Форум » Армейский юмор » Армейские байки (часть3 ) » Ответить
Армейские байки (часть3 )
Admin: Различные рассказы армейской службы,страшилки и байки.....
ВВГ: Владимир Мельников пишет: Течка у неё была врождённая и сколько бы движок не перебирали, текло и масло из поддона и вода из помпы и из под рубашки и никто те язвы не мог законопатить. На жигулях и камазах, коленвал с обеих торцов, закрыт заводскими обычными сальниками, и то у камаза и передний и задний сальник одного размера, поэтому сальники нужно подбирать так, чтобы не перепутать направление вращения. На наших машинах, более ранних конструкций, сальник коренного был набивной, поэтому и нужен был специалист, так как если его зажмёшь сильно, - сожгёшь, недотянешь - будет бежать... есть и другие тонкости. Течь водяного насоса, неисправность не сложная, если подшипники без люфта, и опять тонкости, а подготовленных специалистов нет в этом возрасте не созрели ещё... Осенью 1976 в Рагуне в командировке, на моей водовозке, стали гореть контакты, из глушителя была такая стрельба, что весь полигон "начинал окапываться". С полка чуть не каждый день передавали мне новые контакты - бесполезно. Ничего не могу понять. Собрались все грамотеи и ротозеи, базаров много, - толку ноль. Приехал мой взводный... Короче зацепили на сцепку и в полк. А в полку, в ремроте был сержант Капустин не только голова, но ещё до армии успел закончить автотранспортный техникум. Он посмотрел, и сказал, что раз транзистор не работает, нужно заменить катушку зажигания на простую, и всё наладилось... Но для меня вопрос остался и на сегодня , почему он работал до этого при тех же условиях... . А на Капустина молился весь полк, такова цена специалиста...
ВВГ: Если считать узбеками всю Среднюю Азию. Я узбеками считал только узбеков. А пехотой - 9 мотострелковых рот полка. Повара кладовщики и тд это штучный товар о них молчу... Кстати, среди казахов было много механиков водителей танков и БМП, у нас в роте было 2 таджика, оба были в нашем (транспортном взводе)... А шоферами были все народы СССР....
sergei: У меня в роте в приблизительно равных пропорциях была вся Средняя Азия и Кавказ.и 10% случайно затесавшихся с просторов евро-азиатской России...
ВВГ: Сложный вопрос, например в Дагестане, где то 40 народностей. В Средней Азии кроме Киргизов, Узбеков, Туркмен и Таджиков, были Каракалпаки и ещё какие то, всех не помню, это официально. Да и вообще это смесь более сотни наций и народностей...
sergei: ВВГ пишет: 40 народностей Это все объединялось и приравнивалось к месту призыва.Но группировалось по национальности...И работать приходилось исходя из этих реалий.Если какая нация,по разным причинам начинала преобладать-обстановка накалялась...
ВВГ: Думаю, что в конце семидесятых, ситуация была более предсказуемая и более управляемая, по сравнению с концом восьмидесятых Хотя и в моё время даже грузины делились на по моему мингрелов, аджарцев и ещё кого то, в целом закавказье между собой было не вполне толерантным, в общем трения периодически тоже возникали...
sergei: ВВГ пишет: по сравнению с дурдомом конца восьмидесятых И началось это в 85 году.Меченый везде углы пометил...
sergei: ВВГ пишет: грузины делились на по моему мингрелов, аджарцев Лакцев...
Владимир Мельников : Либероза, польские события Солидарности. Мы неделю паримся в готовности перейти польскую границу. Ну типа того. Погода была в феврале, как в ялте. Плюсы и мы раздетые, а в галле вернулись, а там снега полно и холодно, чудно...Весь лес был утыкан учебными противотанковыми минами. Учебные, а трогать срашно.
ВВГ: А что делает в Либерозе автобус "Прогресс"-8
sergei: ВВГ пишет: что делает в Либерозе автобус Комендачи...мармон из парка не вышел-на автостраде у немцев конфисковали...
ВВГ: Не, Прогресс это наше детище, завода "Красная Звезда" в Лейпциге, В основном, использовался для того, чтобы учеников возить в школу.
sergei: Да,я в курсе.Пошутил.И автобус по тревоге вышел.Вероятно это была тревога со 100% выходом техники в район.
свн: ...на фото танки и танкист с 68-го полка...
ВВГ: Наверное это, в комендантской роте зилы 157 заменили на танки, для надёжности
Владимир Мельников : На первом фото первый на стволе сидит водила замкомдива дивизии Колька из Шепетовки. Весельчак и юморист такой, как и я. На полигон припёрлись табуном с салонами комдива, начпо, и других. В прогресах и других автобусах возили солдат по полной экипировке. Что мы там неделю делали, да отдыхали. Я у генератора последний слух потерял, завшивели, помыться не предлагали. Воды каску горячей надыбаешь у штабного прицепа кухни к салону прицепленного, до пояса вымоешься и то спасибо. Одно хорошо, свежий воздух, теплая погода в феврале и неделя типа готовности. Танки пылили, чёрт бы их побрал, выжимали из машин на участке леса всё, что можно, чёрные до пупка торчали из открытого люка головами и скалились. не то глотнуть воздуха хотели полной грудью, не то выдохнуть пылюку силились? Неделю пожили, да и слиняли. На втором фото я стою первый слева. на групповом фото наш командир взвода и мы, я ефрейтор ещё внизу сижу лето 1982 год. Потом фото того Кольки из Шепетовки, что с танкистами снялся и я справа от него, это запасной командный пункт в Айслебене у карьера, лето 1982 год.
Владимир Мельников : свн Василий, признал кого-то, да?
ВВГ: И как было принято, штанами прикрывается самое секретное и святое, что было в ГСВГ,- номера автомобилей
Владимир: Владимир Мельников пишет: не то глотнуть воздуха хотели полной грудью, не то выдохнуть пылюку силились Да, Володь, как говорят кто на что учился Я гордился своей должностью в армии хотя и было не легко...Горжусь и сейчас.
ВВГ: У механиков-водителей (на Т-62), говорили какой то щиток должен был быть, для движения на марше, но видеть не приходилось
Владимир: Так эти щитки у всех машин (танков) предусмотрены, только эффективность зависит от погодных условий
ВВГ: Наши танкисты говорили, что и их (щитки) были изъяты из танков, чтобы их не потеряли или не сломали, что то типа этого
sergei: ВВГ пишет: были изъяты из И это так!Все равно не боец отвечал,а вешали на командира.Хоть тысячу раз под роспись отдавай!!!!
ВВГ: sergei пишет: Все равно не боец отвечал,а вешали на командира.Хоть тысячу раз под роспись отдавай!!!! И правильно, потому что и боец и щиток это расходный материал, причём первый нужно ещё и кормить, что бы не орал, а второй протирать спиртом, что бы блестел как..., и при этом не перепутать как за чем ухаживать, да ещё следить за тем, что бы первый не спёр протирочный материал, и не употребил вместе с кормом для себя
sergei: ...а еще хлястики!!!!
ВВГ: Хлястики, это вешь более серьёзная, Это как переходящее Красное Знамя...
свн: Владимир Мельников пишет: признал кого-то, да? ...Володя!! Кто жестикулирует рукой -КВ! Но лично не знаком, а так сталкивался с ним при передаче танков в Союз!! Раза два у них в парке был еще лейтехой...-стоко времени прошло--жуть!!! ВВГ пишет: какой то щиток должен был быть ..на всех машинах есть щитки...и даже колпаки мех/водов....Но в данном случае- машины 65-67гр, и редко у кого они есть...ведь 15-17 лет прошло..
Victor: свн пишет: ...на фото танки и танкист с 68-го полка... По номеру видно, что это 68 полк, в конце 80-х годов номера на танках во всех полках сменились, у меня в 243 полку танки были в 1986 году -140, 141, 142 и т.д., а в конце 80-х годов - 340, 341, 342, 343 и т.д.
Victor: ВВГ пишет: Наши танкисты говорили, что и их (щитки) были изъяты из танков, чтобы их не потеряли или не сломали, что то типа этого У меня щитки были на всех машинах и на боевых (это само собой) и на учебно-боевых - там без щитка никуда, правда частенько ломали, приходилось выписывать новые, а без щитка вся рожа грязная!!!!
Владимир Мельников : Ребята, почему-то больше запомнились лица ребят без защитных щитков. Голова торчала наружу на четверть, было со стороны странно видеть, как танк пёр на скорости, а кто-то буд-то случайно выглядывал, вроде даже и не механик-водитель. Только на поворотах в городе его голова вроде делала, какое-то ныряющее движение, танк поворачивал, голова выныривала на большую высоту и снова ныряла пониже обреза брони. Летом и в тёплую зиму такие лица и были, закопчёные и измученные. Я всегда им завидовал, у них настоящая служба была, не то, что у меня. Но на первой дивизионке в зиму 1981 года было очень холодно, нас экипировали сразу в роте в валенки, намордники, разрешили пододеть ХЭБЭ под ПЭША, стали толстыми и неповоротливыми. Мотоциклы сразу отпали, грузились в зебры и поставили туда печки и угля ящик накидали. Сразу стало так тоскливо от предстоящего, куча дедов пыталась попрятаться в наряды, хрена с два. Оставили сержанта и дневального в роте и калеку ещё с гнилыми ногами грибком, сняли все наряды и всех долой на мороз вымораживать дурь. Ехали долго, часто стояли, много регулировали, возвращались назад и дорегулировали отставших и заблудших. Прибыли в места с канавами для отвода воды и деревьями, которые росли плотно вдоль дороги и все они были вербами и окрашены снизу известью или краской. Меня выбросили перекрывать путь нашим колоннам перед переездом однопуткой По этой однопутке швыдко курсировали двухэтажные электрички. Мне надо было следить и за электричками и за баранами, которым было плевать на всё, они пёрли и не думали о смерти. Снегу было по колено и местами выше. Переезд был не регулируемым и без шлагбаумовов. С какой стороны приблизится электричка невеличка, поди узнай. Крути головой, а оно мне надо? Спать охота, автомат обнял на груди, он мне гад всю спину проморозил, поставил кончиком ствола перед каской и спать. Стою и понимаю, что снится сон, дышу в себя под намордник вдоль груди, тепло, кимарю. Звон каски о свол, шок и головой во все стороны, часов нет, сколько стою, фиг его знает, когда снимут, забудь, не сказали. В противогазной сумке кусок чёрного мёрзлого хлеба и кусок жёлтого тонкого сала, одна соль сверху. Пробрался к нему, отмусолил, а хлеб зубы не берут. Лёд. Потом ничего салом обошёлся, потом пить умирал, как хотелось. Но самое интересное потом было. На реке лёд, а сделать ничего не могут. Танки переезд перешли и встали, сначала долго газовали, потом стали по одному глушить. А вот потом стали из танков бойцы вылезать и многие не могли разогнуться, так и приваливались к броне, потом подъехала будка с печкой внутри кузова и они туда по очереди стали забираться, наверное кому совсем хреново стало от холода. Я первое о чём подумал, так это о нашей зебре и печке, что туда закинули и сразу тоже захотелось бросить всё и так вот в свою зебру к печке. Помёрзли мы тогда, но больше всего огорчались деды и кандидаты, что переправа не получилась, они так нам хвастали, а оно вот так не сложилось.
Владимир Мельников : Наша комендантская рота, вернее, её часть на полигоне Либероза 1982 год февраль. Тепло, как в Ростове-на-дону зимой. Командир роты ставит задачу. Снимок делал замполит. Далее на фото наши зеброчки на Ютербокском полигоне лето 1982 год. Последнее фото в парке.
Владимир Мельников : Рассказ "Смотр колёсной техники". Смотр колёсной техники. Зима вступала в свои права, тепло давно покинуло землю. Розы спали до февраля под толстым слоем снега, сброшенного нами с тротуаров во время ежедневной уборки территории, им было сейчас лучше, чем нам. Один день учений, а сколько мороки. Ужас обуял нас, когда утром после развода мы прибыли в автопарк! Построение перед КПП парка, вводный инструктаж, пять минут на перекур и ….. шоб вононо сказылось, я таке тилькы на рысовых чеках у своём колгоспи бачив, не, ну самы побачтэ, ну дэ мы могли такой ось грязи побачиты тута, звиткиля мы йии прытахторылы, дэ воно тэ месиво, щёб так йим затарыця, аж ото пид самы ступыцы, дэ тий муляка, щёб тай на карданах привэзти його можно було? Родная незабываемая ротная речь. Точнее и красивее мысли не выразить по поводу увиденного нами и водилами и мопедами, увиденного и поразившего нас размером грязи, привезённой нами на своих машинах с учений. Боксы не были пригодны для размещения такого размера машин. Машины чистые, надраенные и выкрашенные в защитный цвет ацетоновой краски, пахнущие и грозные, во что они превратились и как уместились в ангарах, облепленные супесью и глиной от мостов до макушки кабины? Мотоциклы выглядели ещё жалче, на них лучше было вовсе не смотреть, а хватать в охапку и катить их с закрытыми глазами прямо на мойку и мыть их, мыть, не открывая глаз, чтобы не травмировать своё молодое и неокрепшее сердце таким безобразием. Руки от увиденного опустились даже у самых бывалых. Нет, они видели и похлеще, но рано утром, сразу после тёплой казармы, после тяжёлой ночи, после мытарств и только, что съеденного завтрака, нет, только не это, только не арбайтен. Требуем 10 дней санатория. Я вам устрою и санаторий и профилакторий, а ну, марш на мойку, даю вам на приведение боевой техники два часа и если я, не дай Бог, не увижу результата, я вас заставлю ходить гусиным шагом вокруг своих мотоциклов до самого ужина! Сказал командир взвода, как отрезал от пуповины, арбайтен и никаких гвоздей, сказал и шасть в курилку у КПП. Сам не курит, но в силу хохляцкого жадного характера, хоть на дурнычку понихает дымку, а что, и марки целы и удовольствие получено. Грех так о людях думать, да сам горазд до этого, не курю, но присутствовать приятно. Парк комендантской роты очень большого размера, места много, но спрятаться негде, всё пораскрывали настежь, все машины выкатили на серёдку, кругом один ветер хозяйничает, ни одного тёплого местечка. Наряду по парку тоже не есть мёд, в другое бы время можно бы и на КПП отсидеться под музычку, но не сегодня. Сегодня музычку запрятали под топчан. Сегодня Алдан будет сидеть в заперти. Старый приёмник и батарея из сухих аккумуляторов в бумажной обёртке не одному поколению водил согревала душу свои музыкальным голосом, сегодня она запрятана и о неё полный молчок. Слушать музыку запрещалось во все времена, приёмник подвергался конфискации и приводился в полное уничтожение путём удара о землю. Зампотех, командир транспортного взвода, командир мотоциклетного взвода и начальник АХЧ товарищ прапорщик Захарченко и сверхсрочник товарищ старший сержант, обсуждали вчерашнюю мутатень с выездом за город и последствия этого события сквозь призму нынешнего утра. К ним присоединился ещё они прапорщик, начальник автобуса для перевозки господ из числа женского персонала, а не далее, чем минуту назад прибились к дымному ковчегу адъютант комдива, водила комдивовской волги, старшина из сверхсрочников, товарищ Саркисян. Компания пухла дымным облаком на наших глазах, шапки полезли у товарищей командиров на макушку на подобие солдатско-дедовских, взмахи руками во все стороны и вращение рук словно пропеллеров, возросло, гогот и складывание некоторых, особо не терпимых к выражени эмоциями, пополам усилился, стремление к работе у нас заметно упало. Желание прислушаться к разговорам старших было непереносимо и каждый стремился, если, что и не дослышать, так домыслить самостоятельно, домыслить и переврать до обратного от сказанного другими. Утром так часто у нас бывало, собирались у ворот КПП офицеры, обсуждали свои дела, говорили про домашних, про службу, часто касались бабсой тематики, но завершали всё разговорами про охоту и рыбалку. Сегодня в разговорах очень часто слетало с уст словосочетание «охотничий домик», видно в ближайшие выходные кто-то из наших собирался отдохнуть на природе и чем-то таким заняться, что это было связано с охотничьим домиком. А может это мне привиделось, что все разговоры сегодня крутятся именно вокруг домика, которого мы не разу в нлаза не видели, однако уже свыклись с его существованием и оно нас это выражение крепко успело зацепить и распалить. Очередь на мойку была огромной, пробиться до источника воды было делом гиблым и совершенно не реальным. Мотоциклы свои мы решили сначала очистить от грязи, а уже после этого попробовать отмыть. Лить воду на замёрзшую в спицах грязь и сено было небезопасно, слой льда от такой процедуры мог только увеличиться. Вставать на четвереньки было в лом, но что делать, когда тебя обстоятельства ставят в такое положение. Положение для снятия оковалков грязи, облепившей колёса, заняли кто во что горазд, один завалился животом прямо на люльку и полез щепкой под крыло, другой перекинулся через бензобак и завис вниз головой, освобождая от ледяного плена пламенный мотор, третий сел на корточки и тыкал палкой копалкой про меж спиц, пропиливал впадинки на протекторах шин, короче, работа закипела, работать было всем в лом, но на миру и смерть красна. Видимость работы создавали все, отдавались работе с полной душой избранные, испорченные судьбой, приласканные начальством. Была и третья категория, категория, дождавшихся отпуска, но по какой-то причине застрявшего в роте и категория приравненных к ним. Эта категория (почти уехавших и почти получивших отпуск ) и делала основную работу во все времена. Делала своё дело и сейчас, лезла из кожи вон, носясь на виду у кучку командиров, то взад, то вперёд. Нам до них дела никакого не было, грязь не собиралась за здорово живёшь отваливаться, переползала с спицы на спицу, волочилась за палками, скребками и щепками. Руки ныли от холода, вода добралась аж до локтей. Работы в это утро навалилось столько, сколько не бывало ранее. Оно и понятно, снега и мороза такого пока не было, а оно на холоде и малая незадача кажется сверхпроблеммой. Работали не мы одни в автопарке, гудели ледорубы-топоры вне сетчатого парковского забора, это мотоциклисты регулировщики занимались уборкой территории, снежные искры сыпались во все стороны света, засыпая в первую очередь сапоги самих тружеников, превращая их ледяные вазы. Работа у них была почище нашей, дорога жизни не давалась никому легко. Толстый слой снега, затоптанный пешеходами, превратился сначала в не менее толстый слой наста, а в последнюю оттепель вся эта дрянь околела и стала настолько стеклянной, что лопатами уже не соскребалась, мокрилась, сочилась но не поддавалась. Части лопатам сделали обрезание, лопаты превратили в нечто рубящее, но результат оказался отрицательным. Лопаты при ударе о лёд, в силу своего малого веса, пружинило и отбрасывало при ударе о лёд на приличную высоту. Лёд рубиться отказывался, он всего лишь сёкся на мелкие полоски. Требовалось, что-то иное и достаточно утяжелённое. Скрещивание лома с топором позволило избавиться от недостатков прежнего вооружения мотоциклетного взвода, лёд пошёл косяком в дальнее плавание. Обочины были завалены льдинами и снежными брикетами, булыжная мостовая приняла удары ледорубов и отдала свой лёд нам. Отметины, оставленные нами в 1981 году должны сегодняшним немцам подтвердить наше прежнее существование в старинном городке Галле. Кроме работ на внешнем периметре и помоечных работ, видимость работ наблюдалась повсюду. В тридцати метрах от мойки, рядом со спортгородком, заправщик Ерашов орал до неба матеря и костеря раздолбаев перепутавших всё на свете. Гонениям поддались не только молодые духи водилы, орал заправщик и на старичков, пломбы на обеих бензобаках оказались сорванными то ли прямо сегодня, перед рулёжкой к бензоколонке, то ли ещё до тревоги, то ли чёрт их знает когда. Баки были во многих машинах заправлены по-разному и это при одинаковых условиях автопробега Галле-Запасной командный пункт-Галле. Куда делись излишки бензина и как они могли испариться (и такая версия предлагалась быть защитанной и оправдательной раздолбаями водителями), где их затерялись следы, когда все машины сразу по прибытии загнали в боксы и заправили на оба бака под завязку? Как и кому удалось вычислить недостачу или недолив, пока оставалось неясным, однако проверка показала исчезновение части топлива, а устав требовал, не взирая на незаконченное следствие, долива бензина и приведения боевой техники до состояния самостоятельного движения в случае очередной неожиданной тревоги. Мат не стихал до самого обеда, морды участников исчезновения бензина краснели не то от ора на их хозяев, не то от стыда и душевных терзаний. Следствие не имело шансов на доведение дела до вынесения приговора, бензин ещё с вечера покинул самовольно территорию части. Искать его надо было не здесь, а в частном гараже одного товарища геноссе, который ежедневно занимался грабежом казённого имущества, прикрываясь благим делом типа вывоза мусора со свалки. Бензин, масло, соляра текли рекой в том направлении. Большегрузный «Баркас» увозил в закрома частного бизнеса не только вшивое топливо. Канистры, радиаторы, аккумуляторы, электролит и кислота, стеклотара и автомобильные запчасти, ремни, прокладки, солидол, тавот, веретёнка….