них нет формы. Келет может быть размером с муху, а через минуту подойти к тебе человеком, а потом ты встретишь его сидящем на сопке, как на стуле… - …Ладно, сказочник. Хватит народ байками развлекать. – Раздался из темноты голос взводного и через мгновение он вынырнул в свет костра. – Ужин старшина привёз. Пошли, пока совсем не остыл. …К нам в роту Мганга попал месяц назад. До этого он служил в дивизионном зенитном полку в полковом клубе. Год прослужил спокойно. Афиши рисовал, плакаты, за порядком в клубе следил. Но потом на Мгангу взъелся новый начальник клуба лейтенант, прибывший сюда после училища. Выяснилось, что Мганга числится на должности контрактника. А новый начальник решил на это место устроить свою жену. Какая – никакая, а работа. В военном городке с этим туго… - …К нам в полк разнарядка пришла. – Рассказал нам в первую ночь после прибытия Мганга - Выделить двадцать человек в Чечню для пополнения. А начклуб знал, что у меня есть охотничий билет. Вот и побежал в штаб докладывать, что я, типа, якутский охотник. Мол, месяцами по тайге ходил, белку в глаз бил. Дурак, однако! У нас в Тикси тайги вообще нет. Тундра кругом. А охотился я всего несколько раз. У нас сосед был местный охотовед. Вот он мне и сделал билет. Не охотник я. Не люблю зверей стрелять. Только кому это объяснишь. Я пытался в штабе рассказать, но на меня помощник начальника штаба капитан Свирский накричал, мол, трус, от войны закосить пытаешься… В общем, меня и послали… Может, и не любил Мганга охотиться, но стрелял он отлично. Всех новичков наш ротный проверял самолично. Как стреляют, как с автоматом управляются, как бегают и ползают. Так вот Мганга из «калаша» первой же пулей сбил пачку из под сигарет, которую по приказу ротного выставил каптёр в окне разбитого дома на другой стороне улицы. Майор только хмыкнул. Долго в бинокль разглядывал дом. Потом повернулся к Мганге. - На третьем этаже, второе окно справа - часы на стенке. Видишь? Мганга прищурился выискивая нужное окно. - Да вроде есть что-то… - наконец сказал он. - Ну-ка, сними их! – скомандовал ротный. Мганга прицелился и выстрелил. Ротный приник к биноклю. - Промазал! – разочаровано выдохнул он через пару секунд. – Висят на месте. - Однако, попал. – Угрюмо ответил Мганга. Ротный коротко и сердито глянул на Мгангу. Майор не любил, когда ему перечили. На скулах его заходили желваки. Он ещё раз прижал бинокль к глазам. Несколько секунд разглядывал в него что-то. Наконец опустил бинокль и коротко скомандовал: - Окинава, смотайся принеси сюда часы. Акинькин медленно встал с разбитого дивана, всем своим видом изображая нечеловеческую усталость. - Товарищ, майор!.. – обиженно затянул он. – Ну, чего ходить-то? Попал бы – сбил бы. Чего зря бегать? - Плохо он знал майора… При словах «зря бегать» глаза ротного мгновенно захолодели. - Акинькин, тебе не понятен приказ? – мгновенно вызверился он. - Бегом! Две минуты туда обратно. Время пошло! Хорошо понимая, что будет дальше, если он задержится ещё хотя бы на пару секунд, Окинава тяжело бухая по полу сапогами рванул к лестнице. Вернулся он только минут через пять. И прямо с порога, задыхаясь от бега, начал оправдываться: - Товарищ, майор. Там лестница совсем разбита. Двух пролётов нет. Пришлось через соседний подъезд забираться. Через пролом на пятом этаже… Грудь его ходила ходуном, со лба густо катился пот, который он то и дело стирал рукавом бушлата, размазывая полосы грязи по лицу. По всему было видно, что Окинаве пришлось хорошо побегать. - …Вот! – И он поставил на стол перед ротным настенные часы в деревянном корпусе, на котором был изображён какой-то горный пейзаж. На стыке металлического циферблата и деревянной панели вороньим глазом чернело свежее отверстие от пули. Майор сразу потеплел. - Ничего «зря», Акинькин в армии не бывает. – Уже спокойно и умиротворённо сказал он. – Считай, физкультурой позанимался. А то от ползучей жизни скоро вообще бегать разучитесь. …А ты, парень молодец! – повернулся он к, сидевшему у пролома в стене, Мганге. – Рядовой Лукинов… Как, говоришь, зовут тебя? - Михаил, Миша… - Молодец, Миша. Хорошо стреляешь... Зеленцов! – Позвал он взводного, дремавшего в углу комнаты на притащенной бойцами откуда-то продавленной раскладушке. – Тот, услышав свою фамилию, открыл глаза и сел. - Заберёшь у Розова «эсвэдэшку» - она ему всё равно только вместо костыля. Стреляет в божий свет как в копеечку. Передашь Лукинову. А ты, Михаил, изучи её хорошенько. Пристреляй. Зеленцов тебе поможет. И что бы от меня ни на шаг не отходил. Понял? - Так точно! – откликнулся Мишка. - …Кстати, а как ты понял что попал? – вдруг переспросил ротный. Мишка замялся. - Ну это… Увидел. - Ну-ну…- недоверчиво хмыкнул ротный. – Я в бинокль не увидел, а он увидел… Так Мганга стал снайпером. Наш ротный майор Зарембо мужик толковый. Настоящий «пёс войны». До Чечни он успел отслужить «срочником» в Афгане, потом уже офицером в Карабахе, Таджикистане и Приднестровье. Говорили, что в один из своих отпусков он даже успел добровольцем повоевать в Сербии. Внешне наш майор может вогнать в страх кого угодно. Крепко сбитый. Бритый наголо, с огненно рыжей бородой он сам похож на боевика. У майора крепкие широкие челюсти и глубокая ямка на подбородке. Неделю назад в подвале разбитого дома солдаты нашли, бог весть откуда взявшуюся здесь, немецкую каску. Конечно, её принесли ротному. Тот с любопытством повертел её в руках, а потом в шутку надел на голову. Мы так и опали. Не выдержал даже взводный Зеленцов. - Николай, ну ты вылитый фриц. Тебе эсесовцев в кино играть надо. Кальтербрунер, ёптыть… С того дня майора за глаза так и звали – Кальтербрунером. Но воевать с Кальтербрунером нормально. Он никогда не спешит и в герои за счёт солдатской крови не рвётся. В атаку в полный рост мы, как ребята из второй роты, не бегали. И напуганным стадом баранов по городу не шарились. Любой приказ сверху Кальтербрунер сначала хорошо обдумает и только потом берётся выполнять. Поэтому уже пять суток в роте нет «двухсотых» - убитых. Было четыре «трёхсотых» - раненых, но на войне без потерь не бывает. Мы это хорошо понимаем. Вперёд по городу мы продвигаемся осторожно. Почти на ощупь . Сначала на улицу просачивается наша разведка. Если противника там не обнаруживает, то занимает верхние этажи, крыши, а на улицу входят штурмовые группы. Они «чистят» дома и подвалы. - Каждую квартиру надо поверить, в каждый закуток залезть! – С упрямством осла перед каждым боем инструктирует нас Кальтербрунер. – Сомневаешься - закати впереди себя гранату, только за угол не забудь спрятаться, да посмотри, чтобы стенка не из фанеры была. После того как группы «сядут» на дома, на улицу броском выдвигается боевая техника – БТРы и «Уралы» с минометами? Их сразу рассредоточивают, маскируют среди домов так, чтобы были полностью укрыты от огня гранатометов, а разведка опять идет вперед. Вообще, вся эта война сплошной «сюр». Со склонов, вокруг города, в небо бьют рыже – чёрные факелы нефтяных скважин и небо вечно расчерчено от горизонта до горизонта лентами жирной копоти. Город - нагромождение искореженных глыб металла сгоревшей техники. Руины, завалы, остовы стен, куски тел – свежие и загнившие, изломанное оружие. На всё это каждое утро ложится ослепительно белый саван мокрого, набухшего водой снега, сыплющегося который день из мутного, низкого неба. К вечеру снег переходит в дождь, а сугробы превращаются в грязь. Взбитая, перемешанная гусеницами, колесами, сапогами, разрывами до липкости квашни, эта грязь везде. На бинтах, на стенах, в горячей банке «тушняка» и на лицах убитых. На одежде и на оружии. По ней невозможно ходить, только скользить как на лыжах, но то и дело в нее приходится падать, вжиматься, спасаясь от пуль или от стервозного свиста падающей мины. Белесая, липкая, маслянистая она напоминает гной, и, кажется, сама земля этого города, зараженная трупным ядом, отмирает навсегда в этом Аду, подсвеченном факелами нефти. …Мганга почти всегда при ротном. Кроме Мганги при ротном два пулемётчика, пару «химиков» со «шмелями» и гранатомётчик. Это личный резерв ротного. Когда мы натыкаемся на сопротивление, Кальтербрунер с этой группой обычно решает исход боя в нашу пользу. Пока взвода «вяжутся» в перестрелке с «чечами», ротный с резервом выбирает позицию для удара. И в нужный момент накрывает боевиков. Сосредоточенный огонь двух пулемётов, «шмелей», «граника» и «снайперки» - страшная штука. «Граник» и «Шмели» выкуривают чечен из укрытий, заставляют их менять позиции, перебегать, переползать. Пулемёты прижимают их к земле. И здесь они оказываются на мушке у Мганги. За три недели Мганга наколотил боевиков, наверное, больше чем вся остальная рота вместе взятая. - Ты бы что ли зарубки на прикладе делал. – Как-то вечером после боя не выдержал ротный – Счёт свой вёл. Что бы, когда к награде буду тебя представлять - не сбиться. Но Мганга считать своих убитых отказался. - Нельзя этого делать. Зарубка его душу к моему оружию привяжет. – Объяснил он. – Рассердится душа. Мстить мне, однако, будет. Боги этого не любят. Ротный вдруг взорвался: - Какие духи? Какие боги? Мганга, ты, что совсем двинулся? – Майор зло пнул сапогом снарядный ящик, в котором горой были навалены пулемётные ленты. - Бога нет! Запомни это хорошенько! Посмотри вокруг! Если бы бог был, то никогда не позволили твориться этому дерьму? Неужели тебе это не ясно? Нет бога!!! Мганга отмолчался. Ротный тоже, словно пожалев о том, что вспылил, сел к столу и склонился над картой. Минут пять все молчали. Наконец ротный взглянул на часы и тяжело поднялся. - Я к комбату. Зеленцов, остаёшься за меня. – Как-то устало и опустошённо сказал он. И тяжело зашагал к выходу из подвала. Когда он ушёл, радист Вовка Круглов повернулся к нам: - Слушайте, мужики, а ведь наш ротный действительно в бога не верит. Вроде русский, а крест не носит. Помните, когда поп к нам приходил, он его с нами оставил, а сам ушёл. Поп ему образок подарил, а он его, после ухода попа, в канцелярский ящик засунул. - У него ребёнок три года назад погиб. – Вдруг сказал взводный. – Два годика пацану было. Опрокинул на себя кастрюлю с кипятком. Обварился насмерть. Они с женой, после того как наших из Армении выгнали, в каком-то бараке жили без воды, без газа. Жена после смерти сына сошла с ума. Наложила на себя руки. После такого в чём угодно разуверишься… - …Он верит в бога. – Неожиданно сказал, молчавший всё это время, Мганга. – Просто он этого не знает. Его бог – бог войны. Этот бог забирает человека всего без остатка. Он забрал его семью. - Эх, ну и мудила же ты, Мганга! – злится взводный. – Я тебе про серьёзные вещи говорю. А ты опять со своими духами. Человек за три месяца сына и жену похоронил. Какие ещё боги войны? Где ты их нашёл. Бог один. И имя ему Иисус Христос. Понятно? - Я про большого Бога ничего не говорю. Но есть ещё и малые боги. – Упрямо гнёт своё Мганга – Это старые боги. Они жили ещё до Христа. И среди них есть боги войны. Это самые страшные боги. Они сидят на подстилках из костей, их чумы сложены из скелетов и обтянуты человеческой кожей. Им всё время нужна свежая человеческая кровь… - И где они эти боги живут? – голос взводного аж дрожит от злости. – В горах, в тридевятом царстве, или под Москвой, или, может быть у вас там, в Тикси? Мганга словно не замечает злости взводного. - Война это другой мир. – Объясняет он так, словно рассказывает нам очередную историю про отца – шамана. - Он глубоко под нашим миром. Над ним мир зимы, и мир воды. Наш мир это яйцо, которое в них плавает. И если человек в мир войны провалился, то он навсегда забывает дорогу в свой мир. Он уже никогда не сможет стать тем, кем был, и его мир уже никогда больше не будет таким, каким был. Война будет идти за ним, и даже если он будешь жить во дворце, он этого не поймёт. Вокруг него ему будут видеться только дымящиеся руины. Человек будет вечно искать дорогу обратно, в наш мир. Но пути назад нет. Тот мир меньше нашего, и там другое время. Другие боги. И однажды человек умрёт, но так и не поймёт - нашёл он эту дорогу или нет… - Всё, Мганга, хорош звиздеть! – Не выдерживает взводный. – Какое яйцо? Куда кто проваливается? Я тоже на войне. И все мы тут на войне. И куда мы провалились? Да я готов сквозь землю провалиться, но только оказаться отсюда за три-девять земель. - Нас боги войны не избрали. – Не унимается Мганга. – Мы просто проходим перед их глазами. С нас берут жертву и отпускают. А вот капитана они выбрали. Они увидели его сердце. И они его уже не отпустят. Это его путь. Он станет великим воином. .. - Ты ещё скажи – маршалом! – Уже издевательски бросает лейтенант. – Или генералиссимусом… Что бы ты знал, ротный ещё в ноябре рапорт написал на увольнение. Это его последняя командировка. И когда отсюда вернётся – его уже приказ будет ждать. Так, что хреновый ты предсказатель… Вместо ответа Мганга надвигает на глаза ушанку и отваливается к стене. Спор закончен. Взводный сердито дует на клубящийся паром горячий чай в кружке и пар его дыхания смешивается с паром от кипятка. К ночи явно холодает… - Никуда он отсюда уже не уедет. Они его не отпустят. – Вдруг доносится до меня шепот Мганги. Я растерянно хлопаю глазами и оглядываюсь по сторонам. Но слова Мганги, кажется, расслышал я один. Все остальные заняты своими делами. Я хочу переспросить Мгангу, но он уже спит, склонив голову на плечё… Мганга бывает странным. Обычно, спокойный, молчаливый, не любящий спорить и ругаться, он может быть упрямым до глупости. Гнёт своё, несмотря ни на что. Уже все вокруг смеются над его объяснением или рассказом, никто толком не слушает, а он всё говорит и говорит. Словно по обязанности выговориться да конца. Но иногда он такие фокусы показывает – просто отпад! Неделю назад, когда наш батальон отошёл во второй эшелон, Мганга у меня на глазах заговорил кровь. Никогда бы не поверил в такое, если бы сам не увидел… Рядом с нами была вертолётная площадка, с которой эвакуировали раненых и убитых. Она редко пустовала. То и дело к ней подвозили, приносили на руках носилки с ранеными, те, кто по легче, брели сами. Отдельно ставили носилки с убитыми. Укутанные с головой в обрывки брезента, или собственные бушлаты, примотанные к носилкам бинтами или проволокой, они были похожи на огромные коконы… Взводный принял новые аккумуляторы для радиостанций и мы с Мгангой их тащили. Тропа проходила как раз у вертолётной площадки. Там, на свежем снегу топталось несколько раненых, и стояла пара носилок. Значит, скоро должен был прилететь вертолёт. У одних носилок суетился врач. На носилках лежал солдат в замасленном до асфальтного блеска танковом комбинезоне. Правый рукав его был разрезан, и из него торчала бледно-жёлтая рука. Правое плечё танкиста было обмотано чёрными от крови бинтами. Прямо под носилками снег густо пропитался кровью. - Почему ты в венкомате не сказал, что у тебя гемофилия? - Почти орал врач на бледного как снег солдатика, лежащего на носилках. – Кровью ведь, дурак истечёшь!
sergei: Солдатик что-то пытался говорить шёпотом, но голоса его не было слышно. - Зажимай руку, я сейчас! – Врач бегом затрусил к госпитальной палатке. Мганга неожиданно остановился. - Чего встал, Лукинов? Пошли. – обернулся к нему взводный. - Идите, я вас догоню. – Мганга поставил на снег ящик с аккумуляторами и, подойдя к носилкам, присел рядом с раненым. - Знакомого что ли встретил? – окликнул его Зеленцов, но Мганга словно бы не услышал его вопрос. Он что-то тихо спросил у раненого, потом наклонился к его забинтованному плечу и, как мне показалось, прижался к нему губами. - Чего он делает? – Изумился взводный. – Он что с ума сошёл? Мганга!.. Но тот опять не прореагировал. - Товарищ старший лейтенант, да не мешайте вы ему! – Выпалил я и, тут же похолодел от собственной наглости. Что бы не разозлить Зеленцова, добавив «плаксивости» в голос, я почти умоляюще загундосил – Пусть попробует. Он же шаман. Вдруг получится. А то пацан кровью истечёт. Доктор же сказал… Зеленцов сердито зыркнул на меня глазами, но промолчал. Наверное, ему самому стало интересно увидеть, чем закончится шаманство Мганги. Мганга по-прежнему стоял на коленях перед носилками и, низко склонившись, что-то не то шептал, не то просто шевелил губами. Раненый танкист не шевелился и, казалось просто потерял сознание. Так прошло несколько минут. .Наконец Мганга выпрямился. Как-то устало, опустошенно встал с колен и тяжело зашагал к нам. В это время из медицинской палатки появился доктор. В руках он нёс несколько уже распотрошённых индивидуальных перевязочных пакетов. У раненного танкиста он, так же как и Мганга, опустился на колени. Достал из кармана нож и, подцепив набрякшую кровью повязку, осторожно начал её разрезать. - Сейчас перебинтуемся, потом капельницу тебе воткну. Держись, сынок! – Поставленным «бодро - докторским» голосом сказал он, и медленно развёл в стороны разрезанную повязку. Неожиданно хмурое лицо его разгладилось, в глазах мелькнула растерянность. - Смотри! Остановилась кровь-то! Слава богу! Ну, теперь, всё будет хорошо… Мганга поднял с земли ящик и постави его торцом на плечё подошёл к нам. Мне показалось, что губы его перепачканы кровью. Может быть это была грязь, но спросить я не решился. Зеленцов молча повернулся, и мы зашагали по дороге к нашему расположению. Минут пять молчали. Наконец взводный не выдержал. - Как ты это сделал? - Да ничего я не делал – буркнул Мганга. - Ага! А кровь сама остановилась… - хмыкнул Зеленцов. - Ну, типа того… - отозвался Мганга. - Ладно, Мганга, не хочешь говорить – не надо. Хрен с тобой!. – Насупился - было взводный, но быстро овладел собой и уже примирительно закончил. - Но учти, в случае чего - я на тебя рассчитываю. – Отчитаешь меня – до гробовой доски поить буду. Вечером мы долго сидели у костра. Нас никто не спешил укладывать. Офицеры ушли на совещание в батальон. И мы пользовались выпавшей свободой. - Мганга, расскажи ещё что-нибудь о шаманах. – Попросил я. – Это тебя отец научил кровь заговаривать? - Нет. – Мганга мотнул головой. – Не учил. Я просто вдруг понял, что могу её остановить. А как – сам не знаю. - А как же тогда шаманом становятся? - Я, правда, не знаю. – Мганга страдальчески сдвинул брови. – Не учился я на шамана. Вообще – шаманству не учат. Это призыв. Позовут тебя духи – станешь шаманом. Нет – и не пытайся. И вообще, никакой я не шаман! - Но ведь как-то ты кровь остановил! - Не знаю как. Я же сказал. Просто почувствовал. - Неужели тебя отец нечему не научил? - Ничему. Я его с тех видел всего один раз. - Ну, расскажи, Мганга. Он словно хотел «соскочить» с темы про заговор крови и неожиданно сразу согласился: - Ладно… Дня через три после первой встречи я пошёл гулять на берег моря. После пяти месяцев «полярки» солнце всегда казалось каким-то чудом. Я брел вдоль кромки берега, и вдруг неожиданно впереди увидел фигурку якута. Не знаю почему, но я сразу сообразил, что это шаман, хотя ни разу до этого не видел его на улице. Я осторожно пошёл за ним. Так мы шли почти час, а потом я увидел, как шаман завернул за небольшую прибрежную скалу и пропал из виду. Я дошёл до скалы и осторожно выглянул из-за камня. Площадка за камнем была пуста… Я растерялся. И здесь вдруг какая-то сила меня подняла над землей и через мгновение я оказался на высоте полутора метров на узком уступе. "Сила" оказалась рукой отца, который за ворот затащил меня наверх. "Это ты, рысенок?" – буквально рявкнул он. Я глупо хихикнул, но он резко стукнул меня ладонью по макушке и я заткнулся. Тут он достал какой-то костяной крючок, к которому был привязан длинный шнур из оленьей кожи, и неожиданно разжав мне зубы, засунул мне его в рот потом обмотал его вокруг моей шеи так, что я оказался буквально на крючке, как рыба. Свободный конец он обкрутил вокруг своей ладони и потянул за собой куда-то вверх. Я хотел было сорвать петлю с шеи, но она резко затянулась, и я почувствовал, что через мгновение костяной крючок вопьется в нёбо, а на шее затянется узел. Я послушно потянулся за ним. Он полез по скале вверх. Мне стало очень страшно. Шаман лез почти по отвесной, занесенной снегом обледенелой скале! Но крючок во рту вновь кольнул нёбо, и я как обезьяна начать карабкаться за ним. Я лез и думал только о том, что если сорвусь, то костяной крючок порвет мне рот, и я буду болтаться на кожаном шнуре как удавленный кот, которого я однажды видел у поселковой котельной. Не помню, как оказался на вершине. Со стороны скала казалась невысокой: с двухэтажный дом, но с вершины она была такой высокой, что казалось, я нахожусь где-то в небе над тундрой. Здесь он молча освободил меня от кукана. Я буквально рухнул на камень. Но тут он сорвал с себя парку и, оставшись в одной рубахе, постелил парку под меня и усадил спиной к каменному выступу. Сам он уселся прямо на снег рядом со мной. Перед нами до самого горизонта было мертвое ледяное царство торосов и льда. Уходящее солнце покрыло все каким-то пурпуром, бесконечно отражавшимся и искрившимся в ледяных глыбах. При этом тени создавали такие причудливые узоры, что казалось, море наполнено какой-то странной жизнью. В жизни не видел такой холодной и мёртвой красоты. Тут отец вытащил из торбы, висевшей за плечом, бубен, глиняную свистульку и высушенные крылья полярной совы. Он сунул крылья совы мне в ладони. - Когда придет ветер, разведи руки в стороны и лови его в крылья! Я спросил его: - Как? - Так, чтобы ветру понравилось. – С этими словами он ударил в бубен. В морозном воздухе гулко ухнула натянутая желтая кожа. Он ударил еще и еще. И вскоре бубен уже выбивал какой-то "плескающий" мотив: череду редких протяжных и коротких сдвоенных ударов. Я страшно замерз и почти не чувствовал тела. Сквозь парку меня буквально обжигал холод скалы. Неожиданно с моря задул пронизывающий ветер. Сначала это были редкие порывы, но постепенно он крепчал и скоро уже сильно дул прямо в лицо, выстужая кожу до онемения. Мне хотелось плакать, но, напуганный костяным куканом, я решил, что шаман - сумасшедший и подчиниться ему без возражений - лучший выход. "Где твои крылья?" – неожиданно спросил он меня. Я скосил глаза. В одной рубашке, с развевающимися под ветром косматыми седыми волосами он действительно был сумасшедшим! "Как он не чувствует холод?" - совершенно тупо, замерзая, подумал я потом поднял руки и развел их в стороны. Порывы ветра сразу до боли вывернули ладони с растопыренными крыльями, и я от боли чуть не выпустил их. Парусность у них была большой, и удерживать крылья на ветру в заледеневших пальцах было очень трудно. Только страх заставлял меня держать их из последних сил. Я попытался развести их под таким углом, чтобы ветер ровно дул под плоскость крыльев, но ветер то и дело менял направление. Он то до слез резал снежной крошкой глаза, то вдруг набрасывался на руки, то забирался под куртку и до судорог леденил живот. Казалось, он просто хочет вырвать эти проклятые крылья и унести их прочь. Я буквально боролся с ветром, и в какие-то моменты мне казалось, что подо мной нет скалы, а лишь огромное злое ледяное небо. Так продолжалось очень долго. Я мечтал только об одном – добраться живым до дома. Неожиданно ветер стал стихать. Наступала ночь. И мне стало так страшно, что я не выдержал и разрыдался. Мне казалось, что настали мои последние минуты, и я рыдал от жалости к себе и ужаса перед смертью. Шаман продолжал выстукивать и высвистывать мотив, но протяжнее и глуше, совершенно не обращая на меня внимания. Наконец мотив оборвался, и по ушам буквально резанула тишина. Видимо, сжалившись надо мной, шаман рывком поднял меня и, раздвинув губы, сунул мне что-то в рот. Я испуганно дернулся, но он уже отпустил меня. Во рту было что-то напоминающее мелкие обрезки тетрадной бумаги, но от соприкосновения со слюной они набухли, раскрошились и стали пресно-горчичными на вкус. Очень скоро сердце бешено забилось и закружилась голова. Ощущение было похожим на то, как однажды до этого солдаты, решив подшутить над нами, мальчишками, дали нам под видом "сока" выпить портвейна. Но тогда ещё и тошнило, а сейчас я, словно со стороны, наблюдал, как "плавает" вокруг меня скала и снег. Я был так увлечен этим созерцанием, что не заметил, как мы начали слезать со скалы. Следующее воспоминание было уже о том, как мы стоим под скалой. Отец долго смотрит на меня. Потом он протянул мне совиные крылья. - Возьми. Они твои. Однажды они принесут тебя ко мне. Я засунул их за отворот свитера, что бы не потерять. Я плохо помню, как мы в темноте шагали к поселку. Мне казалось, мы почти бежим, перепрыгивая через глыбы прибрежного льда. Иногда мы падали, и я помню, что сильно смеялся. Почему-то меня смешил сопящий, выбирающийся из снега отец. Потом я опять увидел свой подъезд, и мне он показался каким-то колодцем. Домой я буквально ввалился. Мать была уже, что называется, "на взводе". На часах было почти одиннадцать… Я со страхом ждал, что сейчас на меня обрушится кара в виде хорошей порки офицерским ремнем, но вместо этого мать испуганно стала пробовать губами мой лоб. Ее губы мне показались просто ледяными… Через десять минут я лежал в постели. Термометр под мышкой зашкалил за сорок. … Я плохо помню следующие дни. Меня куда-то перевозили. Помню больничную койку. Тусклый, свет палатного ночника. Приступы жара, судороги, озноб. Врачи суетились. Двухстороннее воспаление легких - это да же по северным меркам серьёзно. Очень часто повторялся один и тот же бред: я лечу над замерзшим закатным морем. Вместо рук у меня крылья совы, которые вдруг начинают вырываться из плеч, и я воплю от ужаса потому, что мне нечем их удержать в суставах. Это чувство полета и ужаса сопровождало меня все пять недель больничного пребывания. Когда я вышел из больницы, в воздухе уже пахло весной. Я не знаю, почему не рассказал матери о встрече с отцом. Наверное, я боялся наказания за "поиск приключений на свою задницу", как она обычно говорила. Якутов к тому моменту след простыл. Они откочевали в южную тундру, в те места, где из под талого снега показались ягелевые "ковры". С тех пор я отца не видел. Он только снился мне часто. И ещё осталось вот это… - Мганга расстегнул бушлат и распахнул его. С каждой стороны груди было подшито по длинному «конверту» из расшитой бисером замши. Верх каждого был зашнурован кожаным ремешком. Мганга аккуратно распустил ремень левого и осторожно достал из него что-то плоское бесформенное. При свете костра я разглядел, что это было крыло какой-то птицы. - Ношу их с собой как амулет… Я осторожно тронул крыло. Обычное крыло. Грязные порядком обтрёпанные перья… На следующий день мы чистили частный сектор. Дома в этом квартале были старыми. Одноэтажные кирпичные постройки шестидесятых годов. С сараями и огородиками. В общем – деревня, деревней. Несколько небольших улиц и переулков. Жителей здесь почти не было. Квартал три недели был «нейтралкой», которую без жалости обстреливали обе стороны, и потому, население почло за благо, бросить всё и укрыться до лучших времён подальше отсюда. Два раза только встретили стариков. В одном доме жили чеченцы. Старуха, одетая во всё чёрное и прикованный к кровати тощий давно небритый старик, который, казалось, доживает последние часы. Старуха чёрной тенью сидела в ногах старика и на, вошедших солдат, не обратила никакого внимания, что-то, негромко бормоча не то себе самой, не то тяжело дышавшему в забытьи старику. - Эй, может помощь какая нужна? – окликнул старуху Зеленцов. Но та лишь безразлично скользнула по нему взглядом и не ответила. - Вот же, блин, народ! – Буркнул раздосадовано взводный, и вышел на улицу. В другом дворе нас встретили двое пожилых русских. Невысокий, плотно сбитый мужчина лет шестидесяти и сухая как палка, рябая от веснушек женщина с жидкой причёской давно не прокрашенных и потому наполовину седых волос. - Освободители вы наши! – Увидев, входящих во двор солдат, вдруг сорвалась на пафосный пионерский фальцет женщина. – Слава богу - свои пришли! Теперь уж мир наступит. Будь проклят Дудаев!.. Она так же неожиданно умолкла и лицо её устало закаменело. В глазах проступила безнадёжная тоска, бессильного перед чужой злой силой, маленького человека. Так прошло несколько секунд, и тут она, словно испугавшись своего молчания, вдруг схватила за руку подошедшего к ней Окинаву, и вновь сорвалась на радостный фальцет: - Слава богу! Наши пришли! Освободители!