чёрный металл и даже туалетная бумага и фанера, всё имело хороший спрос и высоко оплачивалось старьёвщиком. Ор заправщика был расчитан на легковерных, часть выручки оседала в его чемоданах, одном дембельском и одном чемодане отпускника. Бензин превратился за сегодняшнюю ночь в несколько блоков жвачки, пару джинсов и один спортивный шерстяной костюм. На сдачу всю ночь трескали в каптёрке у водил колу и разговлялись синтетическим мёдом, заедая последний пряниками с подозрительным слоем глазури. Те, кто не трескал ничего, стойко переносил побои и в удивление своём в сотый раз теребил висюльку фанерку с непонятным оттиском на наружнем слое пластилина. Что ставилось да хотя бы тем же самым заправщиком вчера в потёмках и то ли красуется на дощечке сегодня ни бельмеса не ясно и подозрительно до крайности. На мойке вода лилась рекой в норку бесчётно, на заправке бензил утекал чужую норку, страна денег на армию не считала, отдавала ей не последний рубль, бойцы же, приученные считать по-немецки, освоили счёт на ять, пополняя свои бездонные чемоданы и лужёные желудки крохами с барского стола. Стол был такого большого размера, что полумиллионной группировке наших войск в Германии тех крох хватало за глаза. Гудели на мойке ульи, гудели на заправке, гудели на яме мотористы, копаясь в дерьме по самые уши, гудел сварочный пост карбидной сваркой. Каждому нашлось занятие, никто не мог сачковать публично. Варили фаркоп у мармона, помогали советами от четырёх до пяти человек, покатили баллон на замену проколотого в прошлую ночь, примазалось с советами шестеро, по одному человеку на шпильку, покатили УАЗ на яму, чуть полвзвода не подавили, ровно столько человек бросив свою основную работу, кинулись помогать давать советы, как лучше вытащить движок стальной трубой. В итоге бурной непроизводительной деятельности старослужащих и приравненных к ним кандидатов, на каждого духа пришлось по три мотоцикла, которых не только надо было очистить от грязи, но ещё и помыть, потом просушить, а если надо, то и пройтись из пульверизатора по крыльям или запаске. Не подумайте плохого о бойцах комендантской роты, работа не встала, а труд не стал менее продуктивным. Запуганные до смерти духи и приравненные к ним черпаки, попрекая друг друга слабостью характера и пересмешничая, выкручиваль из создавшегося положения, не теряя чувства юмора и желания перевести случившееся в разряд милой шутки. По другому в армии и не могло быть, никому не хотелось признавать себя побеждённым и задроченным кем-то, всё списывалось на молодой возрастной послужной список и слово «положено» по уставу. Положено только не по воинскому уставу, но уставу, сложившихся отношений в армии. Отношение к черпакам старослужащих списывало наезды на нас и давало твёрдую уверенность на изменение отношений к нам по прибытии молодого пополнения весной. Будучи духами по положению вещей, но не по силе духа, мы напитывались местью к своим сменщикам и не дай Бог быть услышанным нынешними дедами, готовили духам такие муки и наказания, что зная о задуманных нами зверствах, те пропустили бы не менее трёх призывов, а нас отдали в руки Нюрнбергского трибунала или создали бы новый, наподобие тройки ВЧК. Что произошло с курильщиками из числа строгих командиров и куда все подевались, стало известно только после обеда. Как он приспичил, никто и не заметил. Давило, давило на нервы голодом, а прокричали построение на обед, аж огорчились. Дело своё наладили до такого каления, что потеряли ощущение холода и голода. Вот, что значить озадачить проблеммой и загрузить мозги под завязку, оно при таком положении и думать о жратве и доме, аж самому противно. Работа дураков любит, а в армии особенно. Не закрывая рта мололи чепуху по поводу послеобедешного доделывания дел, надобнности в напоминании кому, чем заниматься не было, срать мы хотели на отлынивания дедков и их прислужников, без них и их подзатыльников дело скорее двигается. Нехай себе думают, что мы испугались и покорились, не будет их присутствия, оно для нашей же безопасности и здоровья полезнее. Работу мы доделаем, а что до части доклада, не стеклянные, не сломаемся при сдаче техники в руки их хозяевам, пусть подавятся неудачники. Впервые почувствовали себя нужными и мало мальски уважаемыми людьми, могли не выделяясь голосами даже вести тихие разговоры в строю перед ротой, во время построения на обед. Без разговоров нельзя, сразу организм напоминает о холоде, об отсутствие бушлатов, о надуманных великолепных качествах формы ПШ, по сохранению ею тепла. Её качества были надуманны, руки прижимались, как у птиц ближе к телу, бока закрывали локтями и пытались удержать искорки тепла. Построение длилось долго и очень долго, степень долготы определялась количесвом градусов ниже нуля на ротном термометре. Почему такой порядок существовал в роте, я не знаю, но одну тварь, которая, где-то застряла между автопарком и ротой, мы могли ждать до пятнадцати-двадцати минут. Наказание для опаздывающих почемуто приводилось в исполнение для всей роты, а сама тварь даже не подозревала об этом и передвигала в сторону строя даже не черепашьими шашками, а прямо лилипутовыми саженями. Меня всегда это бесило и приводило в ярость. Я до самого дембеля не мог понять, не ужели им жрать-то самим не охота, не ужели они настолько козлы, что им до всей роты в полторы сотни человек дела нетути? Зима убивала во мне человека, холод и голод изводили организм до полного отчаяния. Убежать многие задумывали, но двойные границы и не до конца добрые немцы охлаждали горячие головы. Оставалось только одно, подставлять лоб и почки под кулаки старослужащих, а всё остальное отдавать на растерзание голоду и холоду. И знаете, что мне было не понятно, а то, что и одежда была справная и еды было навалом, только зачем надо было скидывать бушлаты и идти чёрт знает куда, да ещё с весёлыми песнями для приёма пищи. И почему этой пищи, которой было навалом в столовой, не давали времени доесть и выводили на половине съеденной нормы на улицу? Зачем это делали и каким образом это увеличивало боеспособность, я до сих пор не понял. Может действительно мы много потребляли пищи и чтобы не поесть её всю, нас от неё и отрывали и с песнями уводили в роту. Ожидание обеда, завтрака или ужина превращалось в навязчивую идею. Говорили о гайках, а мысли были о том, что сегодня дадут на первое. Сказали матом слово, а послышалось «борщь», позвали подержать кабину, а почудилось «рота строиться на обед», спросил товарищ прапорщик пишут ли из дома, а привиделось, хочет угостить галетой. В столовой во время обеда почудилось, на вроде разговоров об очередном выезде за город. Сбились в тесную кучку в курилке после обеда, опять от писарей потянуло провокациями. Приехали из рейса водилы таксисты, новую пакость привезли. Ничего вроде не происходит внешне, а чувство беспокойства начинает одолевать каждого, начинают ползти слухи и провокации, дать отпор им некому, об их существовании пока не стало известно ротному начальству, даже сам начальник штаба и комдив со своим замом и начальником политотдела дивизии ничего не замышляют, но слухи рождают новый фантом, он поселяется внутри каждого живого организма, бойцы как крысы начинают делать запасы продовольствия, тащить в боксы и прятать в кабинах под седушками старые шинели и бушлаты, обогреватели и воровать дру у друга новые аккумуляторы. Комдив с НШ и НАЧПО ещё нежатся в своих тёплых постелях, а предатели карандаши и ластики взбудоражили роту очередными выездами в ближайшие дни за город и не в составе детского сада на выезде, как называли нашу комендантскую роту мы сами, а будто бы в составе аж всей колёсной техники дивизии. Замахнулись писаря и чертёжники, кивнули головой в знак согласия водилы таксисты, ойкнули спросонья комдивы и НАЧПО с НШ, вылетели пробкой из дома, не приняв пищи, да всё равно не поспели к изданию приказа о смотре колёсной техники. Меньше спать надо было товарищи под и полковники, солдатское радио без вас озвучило ваши намерения. Попейте чайку в кабинете на работе, а этого времени вашим писарям вполне хватит, чтобы ввести вас в курс дела. Не тратьте своё время на бумагомарание, а лучше займитесь приказом о поощрении отличившихся в этом смотре, до которого остаётся ровно пара суток. Двое суток времени мы зря не теряли. Каждое утро начиналось одинаково, подъём, зарядка, завтрак, развод на работы. Развод производился с усиленным информационным режимом, говорили много, предпочтение отдавали нотациям и запугиваниям. Позорили и костерили нерадивых и приравненных к ним. Вчера застали часть старослужащих, дрыхнувших в кузове прямо на штабных палатках, выволакивали спящих прямо за сапоги и я сам стал тому нечаянным свидетелем. Вытаскивали и далеко от себя не разрешали убегать, зампотех прошёлся костылём по горбешникам, командир транспортного взвода ремнём для генератора. Попыток дать сдачи или убежать никто не делал, да и бежать собственно, было не куда. Ротный узнает, сгноит на кичи или того горше, посадит в УАЗ и отправит в Ораниенбаум или Рагун на полигон для исправления. На свинарник в свинари не наказывали, то место было блотное и числилось за другим ведомством, ведомством товарища старшины роты прапорщиком Верховским и этой поганью он не позволил бы то место опоганить. Старшему ЗИЛа-131, товарищу раздолбаю Юрию Грабовскому, досталось втройне, от зампотеха, командира взвода обслуживания и своего командира взвода, прапорщика Овсянника. Овсянник не бил и рукоприкладством не занимался, об этом он сам нам говорил, голоса своего не повышал и нервов не растрачивал, убивал наповал работой. Раз и долой всё из кузова, забитого под завязку, всё на асфальт, огромного размера и веса палатку на сто человек, две печки и два ящика с брикетом, не подъёмного веса, гору кольев, отбеливатель, утеплитель, полы, стулья и столы складные и не помню, что ещё. И на время, главное, чтобы всё исполнялось по тики-так, по часикам и строго по порядку следования, сначала от туда, а потом в кузов и чтоб заново сложено и чтоб без складочек, колышек к колышку, стульчик у стульчику, брикетина к брикетине, да по секундомеру, да с тихими нотациями и попреканиями, выворачивающими всю твою душу наизнанку, да так психологически точно, что классики психологии записались бы в очередь на прослушивание лекций к товарищу командиру комендатского взвода за год до этого случая. Горше всего было смотреть нам, духам, на истязания плоти старичков. Нет, мы конечно в первые минуты наслаждались справедливым и главное, заслуживающим высшей меры наказания, решением наших командиров, но, вот это самое, но и портило весь смак, происходившего события. Миг вынесения приговора, миг радости, но целая вечность исполнения наказания прямо у тебя на глазах. Видеть, присутствовать и быть свидетелем, не иметь возможности оказать помощь, а потом типичная русская жалость к пострадавшему и слабому, быстрое прощение скопом и всех своих обид потерпевшему, вот это тяжелее всего и позорнее и запоминаемо надолго. Спать, много вкусно кушать, давать подзатыльники и выкидывать номера, ведь это для солдата второго года службы самое законное и положенное по не писанному никем праву безобразие. За, что их наказывают, ведь мы всё за них делаем, всё успеваем, они только мешают и создают проблемы, почему к ним такое несправедливое отношение, ведь они прошли уже то, что сейчас мы проходим, а вот вопрос, а с нами, что, тоже так же будут бесчестно поступать? Это, что же получается, они смогут оттянуться, а нам не моги и мотай на ус, пока есть отрицательный пример, не смей поступать потом так же? Девяносто процентов личного состава нашей роты принимали личное участие в подготовке будующего смотра, десять процентов это событие не касалось вовсе. Эти люди либо были в командировке, либо на выезде в другом городе, либо топтали службу в нарядах по столовой, роте и штабу. Готовились в смотру не только комендачи, и пушкари и занитчики каждый день возвращались мимо роты или автопарка уставшие и вымотанные до такой степени, что строевую песню не пели, а вымучивали и хрипели отрывками первых букв в словах и предложениях. Их батареи растягивали свой строй настолько, что понять, где первая, а где уже вторая, не представлялось возможным. По дивизии никто не бродил и без надобности не шлялся, только бегом и с выражением озабоченности и замотанности службой. Пехота тоже притихла и не гомонила на своём плацу, всех загнали производить ревизию своего имущества, паковать вещевые мешки, наполнять их содержанием согласно списка, вложенного внутрь. Ревизии подверглось всё, вплоть до ящиков ЗИП, которые потрошили годами и на поверку, которые оказались не в полном комплекте. Что можно было исправить, исправляли, чего украли не во временное пользование, пополняли по описи, взяв недостающее со склада у зампотеха. Помехой строевому смотру не было ничего, кроме подлой немецкой погоды. Как проклятая, она в этот год давила нас морозами 10-12 градусов, засыпала снегом по колено, мучила бессоницей. Бессоница могла иметь и приобретённое значение, на уборке снега, откалывании глыб льда с дорожек и поля автопарка умумукивались до изнеможения, до выпадения черенков лопат из рук. На ремонте, мойке и покраске машин и мотоциклов наглатывались столько ацетона, что выдыхали из себя 50 на 50 совместно с углекислым газом. От ледяной воды на три жизни вперёд заработали и ревматизм рук и ревматизм ног. Ревматизм мозгов получили замполита его комсомольскими собраниями, публичной поркой комсомольцев и навязыванием нам повышенных обязательств. Политзанятия и учёба на минуты давала организму отдохнуть, согреться в огненном кинозале, сморить от много раз повторенных слов и цифр и клюнуть впереди сидящего товарища носом. Лекции читались исключительно образованными людьми, лектора ниже майора в роту не пускали, часто в роли лектора мы видели начальника политотдела дивизии или его замов, лекции затрагивали важные политические темы, поднимали и освещали вопросы партийного характера, но ни разу, хоть бы одним словом заикнулись об истории гарнизона и о том, что тут было до нас и как мы здесь вообще оказались.
Владимир Мельников : Продолжение рассказа "Смотр колёсной техники" Накачка, тяжёлый труд, плохой аппетит, вот наверно и причины появления бессоницы и хандры. Письма из дома застряли в каптёрке у писаря или командира роты (ну, а где же ещё, так нам хотелось думать о людях плохо). На всё стало наплевать. Эйфория от первого учения без ночёвки в полях, улетучилась, сознание проявилось и стало вдруг понятно твоё дальнейшее существование, мозги просекли систему обучения молодого пополнения. Всё, оказывается в этой роте и в части давно делается по особому графику, всем кому он известен в курсе, когда, какая произойдёт тревога, когда следующие КШУ, дивизионки, марши, прибытия и убытия нас всех в эту часть и в последующем на дембель, писаря и водилы просветили сирых и жизнь стала не интересной. Нам стала известна точная дата начала тревоги и дата выезда на полевой смотр, так мы его называли, место выезда и время, которое мы там пробудем. Вот откуда пошёл шорох по сусекам и вот почему мыши закопошились и потащили в свои закрома пропитание и тёплую одежду ровно на один световой день. Мне лично беспокоиться надо было только о том, куда бежать в случае объявления сбора, к электростанции Бодрова или к мопедам в каптёрку за регулировочной формой. Положение моё было двойственное, а сидеть на двух стульях было трудно и опасно. Свои регуля могли посчитать за перебезчика и предателя, бодров мог от чувства ревности просто послать куда подальше и не подпустить меня к своей кормушке, как можно дольше, сохраняя за собой положение штабного электрика без диплома и образования. Моё назначение было шапочным, служу в одном взводе, числюсь регулировщиком, а на учениях должен помогать автоэлектрику. Призванный и зачисленный, как дизелист с дипломом, топтал временно службу с жезлом посреди перекрёстка, обидно, но для армии типично. Ладно, постараемся заслужить хорошую репутацию и занять положенное место в автовзводе. Место отличное, взвод самый деловой и спокойный в роте, если ты шурупишь в технике, там тебя примут и будешь ты кум королю и до самого дембеля будешь купаться в мазуте. Руки тебе ни один регуль больше не подаст, нет, не потому, что сбежал, а потому, что только выронил из рук бутыль с серной кислотой, потому, что руки до локтей у тебя в отработке, а то и того хуже. Смотр потребовал напряжения всех вил и у пишущей братии, писарей и чертёжников. Нехватка рук сказалась на размере кругов под глазами и их синеве. Перехватив меня на втором этаже рядом со своим кубриком как-то, товарищ писарь по фамилии Лапин, сильно меня озадачил и расстроил. Известие о том, что я из студентов докатилось до его начальства, а то начальство велело снять пробы почерка моего и спросить про чертёжные способности. Спалили они меня по наивности моей и одобрили качество знаний по инженерной графике и начертательной геометрии. Стали охмурять меня сдаться и дать согласия на переход писарчуковый взвод. Проходу от них не стало, дошло дело до замполита с командиром роты, вопрос поставили ребром. Командир мотоциклетного, моего взвода, взвивался на высоких тонах не собираясь меня отдавать кому-то, я из него солдата сделаю, мне ровно столько бойцов по штатному расписанию положено, кого я на перекрёсток завтра поставлю вместо Мельника или сам за него встану? Прапорщик Захарченко обо мне немного лучше отзывался и говорил, что в данный момент это требование штабного начальства, я должен перейти в чертёжники моё место среди писарей. Командир взвода обслуживания и зампотех молча наблюдали за перепалкой и пока калибр своей артиллерии не показывали. Зампотех глупо лыбился и кривлялся, как умалишённый, его забавляла эта разборка, его это и касалось и не касалось. Из роты меня не выгоняли, я мог быть отличным регулировщиком, что для него хорошо, мог быть и электриком-дизелистом, что было им увидено не далее как, мог быть и чертёжником, в институте успели загрузить по части чертежей и стандартов. Я растерялся и потерялся, мне было и жалко переводиться из мотоциклистов, но и суровая зима показала мне свою кузькину мать. Оно конечно, можно и в автовзвод перекочевать, да товарищ командир роты пошёл бурыми пятнами. Выгнав меня пинком под зад из своей канцелярии, он оставшимся, что-то такое тихо сказал и за дверью наступила тишина. Минутой позже командиры взводов молча покинули канцелярию, не обронив и полслова в мой адрес. За дверью пошушукались и опять я оказался внутри помещения. «Ты, много на себя не бери! Стууудеенттт!!! И антимонию с писарями больше не разводи, узнаю, спишу к херовой матери, запомнил? (ни хрена себе, я ещё и виноват оказался, но тоже хорош, возомнил себя и размечтался) Будешь служить, где служил, дальше посмотрим, что с тобой делать, но от твоих умений делать электрику не отказываем себе в удовольствие, пока покажи себя в мотоциклетном взводе, а дальше будем думать, что с тобой делать. Об автоэлектрике и не мечтай, Бодров Сергей тебе нечета и до дембеля ему ещё до осени, целых восемь месяцев. Иди и, чтобы в мыслях у тебя больше вопросов не возникало, сказал и на мороз. Обосрали, обтекай. День только начался, а настроение испортили на полных восемь месяцев, зачем только с другом разлучили, служили бы вместе в ЗРП полку, а то только взглядами и дружим, он из своей батареи кивнёт незаметно от своих, я в ответ своим шифром. Зачем брать сменщика человеку, которому служить ещё целый год. В карантине почти два месяца прожил спокойнее удава, определённо повезло, что буду служить человек человеком, по профессии, как положено, сколько писем про это исписал, потом обухом по макушке переводом в мотоциклетный взвод. Думал шутка, фигушки, на полном серьёзе, жезл и мотоцикл, вот твой дизель и твоя электрика. Завтра смотр, подморозит или отпустит. По температуре вечера судить о завтрашнем дне бесполезно, вечером всегда с Балтики находит тепло, к утру холодает, днём не понятно, что может произойти. Позавтракать дали в без тревожном режиме, развод пробовали проводить, а сами всё на дежурного по роте поглядывали, не будет ли звонка из штаба. Только до середины договорили и понеслось, посыльный из штаба, прижимая шапку к голове, вылетел из-за обреза казармы, не говоря ни слова, сунул бумажку командиру роты в руку, а нам всем стало понятно дальнейшее развитие событий. Объявлять тревогу не имело смысла, все ломая строй ринулись в сторону крыльца роты за получением оружия и амуниции. Попытки прокричать рота сбор, рота получить оружие, успеха не имели, толпа вытеснила дневального внутрь коридора, настучав тому для верности по голове. Сучёнок, борзо повёл себя, оставаясь с нарядом по роте в тепле и отсутствие командиров. Ничего не поделаешь, записан по очереди в книгу нарядов старшиной роты, но настучать придётся, всё равно сучёнок! Дух, но уже везучий, ладно, потом ещё об этом поговорим, отвали хоть сейчас с дороги и дай без очереди пробраться в ружкомнату. Оружие хвать и в другую дверь. Не будь больше дураком я мимо ящика с патронами, получилось, откуда, думаю, этому сержанту знать, что я отвечаю за ящик с патронами, нырь в проём двери с распахнутой второй решёткой и сразу в соседнюю дверь переодеваться в регулировочную форму. Сделать это внутри в тепле не получилось, места были заняты старослужащими, нас же оба молодых призыва выпихнули одеваться прямо через другую сквозную дверь в автопарк. Прыгая на одной ножке и придерживая друг друга стали дружно одеваться. Времени у всех в обрез, машины ужи стали выкатываться из боксов и попрыгав на неровностях, немного подумав, стали уходить на виражи, каждая к своим воротам. Мотоциклы команды выводить не поступило и услышав окрик из кабины, одной из «зебр», все ломонулись на голос взводного, еле видневшегося из-за ветрового стекла, в силу его крошешного роста. Останавливаться для посадки пассажиров никто не собирался, взвод растянулся в длину, началось десантирование с ходу. «Зебра» ГАЗ-66 по кривой круто уходила в сторону КПП автопарка, дым синего цвета холодного движка, скрывал очертания автомобиля, машина и без того не отличавшаяся тихоходным шумом мотора, громко погукивала и катила от нас. Обгонять самых старых не позволялось никому, подрывать авторитет деда запрещалось и преследовалось с серьёзными последствиями, шустрые делали вид, что умирают от непосильного бега, уступали старикам первыми добежать до транспортного средства, ухватиться за задний борт, перевалиться внутрь кузова и только потом приступить самому к телепортированию. Уже то, что посадка производилась в «зебру» говорило о многом. Это и удобное размещение, это и тепло, это и прикольно. Там, где три десятка мужиков собираются в одном месте, скушно не может быть. Выкрики и ёрничанья командира взвода из кабины в адрес потерявших нюх стариков, колкости и шуточки, вызывали обратную реакцию, которая диаметрально противоположно была нацелена на нас, духов и черпаков. Шуткам были рады, шутке всегда должно быть место в коллективе, за шутками шли запугивания и страшилки в адрес молодняка. Кто их не раз уже слышал, держал язык за зубами, кто слышал впервые, прокалывался и ловился на голый крючок, попавшегося поднимали на смех и гоготом согревали себе душу. Служба казалась интересной и только у нас она казалась привлекательной и настоящей боевой по отношению к другим взводам и родам войск. Хотелось верить в сказанное. Да, пожалуй, наша служба самая интересная и красивая, об этой службе можно с гордостью рассказывать своим детям, бабе, случайным и не случайным попутчикам. Одно то, что ты служил в самом штабе дивизии, да ещё и в такой редкой специальности, как мотоциклист-регулировщик, да тебе любой пацан так завидовать будет, так, что бросит школу и сбежит добровольцем в армию искать твою долю в мотоциклистах плюс регулировщиках. Наверняка каждый, кому ты расскажешь из подростков про мотоцикл, да ещё взаправдашнее регулирование, да ё ма ё, да, где его военкома так долго носит, отправляйте меня щас же в комендатскую роту, а военник потом по почте вышлете! Место каждого солдата в кузове газона было чётко расписано и занималось согласно штатного расписания. Расписание составлялось самими дедами коллегиально по принципу-ось тута мойэ мисто, пийшов геть звитьтиля, огого, задавив своего товарища по призыву, но вырывая из глотки место у кабины. Все места по левому борту должны были занимать только духи, деды которых, занимая среднюю скамейку, ложились спиной своей спиной им на ноги и животы. Противоположную правую скамейку занимали черпаки и любители выслужиться из неопределившихся по сроку выслуги. Черпаки первыми попадали при таком раскладе на вылет и первыми вставали на боевые посты, любители выслужиться аж чуть через край борта не лезли на улицу, не дожидаясь команды «один пошёл». Погода опять не баловала, снегу за ночь привалило и ровненько так припорошило вчерашние чистки тротуаров. Нетронутый снег давили колёсами зебры и радовались тому, что сегодня-то хоть не погонят на уборку снега, останется нетронутой «дорога жизни» от КПП автопарка и заканчивая территорией стелы, вся территория вокруг роты, офицерской столовой, площадка перед штабом и площадка между ротой и автопарком. Как же мы осенью не догадывались о том, сколько этого снега здесь почистить нам предстоит и кто эти просторы нам отмерял, где тот мирчий и где тот чоловик, колгоспу «Чирвоний прапор». ГАЗ-66 выскочил за ворота, качнулся спокойно, чувствуя в своём вэобразном моторе достаточные силы, стал вворачивать протекторами колёс брусчатку взад себя. Гружёная машина не прыгала по-пустому на неровностях мостовой, а покачиваясь клала борта кузова на нас. Деды давили нас своим телом на поворотах и качках, как жабы давят на болоте своих беременных подруг, выдавливая из них сопливую кишку с икринками. Из нас выдавить было не чего, но приятного было мало, чего ради ты должен эти жирные мослы на себе удерживать. Вроде в шуточку, но мужская гордость и достоинство человечье вроде пока никто не отменял, даже здесь. Но, ладно, все терпят и я потерплю, не долго осталось, блажь всё это и понты. Обернувшись задом к штабу, заметили через открытый проём кузова, что пехота стала выползать со своих насиженных мест и потихоньку выдвигаться след за нами за город. У казарм артполка тоже наметилось выдвижение стотридцать первых бортовых, наверное произвели погрузку личного состава и тоже собираются на смотр. Добравшись до стелы и сделав поворот налево по дуге и взяв направление движения в сторону главного КПП дивизии, заметили, что все дороги позади нас, по направлению санбата и танкистов, тоже заполнены машинами. Настроение стало по настоящему боевым, каждый в кузове с приближением к первому перекрёстку испытывал странное чувство, вроде и первым хочется встать на перекрёсток, первый, всегда первый, но первый, значит и самый скушный, стоять у ворот своей части, ну, какой тут может быть кайф? Не в городе и не в гарнизоне уже, что я своих ворот и забора давно не видел, но, первый, значит и всё внимание на тебя ротного и штабного начальства. Первого регуля встречают самым достойным образом, даже в штабных машинах и головных машинах других подразделений с уважением и удовольствием