… - Женщина из всех сил старалась изобразить радость, но от этих её криков стало совсем тошно. На «освободителей» мы никак не тянули… Муж её всё это время хмуро и молча стоял рядом. Когда подошёл Зеленцов, он так же молча протянул ему красные книжечки паспортов. Взводный быстро просмотрел их и вернул мужику. - Оружие, боеприпасы в доме есть? – спросил взводный по обязанности. - Нету ничего. - Ответил мужик. - …Освободители! Теперь мир будет! – опять завелась женщина. - Хорошо. – По лицу взводного я понял, что ему от этих криков тоже не по себе. - Окинава, оставь им пару «сухпаёв» и пошли дальше. В углу двора я заметил свежий могильный холмик. Над ним самодельный сколоченный из деревянных реек крест. - Кто там? Мужик скользнул глазами к кресту и тут же посмотрел на меня. - Мать. - Ваша, или её? - Я кивнул на женщину. - Моя. – Коротко ответил он. - Умерла? Убили? - Убили… - безразлично выдохнул он. - Чечены? - Ваши! – В голосе мужика вдруг зазвенела затяённая злоба. - Почему думаешь что наши? – я почувствовал, что сам закипаю. Мужик явно нарывался… - Чечены самолётами город не бомбят. – Холодно процедил мужик. Я развернулся и молча вышел со двора… Два взвода ушли вперёд по улице, а наш взвод с ротным и его группой остановился в большом кирпичном доме в середине квартала. Здесь ротный приказал развернуть радиостанцию. Всё было тихо. Взвода уже прочистили все основные улицы и теперь шерстили прилегающие к ним проулки. Только в одном дворе нашли отрытый окоп и небольшой блиндаж под фундаментом дома. Но было не понятно – то ли боевики готовились здесь обороняться, то ли жители выкопали себе убежище. - Ничего мы здесь не найдём! – ещё утром буркнул сердито взводный, вернувшись с постановки задач. – Дураки они что ли, здесь сидеть? С двух сторон частный сектор теснили многоэтажки микрорайонов. С любой из «хрущёвок» весь квартал был как на ладони. День клонился к вечеру. Скоро должны были вернуться с зачистки взвода. Ротный подошёл к старому серванту. За непонятно как уцелевшим стеклом, у стенки серванта стояла блёклая фотография. Улыбающийся плотный чеченец в белом южном костюме, шляпе сеточкой. Рядом с ним чеченка без возраста с напряжённым лицом в пёстром восточном платье. Перед ними двое мальчишек лет семи – десяти. В шортах и белых рубашках. В углу фото проявителем была выведена надпись «Сочи 78» - И где они теперь? – сам себя спросил ротный задумчиво. - Да, небось, в какой – ни будь банде воюют или уже в яме гниют. - Буркнул Зеленцов. - Или в московском банке деньги отмывают… - сказал ротный. И здесь, стоявший недалеко от окна, Мганга вдруг прыгнул к ротному, сбил его с ног, подмял под себя. Одновременно с этим где-то совсем рядом оглушительно грохнула очередь, и пули вдребезги расколотили стекло серванта, перед которым стоял Кальтербрунер. Тот час за стенкой загрохотали автоматы первой группы. Оглушительно громыхнул выстрел гранатомёта. Лёжа на полу, ротный как рыба хватал ртом воздух, наконец, он одним движением столкнул с себя Мгангу и сел. Ему хватило одного взгляда на размочаленную пулями деревянную стенку серванта, что бы всё понять. - Ты цел!? – Выдохнул он Мганге, который ничком лежал на полу. Мганга медленно встал сначала на четвереньки, потом выпрямился. - Да вроде… - Благодарность тебе объявляю, Лукинов… - тихо сказал ротный. – За спасение командира. Спас ты меня, браток… Ротный поднялся с пола. В окно было видно, как в соседний дом забегают бойцы второго взвода. - Пошли, посмотрим, кто там такой меткий? – уже спокойно, жёстко бросил Кальтербрунер. В полуразбитом доме напротив наших окон, в центре разорённой взрывом комнаты, изломанный до неузнаваемости, лежал труп боевика одетый в странную не то шубу, не то здоровую доху. Поражал его рост. В убитом было никак не меньше двух метров. Вместе с дохой он занимал почти всё свободное пространство комнаты. Здесь уже был взводный второго взвода. Судя по вывернутым карманам, убитого уже обыскали. - Гена, документы при нём были какие-нибудь? – спросил Кальтербрунер «взводного два» прапорщика Солоненко. - Никаких. Только это. – Солоненко протянул ротному не-то четки, не то бусы. Сделанные, из нанизанных на шёлковый шнур каких-то косточек, сучков, нитяных хвостиков и просверленных камней. – В руке держал. - И что это за хрень? - Да кто же его знает. – Отозвался прапор. – Этого… - Он зло пнул сапогом труп. – …Уже не спросишь. - Твою дивизию! Как он сюда пролез? Солоненко неопределённо пожал плечами: - Прополз наверное. - «Пропоз наверное!»… - Саркастично передразнил прапорщика ротный. – У тебя так и Басаев с Масхадовым под носом проползут – не заметишь! Ты за эту сторону улицы отвечал- с тебя и спрос! - Да мы всё осмотрели, товарищ майор! – Затянул жалобно Солоненко – Я сам этот дом прошёл. Ума не приложу, где эта гнида пряталась… - Ладно! – Обрезал стенания взводного Кальтербрунер - Оружие заберите. Лукинов, Самойлов - труп на улицу выволоките. Пусть чечены его сами закапывают. И пора на базу выдвигаться. …Примериваясь как удобнее его тащить, я всё пытался понять, что меня в убитом чечене смущало. Что-то было не так... И вдруг я сообразил. Он же чёрный! Лицо и руки убитого были синюшно-чёрными, словно перед смертью его окунули в школьные чернила. Но ещё больше меня поразило поведение Мганги, который всё это время стоял как вкопанный, не отводя взгляд от убитого. И даже команда ротного не вывела его из этого оцепенения. И лишь когда все ушли, и мы остались вдвоём, Мганга наконец шевельнулся. Он подошёл к телу и осторожно, словно, боялся чего-то, заглянул ему в лицо. Потом присел на корточки рядом с ним и что-то тихо забормотал, не то напевая, не то рассказывая. - Эй, Мганга, ты чего? – растерялся я. Мганга поднял голову. В глазах его я увидел растерянность и страх. - …Ты чего, Мганга? - Это посланец. - Какой ещё посланец? - Посланец богов войны. – Тихо сказал он. - Он приходил за ротным. А я ему помешал. - И что теперь? - Я совсем растерялся - Это очень плохо… - Едва слышно пробормотал он. В это время хлопнула входная дверь и в комнату заглянул Окинава. - Чё возитесь? – Буркнул он. - Вас все ждут. Давай помогу! Вдвоём с ним мы подхватили труп за ноги и поволокли к двери. И я сразу обратил внимание, что под телом не было крови. Не было её ни на одежде, ни на теле, словно в убитом крови не было вообще. Мганга молча побрёл за нами. Боевик оказался неожиданно тяжёлым. Словно волокли мы не тело, а набитый песком шестиведёрный мешок. - Вот же тяжёл! – натужно выдохнул Окинава. Наконец мы вытянули труп на улицу и, подтащив его под стену дома, отпустили. - Надо прикрыть его чем-нибудь. – Деловито сказал Окинава. - Я принесу. – Коротко ответил Мганга и направился к дому. - Слышь, а чего он чёрный такой и крови совсем нет? – спросил я Окинаву, когда Мганга скрылся в доме. - А чего ты хотел? Что бы он у тебя после эрпэгэшного выстрела был бледный как моль? Так не бывает. Термобарический эффект. Его давление убило. Все сосуды под кожей разорвало – вот он и чёрный. Один большой синяк. А крови нет потому, что внутри всё размозжено. Кисель… - Ясно… - От объяснения Окинавы мне почему-то сразу стало легче. - А то Мганга заморочился на нём. - Чё, опять духов увидел? – осклабился Окинава. - Ну, типа того. Посланца… - Какого ещё посланца? - Да хрен его разберёшь. Кто-то за кем-то приходил… - Во даёт, Мганга! Так и тронуться не долго… Труп накрыли принесённым из дома старым одеялом и поспешили на улицу, где уже был слышен голос ротного. - Зеленцов, выдвигайся с людьми к технике и передай Солоненко, что бы тот дрова не забыл забрать и мой «бэтр» сюда отправь. Мы вышли на улочку. У двора напротив, на скамеечке сидел ротный. Рядом, вдоль забора на корточках сидела его группа. К ним мы и направились. И тут я краем глаза уловил движение в кустах у забора слева от нас. Огромный чёрный пёс, появившийся бог весть, откуда, коротко рыкнул, обнажив мощные желтоватые клыки и, без всякого видимого усилия, словно подброшенный невидимой пращёй, кинулся на стоящего ближе всех к нему Мгангу. Чёрное тело взвилось в воздух, через долю мгновения, клыки должны были захлопнуться на шее Мганги. И тут оглушительно грохнул выстрел. Удар пули был столь силён, что пса буквально перевернуло в воздухе и бросило на забор. Пуля попала псу в шею и, видимо, перебила позвоночник, потому, что упав на землю, он нелепо и страшно задёргал лапами, словно пытался вскочить. Но голова безвольным шаром моталась из стороны в сторону. И здесь он завыл. Я никогда в жизни не слышал такого жуткого воя! В нём было столько тоски и бессильной ненависти, что кожа на спине и руках буквально «обморзилась». Каждый волосок встал дыбом. Пёс выл и бешено колотил лапами по воздуху, словно продолжал бежать. Сколько продолжалось это я не знаю. Может быть пару секунд, может дольше - мне казалось, что воет он целую вечность, пока, наконец, второй выстрел не оборвал его навсегда. Стрелял ротный. Как он успел среагировать – ума не приложу. Мне казалось, что всё произошло мгновенно… Ротный подошёл к нам. Молча поставил автомат на предохранитель. - Твою дивизию! А эта тварь откуда здесь взялась? Что-то много неожиданностей для одного дня… Бледный Мганга медленно опустился на обломок стены. - Это Келет Бога Войны… – выдохнул Мганга и смуглое лицо его стало серым. Так, наверное, он бледнел – Келет приходил за мной. - Какой ещё скелет? – Буркнул ротный. – Этого скелета кормили лучше чем Моргунова. В нём весу как во взрослом мужике! Интересно, что за порода? Морда как ротвеллера, а тело как у дога. Мутант… Весь вечер Мганга молчал. На все вопросы он отвечал лишь междометиями. И, в конце концов, от него отстали. Нет настроения – и ладно. Пройдёт… Уже перед сном он вдруг повернулся ко мне и, протянув руку, что-то опустил в мою ладонь. - Это тебе, Гоша. Я посмотрел на ладонь. На ней лежала маленькая, как самая младшая матрёшка, фигурка человека, вырезанная не то из кости, не то из моржового клыка. - Что это? - Это хранитель. Я передаю его тебе. Он будет тебя хранить и вернёт домой. Я растерялся. - Зачем он мне? Это же твой хранитель. - Он мне теперь не поможет. А тебе поможет. – Глухо ответил Мганга. - Почему тебе не поможет? Мганга долго молчал. Потом, мотнув головой, словно смахнув оторопь, тихо сказал. - Я скоро уйду. - Куда ты уйдёшь? – удивился я. - Я должен идти вместе с ротным. – Совсем тихо сказал Мганга. - Да куда вы собрались? – я совсем смешался. - Ты сам всё видел. – Мганга говорил медленно, словно, подыскивал слова. – Боги войны отправили своего посланца за ним. Я не дал ему выполнить приказ. И тогда они отправили за мной келет, что бы предупредить. - О чём? - О том, что я должен сопровождать ротного в дороге через ночь… - Послушай, Мишка… - Я постарался вложить как можно больше убедительности в голос. – Всё это не так. Это был обычный чечен. Чёрный, потому, что его взрывной волной мочкануло, а собака просто от голода озверела. Её же месяца полтора никто не кормил. Вот и стала бросаться на всё живое. Не ерунди, Мишка! Мы ещё по твоей тундре проедемся на оленях. Батю твоего найдём. Строганины поедим. Не надо искать смыл там, где его нет. Мганга опять долго молчал. Потом, словно и не услышав мое объяснение, сказал: - И если когда-нибудь ты окажешься в Тикси или вообще в тундре, то отпусти его. Просто найди большой камень, положи на него защитника, и скажи, что он свободен. - Мишка, ты что, совсем меня не слушаешь? – я попытался добавить сердитости в голос. Но получилось скорее жалобно. - Сделаешь, как я прошу? Поняв, что спорить с Мишкой бессмысленно я молча кивнул. - Храни его в этом. – Мганга протянул мне небольшой кожаный мешочек, на кожаном шнуре, который обычно висел у него на груди. - Хорошо! – Я взял мешочек, осторожно опустил в него фигурку, и затянув тесёмки по краям осторожно надел его на шею. Мешочек скользнул на грудь, к нательному кресту. – Обещаю. Мганга как-то облегчённо вздохнул. - И ещё… - Он на мгновение замялся. – Его надо иногда кормить. Редко. Когда вспомнишь. Просто макнуть палец в еду и помазать ему губы. Иначе он рассердиться может. Вредничать будет. Ноги заплетать, толкать… - Сделаю, как скажешь, не волнуйся. Сам недоем, а его голодным не оставлю. – происходящее неожиданно начало меня смешить. Видимо почувствовав это, Мганга опустился на лежак и накрылся бушлатом. - Всё, Гоша. Спим. - Спим, Мганга… На утро началась операция по штурмы оставшихся в руках боевиков кварталов. ….Мы накапливались для атаки в небольшом дворике за школой. В одном его углу, у глухой стены школы сидел наш взвод, ожидая конца артналёта и команды «Вперёд!». Метрах в пятидесяти у стены дома, за двумя «бэтрами», перед каменным забором, за которым была улица, через которую нам предстояло перескочить, расположился ротный со своей группой. Второй и третий взводы накапливались с другой стороны школы и ротный отдавал им какие-то приказания по рации, стоявшей перед ним на ящике из под патронов. То и дело где-то над головой с шелестом ввинчивались в воздух снаряды. Били по ушам близкие разрывы. Земля под ногами уже привычно ходила ходуном. Откуда-то сверху сыпалась штукатурка. Артиллерия боеприпасов не жалела. Наконец всё утихло. - Подъём! – Скомандовал Зеленцов. – Разбились по группам! Перебегаем по моей команде. Интервал между группами тридцать секунд. Одна группа перебегает. Две других у забора в готовности прикрыть огнём. Всем подготовить дымы. При обстреле с той стороны сразу ставьте дым, а группе оттягиваться назад.. Потом – перебегает вторая. Первая прикрывает её с той стороны, третья с этой. Всё ясно? - Так точно! – нестройно отозвались мы. - Пошли! Моя группа, точнее отделение - третье по счёту. Я был самым крайним в, рассредоточившейся вдоль забора для стрельбы, нашей группе. Ближе всех к группе ротного. Я ещё успел кинуть начатую пачку «Космоса» Селезню - Селезнёву, который окликнул меня негромким свистом, и просительно, «по сигаретному», поднёс пальцы к губам. Селезень сидел со своим пулемётом перед проломом в заборе метрах в пяти от меня, на ржавом ведре. Сигареты упали в мокрый снег рядом с его правой ногой, и он торопливо наклонился за ними, что бы не дать им намокнуть. Поднял, сдул снег и нахально сунул в карман разгрузника. Я скорчил злобное лицо – отдавать всю пачку никак не входило в мои планы, - но Селезень сделал вид, что ничего не замечает… - Пачку назад гони! – Прошипел я, но Селезень всё так же деловито пялился куда-то в пролом. А потом мир вдруг ослепительно вспыхнул, вздыбился, и швырнул меня куда-то в небо. Последнее, что я видел, теряя сознание, это копошащиеся подо мной огненные черви. И, уже упав в спасительную тьму беспамятства, я вдруг понял, что это были люди...
sergei: …Я очнулся от того, что кто-то с силой колотил меня по щекам. - Открой глаза! Слышишь меня? Открой глаза! – Донеслось откуда-то издалека. И я потянулся на этот голос, пополз за ним. - …Гоша, приди в себя! Ты меня слышишь? Как сквозь сон я почувствовал жгущий ожог щеки, за ним ещё один. «Почему меня бьют!?» - Сквозанула обида. «Мне же больно! Какого хрена!?» И тут вдруг ко мне вернулось моё тело, я почувствовал тяжесть своих закрытых век, какой-то острый угол, больно упёршийся в спину. И эта боль, наконец, окончательно привела меня в себя. «Я же лежу! Я ранен?» - мгновенно полыхнул испуг, и я открыл глаза. Надо мной склонилось какое-то, перепачканное кровью, всклокоченное чудовище, с заплывшими, как после хорошей драки, налитыми кровью глазами. - Гоша! Живой? – услышал я знакомый голос, и тут же сообразил, что чудовище ни кто иной, как Акинькин. Удивление было столь велико, что вместо ответа я прохрипел: - Стёпка, что с тобой? В глазах Акинькина на мгновение мелькнула растерянность, но её тут же сменила радость. - Живой! Слава богу! Я попытался сесть, но тело не слушалось. - Помоги мне сесть! - Не двигайся! – Прижал меня опять к земле Стёпка. - Может быть у тебя перелом. Знаешь, как ты летел… «Перелом?» - Я пошевелил ногами, сжал кулаки, осторожно повернул голову. Каждое движение отзывалось болью, но боль эта была знакомой, неопасной. Я знал её. Так болели в детстве ушибы, когда я на полной скорости поймал камень под колесо велосипеда и перелетел через руль. - Всё нормально, Стёпка. Всё на месте. Всё вроде цело. Помоги сесть… Окинава тревожно посмотрел на меня, но удерживать не стал. Подхватил подмышки и, протащив по земле пару шагов, осторожно привалил меня спиной к стене. А сам, тяжело ухая сапогами, побежал куда-то в сторону. Прямо перед глазами метрах в пяти я увидел перевёрнутую вверх колёсами миномётную тележку. Под ней какой-то бесформенный грязный куль. Снег под ним быстро чернел. «Труп!» - обожгла меня догадка. – «Господи, неужели наш? Две недели без потерь жили…» За перевёрнутой тележкой в узком квадрате между углом дома и «броником» суетились солдаты. Несколько человек кусками брезента сбивали, танцующее на земле ало-жёлтое пламя, выбрасывающее в небо густые чёрные клубы дыма. Ещё двое тащили по земле за руки чьё-то обвисшее тело. Среди спин и касок я разглядел взводного. Перепачканный копотью, с лицом залитым кровью, без шапки он орал кому-то в микрофон рации: - ….Срочно санитарку сюда! У нас уже четыре «двухсотых» и как минимум пять «трёхсотых». Все очень тяжёлые. Срочно, блядь! – Неожиданно он бросил гарнитуру, и повернулся к, вытянувшемуся перед ним солдату: - Зайцев, хули ты встал? – Буквально взревел он - Ты, бля, санитар или кто!? Ранеными занимайся, мудила! Промедол коли! Бинтуй. Искусственное дыхание делай. Чему тебя учили!? Людей спасай! Солдат словно очнулся, и бросился за «бэтр». - «Окинава», ротного нашли? – Крикнул куда-то в сторону огня Зеленцов. - Ищем. Сейчас огонь собьём… – Донёсся до меня голос Акинькина - И доберёмся до остальных. - Быстрее, вашу мать! Что вы копаетесь? – Взводный вскочил, и сам бросился к огню, на ходу схватив с земли какой-то обрезок железа и, подскочив к огню, стал им как лопатой забрасывать огонь снегом… Наконец пламя начало опадать, исходить белесым остывающим дымом и скоро совсем источилось. Почти сразу на пожарище бросились люди. Кого-то подхватили с земли, потащили за «бэтр». Было видно, что одежда на нём густо дымится. - Оружие собирайте! – услышал я голос Зеленцова. – Да не хватай руками, идиот! Обожжешься. Только оружие! Боеприпасы не трогайте. Ротного нашли? Ищите ротного! Всё здесь переройте… Неожиданно всё заглушил близкий рев движка и, отрезая меня от увиденного, во двор на полном ходу влетела батальонная санитарная «эмтээлбэшка» с полустёртым красным крестом на борту. Разбрасывая снежную грязь, она резко развернулась кормой к пожарищу и, упруго качнувшись на гусеницах, застыла, не выключая двигателя. Кормовые двери распахнулись и к ним сразу из-за «бэтра» потащили носилки, потом ещё одни, и ещё… Убитых затаскивали на броню. Закрепляли проволокой за башней. Одно тело курилось едким серым дымом и, казалось, что дымится сама «эмтээлбэшка». Из под другого, по скату брони побежала вниз тонкая извилистая струйка крови. Она обогнула защитный кожух и частой капелью закапала на стёртые до «хромированного» блеска, перепачканные жирным мокрым чернозёмом зубья гусеницы. Ко мне подбежал Стёпка. - Гоша, давай помогу подняться. Сейчас тебя эвакуируют в госпиталь. – Он наклонился и осторожно подхватил меня под мышки. - Да не надо меня никуда эвакуировать! – Я попытался освободиться из его рук. – В норме я. Не надо никакой госпиталь! - Брось, Стёпка. Не дури! Врач должен осмотреть. – «Окинава» поставил меня на ноги и, набросив мою руку себе на шею, почти потащил меня к МТЛБ. Меня усадили последним, у входного люка, и за мной тут же захлопнули тяжёлые створки. Навалилась темнота. Взревел дизель, и машина резко дёрнувшись, тронулась. Глаза постепенно стали привыкать к темноте. Густо пахло палёными тряпками, горелым мясом, и свежёй кровью. В глубине десантного отделения кто-то протяжно и тяжело мычал в бреду. На повороте что-то прижало мою ногу. Я на ощупь попытался освободиться, но пальцы неожиданно наткнулись на что-то скользкое и горячее. Я отдёрнул руку. Машину сильно качало на поворотах, и меня то и дело больно кидало спиной на стенку. - Не дрова везёшь! – крикнул я, пытаясь перекричать рёв дизеля, но вместо ответа на очередном повороте машина вновь резко тормознула и я со всего размаха больно впечатался плечом в стальной уголок. Наконец мы доехали. МТЛБ остановилась. Двигатель умолк. Двери распахнулись, ослепив дневным светом. Меня осторожно подхватили под руки и вытащили на улицу. Уложили на носилки. Понесли. У какой-то стены поставили на землю, и надо мной тут же склонился бородатый полковой врач. - Что болит, боец? Куда попали? Рассказывай. – Его руки быстро и привычно ощупывали меня. - Сейчас уже ничего. – Я попытался сесть. Но доктор прижал меня к носилкам. - Лежи! - … Меня взрывом кинуло. Я не хотел эвакуироваться. Меня заставили… - Понятно. Кровь нигде не идёт? - Нет. - Всё равно пока лежи. Могут быть повреждены внутренние органы. Потом тобой займусь… И, выпрямившись, он шагнул к соседним носилкам, на которых мычал в бреду кто-то обгоревший до неузнаваемости. Рядом со мной на соседние носилки положили огромный, перепачканный кровью и грязью куль. Ни головы, ни ног, ни рук у него не было. Среди обрывков одежды я неожиданно увидел знакомый синий уголок моей пачки «Космоса». «Селезнёв!» - Обожгла меня догадка. Носилки тот час подхватили чьи-то руки и унесли… Неожиданно густо сыпанул крупный снег. Снежинки противно и мокро шлёпали по лицу и я, кривясь от боли, осторожно сел. - Катькин, два промедола, быстро! – Доктор, склонившийся над обгоревшим, поднял над собой растопыренную правую руку и, стоявший рядом с ним, солдат быстро положил в неё два прозрачных шприц-тюбика. Обожжённый уже не стонал, а только тихо и тяжело хрипел. Медпункт располагался во дворе частного дома. Сам дом превратился в уродливую пирамиду из битого кирпича, но добротный каменный забор опоясывал руины по широкому периметру. В центре забора зиял пролом, в который утягивалась гусеничная колея. На её краю в центре размолоченного гусеницами круга застыла «эмтээлбэшка», на которой нас привезли. Посреди двора горбатились две блёкло- зелёных прорезиненных палатки с красными крестами на крыше. В углу двора, у забора, стояло трое носилок с полу занесенными снегом телами. Убитые… Туда же два солдата, видимо санитары, поставили носилки с Селезнёвым. Один из них, наклонился над телом и что-то вытащил из кармана. Вновь мелькнул знакомый синий цвет. Сигареты! «Вот сука!» - я почувствовал, как в душе знакомо вспыхнула ненависть. Мысль о том, что после смерти чьи-то жадные руки будут выворачивать мне карманы, тяжёлыми молотками заколотилась в висках – «Мы дохнем, а вы тут у нас по карманам шарите!…» …Доктор устало выпрямился. Поднял с земли обрывок бушлата и закрыл им лицо обгоревшего солдата. - Возняк! – Негромко крикнул он. На его зов повернулся тот самый, вытащивший сигареты, санитар: - Я, товарищ майор! - Его… – доктор кивнул на носилки и ног. – Туда же. И оформляйте. - Есть! – отозвался санитар. Обо мне словно забыли. Пока доктор занимался другими раненными, я встал с носилок и медленно доковылял до навеса, под которым раньше, видимо, хранилось сено. Сел на старое тракторное колесо. Было одиноко и грустно. Неожиданно где-то неподалёку захлопал лопастями вертолёт. Через несколько секунд, его толстая каплеобразная туша проскочила всего в паре десятков метров над нами, и по звуку двигателя стало слышно, что он садиться. Сразу засуетились санитары. Из палатки вывели легкораненых. Подхватили носилки с тяжёлыми. Последними с земли подняли убитых. Мне вдруг стало тоскливо до одури. Госпитальная койка, врачи, уколы – с детства не могу терпеть всё, что связано с больницами. От одного их запаха с души воротит. Я же не ранен! …Я на мгновение представил, как моей матери позвонят и скажут, что сын в госпитале. Да она на месте умрёт! Нет уж, обойдусь… И, что бы не попасться на глаза доктору, я как мог быстро доковылял до МТЛБ, спрятался за ней. Наконец вертушка улетела. Стали слышны голоса. - Товарищ майор! Там вторая рота эвакуатор опять запросила. – Услышал я голос одного из санитаров. – Они там ещё кого-то из своих нашли. Вторая рота – моя рота! Я обрадовался. Оставалось только спрятаться в МТЛБ и добраться до своих. А там уж что-нибудь наплету… - Возняк, забрось носилки в машину и пусть Егоров едет. – Услышал я голос доктора. «Ну, сука, сейчас ты у меня попляшешь!» - Мстительно подумал я. Я затаился за машиной, дожидаясь пока санитар забросит в её утробу двое принесённых носилок. И когда уже он взялся за ручку двери, что бы захлопнуть люк, я вышел из-за корпуса, резко рванул его на себя, потащил за машину, прижал к броне. От растерянности тот чуть не упал и болтался в моих руках как здоровая кукла. Вблизи он оказался выше меня на голову. «Если очухается, то сразу подомнёт!» - мелькнула мысль и, что бы не дать ему прийти в себя, я выхватил из кармана разгрузки «эргэдэшку» и ткнул ею прямо ему в зубы, раскровенив нижнюю губу. - Знаешь что это? - Ты чё? – Санитар бессмысленно и растерянно уставился на меня. – Ты чё? С ума сошёл? – Из рассечёной губы на подбородок зазмеилась тонкая нитка крови. - Это, граната «эргэдэ» пять. Хочешь, что бы она у тебя в штанах рванула? - Чё тебе надо? – В глазах санитара полыхнул ужас. - Хочешь гранату в штаны!? – Ещё раз процедил я сквозь зубы. - Нет! – Пробормотал санитар. - Сигареты гони, сука! – Прошипел я. - Какие сигареты? - Растерянно залепетал санитар - Ты чё, брателло? Успокойся… - А те, которые ты у пацана убитого вытащил. «Космос». Не ты их ему давал. Не тебе их забирать! - Да ты ебанулся! – Санитар торопливо сунул руку в карман бушлата и вытащил мятую пачку. – На, забирай! Я сунул пачку за пазуху и оттолкнул санитара от себя. - И не попадайся мне на глаза, гнида! Вместо ответа санитар юркнул куда-то в сторону. - Товарищ, майор! – услышал я его жалобный голос. – Там один псих… Но дожидаться развязки я не стал. Эмтээлбэшка уже пыхнула сизым соляровым дымом и завелась. Я быстро юркнул в десантное отделение и захлопнул за собой люк. …В роте меня встретили как выходца с того света. Окинава удивлённо вызверился на меня, когда я вылез на свет из утробы МТЛБ. - Гоша, ты? А ты чего не в госпитале? - Места не хватило! – Хмыкнул я. – Там только по предварительной записи… - Самойлов, хватит фигню нести. Почему не эвакуировался? – Из-за распахнутой двери люка вышел взводный. Он уже был в чёрной вязанной шапке из под которой белел край бинта. В голосе его зазвучали знакомые стальные ноты. - Да меня доктор осмотрел. Сказал, что всё в норме. – Сходу соврал я. – Эвакуироваться не обязательно. Можно и амбулаторно. Таблетки принимать сказал. Вот и вернулся… Мрачное лицо взводного неожиданно потеплело. Он долго посмотрел на меня, словно разглядел