руку к козырьку тянут на твоё приветствие. Но, по прошествие основной массы колонн начинается самое неприятное и мерзкое, начинают выползать недобитки машины, которые по какой-то причине не ушли из парка вместе со своими, или того хуже, пердит, пердит такая колымага, стреляет на ходу синим холодным поршнем и ты для этой посудины должен всё бросать и бежать на перекрёсток, ломать движение честных гансов спешащих по секундомеру нах арбайтен, останавливать, объяснять им, что, мол, простите товарищи сильно зачехлённые педанты, это последний раз, после двадцати предыдущих, вот чесслово, вот штоб с этого перекрёстка до вечера не сойти, ах лучше не клясться клятвами регулировщиков, поклясться лучше тем, чтоб до дембеля к спиртному не прикасаться? Ах ты гад, да как ты мог покуситься на две самых дорогих для советского регулировщика клятвами, а ну встали быстренько мне сейчас же по ранжиру, правильно, вот так, сначала трабант, потом ещё трабант, потом варбург, а далее в порядке прибытия к перекрёстку. Стоять и розы свои тёплые отвернуть от бедолаги, спешащей по своим военным делам и нечего критиковать старушку, грипп у неё, да, может уже и в астму перешло, но, можете не сомневаться, доедут, у нас не бросят, сзади МТО вот-вот соберётся в дорогу. КПП, звоном ткнувшихся в ловители-зацепы обеих половинок ворот, приветствовало нас. Возле кирпичной будки выстроился весь наряд, такие же, как и мы хлопцы, задроченные и такие же вымученные недосыпом и холодом прошлой ночи, такие же и в таких же красных погонах. Единственное отличие нас от них, это более приличная кормёжка, но это заслуга не советской армии, а личное отношение к своим людям командира роты и старшины роты, это их личная инициатива. Кормёжка наша сравни пайке бойца артиллерийского полка и место наше там же, в рядом стоящей с ротой столовой пушкарей. Ворота КПП проскакиваем без остановки, чуток вильнули вправо на обочину, резкое, до коликов торможение и через приоткрытую правую дверь команда товарища прапорщика Гузенко, вы, что, позасыпали уже, а кто службу служить будет, га? Трое на выход! Трое на выход, вываливаясь на головы и плечи, не успевших отвалить товарищей. Один из кандидатов, двое духов. Звук металлического скрежета при включении первой передачи, перегазовка и с борта на бор прокатилась вибрация соскочившей с бордюра махины, удар в зад скамейкой и с утапливанием, сапогом Сергея Лавриненко, педали газа, выкатили на прямую штрассу, ведущую мимо нашего забора справа к развязке дорог у Нойштадта. Дорожка всегда была свободной, здесь можно было хорошенько разогнаться и почувствовать скорость движения, разогнаться, чтобы через сотню метров так тормознуть на асфальте, чтоб задний борт не успел словить наши с удобством уложенные в штабеля тела. Сзади мелькали обрывки из жизни горожан, мелькнувший мимо нас трамвай, раскачивающийся и набирающий скорость в обратном направлении, Спортхалле за мелькающими кустами боярышника, фонарь, ещё фонарь, жопа резко соскочила со скамейки, дед провалился руками под лавку, мат и снова «Что? Не нравится? Двое на выход!». Не успели, прозевали остановку зебры, а мы не сориентировались в обстановке и уронили, как нам сказали, «особо ценные тела». Долго думать никому не позволяется, выпихнуть в гробину мать первого попавшегося духа, взводный не позволит, место интересное и блотное. Это место пользуется хорошей репутацией и регулировщиков, тут место бойкое, люди при бабках, не дорф тебе какой, тут командирские часы уходят за хорошие бабки и четыреста и больше марок могут выложить за не штамповку из Союза. Уходят, но можно и спалиться, кто сейчас собрался в город на промысел, все догадываются с первого раза, часы из одного кармана переходили в другой, начиная с вечера и отпускник, передавших их на временное хранение, то бишь, сбыт по особо крупным размерам, верит барыге, верит в его везение и старается гнать от себя мысли и наговоры об известной жадности немцев. Сейчас не в его интересах так думать о немцах, сейчас самое лучшее о них. Кого бы хотел здесь видеть взводный, мы тоже догадываемся, и гадать не собираемся, Витя Стога, правая рука командира и его доверенное лицо и один из духов, но не я. Место ответственное, а трамвай сравним с хорошим БТРом, удар трамвая при развороте в бок грузовика, что торпеда на Балтике с эсминца. Один кандидат и второй из молодых. Учить надо молодёжь на положительных примерах. Они остаются, разбегаясь в разные стороны. Немножко успел соврать, Витя успел таки прижать голову парня к своей голове обхватом за загривок, шумно, но тот понял смысл поставленной задачи. У Вити Стоги не пропадёшь, у него все ходы записаны, все перекрёстки в голове и направления регулирования уложены в специальной отсек памяти. Мы уходим, они мельком исчезают в потоке и машин и людей. Были и нет их уже. Всё хорошо, все довольны, лопух только взводный. Сто раз проверенное и доверенное лицо, не может быть таковым по одной простой причине, он всего единожды Одессит и этим всё сказано, все доверенности похерены в Одесском лимане во время зачатия теперь уже бойца. Мы уходим, у нас опять недобор, меньше народа, больше места для холода. Холод заполняет свободное от дыхания пространство и становится немножко зябко. Бойцы пересаживаются поближе к кабине, с удовольствием констатируя, что садятся на козырные во взводе до селе места. Я с другими духами придавлен по прежнему к левому борту и продолжаю своим тщедушным телом согревать пространство между пустотой откинутого борта-скамейки и забортным пространством продуваемым насквозь ветром. Сзади колотун, спереди развалившийся на мне боров. Спереди тяжело, но вроде тепло, но ноги затекать стали и это меня начинает беспокоить. Приказ на покидание машины может прозвучать в любую секунду и как я буду по кузову двигаться, если они затекут и откажут. Зебра нырнула под автостраду А-80 и покатила по тунелю, сотрясая гулом мотора скопившуюся тишину. От гула стало муторно на душе, а разговаривать стало трудно и говорящие перешли на ор. Вышибло пробкой машину из тесного пространства и крик резонансом прошёлся под тентом. Машину стало сносить при виражировании влево, а нас снова придавливать к борту. Выкарабкались наверх, тормознули, вдарили по газам, подавились, снова по газам, газам и, и, и покатилась не до конца прошедшая обкатку новенькая шестьдесят шестая, размалёванная понизу белыми полосами, как козырный туз, машина. Спешить было не куда, мы успевали, город давно проснулся и разгрузился от основного потока спешащих на работу авто. Магистраль была на сваях и с неё было хорошо и далеко видать. Внизу, справа, проплывали новые пятиэтажки-панельки, слева мелькнуло основание жёлтой башни-кирхи, машина пошла в гору, башня не увеличивалась в размерах из-за увеличивающегося наклона назад кузова, а вместе с ним и проёма, не закрытого тентом. Город поражал нас своим величием и новизной, даже в Москве не каждый день доводиться ездить по подобным магистралям, а уж по такой, так и не доводилось в отсутствие таковых в столице. Новизна развязок и панелек, старинные мрачные кварталы и убелённые сединой махины церквей и башен справа по курсу, ширина площадей и высоток. Немного пожили, город не очень хорошо, но знали, вернее, не знали, а помнили последовательность регулируемых перекрёстков и придуманные к ним названия. Сейчас будут «Кулаки» и далее вокзал. Слева должны показаться высотки, а там, чёрт ногу сломит с проложенными только ему известными дугами и спиралями дорог. Город не понять пока, толи очень огромен, то ли так пока из кузова кажется, но судя по количеству и высоте высотных зданий, которых и в Москве пока не видать, он не маленький, а если принять на веру трёп водил таксистов, то это самый большой промышленный город в ГДР. Так или нет, но он мне нравится, я успел влюбиться в него и меня распирает от гордости и счастья, что довелось попасть в людное и приличное место служить, а не прозябать в лесу за колючей проволокой, как рассказывают офицеры.
Владимир Мельников : Продолжение рассказа "Смотр колёсной техники" Мне нравится моя служба, форма и сама машина, на которой мы сейчас едем, но мотоциклы меня почему то стесняют. Не могу я себя видеть в них, после того, как по этим местам носились на подобных фрицы. Мне кажется, что мы не так на них смотримся, чем они, на истинно ими придуманных Цюндапах с пулемётом в люльке. Не так мы смотримся без пулемёта, да и разве будет смотреться наш облегчённый вариант, не то пулемёта, не то длинного автомата. Я бы согласился с самим собой, но при одном условии, поставить на турель, ну например ручной или станковый гранатомёт.«Кулаки» вздёрнутые в гору стали оставаться справа от нас, машина стала непонятно, как вилять задом , потом передом, нырять куда то и вдруг мы оказались ниже автострады, которая собою закрыла вокзал справа от нас. Слева вплотную мы приблизились к плоским длинным высоткам и стали двигаться параллельно насыпи с автострадой. Впереди нас стояли старинные здания довоенной постройки, старые и страшные своим прошлым. Для меня они были из того, фашисткого мира, что правил здесь целую вечность, мира Кайзеров и Вильгельмов, мне было здесь с ними не радостно, но как говорят, мысли способны материализовываться и первое, что я услышал «Мельник, на выход!» . Регулировать, здесь, собственно, было не чего. Так, мелочь, надо было тупо не дать вклиниться в поток посторонним авто, которые имели доступ для въезда на автостраду. Сколько я здесь не пробовал отрегулировать движение, у меня ничего не получалось. Как я не старался прогнуться и выхлопотать себе орден или на крайняк, медаль или там отпуск, хрена вам лысого, регулировать не кого было, съезд-въезд был ошибкой проектировщиков. Покидать кузов пришлось не позволительно долго, туша, привалившая меня делала вид, что, типа, дрыхнет, как сурок, а просьбы встать не имели воздействия. Свалить с себя мордохвата было делом опасным, но выбираться надо было. Нехотя, с ворчанием и упоминанием лучшей части моей семьи в матерных выражениях, амбал расслабился и я выскочил из под него и на карачках пополз по лавкам и телам развалившейся челяди к выходу. Как не противно быть придавленным и терпеть унижения, но здесь, кажется не лучше. Последний напряг, ноги соскользнули с борта и ничто меня больше не соединяет с моей Родиной. Пока не уехала машина и пока командир взвода не хлопнул дверцей, пока он ждёт твоего прибытия для инструктажа, ты ещё в части, ты её единое целое, четыре шага, рука с жезлом к каске, слова «есть, так точно, понял» и вот оно чужое и вовсе не любимое. Не любимое, потому, что воняет бензином совсем не так, как Союзе, воняет кислятиной от сожжённого бурого угля, не твоё, потому, что у них всё кажется лучшим и современнейшим перед нашим Московским. Лучшие дороги, красивее машины, трабанты и прочую мелочь я не принимаю в расчёт, это недоразумение последствий войны, выкидыши века и немецкой цивилизации в целом. Это новейшие дома-высотки, от которых я уже не могу от зависти оторвать свой взгляд, не любимые, потому, что мы их победили, а почему тогда у них всё лучше нашего, почему поехать в ГДР, да даже просто служить здесь, уже круто и не зазорно. Зло и зависть, но желания остаться нет. Нет желания у меня, но сколько желаний я уже у себя в роте услышал. (И ведь остались служить и потом жить в Галле. Остался мой сменщик из Калуги.) Человек, оставшийся наедине с собой всегда анализирует виденное и спорит с собой, и соглашается, и отрицает, и отспаривает за других. Огромное пространство от меня до высоток напротив вокзала, слева впереди от меня, если смотреть на магистраль, бесчётная паутина железнодорожных путей и составов на них. Вагоны, вагончики, дым не то паровозов, не то тепловозов, шар водокачки, какой огромный узел и какой огромный город. Сколько же в нём жителей и наверное они все работают на химкомбинате Буна и других гигантах индустрии. Сколько здесь молодёжи, но почему никого не видать на улицах, как Москве. Для меня это дико и не понятно, ведь в Москве, если тебе надо сделать один шаг, тебе придётся обойти на этом расстоянии трёх человек, а здесь? Куда все попрятались, кто в этих махинах живёт или это тоже фабрики или заводы? Мысли гуляют в голове, тепло пускаю под намордник внутрь до самого пупка, погода не то, чтобы солнечная, мрачновато, но довольно светло сквозь серое марево. Поток с горя магистрали реже не бывает. Стоять скушновато, обсмотрел всё, куда достала видимость местности. Где же колонны, их ведь должно быть по меркам старослужащих, очень даже прилично. Говорили, что в такие периоды рука не выдерживает длительного указания, говорили, вот поедут и тогда проверим это на живом примере. Кажется на минуту то и отвернулся от автострады, раз, а она уже до половины эстакады растянулась кишкой. Прозевал, но не упустил. Регулировать не чего, но быть на чеку приходится. Колонна скорее всего наша, а у кого ещё столько УАЗ-469 могут взяться в таком количестве, один к одному, красивее, только, что своя домашняя ласточка. Идут с включенными днём фарами и это создаёт особый колорит движения, машинки новенькие и чистенькие, на дверцах кружочек и буковки СА. За рулём знакомые лица из транспортного взвода нашей роты, рядом с суровым выражением на лице, полковники и подполковники, всё сплошь штабные шишки. Дорогу перекрыл я давно, стою на положенном мне месте, бояться не чего, но мандраж нарастает и превращается в непреодолимое чувство страха. На меня начинают обращать из кабин внимание, а рука за много десятков метров сама тянется к козырьку каски. Левая рука по швам, правая у виска, жезл завис на запястье, поднятой вверх руки, стою по стойке смирно, как учили, всё хорошо. Машины ровняются со мной и вижу, что в мою сторону направо поворачиваются нехотя головы и некоторые офицеры даже делают попытки взмаха руки вверх, типа пробуют отвечать на приветствие, но сколько можно, нас много на каждом киллометре, всем не отдашь свою честь. Потянул руку кверху, показал серьёзность происходящего, проявил уважение и лишний раз дай собственному водиле убедиться в порядочности человека в погонах и вот вам воспитательный пример. Водилы комдивов ведь тоже иногда уходят на дембель, уходят и остаются там навсегда, вот и в течение этого самого «навсегда» и будут вещать слушателям об отцах командирах только самое положительное из их жизни и про этот случай тоже могут словечко упомнить, пусть их смотрят и впитывают в себя. « За дорогой следите, товарищ боец, за дорогой, говорю, не забывайте следить. Знакомого встретили, из ваших?» Кивок головы и полуоборот в сторону комдива. Я остался на обочине, комдив поехал отдавать честь другим. Я устал и хочу скорее в кузов зебры, самое интересное осталось позади, этих я не знаю, фургон за фургоном, все на одно лицо. ЗИЛ-131, ГАЗ-66, ЗИЛ-157, БРДМы и БТРЫ, катят, катят с горы, а мне то, что здесь регулировать? Ну, построил я намедни ИФУ, постояла та в безнадёге пятнадцать минут, а может меньше, сдала назад и поехала от сюда искать лучшей доли, остался я один с колёсной техникой. Такого количества БТРов и БРДМов я ещё видеть не мог никогда. На каждом бортовой номер занавешен тряпкой на солидоле (так говорили деды), на лобовых стёклах машин и машинок треугольнички или квадраты, про них я слышал из инструктажа, но меня они пока не колыхают, это их по этим знакам распихают по объездным дорогам и добираться они будут до общего места сбора каждый своею дорогой. Меня заинтересовало другое. Говорили, что в БТРе два движка форсированных от газона, но от какого, от ГАЗ-51 или отГАЗ-53, газон, газону рознь. Далее, говорили будто эти движки обслуживает специальный моторист, который торчит в том отсеке с ними всю дорогу и возится с ними начиная от момента запуска, до момента прибытия на место. Говорили, что БТР иметь такой плавный ход, что по пересечённой местности он катит и в нём мягко, как в волге такси. Но проблема, говорили, в том, что эти движки работают каждый на свои четыре колеса одной стороны машины, что они дёргают из-за этого и БТР глохнет и часто тянет его один движок, а второй только ему подвывает и портит воздух и тратит топливо. Теперь я это оружие вижу перед собой в движении. На каждой машине приоткрыты бронелюки над лобовым стеклом, наверху жопой на подушке, свесив ноги внутрь люка, сидит офицер или прапорщик, все одеты по зимнему, у некоторых воротники бушлатов подняты и видно им не лучше, чем сейчас мне. Служба, думаю, собачья и особой радости к их службе не испытываю. Понимаю наконец, как тяжко им даётся защита нашей Родины. Говорили, что ноги свои они упирают в плечи водил и те получают команды сверху только таким образом. Представляю, как это чувствовать всю дорогу на твоих плечах чьи то сапоги и ждать притопа по одному или сразу по обеим плечам. Долго этого момента ждать не пришлось, впереди колонны образовался затор, один БТР вдруг взбесился и стал не обращая внимания на удары сверху ногами разворачиваься сначала вроде для объезда колонны, потом его понесло так, что он вылетел на скорости через разделительную полосу на встречку, пересёк её перпендикулярно и полез ломая кусты на обочину. У меня матка опустилась от увиденного, колонна впереди тронулась, БТРы тоже стали вытягиваться из застоя и набирать ход, удаляясь от меня всё дальше и дальше. БТР, выскочивший на газон остановился, мотор продолжал работать, офицер или прапорщик скрылся в люке и больше не показывался. Движение колонны продолжалось, я по-прежнему посторонним зрителем оставался на аппендиксе справа от автомагистрали, а на той стороне от меня метрах в пятидесяти стоял БТР, но ничего с ним не происходило. Колонна стала редеть и стали показываться кунги МТО и бочки заправщиков. Одна из МТОшек сделала движение вправо от остальных машин, съехала на обочину и из неё выскочил офицер в танковом бушлате и, не обращая на поток транспорта, бросился к стоящему на обочине БТРу. Добежав до него, взобрался наверх, перевесился через открытый верхний люк и надолго там завис в таком состоянии. Я понял, что с машиной что-то случилось, раз из неё никто долго не показывается. Машины в колоннах то редели, то снова сокращали интервал движения, скорость на разных участках была не равномерной от этого, кто двигался в 30 км час, а кому приходилось топить и топить, в надежде догнать свои ушедшие далеко вперёд машины. Прошли, кажется все, остались ошмыжки. Удивило обилие старых машин, порой я не мог понять, что они тут делали. Может это последствия городской жизни и частые парады на Красной площади, но, но я не этого мечтал здесь увидеть, я ждал щита, а причём тут старые БТРы времён киностудии имени Горького и Мосфильма. Эту технику там киношники выдавали за немецкую и дурили, тем самым не искушённого зрителя, а кого тут дурить, немцев, так они видели технику во время войны и по круче, этим хламом их не удивишь и не испугаешь. Где настоящая техника и почему эти стотридцать первые такие убитые и какие-то не такие, узенькие колёса, высокие кузова, просветы и кривизна между всем и сразу. Задрипанные, грязные тенты, всё в мазуте, рваньё и кругом дыры и дырищи. Что это за странные бочечки, размером с мою огородную на даче с полуторатонки и что в них возят такое тяжёлое, от чего они занимают треть рамы зила. Что за странные автокраны и кунги, а эти, не то машины из парка атракционов, не то жабы, пузом волочащиеся по асфальту. Что за воинство с крестами на машинах. Кразы, убитые и помятые в крыльях и кузовах, странные железные плавуны или лодки, чьё это хозяйство, сапёров, понтонёров, химиков, медиков? Одно порадовало правда, это часть новых ЗИЛ-131 и небольшая часть новых БТРов, про которые говорили, что они секретные, остальное только навело на меня тоску и расстройство. Перед немцами мне было стыдно стоять и смотреть их глазами на победителей. В Москве на парадах одно, здесь на самых передовых рубежах рухлядь и металлоломная техника и никакой гордости в душе. Чуть мороз и это всё останется в тех боксах, где стоит много десятков лет подряд. Первый налёт на колонну и от неё ничего не останется, а все разбегутся точно так, как это делалось во время страшной войны. Действительность желала видеть лучшего, а главное, это лучшее спокойно носилось по всем дорогам Союза, а сюда пока не попадало. Жаль. Больше часа я торчу на этом перекрёстке, БТР опять завели, но, что-то видно у них серьёзное, не заладилось. И внутрь лазили и наружу покурить, но наверное дело табак. Зебра показалась позади последней машины, видно за мной. Проскочили, как всегда, махнули из кабины рукой в мою сторону, сорвали меня ноги с этого пятачка, машина ждать не стала, заскрежетала коробкой передач и покатила по малой под горку. Бежать в наморднике за укатывающимся от тебя транспортным средством приятного мало, но, помни, что ты в армии, а здесь свои порядки. Такое было правило, машину надо догонять, подавать вперёд автомат, потом хвататься обеими руками за скобы заднего борта, подтягиваться на руках, а принимающей стороне не зевать и помогать, хватая тебя за жопу и перекидывать, как попало в кузов. По десантированию в кузов принимай своё оружие, проталкивайся на своё место и рассупонивайся до пояса. Колись сколько и чего немцы дали, доставай из заначек милостыню, рассказывай, что видел и какое сам участие в том принимал. Часов я не продал, часы тремя браслетами болтались под обшлагами комбеза, сигарет не настрелял, не у кого было, еды не раздобыл. Место было не хлебное и стоять пришлось всё время на дороге. Интерес ко мне быстро пропал, часы оставили пока при мне. За часы я боялся больше, чем за всё остальное, отнимет ротный или взводный и что я буду возвращать дедам, денег у меня не накопилось, пятнашку марок из двадцати пяти выдаваемых, мы отдавали в «котёл», десятка на подшиву, пасту и гуталин, будешь переживать поневоле. Ехали не в полном составе, набралось всего с десяток регулей, кузов прягал на всевозможных ухабах и съездах, про странно повёвший себя БТР слушать никто не стал, люди ценили время и все ехали давно с закрытыми глазами. Может оно и услышал кто, может и интерес проявил, но только человек в армии ценит больше то, чего ему явно в жизни не хватает. И регулирование это всем было делом обычным, а что до случаев, так я потом сам так поступал, послушал, да и про себя переварил, отложил в запасы памяти на всякий пожарный и больше ничего. Сон, если нет еды. Сон, если холодно и ты не можешь повлиять на ситуацию, сон, если нету писем из дома. Солдат спит, а служба идёт. Маленьким показался я себе и рассказ про БТР тоже показался мне теперь не примечательным событием. Сколько их съехало дальше на обочину, что там с ними случилось, поломались, вот он ответ, а поломались известно от чего, от старости наверное. Зебра катила дальше, скорость оставалась большой, меньше 70 точно не ехали. Ветер гулял по углам железного кузова, открывать глаза никто не собирался, чтобы осмотреться и предпринять какие-нибудь мероприятия для того, чтобы теплее всем стало. Лень матушка или не положено делать потому, что он дед? От заднего борта поубегали даже самые гнутые и любопытные, поубегали, но вот, чтобы тент опустить, так нет. От чего же его притороченным держат на крыше или не положено в принципе это. Едем, жмёмся, мочи нет, но делать никто не хочет с тентом. Я боюсь. Сунешься, огребёшь и усадят в наказание к самому краю и тогда всё, что летит в кузов будет на тебе и снег и копоть и холодина жуткая. Спасибо очередному перекрёстку, прибавилось на два человека народу, попался человек южных кровей, «не май месяц» и ни кого не спрашивая полез отстёгивать ремни на крыше. Упало сверху на него тёмное, стало тихо в кузове, мало того, что тихо, аж спиной почуял, что всасывать из-за борта меньше стало холода. Вот человек, ну почему, раз мы в армии, так загибаться должны и ехать в собственной машине без удобств и комфорта. Вот натура человеческая, раз ты попал в армию, так наказание тебе должно быть выписано на целых два года, спроси за, что, а за то только, что на гражданке мамкины пирожки кушал. Вот мамка, как ты нас всех подставила и под статью подвела, знала бы, с детства сиську не давала, спасибо, что пока это в укор не поставили. Шпыняют люди друг друга, докучают глупостями и радуются, считая, что та ересь, что придумана блотняком и есть истинная служба в армии. Ладно бы деды, а то ведь и молодые прапорщики и офицеры пытаются взять на вооружение чужие задумки, где она тогда, та, настоящая служба. Зебра катит, в кузове темно и вроде терпимо. Народу с каждой остановкой прибавляется и скоро пожалуй перестанем вмещаться. Зебры две, где же первая, что выставляла, может обратно идёт на помощь нашей? Последние регуля попадаются особо злые, на улице видать похолодало, а может такое ветреное место досталось, что с ума они посходили. Вытаскивают за шкирман спящих послабее себя и, давя коленями остальных, лезут в безумии поближе к кабине. Сами валятся спиной на духов и духам же приказывают валиться на них спереди и согревать их кто, как может. Взводный в кабине, мы предоставлены сами себе, стихия правит в кузове. Каждый сейчас понимает, что с каждой минутой путь становится ближе к намеченной цели и надо урвать от жизни хотя бы пол часика тепла и сна. Я по-прежнему спиной, считай наружу, передом на печке, ногам амба, затекли в районе колен и онемели от холода, скорее бы приехать. Это мысли от замёрзших ног, а сигналы от мозга другие, пусть всё остаётся, как есть, лучшее, враг хорошего. Всему приходит конец, закончилась ровная дорога с хорошим покрытием, зебра притормозила, остановилась, раздались какие-то голоса из кабины, машина тронулась, а через минуту протыкая тент автоматом показались руки последнего регуля и попробовали забраться с ходу в кузов. Мест не было, человек этого не понимал и продолжал взбираться и заваливать ноги. Кого-то у заднего борта ногами зацепило по мусалам, поднялся шум, человеку съездили по кумполу, но он не мог оставаться в интересном положении и повалился в ту сторону, которая меньше всего орала и била кулаками. Кто это был, дух или черпак не понять, в темноте и намордниках все регуля на одно лицо, человек затих в том положении, в котором его больше не били и остался лежать, потихоньку протискивая ноги и тело в удобное для себя и других положение. Зря деды подняли ор, машина и ста метров не успела проехать, остановилась и заглушила мотор. Хлопнула дверца, оба пассажира пошли вдоль кузова к заднему борту. Тент приоткинулся, «Вашу мать! Позасыпали?!