во мне, что-то новое. - Ладно. Найди своё оружие. Тебе Окинава покажет, где всё сложили и отдыхай. Выспись хорошенько… В пустое десантное отделение загрузили носилки с укутанным в брезент чьим-то телом и «эмтээлбэшка» укатила в, густеющие гнилой мокрой серостью сумерки. Мы с Окинавой спустились в подвал, где расположился на ночёвку наш взвод. Он подвёл меня к углу, где под брезентом громоздилось какое-то железо. Стащил брезент. Под ним оказалась две кучи оружия. Бесформенной грудой лежало изломанное оружие. Обгоревшие, изогнутые стволы, разбитые приклады, раздавленные чудовищным давлением коробки. Разодранные магазины. С другой стороны ровной кучей лежало уцелевшее оружие. Почти сразу в глаза бросилась знакомая «эсвэдэшка» Мганги. Я сглотнул комок. - Расскажи, что случилось? - А ты ничего не помнишь? – спросил Окинава. - Ничего. Помню только, что летел как футбольный мяч. Окинава достал из кармана пачку «Примы», выбил из неё пару сигарет. Одну протянул мне, другую раскурил сам. Выдохнул дым. - …По нам из миномёта «чечи» врезали. Попали как раз туда, где Кальтербрунер со своими накапливались. А у химика на спине два «шмеля» были. Вроде прямо в них мина и попала. Они тут же сдетонировали. Полный писец! Под сердцем что-то заныло. - Ну и кто погиб? - Селезень, Кузнец, Кострома - сразу. От химика вообще только голову нашли и пол ноги. Их всех с тобой отправили. Лома только сейчас нашли. Его взрывом на другую сторону улицы выкинуло. Вовку Жданова очень тяжёлым отправили. Обгорел весь. Не знаю, доедет ли до госпиталя… - Не доедет. – сказал я негромко. - Жаль… - Лицо Окинавы свело как судорогой. Он судорожно затянулся сигаретой. Закашлялся. Опустил голову. …Окинава со Ждановым корешились. Оба с подмосковья… - Ладно, Окинава, давай держись. – Я тронул его за плечо. – Ничего не попишешь. Так ему на роду было написано. - Я в норме! – Негромко откликнулся Акинькин. Вновь жадно затянулся. Помолчал. Потом глубоко вздохнул и тихо сказал. – Может так оно и лучше для Вовки. Он же как уголь был. Пальцы на руках до костей сгорели. Костяшки торчали как птичьи лапы. Это не жизнь… - А раненых сколько? - Без тебя пятеро. Ростовцеву руку оторвало, Даньку и Генку осколками посекло. Малина обгорел и Татарину башку пробило. - Мгангу забыл. – Кивнул я на, лежавшую у ног, СВД. - Не забыл. – Ответил Окинава. – Не нашли его. Ни Мгангу, ни ротного. Всё обыскали. Не нашли. Все крыши вокруг облазили, все квартиры. Как испарились. Ни клочка одежды, ни куска. Два часа искали. Завтра утром опять пойдём искать. Зеленцов приказал всё перевернуть, но найти… С расцвем мы уже были на месте разрыва. Взводный выстроил два отделения цепью и мы шаг за шагом обыскивали школьный двор. Третье отделение обыскивало крыши и соседние дворы. Как быстро земля впитывает кровь. Я только теперь это заметил. Ещё вчера здесь были лужи крови и обрывки тел, а сегодня лишь припорошенная снегом земля. У стены, где мы вчера складывали своих убитых здоровенный штабель ящиков с боеприпасами. За ним несколько солдат. Пехота. Один на обрывках картона и каких-то щепках разогревает банку тушёнки, другой в паре шагов от него сидит на корточках срёт. Остальные, сидят прямо на мокрой земле привалившись к стене. На лицах – тупое безразличие измученных, загнанных лошадей. Им всё равно. Даже инстинкт самосохранения притупился и угас. Чистые зомби! …Дней пять назад соседнюю улицу перерезал снайпер. Чеченец как-то пробрался за охранение и засел на чердаке пятиэтажки в начале улицы. Первой пулей он снёс полчерепа, сидевшему у стены лейтенанту из полковой финчасти. Второй пулей, сначала разворотил скулу, выбежавшему на звук выстрела солдату, а потом добил его пулей в голову. Когда мы пришли выкуривать чечена убитых уже вытащили крюками сделанными из проволоки. Мы начали готовиться к штурму пятиэтажки и запросили для поддержки танк. В ожидании его взводный дразнил снайпера, периодически показывая из-за угла край ушанки убитого солдата, надетый на кусок проволоки, которым вытаскивали убитых. Чеченец каждый раз клевал на обманку и стрелял, выбивая то каменную крошку с торца дома, то очередной дырявя шапку. - Неопытный. – Довольно осклабился Зеленцов. – Дурак! Молодой видно. Азартный. Вместо того, что бы ноги в руки и уматывать – в «ворошиловского стрелка» с нами играет. Ну-ну. Сейчас танк подтянется поиграем… И здесь вдруг из глубины двора, от беспорядочно сваленных в кучу ящиков с боеприпасами к улице меланхоличной походкой направился «зомби» из пехоты. В руках он тащил цинк с патронами. Мы не сразу сообразили, куда он идёт, а когда поняли, то успели лишь крикнуть: «Стой! Стой, дурак! Там снайпер!» Но он лишь тупо и бессмысленно взглянул на нас и вышел на улицу. Через мгновение бичём щёлкнул выстрел и, солдат рухнул на ящик – пуля прошила голову насквозь, сбив шапку с его головы. А к улице всё той же походкой «зомби» уже подходил второй солдат с точно таким же цинком в грязных, помороженных руках. До смерти ему осталось не больше трёх шагов, когда Вовка буквально в прыжке сбил его с ног и придавил к земле, в паре метров от мёртвой изуродованной головы его напарника, из которой слабыми толчками всё ещё вытекала на асфальт чёрная кровь. Вовка перекатился через лежащего под ним солдата и рывком выдернул того на себя, вытаскивая из зоны обстрела. Точно через секунду пуля, вздыбила асфальт в полуметре от разбросанных в стороны ног солдата. - Ты что, идиот!? – Рявкнул, задыхаясь Вовка. Но солдат лишь неуклюже и бессмысленно копошился в его руках, пытаясь освободиться. В бронежилете, «разгрузнике», ватнике и сапогах он вдруг напомнил мне размахивающего клешнями краба, которого перевёрнула неожиданная волна. И память на мгновение осветило неистовое белое солнце того лета. Синь неба. Песок. Почти чёрные от загара тела пацанов нашего отряда. Один раз в своей жизни я был на море. В девяносто первом матери от завода путёвку дали. А уже через год ни завода не осталось, ни лагеря. Завод закрылся, а лагерь достался независимой Украине… Вовка устал бороться с солдатом и без размаха, коротко ударил того в челюсть. Солдат ойкнул, как-то сразу обмяк и вдруг заплакал по-детски, в голос. - Не бей! Нас лейтенант послал. Приказал патроны в третью роту нести. Не бей, дяденька!.. …Мы ничего не нашли. Ни тряпки, ни куска тела. Ничего. Мы обшарили всё вокруг, даже перетащили в сторону ящики с боеприпасами. Но и под ними ничего не было. После любого, самого мощного взрыва остаются ошмётки тела, осколки костей, клочья волос, обрывки тряпок. Но они словно испарились. Исчезли. Люди не исчезают так бесследно. Мы уже уходили, когда я заметил под ногами какой-то серый обрывок картона. Я механически нагнулся и поднял его. В руках был оборванный край птичьего крыла. Но Мганги или нет - я не знал. - Что там? – окликнул меня Зеленцов. – Нашёл что-нибудь? - Нет! – отозвался я. – Ничего. Просто обрывок птичьего крыла… В эту ночь мне приснился странный сон. Заснеженная сумрачная равнина без конца и без края, без горизонта и неба. Белый шар, в котором куда-то шагали два человека. Я не видел их лиц. Только спины, но я знал, что один из них наш ротный, а другой Мганга. И что идти им через эту бесконечность целую вечность… --------------------------------------------------------------------------------
sergei: 9-я рота. Операция «Магистраль» 3 февраля 2012 Прошло 33 года, как советские войска вступили на территорию Афганистана. Наступило время осмысления итогов участия в афганской гражданской войне советского воинского контингента. Афганистан находится в центре евроазиатского региона и всегда был интересен американским геополитикам, как нестабильный регион, находящийся вблизи советских границ. Гражданская война стала результатом противостояния руководства Афганистана, пытавшегося провести реформы для вывода страны на новый уровень развития, и исламской оппозиции, которую поддерживали моджахеды, часть афганского населения и ряд стран исламского мира. Советский Союз не раз отклонял просьбы афганского руководства оказать военную поддержку в борьбе против военизированных подразделений исламской оппозиции. Но в марте 1979 года в Афганистане произошел так называемый гератский мятеж: антиправительственные группировки, поддерживаемые афганской армией, перешли в наступление на правительство страны с лозунгом – «Исламская революция без Советов и Запада». Мятеж стал катализатором множества восстаний, прокатившихся по Афганистану. Советское руководство увидело в этом угрозу безопасности СССР и приняло решение о принятии мер по укреплению российской границы с Афганистаном и подготовке к вводу советских войск на афганскую территорию. В декабре 1979 года контингент войск был введен в Афганистан по приказу министра обороны Д.Ф. Устинова. Основными задачами советских войск были авиационная, артиллерийская, саперная поддержка афганских войск, а также пресечение поставки оппозиционным войскам вооружения из-за рубежа. В 1982 году лидерами моджахедов под патронажем Пакистана был создан союз, названный альянсом семи, который своей целью поставил создание исламского государства в Афганистане. А для этого они решили создать альтернативное правительство. На роль столицы «свободного Афганистана» хорошо подходил город Хост. Этот город расположен на границе с Пакистаном в труднодоступных горах. К нему из центра страны вела одна единственная дорога через перевал Сети-Кандав. Поэтому тот, кто владеет этим перевалом, тот и контролирует всю провинцию Хост. Основное население провинции составляют кочевые племена, воины которых отличаются своей агрессивностью и хорошей воинской подготовкой. Моджахеды построили в провинции Хост опорный пункт Джавара, который являлся укрепленной базой и перевалочным пунктом боевиков. Через него осуществлялось до 20% поставок вооружения, снаряжения и боеприпасов из Пакистана. Советскими войсками осуществлялся контроль над поставками оружия и снаряжения по дорогам, ведущих из Хоста в центральную часть страны. В само логово моджахедов советские подразделения не входили. Но афганское правительство, понимая всю значимость наличия оппозиционной власти, неоднократно принимало меры по уничтожению базы Джавар, но безрезультатно. Боевики, захватив перевал Сети-Кандав и, создав там непреодолимый бастион, сформировали мощный хостовский укрепрайон под названием Срана. Для уничтожения этого укрепрайона афганское руководство неоднократно обращалось к советскому правительству оказать помощь в освобождении провинции Хост от моджахедов. Горбачев, прекрасно понимая, какие потери может понести советский воинский контингент при выполнении этой боевой операции, тем не менее, отдает этот приказ. Несмотря на полученное указание об оказании военной поддержки афганской армии по деблокированию Хоста, военное командование советской группировки предприняло шаги по решению этой проблемы мирным путем. Неоднократно Громов, командующий 40-й армией, пытался встретиться с лидерами моджахедов, но безрезультатно. Оставался только один возможный способ выполнить приказ верховного главнокомандующего – штурмовать перевал и прорываться с боем в Хосту. Операция по захвату укрепрайона боевиков получила кодовое название «Магистраль». Двадцатитысячной группировке советских и афганских войск противостояли тринадцать тысяч моджахедов. Планирование и подготовка к самой крупномасштабной операции осуществлялась с соблюдением строжайшей секретности. Даже руководство в Москве не было посвящено в ее детали. Спецоперация началась с выброса десанта над перевалом Сети-Кандав. Боевики открыли шквальный огонь со всех видов имеющегося вооружения по спускающимся на парашютах десантникам. А в это время рядом с транспортниками в стороне пролетели самолеты-разведчики, которые аккуратно засекли все огневые точки боевиков. Совместным ударом артиллерии и авиации, умело корректируемым наблюдателями все огневые точки моджахедов были уничтожены и, поднявшихся на высоту мотострелков, перевал Сетиандав встретил полной тишиной. В этом бою не погиб ни один солдат, потому что была применена военная смекалка – вместо реальных десантников с самолетов сбросили