К машине, сорок пять секунд!» и понеслась душа в рай. Тент на крышу, ногами на спины упавших первыми, ноги позатекали, оружие порастеряли, по кузову ногами его загребают, но угомонить стихию не могут. Попрыгали и строиться, кто без оружия сиганул, попытался обратно взобраться. «Отставить товарищ боец! Где ваш автомат, чем вы собираетесь защищать Родину? Наряд вне очереди! Привести себя в порядок, достать оружие, что это за вид, вы кто, солдаты комендантской роты или биндюжники?» Всё, конец спокойной жизни, ща всем на орехи достанется. Построились, выровнялись, каски поправили, автоматы на плечо повесили, стоим, едим начальство глазами. «Десять кругов вокруг машины, бегом, марш!» Чтоб ты сдох! Ломая строй кинулись первыми. «Назад, на исходную! Я сказал бегом, значит бегом, а не шагом, товарищи старослужащие! А ну стройся по призывам. Бегом, марш!» Справедливее, но десять кругов все тебе достанутся. Площадка маленькая, бег превратился в посмешище, разогнаться не где, машина прямоугольная, передние догнали задних, всё опять перемешалось. Нашлись самые умные, которые застряли с обратной от взводного стороны, взводного это взбесило и пошли прибавляться новые круги. Шутка переросла в наказание и теперь страдали все. От бега задохнулись в один момент, намордники стали срывать на бегу и вытираться ими, получили новое прибавление кругов за их самовольное снятие, опять намордники на голову, каска под мышкой, голова и шея мокрые и от них валит пар, бег не прекращается, все клянут и тех, кто обронил автомат при покидании кузова и тех, кто стащил с себя намордники, не поняв задумки взводного о превентивном наказании, клянут взводного, я ругаю его больше всего и для меня это совершенно нормально. Наказание придумал он, автоматы можно было быстро достать и ничего бы не случилось Умные конечно мы все и вину принимать вовсе не намерены. Бег окончен, валимся прямо на снег. Снова встать, команды разойтись не было! Вздрючили, прониклись, промокли, обтекаем потом внутрь одежды, пар валит из всех щелей и собирается в облако. Рожи ещё краснее, вот теперь, кажется по-настоящему согрелись, даже перегрелись, а то в кокон сбивались до селе, да так и не согрелись толком. Голова гудит от ударов молота, пот заливает глаза, намордник надо срочно срывать иначе всем труба наступит. Слава Богу «Снять намордники, убрать в противогазные сумки!» Есть Бог на свете, морды, что репы из чугунка в русской печи пареные, больно смотреть на ребят, все ломаются пополам и не могут надышаться. Мы опоздали ровно на час, всё уже почти закончилось. Огромная чаша чистого поля с замёрзшим льдом понизу, по периметру этой чаши в несколько рядов выстроились автомобили и БТРы всех возрастов, глазом не окинуть всю махину техники, что вывели сюда. Чья она и кому принадлежит, да какая разница, мозг не в состоянии пока ничего срубить и усвоить, дыхалка постепенно отпускает и появляется время осмысленно на всё это взглянуть. Техники море, снегом трава засыпана сантиметров на двадцать. Наверное для Германии это много, но с ветром в поле и этого достаточно, чтобы удивиться почему немцы под Москвой испугались холода. Я до сих пор с этим не согласен, я видел в чём, вернее не в чём ходили зимой в морозы немцы и немки, ходили они в тряпочках и с не покрытыми головами, заматывая шею шарфикам, я же умирал в комбезе на перекрёстке и думал о том, как мне здесь холодно. А вспомнить дивизионку этой зимы (забегая на две недели вперёд), так нас валенки не спасали , не спасал и хороший сухпай с салом в противогазной сумке. Машины видно давно сюда прибыли и их моторы остыли. Снег, падая, не таял на капотах, люди стояли тоже присыпанные тем же снегом, стояли группами, батареями и ротами. Офицеры с высокими папахами и крупными звёздами на погонах группой осматривали технику, им докладывали о её состоянии другие офицеры, строевым шагом отделяясь от своих групп и после доклада возвращались на свои места. Процедура видать была длительной и от неё все устали. Нас она не коснулась, потому, как видимо осмотр техники начали с самого штаба, то есть с техники её обслуживающей. Процессия удалилась со временем так далеко от нас, что в нашем стане наметились некоторые шатания и брожения. Сами командиры сбились в кучу, закурили, шуметь не шумели, видать у нас всё срослось и корить нас было не за что, они курили, мы завидовали, потом мы закурили в рукав, а потом дали и нам команду разойтись. Перекурили, до обеда было ещё рано, место было пустынно и скушное, единственно за, что можно было зацепить глазами и ушами, так это за охотничий домик. Чей тот домик, наш, немецкий, почему охотничий, но вот охотничий и всё. Офицеры и прапорщики перевели разговоры на охоту, стали называться добытые трофеи и их значимость, мы развесили уши, осмелели, стали встревать в разговоры, типа, «А вот у нас, на Брянщине…» но нас быстренько оборвали не дав развить мысль и закончить байку и отправили осматривать боевую технику, заявив, что не ровен час, как дадут ракету к отправлению в гарнизон.
Владимир Мельников : Окончание рассказа "Смотр колёсной техники" Осматривать собственно пришлось одну машину, из числа только, что поступивших в роту. Это был ЗИЛ-131, машина по перевозке штабных палаток с прицепом. Машина, не одна муха на которой ещё не успела оставить свои следы, стояла с откинутым капотом, а со всех сторон на неё навалилось столько желающих посмотреть, что я занял очередь. Машина досталась нашему парню из моего же призыва Ивану Гусаку из Полтавы, новенькая снаружи и ещё новее изнутри. Всё в ней было умно и здорово и наворочено, одно было плохо, не было человека, который мог разобраться в этом новье. Машина досталась умному хлопцю, да тильки тий парубок в перший раз бачив ту нутрянку, щёй пид капотом сгрудылась. Сюда доехали, слава Богу, без приключений, в роте зампотех категорически, под страхом смертной казни, запретил прикасаться к самопочинке узлов и агрегатов. Сам он, имея за плечами огромный опыт порчи и восстановления военной техники, быстро скумекал, что техника стала поступать со складов новая, с ему до селе не известными наворотами и прибамбасами. К этой технике, пока она работает, лучше никого не подпускать и выгонять из боксов только при личном присутствии и не более того. Но вот случилась беда, не угледел зампотех, пока плёлся на своей МТОшке сзади ротной колонны, закипела на подъёме слабо обкатанная машина, съела, на попытке преодоления крутого подъёма по льду, свои новые протекторы, в дым разогрела лёд, надсадила вэобразный оборотистый движок и закипела от горя. Пыхнула паром из-под капота, обосрала ржавчиной все внутренности, встала и замерла на полгоры. Выскочили и старший и водила, сорвали замки с капота, кинули его в гору, дали пару вырваться на волю, спасли машину. Стащили её тягачом с горы, снова облепили морду ЗИЛа. Нашли воду, долили по мерке до нормы, стали пробовать запустить мотор, да вот до нашего прибытия и бьются, да всё без толку. Звали зампотеха, пришли на выручку и сам ротный и их взводный, полезли с советами бывалые водилы, потащили и меня, как электрика. Я в автоэлектрике, как и автоэлектрик Сергей Бодров в моей электрике. Как к покойнику в гроб все лезут с прощальным словом, радуются про себя, что тот помер, но не они, так и в этом случае. Обсирают новое, хвалят простое старое, разводят руками, но аккумулятор посадили, а кривым стартёром можно и зубы повыбивать, ну сколько уже можно заниматься онанизмом с той рукояткой, нет искры и не будет. Махнули рукой на всё и полезли доставать из будки МТОшки трубу-сцепку. Смотр техники завершился, снова объявили построение, все кинулись восстанавливать прежний строй. Мы остались колдовать у машины. Ясно одно, ясно, что ничем мы помочь машине не сможем. А дело ребята оказалось самым банальным, всё, что было под капотом, было упаковано и спрятано в металлической оплётке экране, всё в смазке, никуда лезть не дают, глазами тупо лупкаем на блеск металла и капли воды, покрывшей все внутренности, вот и весь расклад. Если бы это была простая машина, можно было бы и до проводов добраться и в трамблёр заглянуть и свечи вывернуть, а тут, и так не сметь трогать и туда не прикасаться. Вода попала во внутрь экрана и вся не долга, а первым, кто нашёл выход из этого положения, оказался всё тот же наш хитрый зампотех. Раз умом машину не понять и ломать не дозволено, то запустив компрессор МТОшки, протянув шланг, начал самолично продувать по очереди всю систему. Продул, велел набросить провода с крокодильчиками от танкового аккумулятора, что возился про запас в кунге и крутить стартёром пока не будет искры. Странное дело, воду и правда, выдудо из экранированной оплётки электропроводки, машина с первого раза спокойно, без надрыва, просто взялась и завелась. С первого чифу-чифу, ву-ву, гуммммм ттук-тук-тук-тук-тук жи-жи-жи-жи-жиииии. Мне была наука, не спеши на место ротного автоэлектрика, могут и турнуть по закону, турнут, да где остановишься, не в одном из полигонов с той же полевой почтой, но с другой буковкой? Смотр закончился, объявили разойтись по машинам и начать выдвижение к местам постоянной дислокации. С нами, регулировщиками, всегда обходились зверски, не дав отдохнуть и поссать, загнали снова в зебру и попёрли на дорогу, которая уходила совсем в другую сторону, откуда мы только, что прибыли. Это была высокая, не то дамба, не то насыпь, с узким полотном брусчатки, широкими обочинами заросшими травой и росшими на ней деревьями. Метрах в двухстах-трёхстах от места сбора, зебра дала по газам и меня выкинули снова на улицу. Почему меня, да, наверное, чтоб к транспортникам поменьше примазывался и пытался улизнуть из мотоциклетного взвода, а умирал бы вместе со всеми из чувства патриотического долга, фига с два, я всё равно удеру. Меня брали, как электрика-дизелиста, корочки в кармане, а что на перекрёстке я забыл, это не моё дело, у меня служба кончается, могу не успеть послужить там, где и должен служить по закону. Я не виноват, что нашему взводному я понравился и он ни в какую не хотел меня отдавать. Это я уже додумывал сам с собою, стоя на дамбе и тупо указывая жезлом направление движения машинам. Тупо, потому, что в другую сторону и ехать не нужно было, все едущие друг за другом и без моих потуг видели, что передние сворачивают направо и движутся длинной гусеницей из фар. Стоять на пустыре дело малоинтересное и вдобавок глупое, все понимают твою бесполезность, а ты должен им показывать обратное и тащиться от значимости твоего жезла. Всё шло хорошо, пока не выскочила сбоку машина ВАИ. Она подскочила откуда-то сзади меня, остановилась, не доезжая до меня, и из машины вылез толстый-претолстый полковник с клювовидным носом, как у грузина. Пузо полковника попёрло на меня, полковник опирался на хлыст из лозы или чего-то похожего на вербу и рвался мимо меня к машинам. Чего он хотел, пока никто не догадывался, кроме его собственного водителя. Толстяк встал, загородив мне обзор и стал хулиганить прямо на глазах у изумлённых зрителей. Он, обладая огромным ростом и массой, не страдал типичными для таких людей качествами, как медлительность и ленивость,он метеором догонял поворачивающую машину направо и если боковое стекло со стороны водителя было прикрыто до конца (а это, естественно, было на всех практически машинах, позамерзали все, позакупоривали и надымили до такого состояния, что из-за дымав кабине и водилу толком видно не было) бил стеком прямо по стёклам и матерился, грозил в догонку и подскакивал к новой жертве. Мне по всем правилам здесь делать было уже не чего, видеть мордобой кабин тоже не нравилось, с ума он сошёл или таким чокнутым и на свет появился, что это за методы и чего он добивается? Я, если честно, то сначала подумал, что водилы, как-то не правильно управляют машинами, или на вираж их закладывают через чур, гробя технику, или интервал не соблюдают, за себя испугался, что не справляюсь тут стоя. Думал на всё по очереди, до тех пор, пока не допёрло до мозга. Как только первые машины получили по морде батогами, сзади идущие мигом стали исправляться и скручивать ручками боковые стёкла до половины окна. Так, быстро скручивая стёкла в дверцах и не переставая закладывать мормоны и газоны в вираже, водилы рубили фишку, давили снова на педаль газа и догоняли ушедшие вперёд машины. Вид человека из ВАИ с хлыстом, быстро привёл в чувства и старших и младших командиров, Ковалю пофигу были звёзды на погонах, он имел другое подчинение и тут для него командиров не было, дорога и всё, что на ней происходило, подчинялось ему и только ему и ни с кем этой властью делиться он не собирался, как встал, так и до конца движения всего колёсного воинства. Машины и бронемашины покинули место сбора, сзади оставались недобитки, эти колымаги шли на буксире равных им или были приторочены к специальным тягачам. У нас машины в полном порядке добрались до автопарка, у других было похуже. Часть машин на буксире мы встретили по пути на обед в столовую, а часть до самого отбоя всё ревела и растаскивалась по своим частям. Перед тем как забрать меня с перекрёстка придрынькал чистенький трабантишко, из этого выкидыша немецкого хвалёного автопрома, вышел аккуратно одетый (очень по-летнему) полицейский, подождал, когда последние машины покинут дамбу, подом полез в дипломат, достал оттуда тряпошную рулетку, положил её на снег и стал обмерять поломанные БТРами при выезде деревья, затем перешёл к обочине, выкатанной колёсной техникой до состояния канав и ям и стал делать замеры в длину и в ширину. Мне это очень не понравилось, земля наша, а чего этому вздумалось мирчим тут подрабатывать себе на хлеб. Ну, придавили пару не толстых и не плодовых даже деревцов, размером со сливу, ну и что теперь делать, дамба узкая, техника широкая, стройте дороги по шире, не придётся с рулеткой ползать. Смотр завершился удачно, но вот этот наглый гад припёрся на том самом трабантусе прямо перед окна нашего штаба. Поставил наравне с нашими УАЗами своего конька-горбунка и неспешно пошёл стучать на нас командиру дивизии. Настучал, сел в машину инвалидку и только его и видели. А на следующий день, ни свет, ни заря, задолго до подъёма нам сделали побудку и весь мотоциклетный взвод отправили на каторжные работы в Нойштадт на овощную базу замаливать грехи за всю дивизию, зализывать раны, нанесённые нашими остолопами, немецкой земле трудом праведным, исправительным. Но это уже другая история.
Валерий: Victor пишет: в конце 80-х годов номера на танках во всех полках сменились, У нас в на самоходках тоже.В начале были 00?,а после 62?
sergei: Владимир Мельников пишет: Розы спали до февраля под толстым слоем снега И ведь,как то забылось,что по всему гарнизону цвели розы,расточая,свой малиновый аромат!!!!
sergei: Владимир Мельников пишет: почему тогда у них всё лучше нашего, почему поехать в ГДР, да даже просто служить здесь, уже круто и не зазорно. Из ГДР делали витрину социализма.И многое с этой ветрины им не перепадало... Владимир Мельников пишет: том, что эти движки работают каждый на свои четыре колеса одной стороны машины, Ну,насмешил,потешил!!! Владимир Мельников пишет: в плечи водил и те получают команды сверху только таким образом и никак иначе-тлько рефлекторно по Павловски...
sergei: Сижу в очереди к терапевту, туда же сидит грядка таджиков, наверно справку для санкнижки получить. Выходит терапевт, в голубом халате, и в голубой шапочке, чтобы следующего позвать (как раз моя очередь), и говорит таджикам - так, товарищи, я без бахил вас не приму, идите вниз купите бахилы. Таджики уходят, я захожу к терапевту. Через 10 минут мы с терапевтом выходим из кабинета - пришли таджики, они бахилы, видимо посмотрев на терапевта, себе на голову надели. Терапевт: -Ну заходите, голубые береты...!
Валерий: sergei пишет: Ну заходите, голубые береты...!
Александр: sergei пишет: , себе на голову надели. а че.......тоже вариант
sergei: они думали что к психиатру идут....
Владимир Мельников : Сергей, пишу про то время из того времени. Действительно, а что я знал? А кто нам про технику рассказывал, всё старались превратить в секреты. Интернета не было, книг про вооружение не было. Вру, были техника молодёжи и моделист конструктор и ещё наука и жизнь. Всё! Из пионэрских журналов крутып парнем не станешь. Простой офицерский противогаз никому не показывали и считали это секретом. Правда потом я эти секреты нашёл раскуроченным и наши мотористы кирпичами из банок прочищали радиаторы на мойке. Открывали засраный радиатор во всех местах и снизу и сверху и в двигателе и забрасывали в горловину кирпичик, потом шланг с проточной водой и жёлтая муть вытекала со всех щелей, а радиатор вроде проедало в сотах и вода не грелась. Были и новые БТРы, про них говорили, что секретные, были и автоматы, которые мы держали вторыми после призыва 1979 года. Они нам тоже секретными и самыми вечными представлялись офицерами. Про два движка и мороку с БТРной тематикой привозили из пехотных полков наши водилы, а водила он всё критике предаёт, особенно если его машины это не касается. Много раз видеть приходилось выдвижение БТРов на полигоны и сами учения с их применением. На всех полигонах побывали и во всех частях ГДР, кроме Балтики. Через год качество техники, виденной на учениях в нашей дивизии и соседней армии с которой мы на КШУ воевали, была на порядок выше. Появились новые КРАЗы, УРАЛы, БРДМ и БТРы. ЗИЛов 131 просто стало достаточно заметно. Лазили по танкам,БТРам и БРДМам, но увиденному внутри машины не придавали значения по не надобности. Понять, что видишь без пояснения специалистов, дохлый номер. Поняли, что это надо детально из нутри изучать и штудировать. Я даже первый раз увидел передвижную электростанцию и ничего не понял. Это потом в кузове посидел, трактор ЮМЗ изучил по плакатам в каптёрке, электропроводку, подогрев, пуск с помощью аккумуляторов и сжатого воздуха. Пуск холодного двигателя, пуск холодного с факелом через снятый воздухоочиститель. Переставил на зиму вентилятор наоборот с летнего, научился обращаться со шнорхелем, запускать без нагрузки и под нагрузкой. Выравнивать нагрузку и компенсировать потери, подгонять частоту сети, держать в ручном и автоматическом режиме напругу. Работать в параллели с генераторами меньшей мощности и другое. Одновременно на учениях управлялся с тремя генераторами. Первый 20 килловат, дизель, основная рабочая лошадка для всего штаба (палатки штабные, салоны и другое), 10 килловат, питание солдатских палаток и освещения на кухне на улице, вокруг штаба и другое. "Петушок" полтора килловата, не знаю для чего, но таскали аж целый прицеп одноосный для него. кукарекал почти в холостую. Толку от него ноль, но заводи и пусть квохчет. То калориферы в какую-нибудь машину пихнут, то одинокий прожектор подключат. Бегай и качай то соляру ручным насосом из бочек в кузове мармона, то из канистр бензин заливай. Жрут твари, как воду коровы, пока одну напоишь, другая в нули ушла. На ручном подсосе на бензоагрегатах одна мука. Нагрузку не берут, только стой и дёргай акселетатором газа. Лампа прибавилась сотка, эта тварь подавилась до пол накала, прибавил газу, а кто-то отрубил себя, грохот за потьсот метров, беги и сбрасывай газ. Дизель полегче, но запустить в мороз и довести температуру свыше 40 градусов до требуемого минимума, даже при полной нагрузке гиблое дело. И вентилятор наоборот ставили и тряпками укутывали, выхлопная труба кипит от снега, тряпьки дымят, а вода в рубашке 40 градусов. А это значит, что кольца и вкладыши работают на самоуничтожение и мощность выдать машина не может до конца. Про свою электрику я могу сказать, что терпимо было с нагрузкой, хотя жили без резерва мощности. Но запас 10 килловатной бензинки выручал и не только наш штаб. На учениях с соседней армией я заработал отпуск. У них накрылся дизель и они просили оказать им помощь, оказал, чуть не околел, как поставили на голом продуваемом пустыре возле их штаба, так и стоял потеряв счёт времени, а потом и просто бросили меня они же. Наши спохватились, а я один на полигоне брошен. Не глушил агрегат, было страшно одному остаться, не знаю почему, но мне казалось, что заглуши и немцы придут и скажут, а что ты тут делаешь. Или наши скажут дезертир. А при работающем двигателе я был при деле вроде, как и меня было легко найти по звуку. А ещё я прилип к той стороне, откуда вентилятор гнал горячий воздух и поворачиваясь вокруг оси, грелся и сушился. Приехали ночью и отпуск прямо перед штабом зачитали. Наверное за то, что бросили и решили грех замолить. А про двигатели в БТРах тогда говорили, что они мол форсированные, а ход машины очень плавный и что пулемёт очень крупнокалиберный и скорострельный, что через бойницы мотострелки ведут огонь и что БТРы отлично плавают, а для этого у них сзади за лючком имеется гребной винт. Ну и другую чушь.
sergei: Владимир Мельников пишет: были техника молодёжи и моделист конструктор и ещё наука и жизнь ещё и радиотехника.У нас ком взвода связи-пиджак окончивший Бауманку,придумал какую то хрень для радио.Её напечатали в этом журнале.Он этьим гордился,а япошки его идею сперли и внедрили у себя.... Владимир Мельников пишет: новые БТРы, про них говорили, что секретные Я про такие и не слвхивал.А движки были Газ 49-б по 90 лошадей каждого.Только как распределить усилия на мосты так,что бы один движок крутил правые колеса,а другой левые???Я не знаю...А водомет крутил левый движок.А как плывет -это в "Гарнизонах",в видео Н.Н.Молокова...И КПВТ-хороший пулемет!
Владимир Мельников : Сергей, про секретную технику, это теперь я хорошо понимаю. Это было народное, чтобы самим верилось и служилось круче. Автомат, как автомат, так быстро выстреливает рожок, что сопливому пацанёнку, как я, да это и правда самое секретное оружие. Не мог понять до сего дня, а почему без патронов рожки были и почему не давали до дембеля нам стрелять? Вот и мысли кривые о собственной не защищённости от того, что защитить я себя бы не смог, не то, что народ. Таких вояк, как в нашей роте подавили бы колёсами машин. Какая защита штаба, да я вас умоляю. Мы бы рот раззявили и сами ждали помощи от наших командиров, ничему нас толком не научили, одно дрочилово и муштра, как ножку выше колена держать, это, чтоб при встрече командующего армией красиво пройти мимо. БТРы видно те, которые были не "Крокодилы", эта "секретно" видимо передавалось много лет. Как про зенитные ручные стрелы, как ПТУРС, как БРДМ, как МИГи и летающие "крокодилы" вертолёты. Всё, что старослужащими виделось впервые, объявлялось "секретным", а мы так и считали.
Владимир Мельников : Может не в тему, но есть тема для разговора. Кантемировка. Я с усами.
sergei: Владимир Мельников пишет: одно дрочилово и муштра Прибыв из ТуркВО .это состояние боевой подготовки меня сильно удивило.Может потому,что готовил там бойцов в Афган.И подготовка была постоянной!!!Мне недавно.мой бывший боец в одноклассниках объявил благодарность,за хорошую учебу,благодаря которой они остались живы!!!Это мой орден!!!Я горжусь ,что мне сказали такое!!!А вся боевая подготовка была выведена на полигоны.И хоть и выезжали мы туда каждый месяц на неделю,но остальные три проходили в борьбе с бардюрами...Отсюда и дедовщина и всякая хрень.Помню,что в первый день своего вступления в должность на построения полка вывел роту в полной экипировке.Тактика была у меня...Сирота ,вытаращившись на меня,спросил:"что это?"-Так -занятия,гордо ответил я!!!Смотрел он на эту хрень неделю,а потом загрузил хоз работами,по самые не балуй!!!!А на первом полигоне увидев как организована огневая-ужаснулся и всю динамику(туркестанские наработки)снова перевел в статику.Наблюдали за воздушными целями и в носу ковырялись.И на огневой рубеж по второму разу прорывались с трудом.Не говорю про третий.А в Туркво это было обязательно...А во время марша на Шпицберген меня ,мою роту,увидел комбат 68 полка.Вот меня драли!!!оказывается выдвигаться в район занятия надо было в коллону потри,желательно строевым и с песней.Как в столовую.А я,раскатав губу-выставил парных дозорных,каждое отдеоение шло по разныи сторонам дороги,в шахматном порядке,в готовности отразить нападение...в общем.как подсказыал Афганский опыт и моя предыдущая подготовка... Мрлох руководства во главе с Телициным тупо перемалывал мое Я !!! Владимир Мельников пишет: эта "секретно" видимо передавалось много лет В 64 году.будучи совершенно самостоятельным,вместе со стайкой,таких же оглоедов,пробирались в самые охраняемые места в дивизии.Бегал и у боксов,где стояли броники моей будующей роты.Через много лет просматривая формуляры броников увидел,чтопарачка стояла в этом боксе с тех давних времен...Вероятно тогда они считались секретными...и байка оттуда!!!
свн: ...немного проясню ситуацию...-Да, в 80-81гг пошел в войска БТР-70 -новый бэтер, с более мощным движком, боковой дверью между колес...но особо нового ничего не было.., в войска начал поступать АК-74, новые патроны к нему..., новые противогазы!!! Все это было ...и не надо скептично относиться к той Армии, которая была..., которая-бы и в тех условиях дала-бы фору и на старой технике 1905-14 гг или танках фирмы "Рено" вышколенным и вылизанным западным воякам при правильно поставленных задачах и правильно настроенных бойцах подразделений(причем -разных национальностей).... (конкретно-ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ..., не частей , соединений, обьединений-а подразделений!!) ...ну и по тому, что тебя ,Володя, даже на полигоне забыли...то уже о многом говорит!!!!! о вашем армейском и быте, и службе, и отношении, и коллективе..., а одним словом или картинкой--- ...Ты даже выставив фото кантемировки-посмотри внимательно на парк-между батальонами колючка , путанка, вышки...Танки-их в 2002г в боксы загнали (т-80У) ...и периодически офицуцер и еще 3-4 контрабаса ходят проверять их, чтобы не испарились машины...!!! Тоже--
свн: Владимир Мельников пишет: были техника молодёжи и моделист конструктор и ещё наука и жизнь. Всё! ...надо было идти на почту и самому заниматься выписываемых газет и журналов..-по каталогу, в котором было что твоей душе угодно от "Веселых картинок", Мурзилки , пионера, крокодила, Чаяна, юного техника, радио, знания-силы....до "Техники и Вооружения", "Воина СА", "Зарубежное военное обозрение",и прочие-прочие др.специфические подписки... Просто надо было ИНТЕРЕСОВАТЬСЯ!!!! а не в носу ковыряться!!! А сейчас...по истечению стольких лет, у Вас включилось прояснение, дошло, доехало..., но правда все , что дошло и доехало уже до ВАС ---уже в извращенной форме почему-то.....КАК стороннику проЗападных взглядов, я постараюсь на неделе выложить простейшие сравнения :-амерский паек и общевойсковой паек СА!!! Не путать СА с РА!!! ....
sergei: свн пишет: в войска БТР-70 -новый бэтер Это БТР-70.Я в песках Каракумов на полевом выходе.У броника движки ЗМЗ .
Александр: Владимир Мельников пишет: И вентилятор наоборот ставили и тряпками укутывали, выхлопная труба кипит от снега, тряпьки дымят, а вода в рубашке 40 градусов. Надо было вентилятор снимать к чертям собачим.Я на своем ЗиЛе на зиму снимаю,иначе дуба можно дать.Хоть груженый,хоть пустой,выше 40гр не нагреешь.Дизель он и есть дизель.Зато когда снимешь......"ташкент"
свн: http://www.youtube.com/watch?v=npTtAxeJ7cE&feature=related
Владимир Мельников : свн Василий, я не сторонник прозападных взглядов, это точно. Я большой патриот своей страны, а Союза тем более, знал бы ты, как я переживал его распад и сейчас я остался при своём мнении по этому поводу. Не зря его пытаются склеить и склеят таки. Я самый единственный человек в роте, кому дали отпуск через два месяца карантина, потм дали второй отпуск, но за месяц до дембеля (заметь-до дембеля! Где ты видел деда, который не опустился и остался на том уровне, что и раньше, кому давали два отпуска?). От отпуска отказался в пользу своего водилы мармона Генки Лобаса и тот таки съездил после моего дембеля. Думаю остался доволен. Про забыли на полигоне, так не первый раз. Сейчас в новом рассказе пишу про первое забытие меня на дороге жирным, рыжим карликом сержантом с Украины, командиром отделения, с которым мы вместе ездили все КШУ на матаке и он меня выставил на перекрёстке по недоумию дальше на несколько киллометров, а колонна свернула на полигон раньше. Я до подъёма так и простоял с вечера один с автоматом в лесу, а эта тварь дрыхла в тёплой палатке, а утром его взе....нул Гузенко Сергей и они на машине отправились меня искать, нашли, пиз...люлей отвалили и на день палатку снаружи охранять оставили за то, что я гад такой потерялся. Он на мотоцикле, а куда я пойду, у него кроки, а у меня жезл и автомат пустой и жратвы по нулям. Вот она действительность. За чужое гэ не собираюсь на себя грехи принимать. А про технику, могли бы и показать и свозить в ней. Знамя потеряли дивизии и ничего. Я уже писал про это. Чья по твоему вина была в том? БТР из мотострелков, комадир не худший, надеюсь для такого знамённого дела и наверное маршрут знали (получше меня солдата духа) Науменко наш сержант громила из комендачей и ещё пара человек из наших (знамённая группа) не могли знать маршрута и вины их скорее всего в этой потере не было. Как это могло случиться, что штабная колонна ушла в одном направлении, а БТР отбился и потерялся и мы его искали всю ночь и только к утру блудные нашлись? Вот ещё вопрос к истокикм: как наше знамя оказалось в штабе партизан Беллоруссии и хранится до сих пор в чужой стране. Оно, что, ничего для России уже не значит и почему наше знамя не затребовали обратно при формировании дивизии в 1942 году. И почему не взяли знамя бригады морской флотилии, коль наше оставили у партизан. Или это знамя после войны нашли и там оно поэтому осталось? Если есть по этому поводу ответы, рад буду услышать.
Владимир Мельников : sergei Сергей, а правда, что в 1980 году нашу дивизию готовили к отправке в Афган, ведь мы, когда прибыли, у нас об этом только и говорили, все были на взводе и кругом была жуткая эйфория. Дембеля правда очковали, а я попав сюда успокоился, что избежал Афгана, а узнав о погрузке техники, сильно обеспокоился. Я не фантазирую и не выдумываю, пусть люди успокоятся, я за это отвечаю и мне важнее, правда, что готовили тогда к перемещению или нет. Важно потому, что это до сих пор во мне бродит и это естественно, я живой человек и пока не получу ответ так и буду продолжать об этом думать. А думать есть основания. Дивизия выполняла репресивные и полицейские функции начиная с гражданской. По всем подавлениям мятежей и охране важных рудников и прикрытия границы первая. Почему только она не находилась в ведомстве НКВД или МВД не понятно. Не имею в виду оскорбить честь и достоинство всех, кто служил после войны в ней. На Тоцкий полигон, понимаю, не зря тоже была выведена и сохранена даже сейчас в виде бригад. Участие в учениях со всеми союзниками и противниками тоже видимо не случайно выпадают именно на 27 МСД.
ВВГ: Владимир Мельников пишет: правда, что в 1980 году нашу дивизию готовили к отправке в Афган, В 1981 году, когда я обучался на Рабфаке СибАДИ (была в Союзе дурная привычка натаскивать, в основном бывших солдат, по предметам поступления в институт, да ещё и стипендию платили), в моей группе был парень, который служил в моём полку, и говорил, что шла речь об отправке в Афганистан, и по его словам, личный состав взбунтовался. Их условием было, это предварительная подготовка (натаскивание) для участия в войне. Подготовку начали, но мой сокурсник до отправки дембельнулся и дальнейшего развития событий не знал. Владимир Мельников пишет: А думать есть основания. Дивизия выполняла репресивные и полицейские функции начиная с гражданской. По всем подавлениям мятежей и охране важных рудников и прикрытия границы первая Считать, что дивизия бравшая Омск вместе с войсками 3и5 армии, совместно с местными партизанами, и далее преследовавшая колчаковцев вместе с интервентами, практически бежавшими не оказывая сопротивления, репрессивными и полицейскими функциями думаю ошибочно (партизаны это всегда часть народа и всегда из местного населения, и просто так в лес не пойдут). Репрессии чаще всего направлены против гражданского населения. А вот повешенные калчаковцами железнодорожники и др ( по северу Омской области таких памятников сохранилось пока ещё достаточно, и песен, можно сказать народных тоже достаточно, информация есть, было бы желание искать)... Кстати, чем занималась Кантемировская дивизия в 1993 году
sergei: Владимир Мельников пишет: Как это могло случиться, что штабная колонна ушла в одном направлении, а БТР отбился и потерялся В первой части баек я начинал писать об учении на Магдебурге.Правда там только до КПП Магдебургского учебного центра доехал...Дальше не увидев интереса,и писать не захотелось.А там.во время учений.ехал в ночь до штаба батальона на бронике.И,заметьте,не первый раз,но водила поставил броник сзади КНП,а всегда стоял спереди...в итоге выехали не на ту дорогу,и я всю ночь блуждал по просторам полигона!!!И это ,при том,что уже покалесил на регулировках практически,по всем полигонам.И ориентировался на дорогах Германии практически без карты...так,что заблудиться-это очень просто.Был у меня такой же случай в Туркмении.Развертывали полк.Призвали партизан.Поехал за ужином,чуть подзадержались-стемнело-выскочили не на ту тропку-и я часа три кружил по пустыне вокруг расположения роты.Только звезды смеялись на до мной...А я видя,что их конфигурация меняется.поварачивал обратно.И так до тех пор,пока мой сержант не догадался включить прожектор.И ездил я в радиусе 100 метров от своих окопов...И ни один взводный не чухнул,что ротного нет...Так,что отставшие и блуданувшие не есть проблема передвижения войск.ЭТО ДАННОСТЬ.И сломаные машины.Ни одна учебная никогда на учениях не ломалась,только с хранения.Где то ремень ослаб.Дух не посмотрел на приборы-закипели.Где то сальник потек...Что об этом говорить.И регулировщиков терял.Спасибо генералу...Остался без вины виноватый...В этом суть службы.И было нам чуть больше 20 лет!!!
ВВГ: sergei пишет: И регулировщиков терял.Спасибо генералу...Остался без вины виноватый...В этом суть службы.И было нам чуть больше 20 лет!!! Да это всё типичные случаи не только армейские. В 1977 после чп в полку, артиллерию срочно выводили из Либерозе в полк. Мы на двух зилах выставляли регулировщиков до Либерозе не снимая их на обратный путь, т.е более суток они находились наедине с Германией (регулировщиками были бойцы 1МСР, ещё те специалисты, хотя белые каски светоотражающие ремни и чёрные комбезы были) Расставили, а перед движением в Галле, взводный, который был старшим у меня, сказал ротному 1 МСР, который только прибыл в полк, чтобы он собрал всех в одну машину, а мы поехали будить регулировщиков впереди колонны. Про каждый из перекрёстков можно было бы что то рассказать, в лучшем случае регулировщик просто спал где нибудь под забором, мы его будили ставили на перекрёсток и ехали дальше (сухпай у них естественно был). Где то между Торгау и Брена забыл название крупного населённого пункта, в центре городкана перекрёстке оставляли 2 регулировщика, один был казах. Подъезжаем к светофору, у основания светофора лежит амуниция наших регулировщиков, а солдат нет. Что делать не знаем. Вдруг из переулка появляется казачёнок, который тащит второго, вдупель пьяного напарника. Только загрузили их в кузов, вокруг нас стала крутиться белая полицейская Жигули 2103. Регулировщиков заменили. А казаченок, рассказал примерно следующее. Что оставшись одни они пошли прогуляться. Гдето в гаштете немцы их хорошо напоили, а после этого тот второй боец, построил, немцев, которые его и напоили, и начал объяснять кто они такие, что убили в войну его отца, а сам то не позже 1957 года рождения..., и далее мы поехали до следующего поста, уже под утро в Галле, загрузили регулировщиков вместе с 4 "ничьими" велосипедами...
sergei: ВВГ пишет: мы поехали будить регулировщиков впереди колонны Существует правило регулировки-кто ставит,тот и снимает.Если правило нарушить-обязательно будут потери.Ну не буде боец стоять на одном месте.И немки ублажат,и немцы подогреют...не были мы для них окупантами.Хоть тресни.А еще ,найдется умелец-так и стащит что нибудь.Первым делом при снятии -был осмотр вещьмешков.так ухитрялись под комбенз спрятать . Владимир Мельников пишет: правда, что в 1980 году нашу дивизию готовили к отправке в Афган Володя,я не знаю.В афган бойцов готовило все ТуркВо.Но,я слышал,что в 81-82,где то так-Витебские десантники вошли в 20 армию.А из Германии,да что бы бунт...Это не реально.Погрузили бы и отправили...делов то!!!
ВВГ: sergei пишет: А из Германии,да что бы бунт...Это не реально.Погрузили бы и отправили...делов то!!! Ну бунт наверное неверная моя формулировка, наверное зароптали, ведь перед перспективой реального участия в войне и зайцы могут что то отчебучить... Прочитал в застой в журнале "За рулём" мужик на Москвиче зафарил по дороге зайца и стал его преследовать, а заяц остановился и прыгнул на автомобиль, в результате разбив лобовое стекло мёртвый заяц ввалился в салон.... В 1980 году, на целине я на КамАЗе гонял зайца по скошенному полю, его изобретательности я был поражён, несколько раз он меня чуть не завёл в кюветы, я едва успевал отреагировать от опрокидывания, а когда я его почти догнал, то решил отпустить его за его волю к жизни и сообразительность...
sergei: ВВГ пишет: наверное зароптали Ну,это естественно.Кто бы радовался???
ВВГ: sergei пишет: Кто бы радовался?? Не факт, в молодости думаю было много тех, кто мечтал повоевать. В детстве я очень жалел о том, что родился после войны, Уж я бы врезал фрицам, думал тогда я. Хотя на начало войны отцу то было всего11 лет. А его брат как ушёл в 1941, так и пропал безвести....
sergei: ВВГ пишет: кто мечтал повоевать Это только после училища,чуть-чуть...да и то -до рождения ребенка...и закончило детство будоражить ягодицы!!!
Александр: sergei пишет: .и закончило детство будоражить ягодицы!!! Это типа сдулся.....................
sergei: Александр пишет: сдулся перебродил!!!!
Валерий: Александр пишет: Это типа сдулся..................... Ну,Саня... sergei пишет: перебродил Правильный ответ
ВВГ: Владимир Мельников пишет: Не мог понять до сего дня, а почему без патронов рожки были и почему не давали до дембеля нам стрелять? Ну на сколько я помню по своей службе, постоянно пустыми были только по 2 рожка к автомату, по 2 остальных были заряжены и находились в оружейке в опечатанном железном ящике, и это было самое не желаемое закрепление обязанностей по тревоге. Так как 2 салагам приходилось выносить неподъёмный ящик. А стрелять вас не возили наверное потому, что не хотел ротный оголять роту, так как нужно было выезжать в Рогун. А положено было и стрелять и гранаты метать. Нас тоже возили всего 2 раза, один раз перед присягой. А второй раз ротный не рискнул взять боевые гранаты, а метали только запалы завернутые в учебные гранаты. Я метал их с левой руки и ложил их в аккурат на бруствер перед ямой, так меня заморили их бросать пока не угодил точно в яму, и ржали до упаду, а я думал,- и какая разница с левой или с правой, кому как удобнее, просто правой я кидал чуть ближе...
sergei: ВВГ пишет: А стрелять вас не возили наверное потому, что В пехоте это было постоянным мероприятием.Но интенсивность обучения на много слабей,чем в ТуркВО.Все же в армейском понятии-ГСВГ-это курорт!!! Хотя,существовали базы хранения техники,где вся служба приравнивалась к работе на ферме-типа скотобазы!!!Там боевой,по моему ,вообще внимание не уделялось-там была караульная служба,пропитаная хоз. работами и ПХД!!!
Валерий: ВВГ пишет: выносить неподъёмный ящик Да,было и такое...Таскали закреплённые за собой ящики!!!То,что они тяжёлые....это да,да ещё на ящиках и ручки были из тонкого прутка которые врезались в руки,что и было собственно неудобно!!!ВВГ пишет: выезжать в Рогун. Да,я в Рогуне 2 раза на стрельбище был....
sergei: ИЗ ИНЕТА В одной близко знакомой мне семье случилось на той неделе вот что: Пришло, значит, чадо с прогулки (8 лет), все такое довольное и страшно грязное. И немедленно было отправлено в ванну мыться. Сын, в принципе, уже взрослый и сам моется, но сегодня родительское сердце захотело полного контроля. В ходе процедуры мама замечает на лопатке сына странное новообразование сине-фиолетового цвета. При попытке прикоснуться к зловещему вздутию сын начинает дергаться, орать и вырываться. Мама бледнеет с лица, прекращает мытье, наскоро вытирает сына и немедленно вызывает неотложку. Детская неотложка – это отдельная песня – но в данном случае она приехала быстро, молодой врач поковырял волдырь пинцетом – принял денежку, вздохнул, и сказал, мол – чего там – это не укус неизвестной твари, а нечто странное, идите в поликлинику, да не затягивайте. Пришедший вечером папа был немедленно отправлен записываться к местному терапевту. Придя к 7 утра за номерками, он обалдел – и немедленно проплатил денежки – ибо номерки были только на конец следующей недели. И вот терапевт – женщина многих вздутий под белым халатом. Приняла деньги, повертела мальчишку, брезгливо покосилась на его спинный нарост и сказала: – Что ж вы, мамочка, так затянули? Это видать онкология, да еще и запущенная. Вот я вам направление в детский онкодиспансер выпишу. Маму откачивали лекарствами и водкой. Папа молча скрипел крышками от пива на зубах. Запись в онкодиспансер уже датируется только следующим месяцем. Проплатили денежку раз – за быстрый прием и денежку два – за быстрые анализы. Врач-орколог посмотрел ребенка, принял денежку и мрачно изрек: – Плохая опухоль, в зоне сердца. Может быть неоперабельна. Мама начала сползать со стула, хотя она, вообще, женщина крепкая и бывалая. – Но вы к профессору наведайтесь, в Академии принимает, – обнадежил врач, – может он чего и присоветует. Значится – денюжка за прием к профессору, денюжка за анализы в его лаборатории. Заводят мальчишку к светиле, который в это время недоуменно изучает анализы и спрашивает (но вежливо): – Чего, мол, с такими прекрасными анализами приперлись? – Да вот, – говорит мама, – на спинке тут у нас... Профессор долго смотрит на спину мальчика, трогает опухоль пальцем, скоблит ее специальной палочкой. Мама тихо доходит рядом на кушетке… Потом профессор берется за опухоль рукой и, эдак по-богатырски, ВЫРЫВАЕТ ее из спины. Мама падает в обморок, сын орет и носится но кабинету кругами. Профессор (здоровый дядька) мрачно приводит маму в чувство и грозно спрашивает: – Зачем вы, уважаемая, ко мне привели ребенка, у которого жвачка приклеилась к спине и грязью уже покрылась от времени? Вот такая развязка. Но денежку профессор взял – а чего? На доброе дело – денег не жалко!