манекены, изготовленные из комбинезонов, камней и тряпок. Удачный захват перевала удалось осуществить благодаря таланту и профессионализму командного и рядового состава советско-афганского военного соединения. Взятие перевала позволило под прикрытием десантного подразделения начать переброску специальных воинских частей, техники и продовольствия в Хост, а также совершить зачистку от душманов укрепрайона Срана. Боевики элитного подразделения моджахедов «Черные аисты» предприняли отчаянную попытку вырваться из окружения и, если удача будет на их стороне, захватить контроль над единственной дорогой к базе Джавар. Это подразделение было создано спецслужбами Пакистана. В его состав входили как афганские боевики, так и наемники из разных стран мира (Иордании, Ирана, Египта, Саудовской Аравии, Пакистана, КНР). Бойцы «Черного аиста» были профессионально подготовлены: владели всеми видами оружия и средствами связи, умением принимать нестандартные решения. Основным местом базирования «черных аистов» были труднодоступные высокогорные районы вблизи границ с Пакистаном. Черноаистники участвовали в организации засад на воинские подразделения советских войск. Название подразделения соответствовало цвету одежды, которую носили боевики. Все они были приверженцами радикального ислама. В бою любой боец это спецподразделения мог совершить ничем не оправданные действия (стать во весь рост и открыть стрельбу по противнику, читать во время боя через громкоговоритель суры из книги «Аисты»). Они считали, что этим можно сломить боевой дух советских воинов. На их пути оказались бойцы 9-й десантной роты – 39 человек. Десантники занимали достаточно удачную позицию на высоте 3234. Душманы имели численное превосходство - по имеющейся информации, их было около 400 человек. Вначале боя позиция бойцов 9-й роты подверглась жесточайшему обстрелу из орудий, минометов, гранатометов, реактивных снарядов. Используя складки местности, черноаистники подошли к позициям десантников на расстояние до 200 метров. С наступлением сумерек они ринулись со всех сторон в атаку. Потери душманов составили: 15 убитых и 30 раненых. При отражении очередного штурма погиб младший сержант В. Александров. Его сослуживцы рассказывали, что озверевшие от неудачи «чернорубашечники» пошли в атаку на позицию десантников полный рост. Это позволило Славе Александрову вести прицельный огонь из пулемета. Даже когда пулемет вышел из строя он точно послал в цель пять гранат, а затем обстрелял моджахедов из автомата. При смене позиции он был тяжело ранен и умер на руках товарищей. Ночью душманы пошли в очередную атаку: их не остановило даже минное поле – они шли буквально по трупам своих единоверцев и им удалось приблизиться к позициям десантников на расстояние менее 50 метров. Бойцы под командованием сержанта А. Кузнецова, несмотря на полученные многочисленные ранения отбили атаку, но сам сержант погиб. В самый напряженный момент боя на помощь десантникам пришел разведвзвод, который доставил на позиции боеприпасы. В это время у оборонявших осталось только по одному магазину патронов и полностью отсутствовали гранаты. Особую роль в отражении натиска чернорубашечников сыграла артиллерия. Корректировщик Иван Бабенко умело корректировал огонь артиллерии, а в критические моменты вызывал огонь на близкое расстояние от позиции роты. Точные удары орудий отсекали атакующих душманов от расположения десантников. Бойцы 9-й роты в течение двенадцатичасового боя отбили все атаки «черных аистов» и заставили их отступить. После завершения сражения защитники высоты увидели вокруг позиции брошенные орудия, большое количество пулеметов, а также гранатометы и стрелковое оружие иностранного производства. Операция «Магистраль» должна быть включена в учебники по военной стратегии и тактике как самое удачное сражение, проведенное советским командованием в Афганистане. Но, к сожалению, эту победу у офицеров и бойцов практически украли – в информации, которую распространили СМИ, эта операция и подвиг десантников были названы кровавой бойней. Новое поколение России должно помнить молодых ребят, которые до конца выполнили свой воинский долг: Криштопенко Владимира, Мельникова Андрея, Цветкова Андрея, Федотова Андрея, Кузнецова Анатолия и Вячеслава Александрова. И хотя о войне в Афганистане многое становится известным, но до сих пор многие события не получили свою реальную оценку. Но даже на основании имеющейся информации можно обоснованно полагать, что это была удачно спланированная и организованная стратегическая операция, имевшая цель уничтожение социалистического блока и Советского Союза. Эта война показала всю несостоятельность решения политических проблем силовыми методами. Особенно этот вывод актуален сейчас, когда под эгидой международных форумов и организаций принимаются совместные резолюции по силовому решению региональных конфликтов. Автор Валерий Бовал http://www.youtube.com/watch?v=UuY2KcnWRO8&feature=player_embedded
Admin: sergei пишет: спланированная и организованная стратегическая операция, имевшая цель уничтожение социалистического блока и Советского Союза. Эта война показала всю несостоятельность решения политических проблем силовыми методами. Особенно этот вывод актуален сейчас, когда под эгидой международных форумов и организаций принимаются совместные резолюции по силовому решению региональных конфликтов.
свн:
sergei: Вооруженный пограничный конфликт в районе озера Жаланашколь (август 1969г.) Вчера, 20:45 "Я звал его не Коля-просто "Коль" Как встретишь так привет солдат,привет И помнит лишь один Жаланашколь кому кто сколько должен сигарет. ...ни кто не знал,что тишина соврёт что сопка вот у ног чужих солдат, ни кто не знал,что тишину прорвёт огонь китайских пуль и взрыв гранат. ...команда к бою,вновь в руках штурвал и пыльной степью мчится БТР под пули тех,кто яростно стрелял в зелёно-красный столб СССР... " 14-я погранзастава "Жаланашколь" 130-го погранотряда Восточного пограничного округа. Боестолкновение в районе озера Жаланашколь ! ОЗЕРО Жаланашколь (в переводе с казахского — Голое озеро) лежит посреди горного прохода Джунгарские ворота. По ту сторону — китайская провинция Синьцзян. Тамошние казахи и уйгуры взбунтовались против Пекина, и в 1962 году более 45 тысяч повстанцев перешли границу Советского Союза и с разрешения нашего правительства расселились в Казахстане. Среди них, между прочим, оказался и 5-й корпус китайской армии почти в полном составе. Из них КГБ вербовал нелегалов для подпольной работы в Китае. Подобные действия советского руководства, естественно, не вызвали в Пекине особого восторга. На нашей стороне с тревогой ждали ответных мер. И дождались. В ночь с 12 на 13 августа наряд сержанта Михаила Дулепова заметил подозрительную возню на сопредельной стороне — китайцы подтягивали к границе воинские подразделения. Ночью они перешли границу и заняли высоту Каменная. Пограничник на русском и ломаном китайском потребовал от нарушителей немедленно покинуть советскую территорию. Реакции не последовало. Ночью в Москву, в Главное управление погранвойск, позвонил начальник политотдела Восточного пограничного округа полковник (ныне генерал) Игорь Петров. Его выслушали, вежливо поблагодарили за сообщение и повесили трубку. Та же история повторилась с дежурным по КГБ. Поведение Москвы насторожило полковника, и он попытался «прозвонить» ситуацию по личным связям. Знакомый из штаба погранвойск по секрету сообщил, что руководство «в курсе», но хранит молчание. Необъявленная война ДО 7.00 пограничники ожидали распоряжений из Москвы. Первый внятный приказ был получен от начштаба Уч-Аральского погранотряда подполковника Петра Никитенко: «выдавить» нарушителей с советской территории. Не получилось — китайцы полезли в драку. Как потом выяснилось, нарушителей было человек 70. Пограничников — втрое меньше. Но и китайцев ждал неприятный сюрприз. Накануне заставу усилили двумя бронетранспортерами. Как только на склоне началась рукопашная, БТРы помчались на выручку. …Спустя столько лет до истины уже не докопаешься, но, скорее всего, первый выстрел сделали китайцы. Заметив советские бронетранспортеры, они отступили на высоту и открыли по ним огонь. Бронебойная пуля ранила младшего лейтенанта Пучкова в бедро навылет и зацепила правую руку водителя ефрейтора Пищулева. Но это были еще цветочки: на гребне между камней был замечен гранатометчик. Однако китайцам сильно не повезло: чья-то пуля задела взрыватель его гранаты, и та взорвалась прямо в стволе. У второго БТРа заклинило башню, но под его прикрытием 8 пограничников обошли китайцев с фланга. Собственно, на этом бой закончился. Оставив на Каменной 18 трупов, китайцы отступили восвояси. Погибли два пограничника — тот самый сержант Михаил Дулепов, который обнаружил нарушителей, и ефрейтор Виталий Рязанов. Исходя из каких-то недоступных нормальному сознанию «высших интересов», тела погибших пограничников не выдали родным. 15 августа их похоронили на сельском кладбище в Уч-Арале. Одиннадцать человек были ранены. Их перевязывали в канцелярии погранзаставы жены офицеров и продавщица солдатского магазина. Закопать — откопать НА ПОЛЕ боя нарушители границы оставили три кинокамеры французского и швейцарского производства, фотоаппараты, радиостанции, бинокли, оружие, а также много водки и зеленых помидоров. Возник вопрос: что делать с трупами врагов? Китайцы уже начинали пованивать, поэтому их быстренько заколотили в самодельные гробы и вечером того же дня закопали среди кустов саксаула. Двоих китайцев — командира отряда и молодого рядового — взяли в плен. Правда, командир был ранен в живот 12-миллиметровой пулей и умер в вертолете по дороге в госпиталь. А раненного в плечо китайского солдата лечили вместе с нашими пограничниками. Капитана Теребенкова и младшего лейтенанта Пучкова наградили орденами Ленина, шестеро бойцов получили ордена Красной Звезды, двое – ордена Славы 3-й степени, двадцать один человек – медали "За отвагу" и "За боевые заслуги". Командование округа ходатайствовало о представлении сержантов М.Дулепова (посмертно) и Пищулина к званию Героя Советского Союза; командование ограничилось орденами Красного Знамени. Ни один из офицеров, участвовавших в том бою, не дослужился до полковника. Пучков, имея по службе одни благодарности, в 1984 г. оставался всего лишь капитаном. Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении участников боя с китайскими провокаторами был принят только 7 мая 1970 года. Тогдашнее руководство страны не посчитало нужным отметить званием Героя Советского Союза пограничников, своими действиями повлиявших на исход боя. Осенью Пекин посетил предсовмина Косыгин. А зимой на заставу Жаланашколь пришел приказ Москвы: пленного вернуть, китайцев откопать… Когда живого нарушителя и 18 тел передали китайской стороне, наши пограничники увидели, что гробы свалили в кучу и подожгли. А со своего товарища, который только что вернулся из плена, китайские военные на виду у всех содрали форму, пинками загнали в машину и увезли. Со стороны наших пограничников были убиты два человека — сержант Михаил Дулепов и рядовой Виталий Рязанов. Раненых у нас было 11 человек. От нарушителей были взяты в плен двое раненых. Это, как отмечалось выше, руководитель нарушителей и молодой рядовой. Руководитель был ранен в живот из крупнокалиберного пулемета, пуля прошла навылет и задела позвоночник, рядовой был ранен в плечо. Их на вертолете доставили в село Учарал в медсанчасть. По пути в вертолете командир умер. Рядового лечили в нашей медсанчасти вместе с нашими ранеными пограничниками. Потом, по истечении некоторого времени, по договоренности в высших кругах двух стран он был отправлен домой. Почему Я затронул эту ТЕМУ ? Я уехал из района боевых действий за 15 дней до провокации. На ПЗ "19 -й РАЗЪЕЗД" проходил стажеровку в качестве заместителя НЗ с 3 по 29 июля 1969 года. На ПЗ "Жаланашколь" аналогично стажировался Игорь Краснощеков. инструктор с\с с-нт Дулепов - ПЗ "Жаланашколь" радиотелеграфист ефр. Рязанов - ПЗ "19 -й РАЗЪЕЗД" Более подробно про конфликт: http://militera.lib.ru/h/20c2/04.html Источник: pogranec.ru.