Александр: sergei пишет: -там была караульная служба,пропитаная хоз. работами и ПХД!! По мне так такие курорты нафиг не нужны.
Александр: sergei пишет: жвачка приклеилась к спине и грязью уже покрылась от времени?
Admin: Валерий пишет: Да,я в Рогуне 2 раза на стрельбище был. Три раза Валерка... Летом этого года подсчитал???!!!
sergei: Admin пишет: Летом этого года ...ему хотелось убить только тебя...но боеприпасы откопать не удалось!!!!
Валерий: Admin пишет: Летом этого года подсчитал Нет sergei пишет: ему хотелось убить только тебя...но боеприпасы откопать не удалось Во-во,поэтому в этот раз и в холостую получилось sergei пишет: боеприпасы откопать не удалось!!!! Сергей,да разве после Николаича отыщешь
sergei: Валерий пишет: после Николаича Вообще,там больше мои клады лежат!!!Его а в Ораниембауме....а туда вы даже не попали...
Валерий: sergei пишет: там больше мои клады лежат А,чего тогда молчал надо было дать подсказку...и тогда этот раз в холостую не прошёл
sergei: Валерий пишет: ,чего тогда молчал Я писал.Читай устав-статья первая!
Валерий: sergei пишет: Я писал. Значит Эдик заныкал....знал,что,что-то может пойти не так
sergei: Я по телефон говорил,что через дикий пляж заезжать надо.Самое доступное место!!!Так и поперлись же!!!И не перезвонили после Рагуна!!!!!!!
Валерий: sergei пишет: Я по телефон говорил, Так,правильно...,а Эдик всю информацию...!!!
sergei: Валерий пишет: всю информацию С информацией перебор был.А я до вас дозвониться не смог!!!!
Валерий: sergei пишет: я до вас дозвониться не смог Это Эдик....,диверсией занимался,чтоб ему всё с рук .... sergei пишет: С информацией перебор был Сергей,первый раз слышу
sergei: так.вы сначала комендатуру искали,потом гарнизон.потом полигоны.потом в Шлотте блуждали...
Валерий: sergei пишет: .вы сначала комендатуру искали, Всё шло А вот и твою школу видел,и хотел её сфоткать для тебя но почему не вышло досих пор не могу понять....
sergei: Валерий пишет: сфоткать для тебя но почему не вышло досих пор не могу понять.... Ну,вот!!!А ты Эдика за гарнизон шпыняешь...Он получит от тебя перевод-купит коип и выставит,а мне тебе билет в Галле покупать????
Admin: Не ну только и искать "крайнего"...Я как в лучших традициях командиров СА ,прогонял вас почти по всем подразделениям 27 гв. МСД ГСВГ/ЗГВ...А вы как и тогда ..пеняете ,что загонял вас бедных....
Владимир Мельников : Всё прочитал, "лиса" постоянно меня забывает и метки не оставляет о прочитанном. Германия красивая страна для службы, красивая и служба была. Ты прав Сергей. Брат двоюродный Лёха в Фергане в ВДВ служил, какие только фотки не показывал из альбома, от раздывающихся в полёте щёк (он в Москве до службы в фотоателье работал), до БМДэшек и впаренных зенитных установок, какие в Афгане сейчас показывают (жопой на земле, которые). Не верили в военные дни, война крепко узел завязала, красивая жизнь у многих была и денежная, курорт, не курорт, по жёнам и сытой жизни было видно, что лучше чем ГСВГ только Сахалин.
sergei: Владимир Мельников пишет: в Фергане в ВДВ служил Я был в этом полку.Жили там в составе сборной училища по боксу.В Фергане проходил чемпионат ТуркВО.Самой впечатляющей достопримеччательностью там является базар!!!Даже в Ташкенте такого не было!!! Владимир Мельников пишет: курорт, не курорт Но Родиной пугали!!!
Александр: Admin пишет: ,что загонял вас бедных.... Это не ко мне
свн: Так вот Володя Мельников....к своему посту от 19.11.11. выкладаю паёк рассейского воина!!! (советского тоже выложу) , а со временем выложу и амерский...(длинновато получится...)
Владимир Мельников : Василий, моя родная сестра сейчас работает в одной из компаний главным бухгалтером, их очень большая фирма занимается поставками продуктов для армии, в смысле консервов и круп, эта фирма находится на Рижской. Другая часть друзей семьи (бывшая начальник 20 налоговой, её три зама и начальники отделов из той же инспекции) работает в организации на Фрунзенской и занимается оборонзакупками и дима их не далее, как сегодня кочергой гонял из угла у угол. Ясно, что гонял показушно, зо заказ они дружно просрали и их имеют честь любить и дима и вовчик. Ославились с поставками и техники и продовольствия. сказал, что даёт им срок исполнения год. Но, как Иосиф Виссарионович, делать не будет. Нет такой сейчас возможности, сами в том и виноваты, как водится у нас. Не выполнили поставки по патронам, стрелять их же самих теперь и не чем. вот они волосы от горя на жопе и повыдёргивали, но работают на прежних должностях, работают пока не выполнят поставки по патронам, потом сказали их и кокнут, а может опять на пушку взяли. В 27 мотострелковой бригаде кушали в обед вместе с солдатами, правда нас разместили в зале с офицерами. На первое у офицеров был очень вкусный, но очень жидкий суп овощной и простая греча с кусочками свинины, чай очень хороший по качеству и цвету и отличный хлеб, не белый и не чёрный, они сами пекут в походных хлебопекарнях. Хлеб просто объеденье, мы с собой в Москву взяли, мать сказала, что качественный и вкусный. Солдат выстроили в две шеренги на раздачу и они бедные час, не меньше выстояли, чтобы дойти до поваров, понимаю, как оно жрать хотелось при виде еды на раздаче и виде того, как к первым рядам примазываются говнюки и прочие. Как получившие по первому разряду овощной суп и гречу, рубают и от удовольствия потягивают шеями по сторонам, а остальные идут тупо к шапошному разбору и выгребкам из кастрюль. Одна радость, бульон и море хлеба, за хлебом подходили не стесняясь все и ели прямо начиная от прилавка. Никто не орал не на кого, ели, шумновато переговаривались, с неохотой вставали, относили посуду на столы мойки и покрутив головой отходили на выход. По количеству налитого и наложенного легко было понять и с голоду не умрёшь, но и через час волком завоешь от тоски. Еды должно быть много на столе, человек имеет на то право. Дома всегда на столе держу много еды. Нет, не объедаемся, но от её достатка она лучше сохраняется. Придёшь, откроешь холодильник, посмотришь и от лени её разогревать захлопнешь дверцу и пошёл голодный, но спокойный, что в любую минуту я её съем и от меня его не закроют на замок.
Александр: В 94м году примерно,в Новосибе купил ради интереса натовский сухпай.Ну тогда показалось шикарной жрачкой,асортимент и все красиво, сйчас понимаю што фигня это все,химии там море
свн: Володя!!!Да понимаю я тебя оч хорошо....Я также кушал в Кантемировке на полигоне, также наблюдал , сказать по -военному, блядство по масовому переводу срочников на контрактников в Таманке (в Калининце)....и очень и очень неприязненно отношусь к ноу-хаВу сердюка по "Славянке" и "Оборонсервису" и вообще к аутосорсингу(сосингу)...,не хер славянам навязывать западные взгляды и привычки....у нас есть все свое доморощенное....,не хер делать структуры ВС наподобие амеров-мы БУСВы -боевые Уставы писали в окопах ВОВ и др локальных войнах....Нас боялись и уважали не только за оружие, не только за масштабы, но и за то, что мы-Русские !!! Им всем надо с нас брать пример , а не наоборот....Если -б какая-либо др. страна такое испытание перенесла , что наша.....то с Такой Страны надо брать Пример!!! Но , кроме России, больше нет никого!!!!!!
Валерий: sergei пишет: получит от тебя перевод Кто-бы мне переводик выслал... Admin пишет: прогонял вас Это,кто кого ещё гонял..
Владимир Мельников : Василий, с нас пример берут, поэтому под Калининград дальний и подсовывают ракеты. Знамо дело боятся и будут бояться. Сухпай НАТОВский в годы ельцигноидов пробовал, присылали бабушке, как помощь за погибшего мужа. В чёрных плотного полиэтилена из сои чертовщина. Попробовали и покидали. Своя дача в 18 соток кормила и будет кормить дальше. Наши пацаны сейчас вернулись из лагерей, пятидневных сборов, были под Подольском. Много фоток, получу их от военрука и покажу. Сказал много и надо отсортировать. Всё налаживается, эти сборы первые за 26 лет работы в учебном заведении и вообще в Москве. Наверное что-то сдвинулось в армии, если не поскупились на сборы.
sergei: Серега - высокий седой мужик, друг моего детства, юности и я очень надеюсь - глубокой старости, сидел на скамеечке и подглядывал в узкую щель приоткрытой двери. Мимо по коридору пробегала девушка в спортивном костюме и игриво обратилась сразу к двоим: к Сереге и парню сидящему напротив: - О, вас я и ищу. Здравствуйте. Вы нужны мне как мужчины, но это не то, что вы подумали. Серега: - Я как-то сразу догадался, что не то… Вам нужно мебель передвинуть? Девушка: - Нет, как раз наоборот - для мебели… Там на втором этаже в секции рукопашного боя проходит день открытых дверей, и для показательного выступления тренеру не хватает как раз вас двоих, чтобы было десять. Не бойтесь, вы же мужчины. Мужик: - Да можно вообще-то, пойдемте. Серега: - Извините, но я пас. Я тут дочку из гимнастики жду. Девушка: - Да это недолго и не больно, пару минут всего, пойдемте, не женщин же мне звать… Сергей: - Ну, если быстро и не больно, тогда ладно, ведите. Девушка: - Хулахуп и сапожки бросьте тут, у нас не воруют. Давайте уже быстрее, нас ждут. Опоздавшие вошли в большой зал, вокруг на скамейках сидели сосредоточенные родители и, не мигая, с восторгом наблюдали, как их детишки дружно кувыркались по полу устланному черными матами и ловко отбирали друг у друга вялые резиновые ножи. Коренастый тренер в кедах и в форме американского солдата маскировочного окраса, заметил вошедших, хлопком в ладоши остановил своих выдрессированных ребят и сказал: А вот еще двое, сейчас вы увидите, что может джиу-джитсу в реальном уличном бою. И так - у нас ровно десять негодяев из подворотни. Зал шутку оценил. Мужики, а это в основном были родители воспитанников секции, стали послушно снимать обувь и с трепетом ступать на холодные дерматиновые маты. Тут Серега замялся и спросил: - А можно мне босиком? Тренер улыбнулся и остроумно пошутил: - Пожалуйста, но Вам это вряд ли поможет. Поможет - не поможет, но у Сергея обнаружилась большая дырка в носке и с этим нужно было что-то делать. Из подсобки тренер притащил охапку бейсбольных бит и резиновых ножей, ссыпал в углу и загадочно сказал: - Вначале мы увидим нападение банды негодяев без оружия, а уж потом и вооруженных бандитов. Объясняю правила: Нападать на меня разрешается любыми способами. Пытайтесь ударить, повалить и так далее, я же буду вас только ронять и убегать без ударов. Особо не переживайте, я пределы знаю, так что травм никому не нанесу. Раздались голоса манекенов-негодяев: - Мы Вам доверяем Руслан Магомедович, но и Вы нас не особо… Вот бандиты уже расставлены по всему ковру, учитель всем низко поклонился, вразнобой накренились и манекены. Тренер дурным голосом вдруг вскрикнул - «работаем!» и тут началось… Началось с огромного папы стоящего с краю. Папа пытался прикрыть голову руками, но тут же молниеносно был пойман за ладошку, потом вытянулся на носочки как балерина и ойкнув распластался на матах. Следующим был мой Серега. Тренер сделал обманное движение вниз и резко потянулся к воротнику его джинсовой куртки, Сергей отклонился назад, перехватил запястья Руслана Магомедовича и провел еле заметную переднюю подножку. Тренер упал, но тут же вскочил как резиновый мячик и снова кинулся на негодяя-Серегу. На этот раз тренеру сразу удалось сцепиться с ним и подсесть для броска через бедро, но в самый последний момент Серега подловил джиу-джиста и очень амплитудно выполнил бросок через грудь. Они гулко грохнулись, Серега поднялся, а вот тренеру повезло меньше - он приземлился на свою коротко стриженную голову. Если бы у сенсея была бы человеческая шея, а не бычья перемычка между туловищем и головой, то все, точно бы свернул. Сергей, наклонившись, спросил: - Помочь встать, или Вам надо полежать? Тренер с гримасой боли на лице, руками показал, что все под контролем и даже попытался перевернуться на бок, но неудачно. В тот момент его могло подлечить только время. Минуты три хотя бы. Вокруг лежащего столпились манекены-негодяи и со всех сторон посыпались игривые реплики: «А все потому, что мы банда…» «Руслан Альбертович, может, с оружием уже и не будем, а…?» «Зря Вы сразу на десять человек кИдались, попробовали бы хоть с пяти…» «Еще повезло, что в подворотне на цементном полу оказался мат…» «Ну что, будем его поднимать, или ногами добьем…?» Серега тем временем уже надел ботинки и пошел к выходу. Сзади раздались тревожные голоса: - Браток, подожди, не бросай свою банду, а то он уже встает, а мы еще обуться не успели. Но мой друг уже спешил к своей маленькой дочурке, которая вышла из зала с булавами в руках и почему-то среди мамаш не увидела своего папочку. На улице, возле машины дочку удивило, что к ее отцу все время подходили разные незнакомые дядьки и уважительно прощались, протягивая сразу обе руки. По дороге домой дочка спросила: - Папа, а они все подходили, потому что знают тебя по сборной Украины? - Нет, доча – это потому, что мы банда…
sergei: Я, прораб Сидоров И.П., сдавал приемочной комиссии построенный нашим СМУ новый 9-этажный дом. Дом был принят с оценкой "хорошо", но с замечением: нужно снести старую халупу во дворе, очистить место под детскую площадку. Я поручил рабочим подогнать компрессор и отбойными молотками развалить постройку. Через полчаса рабочие доложили, что у отбойных молотков полопались наконечники, а запасных нет. Тогда я послал бульдозериста, но скоро бульдозерист вернулся, сказал, что лопнула лопата и полетела муфта сцепления. Посланный мной экскаватор тоже не справился: лопнула чугунная баба и оборвался трос. Пользуясь личными связями, я попросил знакомого подрывника эту халупу аккуратно подорвать. Однако, после взрыва обрушилась новая 9-этажка, а со строения осыпалась штукатурка, под которой нашли табличку с надписью: "Сию часовню делал холоп Ванька Хлюстов дрянно и ленно, за что был бит плетьми".
sergei: В Волгоградской области прошло мое детство.. Много друзей, с которыми я рос... И вот как-то в начале осени я поехал туда к бабушке..., и взял с собой племянника, в то время ему было 11 лет. В один из дней мы пошли на рыбалку... и через некоторое время пошел дождь, пока мы вернулись домой у меня промокла вся одежда, соответственно и сигареты!!! Племянник переоделся быстрее, и я его попросил чтоб он сходил к моему другу за сигаретами... Но мокнуть снова он не хотел... Зашла бабушка и вопрос противодождевой защиты был решен за 1 минуту!!! Она открыла шкаф и достала от туда длинный кожаный плащ. Оказалось что он хранился с 1942 года... Это был эссэсовский плащ, со всеми регалиями тех лет!!! ( Когда немцев погнали, они все бросали, а она сохранила его в первозданном виде... для хозяйства. А чтоб не промочить голову, он еще одел и дедушкин мотоциклетный шлем!!!С тонированным забралом!!! А дальше началось....Такая гроза... молнии, гром...Темно как ночью...Но парняга был не из трусливых, ПОШЕЛ!!!!! Через некоторое время пришел без сигарет. Разделся и говорит: - Сходи сам... по-моему, парализовало его!!! Из рассказа Вити (друга):- Начался дождь, и я решил подремать... слышу - двери заскрипели, и я приоткрыл глаза. Через секунду увидел сильнейшую вспышку молнии, она осветила весь дом... В доме стоял ИНОПЛАНЕТЯНИН в ПОЛНОЙ ФОРМЕ СС, протягивает руку и говорит: ДАЙ ЗАКУРИТЬ!!! !Думал, что из комы не выйду...
Александр: sergei пишет: Думал, что из комы не выйду... а в штаны интересно не наложил
Владимир Мельников : sergei Сергей, к слову о Фергане, откопал фотки, которые брат Лёха ВДВшник присылал из Ферганы и которые я взял на службу, чтобы гордиться и может тоже попасть в ВДВ. Глупо конечно, я и лётчиком хотел быть и в авиационный поступал, потом в военное училище в Ленинградское военно политическое, но стал учителем и инженером электриком. одновременно. На фотках жара, а Броник скоее всего свареный из листов железа. Может ты там такие тоже видел.
Владимир Мельников : Я первый день в институте МЭИ после армии.
sergei: Владимир Мельников пишет: первый день в институте МЭИ после армии и уже обросший!!!!
ВВГ: Шёл пешком из Холмогор...
sergei: ВВГ пишет: из Холмогор... Наверное ,с поля дураков...через Либерозу...
sergei: Владимир Мельников пишет: Броник скоее всего свареный из листов железа БМДшка ,типа макет...Ну,это кто как изголяется.Но места там знатные.Считаются жемчужиной Узбекистана.Дехканский край.И потому патриархальный-душманский!!!
Александр: Владимир Мельников пишет: , я и лётчиком хотел быть и в авиационный поступал, потом в военное училище в Ленинградское военно политическое, Короче лишь бы не работать.....................
sergei: Чесно стырено с http://storyofgrubas.livejournal.com/91017.html НИККОЛО МАКИАВЕЛЛИ ИЛИ КАЗАРМЕННЫЙ ТРОЛЛЬ В учебку с Украины мы приехали на одном поезде, только я из Львова, а Сучко из Тернополя. Теперь, спустя пару десятков лет я уже и не припомню как его звали, впрочем с такой фамилией вряд ли вообще кто-нибудь кроме родителей помнит его имя. Веселый, кудрявый, мелкий, с белыми как у теленка ресницами, вот вроде бы и все. Паренек - как паренек, но чем-то неуловимым он все же отличался от остальных хохлов нашей роты и я тогда не понимал чем... Вот однажды вечерком после ужина угораздило нашего Сучко вляпаться в проблемы с грузинами по самые свои лопоухие уши. Грузинская братва всегда держалась особняком от нас, было их в роте человек пять - шесть, сидели в своем углу казармы, курлыкали и ржали. Их никто не трогал. А они могли... Вот Сучко, идя из курилки мимо веселой грузинской компании, вдруг ни за что ни про что получил для ускорения ненавязчивого пендаля. Обиделся, что-то дерзко возразил на свою голову, и тут же отхватил по пендалю уже от каждого биджо. Напоследок с паренька сняли шапку и перебросили на волю через пятиметровый забор с колючей проволокой поверху. Жители Псковской области не заставили себя долго ждать, аж на перегонки прибежали. В хозяйстве и солдатская шапка сгодится... Взгруснул Сучко. Без шапки Родину хрен защитишь, да и «стучать» на эту банду себе дороже. Орлы пожалели его (а скорее всего за себя испугались, мало ли - сдаст...) и отвели в соседнюю роту к сержанту грузину. Тот выслушал, поржал и с барского плеча продал бедолаге старую рассохшуюся шапку всего за червонец, загнав бедного Сучко в долги до зарплаты. На том и разошлись. Прошла неделя, вдруг после отбоя в сонную казарму прибегает начальник штаба с офицерами, влезает по стремянке к потолку, раскурочивает пластиковый плафон и достает оттуда маленький зеленый мячик... - Рота подъем!!! Крику и разборок было много. Анаша в роте - это серьезное ЧП. Но как нас не стращали, хозяина «шмали» так и не вычислили. Той же ночью в грузинском углу случилась кровавая междусобойная разборка и к утру двоих из них с переломами носов и пробитыми бошками отвезли в госпиталь. На следующий день набежала кучка земляков из разных рот, покричали, покурлыкали и еще троим своим насовали, да как насовали... Чуть не убили. Видимо за ночной беспредел... В общем у наших бедных грузин наступила чернейшая полоса - крокодил не ловился, про кокос и говорить нечего... Каждую ночь дикие крики через всю казарму, слезы, истерики и как следствие - очередной по-братски сломанный орлиный нос. На все аккуратные расспросы извне, они раздраженно отшивали - «не лезьте - это только наши дела...» В результате за два последних месяца, каждого из грузин хоть раз по-землятски молотила диаспора скопом или в розницу... Однажды они позвали в гости того сержанта, из соседней роты, который шапку впарил за червонец. Мило поговорили, но внезапно перешли на крик и так отходили его пряжками, что бедняге чуть пальцы не перерубили... А что хотели? Что предъявляли? Разве же их поймешь? Только по интонации... Мол, мы, твои земляки, недовольны тобой, товарищ сержант, а по этому не взыщи, будет очень больно... Видимо как-то так. Наступила весна. Пришла пора покидать родную учебку. Каждый день на плац заезжал автобус, в него по списку паковались ребята из разных рот, чтобы помахать ручкой в окно, тронуться в дальний путь и никогда уже больше не встретиться. В один из дней (простите за каламбур) загрузили всех наших грузин. Их как самых скандальных «залетчиков» увозили туда, куда и пообещал начальник штаба - на «Остров стоячих херов», в смысле на землю Франса-Иосифа... До отправления минута, грузины даже не махали нам остававшимся, да и кому махать? Земляки то все внутри. Вдруг Сучко пронзительно свистнул и замахал своей бесформенной шапкой. В автобусе с интересом оглянулись и приоткрыли окна. И тут произошло чудо - Сучко громкой скороговоркой начал курлыкать на чистом грузинском языке. С минуту наверное кричал. Аж пока автобус не увез со сцены потрясенных слушателей с открытыми ртами... Мы обступили нашего счастливого Сучка поймавшего кураж и поинтересовались - «А шо это щас такое началося...?» И казарменный Макиавелли рассказал о себе то, чего никто бы и не догадался у него спросить. Оказалось, что он родился и вырос в славном городе Кутаиси, даже в грузинской школе учился. И только в шестнадцать лет переехал с родителями в Тернополь. Вот он потихоньку и разрабатывал планы мести, слушая секреты своих врагов (они ведь не смущаясь орали через всю казарму) Так неуловимый мститель по чуть-чуть подливал масло в огонь, то подбросит в угол казармы записочку на грузинском языке, то в штаб на русском... А один раз, когда под ним на свободном нижнем ярусе лег спать обиженный на своих, свежеотбуцканный грузин, Сучко терпеливо дождался, пока тот крепко уснет и истерично крикнул в темноту от его имени что-то типа - «Шэни дэда могитхан!!!» Земляки услышали, не поленились, подошли и добавили спящему... Осуждать мы его не стали, ведь это была не наша война, но когда через несколько лет я впервые услышал про Никколо Макиавелли, то уже кое что знал о методах его работы...