sergei: 29 февраля 2000 года в Чечне на высоте 776 начался бой, в ходе которого 90 псковских десантников сдерживали около 2000 боевиков. Из 90 человек выжило только 6. После падения Грозного в начале февраля 2000 года крупная группировка чеченских боевиков отступила в Шатойский район Чечни, где 9 февраля была блокирована федеральными войсками. По позициям боевиков наносились авиаудары с использованием полуторатонных объёмно-детонирующих бомб. Затем 22—29 февраля последовала наземная битва за Шатой. Боевикам удалось прорваться из окружения: группа Руслана Гелаева прорвалась на северо-западном направлении в село Комсомольское (Урус-Мартановский район), а группа Хаттаба — на северо-восточном направлении через Улус-Керт (Шатойский район), где и произошёл бой. Федеральные силы были представлены: 6-я рота 2-го батальона 104-го парашютно-десантного полка 76-й (Псковской) дивизии ВДВ (гвардии подполковник М. Н. Евтюхин); группа из 15 солдат 4-й роты (гвардии майор А. В. Доставалов); 1-я рота 1-го батальона 104-го парашютно-десантного полка (гвардии майор С. И. Баран). Огневую поддержку десантникам также оказывали артиллерийские части: артдивизион 104-го парашютно-десантного полка. Среди руководителей боевиков назывались Идрис, Абу Валид, Шамиль Басаев и Хаттаб, подразделения последних двоих полевых командиров в СМИ названы батальонами «Белые ангелы» (по 600 бойцов).По утверждениям российской стороны, в бою участвовало до 2500 боевиков, по утверждениям боевиков, их отряд насчитывал 70 бойцов. 28 февраля 2000 года командир 104-го полка полковник С. Ю. Мелентьев приказал командиру 6-й роты майору С. Г. Молодову занять господствующую высоту Исты-Корд. Рота выдвинулась 28 февраля и заняла высоту 776, а на находящуюся в 4,5 километрах гору Исты-Корд были отправлены 12 разведчиков. 29 февраля в 12:30 разведывательный дозор вступил в бой с группой численностью около 20 боевиков и вынужден был отойти к высоте 776, где в бой вступил командир роты Молодов. Он был ранен и умер позднее в тот же день, а командование ротой принял на себя гвардии подполковник Марк Евтюхин. В 16 часов, всего через четыре часа после взятия Шатоя федеральными силами, начался бой. Бой вели всего два взвода, так как третий взвод, растянувшийся при подъёме на 3 километра, был обстрелян и уничтожен боевиками на склоне. К концу дня 6-я рота потеряла погибшими 31 человека (33 % к общему числу личного состава). 1 марта в 3 часа утра к окружённым смогла прорваться группа солдат во главе с майором А. В. Доставаловым (15 человек), который, нарушив приказ, покинул оборонительные рубежи 4-й роты на соседней высоте и пришёл на помощь. На выручку боевым товарищам стремились бойцы 1-й роты 1-го батальона. Однако во время переправы через реку Абазулгол они попали в засаду и были вынуждены закрепиться на берегу. Только утром 3 марта 1-я рота сумела прорваться к позициям 6-й роты. В 05:00 высота была занята силами боевиков ЧРИ. Капитан В. В. Романов после гибели М. Н. Евтюхина, командовавшего ротой, вызвал огонь на себя. Высоту накрыли артиллерийским огнём, однако боевикам удалось прорваться из Аргунского ущелья. Командир разведывательного взвода гвардии старший лейтенант А. В. Воробьёв уничтожил полевого командира Идриса. После гибели А. В. Доставалова в живых остался последний офицер — лейтенант Д. С. Кожемякин. Он приказал А. А. Супонинскому ползти к обрыву и прыгать, сам взял в руки автомат, чтобы прикрыть рядового. Выполняя приказ офицера, Александр Супонинский и Андрей Поршнев проползли к обрыву и прыгнули, а к середине следующего дня вышли в расположение российских войск. Александр Супонинский, единственный из шестерых выживших, был награждён Золотой звездой Героя России. Тимошенко был отправлен командиром во фланг пулемётного расчёта боевиков, был ранен и оглушён взорвавшейся миной. Христолюбов и Комаров были в третьем взводе, который не добрался на высоту и погиб на склоне. В бою на высоте не участвовали. Рядовой Евгений Владыкин остался один без патронов, в схватке его ударили прикладом по голове, он потерял сознание. Когда очнулся, смог пробраться к своим. В живых остались только 6 бойцов. Светлая память погибшим ребятам!http://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=0Dc00OQtR-M
sergei: 2 марта 1969 года начался пограничный конфликт из-за Даманского острова Защищая Даманский, погибли 58 наших пограничников. http://video.yandex.ru/users/pavel-ark/view/300 Виталий Дмитриевич Бубенин. После лечения в госпитале поступил в Военно-политическую академию имени В. И. Ленина, окончив её в 1973 году, служил в Выборге, потом в Заполярье на должности заместителя начальника политотдела Никельского погранотряда. 5 сентября 1974 года по личному распоряжению Председателя КГБ СССР Ю. В. Андропова назначен командиром Группы «А». 29 апреля 1977 года по собственному желанию вернулся в погранвойска и был назначен начальником политотдела Камчатского погранотряда, в 1981—1983 годах в должности заместителя начальника оперативно-войскового отдела войск Среднеазиатского пограничного округа принимал участие в афганской войне. Ныне живёт в поселке Красная Поляна города Сочи. Начальник 57-го пограничного отряда Демократ Владимирович Леонов Начальник заставы «Нижне-Михайловская» Иван Иванович Стрельников В первые годы после образования КНР Китай был нашим верным союзником. Однако недальновидная политика Хрущёва привела к советско-китайскому расколу, а к концу 60-х годов отношения с Китаем настолько обострились, что наше две страны оказались на грани войны. Началом этой войны вполне мог стать конфликт на острове Даманский, произошедший в марте 1969 года. Этот островок на реке Уссури, входивший в состав Пожарского района Приморского края, имел площадь 0,74 км² и располагался чуть ближе к китайскому берегу, чем к нашему. Однако граница проходила не по середине реки, а, в соответствии с пекинским трактатом 1860 года, по китайскому берегу. Однако на том основании, что на Парижской конференции 1919 года был принят принцип проведения границ по главному фарватеру судоходной реки и середине реки несудоходной, китайцы решили в одностороннем порядке пересмотреть этот итог Пекинского договора. За несколько дней до начала этого конфликта на другом острове – острове Киркинский – около 500 хунвэйбинов устроили грандиозную провокацию. Выражалась эта провокация в том, что означенные хунвэйбины, встав спиной к границе, оголили задницы и в течение трёх часов демонстрировали их на морозе нашим пограничникам. В ответ на это пограничники привезли на этот участок границы портрет Мао-Цзедуна и поставили его лицом к демонстрируемым задницам, после чего китайская сторона спешно свернула акцию. В ночь с 1 на 2 марта 1969 года около 300 китайских военнослужащих в зимнем камуфляже, вооруженные автоматами Тип 56 (копия нашего АК-47) и карабинами СКС , переправились на Даманский. До половины одиннадцатого их никто не замечал, но в 10:32 поступил доклад от поста наблюдения, что в направлении Даманского движется группа вооружённых людей численностью до 30 человек. На место событий выехали 32 советских пограничника под командованием начальника заставы старшего лейтенанта «Нижне-Михайловская» Ивана Стрельникова. С этого и начался тот знаменитый Даманский конфликт, о котором нигде не писали, но о котором все знали. Китайцев оказалось в 10 раз больше, чем предполагалось, и в первом бою погиб 31 пограничник. Из всей заставы в живых остался лишь младший сержант Юрий Бабанский. Стрельба была услышана на соседней заставе – заставе «Кулебякины сопки». Старший лейтенант Виталий Бубенин выехал на помощь с 20 пограничниками на одном БТР-60 . Этот БТР тут же был подбит огнём противотанковой артиллерии противника. Тогда группа пересела на БТР погибшего Стрельникова и, зайдя в тыл китайцам, уничтожила их командный пункт и перебила целый китайский батальон. После боя пограничники насчитали 248 китайских трупов. Пока БТР Бубенина действовал в протоке, его подчиненные, оставленные на берегу, самостоятельно держали оборону, отбивая атаки оставшихся поблизости китайцев. Прикрываясь пулеметным огнем солдаты НОАК бросались в атаку, но каждый раз наталкивались на меткую стрельбу русских солдат. После одной из атак двое солдат Василий Каныгин и Николай Пузырев, скрываясь за травой и кустарником, скрытно вышли во фланг китайскому подразделению. Пограничники открыли огонь, перестреляв десяток солдат противника. Утром 15 марта китайцы вновь перешли в наступление. Они довели численность своих сил до пехотной дивизии, усиленной резервистами. Атаки методом «людских волн» продолжались в течение часа. После ожесточенного боя китайцам удалось потеснить советских солдат. Тогда для поддержки оборонявшихся в контратаку двинулся танковый взвод во главе с начальником Иманского погранотряда, в который как раз и входили заставы «Нижне-Михайловская» и «Кулебякины сопки», полковником Леоновым. Но, как оказалось, китайцы были подготовлены к такому повороту событий и располагали достаточным количеством противотанковых средств. Из-за их плотного огня контратака потерпела неудачу. Тем более что Леонов в точности повторил обходной маневр Бубенина, который не стал для китайцев неожиданным. На этом направлении они уже вырыли окопы, где находились гранатометчики. Головной танк, в котором находился Леонов, был подбит, а сам полковник, пытавшийся выбраться через нижний люк, погиб. Двум другим танкам все же удалось прорваться к острову и занять там оборону. Это позволило советским солдатам еще два часа продержаться на Даманском. Наконец, расстреляв весь боезапас и не получив подкреплений, они покинули остров. Из-за постоянных китайских обстрелов подбитый танк Т-62 вернуть так и не удалось. Попытка уничтожить его из миномётов не увенчалась успехом, и танк провалился под лёд. Впоследствии китайцы смогли вытащить его на свой берег и сейчас он стоит в пекинском военном музее. Неудача контратаки и потеря новейшей боевой машины Т-62 с секретной аппаратурой убедили наконец советское командование в том, что введенных в бой сил недостаточно для победы над китайской стороной, которая подготовлена весьма серьезно. Тогда в дело вступили силы развернутой вдоль реки 135-й мотострелковой дивизии, командование которой отдало приказ своей артиллерии (в том числе отдельному реактивному дивизиону БМ-21 «Град») открыть огонь по позициям китайцев на острове. Это был первый случай применения в бою ракетных установок «Град», удар которых решил исход сражения. Более семисот китайцев – все, находившиеся на тот момент на Даманском – были уничтожены. На этом активные боевые действия фактически прекратились. Но с мая по сентябрь 1969 г. советские пограничники более 300 раз открывали огонь по нарушителям в районе Даманского. В боях за Даманский со 2 по 16 марта 1969 года погибли 58 советских воинов, 94 получили тяжелые ранения. Однако эти потери оказались напрасными – 19 мая 1991 года остров безо всякой войны был отдан китайцам. После признания острова частью КНР новые хозяева засыпали протоку, и с тех пор он стал частью китайского берега.
Admin: А почти через 30 ,один товарищъ ,который для нас совсем не товарищ,Ельцин Б.Н. Даманский отдал китайцам просто так
sergei:
sergei: Игорь Атаманенко Один "МиГ" над Тель-Авивом Как советский майор Вертиевец напугал Голду Меир МиГ-25Р в полете. авторе: Игорь Григорьевич Атаманенко - журналист, писатель. Эпоха противостояния капиталистического и коммунистического миров получила название «холодная война». Ее сражения разыгрывались не в границах основных ее участников – США и СССР, а в странах или даже регионах, весьма отдаленных как от Москвы, так и от Вашингтона. Разумеется, далеко не все известно нам о сражениях холодной войны. О многом мы доподлинно не узнаем никогда. Вместе с тем мировая общественность была достаточно осведомлена о ходе одной такой баталии, получившей название «Карибский кризис». Тогда, в октябре 1962 года, человечество находилось в шаге от края ядерной пропасти. Однако о том, как развивался еще один кризис, также грозивший вселенской катастрофой, нам стало известно лишь 35 лет спустя. ИЗРАИЛЬ МЕЖДУ ПОБЕДОЙ И ПОРАЖЕНИЕМ Вслед за оглушительной победой над Египтом в шестидневной войне 1967 года Израиль был охвачен эпидемией тотальной эйфории. Триумф гипнотически подействовал и на высшее руководство страны, которое пришло к выводу, что арабы утратили наступательный потенциал и в обозримом будущем не способны восстановить свои вооруженные силы. Головокружение от военных успехов сменилось самоуспокоением, и спецслужбы страны сосредоточили свои усилия на борьбе с «арабским терроризмом», перестав уделять должное внимание анализу информации, поступавшей из источников в соседних арабских странах. Более того, нередко сообщения агентов о форсированном восстановлении Египтом своих вооруженных сил признавались ошибочными или даже пораженческими. Израильский премьер-министр Голда Меир благодаря покровительству «старшего брата» – Соединенных Штатов – была убеждена в неуязвимости своей страны и пренебрегла предостережением Никколо Макиавелли, мэтра тайной дипломатии средневековой Европы: «Политики побежденной страны имеют много общего с малыми детьми: поднятый ими шум свидетельствует о том, что в детской все в порядке, их молчание внушает подозрение...» И действительно, правительство Насера, а затем Садата, несмотря на потерю Синайского полуострова и утрату контроля над Суэцким каналом, не использовало даже трибуну Генеральной Ассамблеи ООН для отстаивания своих прав. А находившиеся в Каире советские советники по вопросам разведки разработали план по дезинформации израильтян, и начиная с 1970 года египтяне стали методично его реализовывать. Изо дня в день они снабжали западноевропейских журналистов, посещавших Каир, ложными сведениями о положении дел в войсках, всячески подчеркивая неспособность арабов овладеть и управлять советской военной техникой. Цель перечисленных мероприятий состояла в том, чтобы сформировать у руководства Израиля превратное представление о собственной безопасности и убедить его в том, что арабы смирились с поражением и будут поступать в соответствии с заповедью Пророка Мохаммеда: «Сидя на крыльце своего дома, ожидай, когда воды арыка пронесут мимо труп твоего врага». Эту тактику Египет применял в течение шести лет, и, как выяснилось в 1973 году, она себя оправдала, а с помощью СССР была воссоздана армия, оснащенная самыми современными наступательными видами вооружений. Более того, к воинским частям были прикомандированы многочисленные советские военные инструкторы, как правило, офицеры, имевшие опыт ведения боевых действий во Вьетнаме. Последние должны были не только натаскивать личный состав арабских воинских формирований, но и, согласно секретным советско-египетским договоренностям, принимать непосредственное участие в предстоящих боевых операциях. В сентябре 1973 года глава израильской военной разведки Элиа Зеира проигнорировал агентурные сведения о готовности египетской и сирийской армий взять реванш за поражение в шестидневной войне. Подобным образом поступил и директор ЦРУ Уильям Колби. Несмотря на то что спутники-шпионы зафиксировали передислокацию арабских войск к границам Израиля, он отверг возможность нападения, посчитав новую войну на Ближнем Востоке невозможной. ВОЙНА СУДНОГО ДНЯ Утром 5 октября 1973 года началась разработанная египетскими генералами совместно с Генеральным штабом ВС СССР операция под кодовым названием «Убур» (преодоление водной преграды). Египтяне форсировали Суэцкий канал, а сирийские войска атаковали военные порядки израильтян в районе Голанских высот. Обе армии должны были продвигаться далее в направлении Тель-Авива и, окружив его, замкнуть кольцо. Не случайно была выбрана дата начала операции. На 5 октября приходился Йом-Киппур – еврейский праздник Судный День. В этот день все правоверные иудеи, отложив мирские заботы, должны взаимно каяться в грехах, совершенных в течение года. Арабы нанесли весьма ощутимый урон израильским частям: убиты 3000 солдат и офицеров, уничтожены свыше 900 танков и около 200 самолетов. Для Израиля, с учетом его людских и материальных ресурсов, это были запредельные потери. После трех дней кровопролитных боев перед сирийскими танками открылась прямая дорога на Иерусалим, и вечером 7 октября министр обороны Моше Даян в панике обратился к Голде Меир с предложением капитулировать. Однако премьер, о которой израильтяне говорили: «В правительстве есть только один мужчина, да и тот – женщина по имени Голда!» – не разделяла пораженческих настроений генерала. Ранним утром 8 октября на экстренном заседании Кабинета министров она огласила свой окончательный вердикт: «Никакой капитуляции. Мы применим ядерное оружие и уничтожим Каир и Дамаск!» Действительно, в распоряжении Израиля были 18 атомных бомб. Министры поняли, что «железная леди» потеряла чувство реальности и никто не сможет ее переубедить. В зале повисла гробовая тишина. Голда Меир по-своему расценила молчание соратников. Не мешкая ни секунды, она отдала приказ Моше Даяну немедленно привести в боевую готовность весь ядерный арсенал. В тот же день резидентуры КГБ и ГРУ (военная разведка) на Ближнем Востоке от своей агентуры влияния, инфильтрованной в высшие эшелоны власти Израиля, узнали о решении Голды Меир нанести атомный удар по Египту и Сирии. 