Владимир Мельников : Лишь бы не работать... Да не скажу, просто брат своими фотками давит, другой по отцу двоюродный своими из Капустина Яра и своих ракетных тягачей, сестра крутит с курсантами из военно-дирижёрской академии и одновременно с академии Дзержинского, но мозг ей и мне они вместе выносят Мишкой их военно-политического Ленинградского, фотками из лагерей, примериванием курсантской формы на меня.... И туда и туда пихают и форма к лицу ( а кому она не к лицу и с первого этажа пожарный тащит в пожарное и в Москве останешься при бабе служить и пивасик будешь тутошний пить и всю жизнь на одном месте...короче, я от дедушки ушёл и от бабушки ушёл, жалко мне себя стало, пошёл в энергетический институт, но промазал, там и сейчас нет кафедры военной. Надо было в автодорожный, а потом летёхой в запас на дембель. Мои друзья уже капитаны запаса на халяву, промазал я. Шучу. Я просто хотел доучиться, потом на полтора года и с двумя звёздами на дембель. Так мне больше хотелось. Но и регулём и дизелистом потом, тоже отслужилось, правда без смазки первый год, но Год Служи Второй Гуляй.
Александр: Владимир Мельников пишет: И туда и туда пихают и форма к лицу Короче Володь ты гонялся не за двумя зайцами,а за целым стадом........и в итоге остался без заячьего тулупчика
Владимир Мельников : АлександрДа если честно, то я легко поддавался уговорам, но когда дело дошло до отправки в Питер в военное училище, то после 3 дней пересылки в Бескудниково, я понял, что это не для меня. Я не то совсем хотел увидеть... Это снаружи красиво и под ручку с дамами фланировать по Новому Арбату и улице Горького, а внутри казарм и на плацу, когда нам дали по полкило собачьего мыла и раком поставили типа тот плац мылить и мыть???? Да пошло оно взад. Когда керзу порубал, когда на кухне поскользил по жирному полу, когда закрыли калитку на ту сторону, это не для меня навсегда, я человек хоть и военный в душе, но только согласный временно. Не жалею, что не сунул петлю в армию. И сосед лапу сосал и сосёт до сего дня и Мишка, зять мой после академии вылетел под сокращение и окончив юридический институт открыл газету "из рук в руки" и сынов не отдал в армию, как хотел. Оба университет окончили МГУ, а дед его, генерал, куратор ЦСКА, так мечтал всех поставить под ружьё, но.... юристы все, от папа до сынов. Мама, как и я училка в 675 школе Перово, где жену свою я нашёл(её подруга). Метался потому, что все говорили, что молодой человек, подающий надежды, вот я и подавал всем надежды. Обещал выложить фотки со сборов своих с пацанами, может и не к месту, но! Школа под Подольском (пригород Москвы) принадлежит ВДВ, они курируют и мордохватами снабжают для нашей дрессировки. Вспомните себя, может, что-то и от армии первых дней промелькнёт в вашей мозге. Холдно, не могу с этим смириться, ну не могу и всё! Пять дней на вымораживание выставили, день и ночь, ну, как в Галле побывал в карантине. [URL=http://img5.imagevenue.com/img.php?image=368886519_IMG_1012_122_493lo.JPG][IMG]http://img5.imagevenue.com/loc493/th
Владимир Мельников : Продолжение фоток со сборов. _368886519_IMG_1012_122_493lo.JPG[/IMG][/URL]
Владимир Мельников : Продолжение сборов. Сначала не хотел голышом показывать, а потом подумал, что картина не полная будет, пусть всё, как было.
свн: Немец (самодовольно): - Я фечером, перед сном, выпифаю три банки пиффа! ! Русский, хватаясь за голову: - Ой, ё-мае! ! Это ж 9 литров! !
Александр: свн пишет: три банки вот если бы он наших три банки выпил,то было бы как в поговрке "што русскому хорошо,то немцу смерть"
Admin: Александр пишет: што русскому хорошо,то немцу смерть" Эх ,Саня ,видать забыли дойчики русский дух и русские традиции ,питейного искусства...
свн: Сзади лязгнуло, и натруженно заревело. С клекотом пробуксовали траки по асфальту. - Танки!!!! - крикнули в толпе, - Ну наконец-то!!!!! - Урааааа! БРАТУШКИИИИИИИИИИИИ!!!! - митинг подался вперед и в стороны, и на броню, как в Праге 45-го, полетели букеты цветов. Люди стояли коридором, пропуская колонну, улыбались и махали термосами с чаем и пакетами с бутербродами. Злые, чумазые, продрогшие, не выспавшиеся и голодные танкисты ошалело крутили головами. - Сыночек, поешь горяченького, - тетка с курицей-гриль метнулась к люку мехвода. Наводчик, высунувшись из башни, придирчиво выбирал между протянутыми пачками Мальборо, Кента и Честерфилда. Командир, прихлебывая чаем с лимоном огромный бутер с ветчиной и сыром, старался запомнить телефоны девушек, которые ему нашептывали в оба уха нежные голоса. Стерев крошки с губ рукавом комбеза, лихо крутанув барабаном укладки боезапаса автомата заряжания и мужественно клацнув затвором, комвзвода спросил демострантов: - Куда стрелять? Все инстинктивно посмотрели на Кремль.....
Александр: свн пишет: посмотрели на Кремль.....
Владимир Мельников : свн Василий, а я вспомнил Белый дом на Краснопресненской набережной в 1993 году с стадиончик притулившийся оградой забора к территории Верховного Совета и полные кузова побитых.....
свн: ...я тоже , Володя, и Белый Дом -93-го помню ...и скульптуры истории , брошенные в парке Третьяковки в 91г.....
sergei: Преступление и наказание Пошли мы за пивом в магазин один на отшибе недалеко от Курской станции орденоносного метрополитена. Коллега внутрь поперся, я курить на крылечке остался. Красота, лето. Тут вижу - спаниель молодой черного окраса несется. Надо сказать, кобели спаниельские - гниды еще те. Этот не лучше. Всех ему облаять надо, а то и цапнуть. Сзади хозяин шкандыбает с мордой бодигарда. Типа, че моя собачка хочет так и будет. Ну, этот черный придурок облаял всех алкашей, меня, голубей, забор, магазин, погоду и подустал. Глядь - навстречу ему - мужик с невдолбенным пожилым сенбернаром. Сенбернар - сама флегма - прется потихонечку, сопит, об ужине думает. Идиллия. Ну, ни хрена себе, подумал спаниель и лающей торпедой ринулся в атаку. Обегал вокруг, захлебываясь лаем - сенбернару пофиг. Тогда эта сволочь обнаглела и прямо в рожу сенбернару прыгает и орет на своем собачьем чего-то типа: чмо, нахрена пацанов не уважаешь. Сенбернар офигел. Сел на задницу даже. Подумал... Потом... резко клацнули челюсти!!! и... Я чуть не сожрал свою сигарету!!! Алкаши охренели!!! Потому что голова бедолаги спаниеля с концами исчезла в пасти сенбернара!!! Из который теперь раздавался исполненный ужаса визг!!! - Ты чо, ты чо, в натуре сделай чо-нибудь, меня жена убьет! (это орет потерявший мигом спесь хозяин визжащего узника). - Да ничего с ним не будет, зубки мы уже год как все потеряли - вот задохнется разве (флегматичный хозяин сенбернара). - Иииииииииииииииииииииииииииууууууууууууу (спаниель). В довершении позора, под спаниелем начала расползаться огромная лужа. - Ладно, Рекс, пошли, не хрена с зассанцами тут делать, - неспешно сказал сенбернарский хозяин, и его собака тут же аккуратно выплюнула мокрую с прилипшими ушами и красными глазами от полного отупения над поворотами жизненной кривой спаниельчика. Сенбернар проплевался. И пошел вслед за хозяином так же неспеша, как они вместе и шли. Изредка брезгливо встряхивая попавшей в лужу лапой.
Владимир Мельников : Толстушка Хильда. Мост перед домом правительства и борис николаевич на нём. http://www.2photo.ru/12803-tolstushka-x%E2%80%A6s.html
sergei: http://video.mail.ru/inbox/mar-ser/_myvideo/12.html
sergei: шутка удалась. Один мужик решил подшутить над своей тещей, которая его запилила почти насмерть. Воспользовавшись тем, что дорогая мама ушла на рынок, зятек выпилил дырку в обеденном столе, потом залез под него, просунул голову в отверстие и замер в таком положении. Скатерть свисала до полу, и тела шутника не было видно. Еще он предварительно обильно полил кетчупом все вокруг своей дурьей башки. А теперь представьте, что увидела вздорная баба, вернувшись домой? На скатерти лужа крови, а в центре стола возлежит отрезанная голова зятя с высунутым языком и скошенными глазами. Тещенька завизжала с такой силой, что с потолка свалилась криво висящая люстра и долбанула любителя розыгрышей прямо по куполу. Зять, правда, не окочурился, но оглушительно заорал. Теща, услыхав, как отрубленная голова отчаянно матерится, окончательно потеряла рассудок и метнула в парня только что купленный трехлитровый баллон с томат-пастой. Естественно, банка попала шутнику прямо в лоб. Очевидно, кости у мужика были толщиной с бетонную плиту, потому что емкость разбилась, добавив в пейзаж краски. Бедный зять потерял сознание да так и остался сидеть под столом, теперь уже точно похожий на труп. Баба, воя, словно заевшая кофемолка, опрометью бросилась в отделение милиции, расположенное в этом же доме, на первом этаже. Пришедшим ментам при виде апокалиптического зрелища стало дурно, и они даже, потеряв самообладание, попятились к двери. И тут голова, страшная, вся покрытая красными сгустками, подняла веки, бешено завращала глазами, разинула рот и выдала тираду: - Мама! …вашу мать! …мать вашу! Мама! Теща свалилась в обморок, один из ментов рухнул рядом с ней, второй оказался покрепче. - Ты того… этого… – забубнил он, – паспорт покажь! - Ща вылезу, – просипела башка, – и достану, погодь маленько. Очевидно, перспектива узреть летающую по воздуху за документом голову настолько впечатлила служивого, что он с воплем: «Спасите! Вампиры!» – ринулся за подмогой. Когда отделение почти в полном составе, с табельным оружием на изготовку вломилось в квартиру, зять, по-прежнему покрытый кетчупом, вызывал «Скорую помощь». Итог шутки: у тещи гипертонический криз, один мент стал заикаться, второй теперь всегда глупо хихикает при виде бутылки с кетчупом, зятек получил несколько суток за хулиганство и полное моральное удовлетворение. А теща раз и навсегда перестала приставать к идиоту.
sergei: О ПРИНЯТИИ РЕШЕНИЯ Чем офицер отличается от просто человека? Ну, или там офицер до мозга костей от того, кто недомозга? Если кардинально? Я скажу так: тем же, чем мужчина от не совсем мужчины. В смысле взрослый и зрелый от зелёного и недозрелого. Тем, что офицер, который взрослый мужчина, может принимать решения. Не решать там себе что-то, вроде как под нос бурчать по недозрелости, а при-ни-мать ре-ше-ни-я! Чувствуете разницу? Меру-степень-глубину (с) сознаёте? И тут совсем необязательно «действовать быстро...», «умело ориентироваться в сложной обстановке...» и прочая лабуда. Тут важна цель и конечный результат. Что посредине - почти неважно. Почему «почти»? Потому что это самое «посредине» лишь бы пятном на совести не лежало. А если смеяться кто будет, то, как говорится, смеются - не плачут (тут снова (с). Как говорится: «ну, если я чего решил - я выпью-то обязательно!»*... Сейчас уволиться просто. Появился закон «О статусе» и прочие права человека. Да ещё и оптимизация. Только захоти - зелёный свет тебе с волшебным пенделем в придачу! А вот раньше было... Каких только баек не наслушался я о том времени и о мучениях офицеров, никак не могущих уволиться. Да и не я один. Все мы. Тут расскажу лишь один конкретный случай, показывающий, что если ты не пальцем сделан, а человек с интеллектом, то для тебя нет ничего невозможного. Главное, опять же - решение принять. Петя Комраков, получивши к своим тридцати восьми капитана второй раз, принял решение об увольнении. Выслуги уже хватало, служба надоела до поросячьего визга, да и захотелось как-то в среднюю полосу. Как-то вдруг. Решение принято, написал рапорт. Прошёл месяц. Ответа нет. Написал ещё. Тоже самое. Куда эти рапорта девались - никто толком не знал. То ли у командира полка в ящике стола оседали, то ли где-то посредине. Только когда по истечении трёх месяцев ни положительных ни отрицательных ответов на них не последовало, Петя пришёл на аудиенцию к комполка. - Ну не знаю я, Пётр Михалыч, не знаю где твои рапорта! И вообще...зря ты это затеял. Ну кто-о тебя-я уволит? Ну? Вот тебе раз! Как кто? Как зря? И действительно, что значит зря, если морской пехотинец уже ПРИНЯЛ РЕШЕНИЕ?! И начал Петя думать. И пить. Пить и думать. Параллельно. С неделю думал. Или около того. Потом он сел на автобус «N-Владивосток», где двенадцать часов кряду он ни о чём не думал. Ни-о-чём. Просто спал. Всё уже было придумано. Во Владике, на Снеговой, он завалился в гости к Сане, однокашнику, где до первых петухов они, никуда не торопясь и вкушая горькую, вспоминали курсантские годы. С утра, пожавши друг другу руки, попрощались. Саня пошёл на службу, а Петя взял такси до площади Борцов Революции. Там, как всегда, стояли бабульки. Семечки-орешки. Остановился возле них. Закурил. Завёл разговор. Старушки закудахтали. Всё развлечение. Целыми днями друг с другом. А тут такой красавец к ним с утра подошёл, да разговор завёл. Потом купил у одной из них, к её великой радости и зависти остальных, целиком мешок семечек. До штаба Краснознамённого Тихоокеанского - пять минут ходьбы. В развалочку - десять. Это надо было видеть! А если не видеть - то представить чётко до проникновенности. Картина маслом: Пол-одиннадцатого утра. Бухта Золотой Рог. Ясно, тихо. Штаб Тихоокеанского флота.Кованый заборчик с якорями. Стоит высокий красивый капитан морской пехоты. В парадке. С кортиком. Гладко выбрит. Неотразим! И...продаёт капитан семечки. Как бабушки, мешок открыт, стаканчик в нём и кулёчки из газетных листов заготовлены. В 12.20 Пете вручили заверенную выписку из сегодняшнего приказа Командующего ТОФ о его досрочном увольнении в запас по собственному желанию. Цель была достигнута. Что и требовалось доказать.
свн: РЕАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ. ЖЕНЩИНА ЗА РУЛЁМ… Рассказывает очевидец: Сижу жду, пока отремонтируют колесо. Подъезжает к шиномонтажу инфинити со спущенным колесом, из него выходит вся из себя гламурная кисо.... Так мол и так, вот колесо, треба починить. Парни как положено снимают колесо ремонтируют и походу дела один спрашивает: чем колеса накачать? Кисо: — А что есть? В этот момент в парне видимо проснулся Петросян, и он говорит: — Ну воздух с разным вкусом: персик, клубника..... Весь шиномонтаж начинает хихикать, каждый занимается своим делом, но уши уже обращены к девахе. Кисо: — А сколько стоит? Парень: 800 руб. все колеса. Все присутствующие уже еле сдерживаются чтобы не заржать в голос. Кисо: ну хорошо, мне — с клубникой. Шиномонтаж умирает, всех рвёт, народ пытается сдержаться, не получается… Колеса накачены «клубникой». Кисо, без тени улыбки отсчитывает деньги уезжает. Все плачут. Дальше опять очевидец: и надо было же так попасть, что через пару дней я на том же монтаже. Подъезжает этот же инфинити, из него выходит солидный мужик, и спрашивает: — Два дня назад Вы колесо делали на этой машине? Пацаны вжались в щели.... — Кто колесо делал на этой машине два дня назад? Ну всё щас накажут, но сознаваться надо. Выходит хозяин и скромненько так, виновато: — Ну… да… мои ребята делали… Мужик: Так это Вы моей жене колеса клубникой накачали? Хозяин: Ну… это… ммм… Мужик: Держи тысячу рублей! Хозяин: а… Мужик: Три дня не сплю — ржу, всем пацанам рассказал, все просто валяются. Шиномонтаж опять в слезах...)
Валерий: Николаич,привет!!! Ты как гром среди ясного неба
свн: Валерий пишет: как гром среди ясного неба ....ну ты даешь, Валер!!! Никуда и не уходил ...и не заходил ...все смотрю, как вы на Катке "наезды" делате со Старшим направо-налево...
Валерий: свн пишет: Никуда и не уходил ...и не заходил А,откуда мы знаем кто у нас тут партизанит
Валерий: свн пишет: наезды" делате Это не наезды,а профилактика
свн: Министр Сердюков осторожно открыл дверь квартиры, стараясь не шуметь. Напрасно - на пороге, скрести руки на груди, стояла жена. - Явился, значит? - заявила супруга тоном, не предвещавшим ничего хорошего. - Милая, я был на совещании у Путина, - начал оправдываться глава оборонного ведомства. - Не ври, скотина! - заорала жена, - Я звонила жене Путина, он вовремя домой пришёл. Три часа ночи, где ты шлялся, подлец? Я всех командующих, все адъютантов обзвонила, тебя нигде нет. Где ты был? - Ну, дорогая, много работы, надо квартиры очередникам-офицерам распределить, всё проверить, - убеждал жену Сердюков. Однако жена напряглась, словно ищейка, взявшая след. - От тебя духами чужими разит, - заявила она. - Это Голикова, - нашёлся министр, - мы с ней обсуждали социальные проблемы семей военнослужащих. Но супругу было уже не остановить. Она ловко вывернула воротник рубашки Сердюкова и торжествующе заявила: - А помада на рубашке тоже Голиковой? А это что? По тону жены министр понял, что это было самое худшее. Приближался смерч. - Это засос! - взорвалась супруга. Сердюков зажмурился. До катастрофы оставались секунды. Нужно было придумывать что-то гениальное, и тут его осенило: - Да, это засос! Я больше скажу - его мне поставила дама из французской делегации, которую я приватно принимал у себя в кабинете! Ошеломлённая жена опустилась на табурет: - То есть ты вот так открыто признаёшься, что изменил мне? Из глаз супруги полились слёзы. - Что ты говоришь, глупая, - довольный произведённым эффектом, Сердюков потрепал жену по волосам. - Это же всё ради тебя, ради нашего будущего! Жена перестала плакать. - Чего? - ошарашенно спросила она. - Ты спишь с какой-то французской мымрой ради меня? - Ты пойми, - начал убеждать жену Сердюков. - Как мы живём? Что у нас с тобой за отношения в постели? Одни и те же позы не меняются много лет. А мир в этом отношении знаешь куда продвинулся? Там давно уже по трое, по четверо в одной постели, межрасовый секс, ролевые игры... А вот мы с тобой играли в доктора и раскрепощённую медсестру? - Я тебе что, проститутка? - взвизгнула жена. - Вот, - вздохнул министр. - Видишь, как ты реагируешь. Почиваешь на лаврах заключённого брака, не совершенствуешься. - Постой, - ответила супруга. - Но если я перестала тебя устраивать, неужели нельзя было как-то поговорить, объяснить. Я бы на фитнесс записалась, гардероб бы сменила, косметолога посетила. - Вот это уже лучше, - покровительственно заявил министр. - Но ты пойми: чтобы тебе стать конкурентоспособной, я должен освоить всё передовое и лучшее, что сейчас в мире в этой отрасли. Надо же выявить, где ты особенно отстаёшь. Вот, например, что касается языковой работы, то Франция нас тут обогнала на десятилетия. Ты в этом направлении себя никак не проявляешь. Не говоря уже про другое. - И что же дальше-то будет? - прошептала жена. - Всё будет отлично, - радостно сказал Сердюков. - Знаешь, что: я в следующий раз тебе видео с француженкой принесу, чтобы ты обучалась на лучших образцах. А вообще, пожалуй, я её к нам приглашу, чтобы ты всё наглядно рассмотрела. - Это что, она ... вы... в нашей постели? - Ну а как ты хотела? Мы не можем довольствоваться вчерашним днём, - министр расходился всё больше и больше. - У меня тут скоро визиты в Таиланд и Японию, а у них такие передовые технологии, ты себе не представляешь! Будем осваивать. Конечно, придётся из бюджета средства выделять на это, но если мы у себя в этом так отстали, то что же делать! Так что не волнуйся, вытащим тебя из твоей дремучести! Закончив спич, Сердюков гордо прошествовал в ванную. Определённо, сегодня он был в ударе. Под шум воды в коридоре тихо плакала верная супруга, много лет верой и правдой служившая своему мужу во имя его карьерного роста. Затем, вытерев слёзы, жена прошла на кухню, и со вздохом достала из плиты чугунную сковородку. Осмотрев, её она заметила: - Да, старая технология. Не тефлон, конечно, не передовые мировые образцы. Но кое на что она годится! И, привычным движением взявшись за ручку своей чугунной подруги, супруга министра обороны пошла в ванную. Проверенный советский чугун не подкачал и в этот раз.