10 октября Политбюро ЦК КПСС одобрило предложенный председателем КГБ СССР Юрием Андроповым «План мероприятий по принуждению Израиля отказаться от нанесения атомного удара». 11 октября советник-посланник советского посольства в Вашингтоне Георгий Корниенко вручил госсекретарю США Генри Киссинджеру обращение всемирно известных физиков-ядерщиков Юлия Харитона, Якова Зельдовича и Ильи Лившица к американскому президенту. Советские академики назвали решение израильского премьера самоубийством. Подчеркнули, что атомная бомбардировка Каира и Дамаска будет иметь катастрофические последствия не только для Ближнего Востока, но и для всей мировой цивилизации. Патриархи нашего ядерного оружия деликатно намекнули, что СССР, будучи связанным с Египтом и Сирией договорами о военном сотрудничестве, безучастным не останется и примет меры, адекватные атомной атаке Израиля. Вместе с тем отметили, что вся ответственность за последствия такого соразмерного ответа ляжет на израильское правительство. 12 октября, ввиду того, что администрация президента США под разными предлогами неоднократно переносила дату ответа, руководство СССР приняло решение прибегнуть к запасному варианту «Плана по принуждению». ПОЛЕТ НАД ГНЕЗДОМ АГРЕССОРА 13 октября 1973 года заместитель командира полка истребительной авиации майор Вертиевец нес боевое дежурство на командном пункте военного аэродрома «Владимировка» в Волгоградской области. В 6 часов 15 минут нарочный из штаба Приволжского военного округа вручил майору пакет с пометкой «Секретно. Вскрыть немедленно!» Через 15 минут Вертиевец в сопровождении нарочного и бригады техников вошел в ангар, где находились особоохраняемые новые боевые машины. Как только майор забрался в кабину, нарочный подал ему второй пакет с грифом высшей секретности «Особой важности. По прочтении уничтожить!» В 8 часов 12 минут по малоазиатскому времени на экране локатора командного пункта противовоздушной обороны (КП ПВО) Тель-Авива появляется светящаяся точка. Автоматически включаются и надрывно воют сирены. Быстро перемещаясь из северо-восточного в юго-западный сектор, точка приближается к воздушным границам города, и дежурный офицер высылает на перехват нарушителя звено сверхзвуковых истребителей «Мираж». Из динамика доносится голос командира звена, он приказывает нарушителю совершить посадку. В ответ тишина. Дважды требование звучит по-арабски. И вновь молчание. Командир переходит на английский. Никакого эффекта. Дежурный офицер КП ПВО наблюдает, как на экране локатора три «Миража» двигаются параллельным с нарушителем курсом. Но почему они не поднимутся выше? Действительно, «Миражи» находятся несколькими «этажами» ниже траектории полета самолета-нарушителя, но почему? Почему, наконец, дистанция между тройкой и преследуемым увеличивается с каждой секундой? Не значит ли это, что летные характеристики у нарушителя значительно лучше, чем у «Миража»? «Черт! – вопит командир звена, – нам не достать его. Он на шесть тысяч футов выше... Да и движется он в два раза быстрее!» Вслед за этим на экране появляются белые полосы: «Миражи» стреляют «Хоками» – ракетами класса «воздух–воздух». Но что это? Ракеты исчезают в голубой бездне небосклона, так и не поразив цель, а она с немыслимой скоростью удаляется на высоте 69 тыс. футов. Нет! Возвращается вновь! Делает один, два, три... шесть (!) кругов над городом – фантастика! И ведь не боится быть сбитым! Дежурный офицер высылает на помощь «Миражам» звено «Фантомов». Задача одна: сбить нарушителя. Увы! Ни «Фантомы», ни их ракеты не могут добраться до... До чего? Как назвать нечто, движущееся с запредельной скоростью на невероятной высоте? Да и не самолет это вовсе. Это – БЛО – безмолвный летающий объект! Все это так, но откуда он взялся? У арабов до сих пор ничего подобного не было. Значит, он из России. Министр обороны, прибывший к премьеру с докладом об инциденте в небе над Тель-Авивом, застал ее за чтением письма-обращения советских ядерщиков. Выслушав генерала, Голда Меир сразу поняла, что эти события – обращение и вторжение загадочного летательного аппарата – суть «акты одной пьесы», а режиссеры руководят действом из Москвы. «Железная леди» была вынуждена «перестраиваться на марше». Она обратилась к Генри Киссинджеру и другим высокопоставленным американским чиновникам с просьбой о дополнительной военной помощи. В результате массированного давления сионистского лобби с Капитолийского холма на президента Никсона между США и Тель-Авивом немедленно был создан «воздушный мост», и израильтяне получили новейшие модели боевой техники, включая самолеты, танки и ракеты. Американские корпорации, принадлежавшие евреям, в течение недели вложили в экономику Израиля 2,5 млрд. долл. В то же время израильские дипломаты начали «работать» с иорданским королем Хусейном и с королем Марокко Хасаном II, чтобы с их помощью склонить руководителей Египта и Сирии к заключению перемирия. Коль скоро фактическое поражение Израиля в войне Судного Дня стало очевидным, Киссинджер предпринял титанические усилия, чтобы спасти его хотя бы от унизительной капитуляции. Он выступил посредником в урегулировании конфликта, добиваясь отвода египетских и сирийских войск и создания буферной зоны с Израилем. Однако эта его инициатива не нашла поддержки у постоянных членов Совета Безопасности ООН. По настоянию советских дипломатов была принята резолюция о создании чрезвычайных сил, которые предполагалось ввести в зону разъединения египетских и израильских войск. Рейд безмолвного летающего объекта в небе над Тель-Авивом не только развеял миф о неуязвимости Израиля, но и фактически заставил Голду Меир отказаться от нанесения атомного удара по столицам Египта и Сирии. В апреле 1974 года Меир и Даян вынуждены были с позором уйти в отставку после поражения на выборах. Свой пост покинул и Элиа Зеира, начальник израильской военной разведки. БОЛ – МиГ-25Р, детище КБ Микояна и Гуревича, до конца 1970-х, превосходил все мировые аналоги. Практический потолок полета 23 км, динамический – 37; скорость – 3600 км/час, что почти в три раза превышает скорость звука. Таким образом, наш истребитель был абсолютно недосягаем для средств ПВО вероятного противника! В 1973 году Александр Данилович Вертиевец за полет над Тель-Авивом был удостоен звания Героя Советского Союза. материалы: Независимое военное обозрение © 1999-2011 Опубликовано в НГ-НВО от 02.03.2012 Оригинал: http://nvo.ng.ru/history/2012-03-02/15_mig.html
ВВГ: sergei пишет: В апреле 1974 года Меир и Даян вынуждены были с позором уйти Вот тут, место Голды Меир мы проворонили, и теперь расхлёбываем
sergei: http://topwar.ru/1481-kuvejtskaya-proxorovka-tankovaya-bitva-istinga-73.html По крайней мере-техника наша.
sergei: Опубликовано 13.03.2012 автором Начало пятидесятых, корейская война. Первая серьезная схватка между армиями СССР и США — и первые попытки «украсть» друг у друга образцы новейших истребителей. В конце 1950 года летчики США, безраздельно хозяйничавшие в небе Кореи, впервые встретились со стрелообразными самолетами МиГ-15. С высоты 10000 метров наши истребители из пике атаковали бомбардировщиков и истребителей США. Командующий американскими войсками Макартур вынужден был доложить комитету начальников штабов: наши пилоты впервые столкнулись с боевой техникой, значительно превосходящей американскую, боевой дух их падает, а полеты не приносят прежнего эффекта, не помогают и «Сейбры». 9 апреля 1951 года американцы предпринимают мощную атаку на железнодорожный мост через реку Ялудзян, по которому из Советского Союза через Китай шло основное снабжение корейской армии. 48 бомбардировщиков В-29 и свыше ста истребителей F-84 «Тандерджет» участвовало в ней. Итог: с американской стороны сбито 12 бомбардировщиков и 4 истребителя, с советской — ни одного. Командованию США ничего не оставалось, как на прикрытие бросить новейшие истребители F-86. И опять неудача. Американцы поняли: им противостоит современнейшая советская воздушная машина. Ее надо добыть любой ценой. По основным летно-техническим данным истребители МиГ-15 и F-86 «Сейбр» были равны, но МиГ превосходил своего конкурента в скороподъемности и в вооружении: две пушки 23-мм калибра и одна 37-мм отличались высокой скорострельностью, а снаряды пробивали любую броню. Шесть крупнокалиберных «сейбровских» пулеметов «кольт браунинг» не давали такого эффекта. И вот американцы приняли решение посадить МиГ-15. Тактику избрали следующую: повредить самолет и уже плохо управляемый вывести на свой аэродром. Первое нападение осуществили на капитана Сергея Крамаренко — нашего аса, на счету которого к тому моменту было 13 сбитых самолетов, 149 боевых вылетов. Его пыталась взять «в клещи» тройка «Сейбров». Но Крамаренко сумел уйти под защиту наших установок ПВО, которые чуть его самого не сбили, приняв за «Сейбр». Вскоре в аналогичный переплет попал Александр Москвичев, тоже опытный летчик. В бою его МиГ-15 зажала восьмерка «Сейбров» и «повела» на свой аэродром. При малейшем отклонении вправо или влево рядом проносились огненные трассы. Сам пилот рассказывал: «Не вырваться, думаю, остается одно — резкий маневр и таран. Вот один «Сейбр» зашел вперед, видимо, для показа, куда дальше следовать. Я открыл огонь, подбив «Сейбр». По мне тут же пустили несколько очередей. Я получил тяжелое ранение в руку, но смог резко спикировать и катапультировался. Благо, меня подобрали корейские крестьяне«… Поняв, что «украсть» МиГ-15 — дело малоперспективное, американцы начинали разбрасывать листовки, в которых обещали сначала 100 тысяч долларов, а потом и миллион тому, кто доставит им целехонький МиГ. Рассчитаны посулы были на советских летчиков, корейских военнослужащих и крестьян. Правда, как последние могли добыть и доставить самолет, известно, видимо, одним авторам листовок. Словом, американцы решили «купить» МиГ-15. А в это время в главном штабе советских ВВС разрабатывали операцию по посадке «Сейбра». Из Москвы в Аньдун, где дислоцировались наши авиачасти, выехала группа летчиков во главе с генерал-лейтенантом авиации Героем Советского Союза Алексеем Благовещенским, занимавшимся тогда испытательной работой. Прибыли, собрали командиров полков и объявили: всю информацию о воздушной обстановке предоставлять нам — будем брать «Сейбр». Пилоты переглянулись: вы для начала подбить попробуйте, а уж затем сажайте. На совещании сказали «москвичам»: посадить «Сейбр» — безумная идея. На что последовал ответ: мы сами с усами, ваше дело — снабжать нас информацией. И вот первый вылет, первый бой. Если судить по результатам, то американские летчики «расколошматили» группу. Один МиГ был сбит, два других получили серьезные повреждения. Прибывшие для захвата «Сейбра» задумались. Последовал восьмидневный перерыв в полетах. В группе Благовещенского приступили к изучению тактики действий противника. Не чурались теперь послушать простых летчиков. И вот новая попытка захвата. Закончилась она опять безрезультатно. Причем при посадке погиб полковник Дзюбенко — перевернулся самолет. После этого генерал-лейтенант Благовещенский (кстати, летчик от Бога, но что было, то было) со своей группой убыл в Москву. И все же захват «Сейбра» состоялся. Помог осуществить его в сентябре 1951 года полковник Евгений Пепеляев, впоследствии герой Советского Союза — на его счету 19 сбитых американских самолетов. Рассказывает сам летчик. - Я столкнулся с «Сейбром» неожиданно, когда уже выходил из боя с другими самолетами. Тут же открыл огонь. «Сейбр» стал падать. Как оказалось, я ему повредил двигатель и катапульту. Пилоту «Сейбра» ничего не оставалось как посадить самолет. Планируя, он дотянул до Желтого моря и сел на гальку, как раз в тот момент, когда начинался отлив. Летчика тут же подобрала служба спасения — она у американцев действовала безупречно. А самолет остался… Дальнейшие события, по свидетельству очевидцев, развивались так. Часа через два-три появились американские штурмовики и стали сыпать на район посадки «Сейбра» бомбы. Однако уже начался прилив, и пенистая морская вода надежно укрыла самолет. Наступила ночь. Нашим авиаторам поставили задачу — достать истребитель из воды и доставить на аэродром Аньдун. За ночь не управились. Первоначально оттащили на приличное расстояние от берега в поле и замаскировали под стог сена. Там он простоял целый день. С побережья до аэродрома — дорога с тоннелями, крылатую машину не провезешь. С наступлением темноты истребителю обрезали крылья. Утром «Сейбр» был уже на нашем аэродроме. «Пленника» упаковали по частям в ящики и отправили в Москву. Так был добыт этот ценный трофей. А чуть позже и еще один. Второй «Сейбр» был пленен благодаря «ювелирной» работе летчиков 16-го истребительного авиаполка, подбивших его. «Сейбр» совершил вынужденную посадку на территорию, которая контролировалась северокорейскими войсками, а пилот, американский ас, был взят в плен. F-86 оперативно доставили на аэродром Аньдун. К концу войны американцы применили «Сейбры» с радиолокаторами. Нашим летчикам была поставлена задача добыть и эту модификацию. Одну из таких машин сбил Николай Шкодин, впоследствии генерал-майор авиации, заслуженный военный летчик. «Сейбр» упал в расположение корейских войск на рисовом поле. Точнее сказать, он сел на брюхо. Тут же прилетел американский вертолет и забрал летчика. Позже пилоты США сумели разбомбить свой самолет, и он нам так и не достался. Что касается американской затеи «купить» наш МиГ-15, то она дала результат лишь в 1953 году. В швейцарском журнале «Интеравиа» №4 за 1971 год была опубликована фотография нашего истребителя, который якобы установлен в национальном музее авиации и аэронавтики в Вашингтоне. В сопроводительном тексте указано, что МиГ-15 доставлен на американский аэродром северокорейским летчиком-перебежчиком. Но ему заплачен не обещанный миллион, а 100000 долларов. Анатолий ДОКУЧАЕВ, полковник, «Труд», 28 ноября 2001г.©
свн: ...немного в тему... http://ttolk.ru/?p=10064
sergei: Комменты говорят о главном!!!
свн: http://www.yapfiles.ru/show/364670/592ca5a1a707bdd8704fdaa8a00e9c28.flv.html ...маленький внутриобъемный взрыв
полная версия страницы