Владимир Мельников : Хлёстко и очень про него. Недавно в ведомстве Сердюкова изобрели чугунную бомбу, радиус поражения чугунной бомбы, оказался равен радиусу самой бомбы. Рассказ КШУ-2 ( январь 1981 года командно-штабные учения с выездом на три дня) КШУ-2 Ночь. В кубрике номер тринадцать на втором этаже комендантской роты, который расположен в конце коридора от лестницы, ведущей с первого этажа от тумбочки с дневальным, расположенным так, что только одна двустворчатая дверь в кубрик и видна из этого самого коридора, а само помещение лежит поперёк дома, от одного края стены, до другого, от стены, выходящей на главную улицу (на особый отдел) и до стены, выходящей в наш автопарк. Помещение огромно и светло. Окна напротив входной двери выводят наши взоры строго на казармы артполка, на площадь перед парком и от части открывают собой виды и на сам штаб дивизии и на наш КПП автопарка и на парк перед зенитчиками и на здание ГДО. Кубрик под стать жителям этого заведения. Самый большой и боевой взвод, самый зачмарённый и своим командиром взвода, прапорщиком Сергеем Гузенко и дедами на пару с кандидатами в том числе. И кто кого больше чмарил, ещё предстоит историкам выяснить. Командир роты ни к одному взводу в роте не питал таких ревностных чувств, как мотоциклетному взводу, командиром которого он пробыл сам не мало и с должности которого и был переведён на должность ротного с повышением в звании с летёхи до старлея. Не было у ротного забот видимо иных, как только посвящать всё своё внимание нам, нам и ещё раз нам. Если это зарядка, то все ёрничания и смехуёчки сыпались только в наш адрес. Если шланги, то только у нас, если прогнувшиеся или преступники, то опять мы, если залётчики и самоходы, непременно взоры обращены в наш огород. Да, задолбали вы своими придирками и муштрой. Все люди, как люди, у всех взводные, как взводные, все по каптёркам и кабинетам развели в тёплые места своих бойцов, а нам опять отдуваться за всю роту. Стрелочники, мальчики для битья, рабы. Все дрыхнут в уютных койках, всем ещё топить массу целых два часа до шести утра, нам «взвод подъём, сорок пять секунд на одевание, время пошло, пошевеливайтесь, пошевеливайтесь арёлики. Ну, что там возитесь, как сонные амбулы, как зимние мухи, выходи строиться, соблюдая тишину, рота отдыхает». Рота отдыхает! А мы не рота. Мы её часть, но какая? Мне, так всегда кажется, что нижняя её конечность от середины. На построение не выводят, а выпихивают и сразу через первый этаж и нашу каптёрку выгоняют внутрь двора автопарка. Выгоняют, а под окнами роты попыхивает дымком одна из зебр, вторая спит напротив в одном ряду с машинами редакции и особого отдела. То чужаки, им места в боксах не дают и место у них то же, что и у завалящей дворняги, под открытым небом, на холодке, присыпанными снежком и инеем. Что за надобность, понять не можем. Даже бывалые теряются в догодках. Формы не надели, значит не на регулирование блудных колонн, которые уже по многу раз приходилось вот в такой спешке выводить из города, либо наоборот вводить с учений и маршей. В кузове мамка не успела погреть доски и воздух, стыло и зябко. Вырванные из тёплых коек душных кубриков и злые на всё на свете сразу, но больше всего почему-то на проклятую Германию и тутошние порядки, помогая в гробину мать и тыча по нашим почкам кулаками, помогают нам забраться старички и их подпевалы. Сами еле на ногах стоят. Знамо дело, будешь ласков после вчерашнего бухла, разбодяженного из под крана водой отравой. Подфартило вчерась под картошечку. Отпускника принесла нечистая, а рота на марше, в самый аккурат успел хлопец проскочить народный контроль. Каптёрка надёжно укрыла гостинцы из дома. И мамки и папки и дядья полный чемодан навалили кровянками и домашней ковбасой. Рулеты и свынячи и банка смальця, гарбузяны сэмочкы и сушены груши, папиросы наша марка и компот з слывы. Компот з слывы сховалы в одну хвылыну у каптёрци мазуты, спрятали так, что ни один ротный таможенник не раскопает тот схрон. Позамерзавшие и оголодавшие парубкы отказались идти на ужин и попросились разрешением у ротного вместе с отпускником промотать его мани, размененные гансами на вокзале в виде бартера. Ушли законные три червонца в кассу при вокзале, пришлась к месту липовая декларация с нашей печетью из ленолиума с логотипом Брестской таможни в виде двух скрещенных метёлок, осели в карманах парадки 96 марок с копейками, теперь на эти мани и собирались поужинать несколько самых приближённых друзей солдата. Поужинали, попили колы, пожевали пряников из капрона в глазури, да и откланялись. Побурчала кола газон в желудке, засосало под ложечкой, еле дождались товарищи солдата второго ужина. Рота баиньки захотела, некоторые из непожелавших, выперлись с табуретками в коридор с тужурками и подшивой, своей и чужой, другие побрели на поводке сортиры драить за оказанное непочтение старослужащим днём, третьи вылетели из кубрика следом за своими вонючими портянками и тухлыми сапогами. Всё было, в общем, как всегда, ничего нового, всё в порядке вещей. Не успел побриться и подшиться, после отбоя через эн минут, будьте любезны в коридор, да не забудьте « моё» прихватить, да подшить из своего и вовремя. За порядком в роте после отбоя никто абсолютно не следил, да и кому оно то надо было. Порядок был один на всё время моей службы: вечерняя прогулка до санбата с песней , вечерняя поверка и собственно отбой. Дежурный по роте офицер или прапорщик обходил по очереди все кубрики, открывая и закрывая тут же сворку двери, над дверью сияла фиолетовым светом бра типа «копыто», все делали вид, что вопросов ни у кого нет и все с первого раза выполнили требования устава и ввели себя, как это предписывалось, в глубокий сон. Дверь закрывалась, шаги удалялись до двери мазуты, далее хлопок сворок двери друг о друга и ещё три десятка мордохватов отбиты в уставном порядке, далее, мимо туалета, звуки шагов доносили подслушивателям, что отбой зафиксирован в кубрике отделения охраны особого отдела, ещё несколько мгновений и можно собираться подшиваться в коридоре или идти в умывальник бриться и чистить зубы. А можно было пойти принять душик из бойлера, установленного в правой части умывальника, располагавшегося в подвале казармы. Но это было привилегией господ, на нас, молодых и черпаков, эта льгота пока не распространялась. Можно было собираться и тем молодым и здоровым людям, которые продинамили положенный по уставу ужин, что они и сделали. Удар по по жопе произошёл неожиданно даже для меня самого, я подумал, что это случайность и сделал вид, что я ничего не почувствовал и крепко сплю. Второй удар полукедом пришёлся повыше первого и попал по плечу, потом ещё. Всё сразу стало понятно без лишних ударов, не тупой, понимаю с третьего удара. «Птурсом к дневальному, узнай, дежурный по роте ушёл? И куда подался из роты, мигом назад!». В коридоре вдоль стеночки заседание тройки, три табурета и три духа, один не наш, из водил, увидев меня укололись иголками, мне не до них, они дальше чепуху молоть, каждый про своё не бывавшее никогда истиной. Тридцать шагов до спуска на первый этаж, далее по лестнице вниз к дневальному, вопросов задавать не пришлось, ответили без проволочки, значит знали, что будет засылка вестового, снова наверх в свой кубрик. Сейчас под одеяло и до шести утра. Какая благодать, повезло, что деды из наряда не припахали, редкостная удача и везение. Сегодня пронесло, в кубрик и спать. Свет синевы под потолком помог сориентироваться и не промахнуться, все спят, но обмундирования, почему-то нет у нескольких солдат на табуретках. Удивительно, но и правда, все под одеялами до подбородка, а одежда пропала. Глаза в глаза, рука по плечу, того кто беспокоил тапочком легонько, «какого хе….ра, стучаться надо! Дух! Учись входить по-человечьи, ишак тебя нюхал! Где прапорщик, ушёл, точно ушёл? Пойдёшь с нами». Твою колесницу! Вот это поспал, а вокруг пошли волнами Цусимы запахи и сопения, стяжки первого серьёзного храпуницкого, а тебе зачем-то велят идти вниз в подвал в каптёрку водил. Ещё не поздно попытаться вставить слово………..первая попытка оказалась неудачной, со второго слога полетела в морду с табуретки аккуратно сложенная одежда. «Быстро одеваться и за мной, догонишь внизу!» Категорично, без права пересдачи зачёта. Врач сказал в морг, значит в морг. Тройка духов управилась и исчезла из коридора по кубрикам, свидетелей йеговы не оказалось, в голове застучали злобой молоточки, за что? Почему я, петь, рисовать, делать кружки и всё остальное, на что были способны духи я не умею. Как на долго меня могут припахать, успею ли заснуть и встать, как человек. Никакого порядка, правят после отбоя деды и кандидаты, начальство то ли догадывается, то ли знает наверняка про безобразия, но мер не принимает, только днём парадно рвёт и мечет, а как прозвенел отбой, исчезает из роты до утра и начинается самоуправство и дебош. И такое говорят по всей армии, это пришло с нами ещё с гражданки, но тогда это мы воспринимали с желанием, чтобы тебя подрочили, чтобы службу дали понюхать, желали, ждали и делились, как девки, которым первыми целку сбили, идиоты и есть идиоты. Мечтали об абстрактном, а целку стали сбивать всем журавлиным клином, сбивать её будут до тех пор, пока этот клин в обратную сторону не полетит, а твоё желтородство перестанет быть заметным, когда ремень свой посмеешь маленько ослабить и пилотку задрать чуть на затылок. Это было вчера, сегодня мрак и чёрный песок под ресницами. Я ещё туда-сюда, деды совсем труба и сливай воду, попадали вперемежку, кто на кого, аж черепа облупились, а глаза из-под орбит выбились наружу, рты развалило и слюна потекла по краю губ к подбородку. А всё почему? А всё от безнаказанности и бардака. Притронуться к ним страшно и жалко одновременно, вывернуло от неожиданного похмелья и бессонной ночи. И я с ними в одном корыте. Теперь похмелье будет весь день добивать и головка бо-бо и денежки тю-тю. Я не пил, нечего было предлагать, до меня уже всё выпито было, меня снабдили торбой и заслали на офицерскую кухню за жареной картошкой. Дело знакомое, не раз проверенное, потому-то и выпавшее на моё несчастье. На такого дохляка, как я и духа, ни один патруль и ни один командир и внимания не обратит, мало их духов по ночам шляется. Кто посыльным, кого на свинарник послали, кого за дежурным по роте, да всяко бывает. Бежит себе солдатик, ну и пусть бежит, если бежит прямо на тебя и не шугается в сторону, значит по делу бежит, счастлив ему путь и руку к шапке, ладошкой вверх. Оно всё вроде логично, но не понесло ли старого прапора на кухню наряд проверят, хотя первое исключено молодой женой из финотдела дивизии. Домой пошёл, на тот конец гарнизона, мимо санбата, мимо химиков, мимо противотанкистов, мимо батальона связи, далее мимо дивизионной губы, потом за ворота части, а там их двухэтажки и жинка в модном халатике с бутылём шнапса и большой сковородкой жареной картохи ждёт. Большую территорию дивизия занимает, да говорят, не всё наше. Батальон связи не наш, армейцы с переправочными средствами армейского подчинения, ещё кто-то тоже не нашими будут. Странное дело, а почему чужакам отдала мы часть дивизии, а свои два полка и разведбат в полях остались. Или нас сюда пустили после кого-то, кто первым американцам ручку пожал? Или так задумано и для армии не существует наши-не наши? Но всё равно обидно, хотелось, чтобы дивизия была вся в одном месте и я представляю, какая это была бы территория и сила. Это был бы город в городе, ГДР-СССР в малом масштабе, поди, сунься кто! Ноги на кочках ледянках повывернуло, снег потаял снизу и превратился в лёд, пешеходы продавили эту субстанцию и образовали лунки спотыкачки наподобие бронепокрытия. Представляю, сколько она, эта дорога жизни попьёт моей кровушки и кровушки друзей, если погонят после развода её удалять! Какие кровавые мозоли лягут на наши ладони от ломов и ледорубов, пока справишься с таким льдом. Для бойца, одетого только в одно ПШ сейчас на дворе не так уж и холодно, человек привыкает к холоду и помня, какая капуста на него под низом надета, соглашается терпеть холод. Дорога не близкая, но и не предельная для ночных перемещений, всего-то метров двести, двести туда, столько же обратно. Пока никого на улице, площадь перед КПП парка и перед штабом абсолютно безлюдна, в парке перед ГДО шаром покати, ни собак, ни кошек, один снег и колдобобины на тротуаре. Страшно, не то слово. Я ж в отпуск такими темпами никогда не попаду, залёты за залётами, наряды через день-два. Не спорю, гоняют всех, служб много народу требуется тоже много, но жалко-то всё равно только себя. Себе-то я часто жалуюсь, а мне мало кто. А это значит, что им достаётся меньше и служится лучше, а это не справедливо, я с этим не согласен. Все спят. Весь гарнизон, один я лечу от одного светового пятна к другому, от одного фонаря к другому. Обида переполняет и гложет меня и шлёт проклятия в адрес почему-то не этих, кто заслал меня за картошкой, а тех, кого ещё на лысо не обрили и тех, которых я здесь начал уже ждать в нетерпении и мечтать в упоении мести. Именно упоении, напьюсь их кровушки, за каждый кулёк картошки, за каждый удар тапочком по мягкому месту, я им таккие страсти мордасти приготовлю, что обратный адрес они забудут на все два года службы. Я им такие устрою скачки, что они в этом темпе вальса забудут про всё на свете и прозевают свой дембель. Для этих мерзопакостей, если то потребуется, я готов прогулять ещё один год в институте, чтобы поиздеваться здесь над моими будущими сменщиками до их чёткого дембеля. Мстить буду и забью хрен на свою службу, а месть свою буду мелом в виде палочек отмечать на классной доске в кинозале. Зло перехлёстывало через мой край, зло и проклятия. Ну, когда же эти проклятые нехватчики наедятся своей бульбы, ну, что, другой еды они, что ли в жизни не видели. Картоха, картопля, бульба! Как у Владимира Ильича, три слова «учиться, учиться, учиться!» Люди макароны с сосисками кушают, рожки с сардельками трескают, салаты и винегреты готовят, свинину запекают в печах и рульки свиные коптят и тушат с капустой, уток и цыплят бройлерских зажаривают, да, Боже мой, сколько еды на свете! Да неужели вкуснее жареной картошки фри нет ничего вкуснее? Даже поросят не рекомендуют кормить одной картошкой, изойдут поносами и забьются кишки двенадцати метровые аскаридами и другими видами глистов, не будет не сала, не мяса с того борова, а тут «принеси картошки, да не уполовинь по дороге!» Я не злой по натуре, я очень добрый и весёлый, но это пока никем не востребовано здесь, вот от этого непонимания и невосприятия все мои беды. Я не такой, каким, меня выставляют старослужащие, они ничего во мне не поняли, как не понял ничего в них я. Приличные люди, ну, видно же, видно, но оскотиниваются в минуту на глазах и они ведь не твари вовсе, нет, им не надо быть такими, им не идёт это, это чужое, это откуда-то с тюрьмы и уголовщины, они иргают с огнём и не замечают этого, им кажется, что им всё дозволено по праву срока службы, но это не так, это опасное заблуждение и не раз за три месяца, проведённые в роте, пришлось убеждаться в правильности моей гипотезы. Солдаты вылетали и исчезали поутру и оказывались в пехоте или на полигонах. Неужели они не испугались и не вняли репрессивным мерам по отношению к их же ближайшим дружкам? Нет, не убиваемо сознание того, что те лохи, что со мною того не случится, за меня ротный горой, зампотех костьми ляжет, а взводный, так всех в штабе порвёт за меня, как тузик грелку, что то, что случилось, то конечно за дело, это мы понимаем и перегибы и побои сами видели, да, за дело, но можно было и простить другана, наказать по своему в роте, крутовато конечно, но! Но я остался в роте, матка, конечно, опустилась ниже норы от беспокойства, но, слава Богу, фамилия моя не прозвучала, изподлобья прошёлся по строю слева направо, все, всё поняли и на нас внимательно поглядели, крякнули для острастки, имея в виду именно то, что подумалось вначале, и слава Богу. В роте служить тоже кому-то надо, всех на полигон не отправишь, им там самим делать не чего, там тоже штат не резиновый, а погибают не так уж и часто. Разговор, конечно, не закончен, но дважды в армии не наказывают, смотри и мотай на ус, следующий на вылет ТЫ! Мыслям всегда есть место в извилинах, но вот она столовая, расположенная с торца ГДО, на самом острие здания, в той части, которая одной стенкой смотрит на стелу, а второй на дорогу, ведущую к главному КПП дивизии, к трамвайке. Стела спит, спят под шапками снега бюсты героев Советского Союза, трогать примороженный наст не разрешают, так и стоят в стою ветераны по форме, в смысле, в головных уборах и кителях из мастерской лепщиков, которая расположена на чердаке этого же здания. Тут пирожки пекли, тут их и установили. Все на одну колодку слеплены, одним слоем серебрянки крашены, одного размера Звёзды Героев, носы, уши, подбородки, волосы и глаза, всё надуманное и взятое с серых выгоревших фотографий. С первого взгляда и понять-то нельзя, что всё одинаковое, но нас это не напрягает, это выше нас, ОНИ Герои, я завидую, выпавшей им доли и грущу от того, что больше никогда не будет войн и я никогда не стану Героем Советского Союза. Никогда. Те Герои, что из Афгана, для меня не настоящие, я их не признаю, тех послали и все понимают, что это пропаганда и не более, что это замаливание грехов за погибших реальных пацанов, которых я помнил ещё живыми, помнил, поминал не вернувшихся, ужасался от вида безухих со сгоревшей кожей на черепе и считал их просто пострадавшими и невезучими и Бога молил, что пока сам там не оказался, а заканчиваю училище и поступаю в институт. То не герои. Медали за отвагу, согласен, одобряю и тоже мечтаю, но не получу, тут её не заслужить, Герои для меня только ЭТИ! Моё время для меня не явилось тягостью, а пострадавшие в единичном количестве, больше разговоров о грузе 200, чем об их истинном количестве. Масштабов войны, да и не войны, а не понятно чего, никто не объясняет, чтобы не было отказов там служить. За кого воюем и против кого и для чего баранам наш Социализм для меня до сих пор не ясно, не верю я в искренность намерений. Восток, это очень хитро и запутанно, коварно и продажно, там правду и не правду никогда не отличить друг от друга. Те не мои Герои. Ни одного прохожего человечка, всё повымерло и повымело с улицы. Угол ГДО в котором располагалась военная прокуратура, большие окна на первом этаже, калиточка и опять никого за ней. То, что мне сейчас и нужно. Попасть в офицерскую столовую днём можно было по лестнице, ведущей с площадки-колодца перед дивизионным продуктовым складом под ГДО, но то днём, воры ночью так не ходят, не прилично и не клёво, воры лезут в окна. В окна на самой верхотуре, правда с маленькой оговоркой, лезут культурно, с предварительным предупреждением не менее двух раз сделанным. Первый раз днём, во время ужина, второй раз ночью, во время ночного поиска. Днём на словах, ночью камешком в одно из светящихся наверху в варочном цехе окошечку. Попасть, да не разбить, дождаться высунувшейся лысой тыквы в белом саване, помахать призывно голодными жестами снизу и начинать путь вверх по водосточной трубе, далее крыше и уже потом только через распахнутое окошечко, выходящее на лестничную площадку. Вся тыльная часть хорошо освещена фонарями типа «кобра», рядом главное КПП дивизии, под ногами крыша военной прокуратуры, отличное окружение для любого вора и в то же время честь. Честь на виду всего перекрёстка и в любую минуту идущего заступать в караул ночного дозора, штабного авто с военными внутри, да что там далее говорить! И всё ради чего, скажите пожалуйста, честные люди? Всё ради того, чтобы пятёрке нехватчиков было чем закусить и покуражиться этой ночью. Ради того, чтобы меня не забижали те самые басурмане, хотя бы в течение одного, двух дней, не забижали и взяли под свою защиту от им подобных каптёрошных вояк. Какой позор. Руки в кровь исцарапаны, заживут ли когда теперь. Руки и ноги трясутся от напряжения и не человеческого страха, никогда бы не подумал, что превращусь в вора и мне придётся не Родине служить, а лазить по крышам и чердакам по ночам. Это с одной стороны, с другой стороны приятно от того, что, сам не верю, что я это смог сделать и не попасться, что я стал на одну доску с остальными, в доску свой на одну ночь. Раздвоение личности, днём ем глазами начальство и убеждаю их и себя гипнотическим взглядом, что я само совершенство и истинная ценность, ночью и в отсутствие командиров я в доску свой наоборот. И, самое трудное и противное, не перепутать в себе самом эту смену чувств и полярность. Толян Деревяникин, Коля Умрихин и Игорюша Собакин, больше никого. Сержант умыкнул с собой чифирь и масло с хлебом из хлеборезки и мы видимо разминулись с ним совсем недавно. Вышел он через парадный вход солдатской столовой с ночным пропуском на погонах. Коридоры проветриваются на ночь, в них гуляет стылость. Коридор до варочного цеха от лестницы довольно длинный и в данный момент затемнён по не надобности, впереди ярче солнца сияет проём в помещение для приготовления пищи. Стены и полы из белоснежного кафельного покрытия, плитка чистейшей белизны, надраенная и вымытая только, что. На полу плитка с пупырышками от скольжения, блестит, как у кота яица. Понимаю взгляды провожатых и соображаю с первого раза. Сапоги остаются на входе, далее только босиком. Босиком я бы ходил всю жизнь, дали бы только на это разрешение в штабе. Всё кругом, как в операционной, сияет белизной и чистотой. В центре комнаты (размером метров восемь на десять) установлена большая квадратная газовая плита с четырьмя квадратами греющих пластин, на плите томится две сорока литровые алюминиевые кастрюли, в одной из которых греется вода для утреннего чая, в другой варится бульон на первое. Обычная парочка, иногда к ней прибавляли другую посуду, но этот комплект присутствовал практически всегда. Повара из числа женского гражданского состава и официантки приходили рано и чтобы легче было приготовить завтрак и обед, вот так с вечера и занимались томлением мяса и водоподготовкой. С левой руки от входа в варочную виднелся проём моечной. А далее в той же стене было несколько складских помещений, откуда повара приносили в зал муку, макароны, масло, консервы, там были холодильники и стеллажи для продуктов. В противоположной стене имелась тоже дверь, та стена была обращена во двор телеузла ГДО и там было помещение душевой. Правая стена полностью была открытой, с большими окнами и выходила на аллею, ведущую от стелы с перекрёстком до главного КПП дивизии. Прилегающая двери стена имела проём и там за дверью было ещё одно помещение, которое меня-то и собственно интересовало. В том помещении разделывали продукты питания, такие, как рубка капусты, очистка картошки, разделка рыбы, очистка лука и свеклы, ну и другое. Вот туда меня и спровадили с глаз долой. Всё уже давно прибрано, картошки начищено по самый обрез бака в сорок литров, так, что даже воды не видно. Чистить для дедов в мои планы не входило, мужики сразу сообразили опасность для всех их и меня в том числе, все духи, сержанта нет, любая проверка, всем хана, спалят меня, спалят дежурного сержанта, всех их загонят ещё на неделю-другую дежурства по столовой, меняя местами: из офицерской в солдатскую, из солдатской в офицерскую. Коля Умрихин исчез из варочной, так же быстро, как и появился, все трое подались мыться в душ и получать неслыханное от этого удовольствие. Мне в своё время приходилось словить там кайф от мощного, огненного душа, бившего сильным напором из-под потолка. Даже жителю города, имевшего в своём распоряжении домашний душ, не приходило в голову, что бывают души и от них, как от парной русской бани, можно ловить неслыханный кайф. Бросив взгляд на столы и котлы, понял, что спрашивать о еде не имеет смысла, не раз дежурил здесь сам и ещё раз убедился в стерильности помещений и отсутствие мало-мальской еды. Бак с сырой картошкой и второй бак под проточной водой из-под крана, с солёной трескою. Шарить и воровать глазами пора завязывать, рядом большая газовая сковородка на двух ножках. Чугунная плита и чугунная сковородка, как пить дать ещё с тех пор, как гансы готовили своим официрен шницели по-Венски и сосиски по-Гамбугрски. Вечный фитиль сковородки пыхнул ярче от моего прикосновения к ползункам подачи газа, фиолетовая вспышка гулко озарила поддон и стала расползаться сиреневыми всполохами молний по низу сковороды. Холодец из комбижира дрогнул по краям и стал оползнем сползать на дно кратера. Лужи салидольного цвета стали увеличиваться в своих размерах и наконец-то подняли наверх айсберг из загустевшего пережаренного многожды комбижира. Пузыри, размером с три копейки стали возникать и лопаться, обдавая шкарками стены и пол. Руки лихорадочно заканчивали рубку картошки в виде правильных прямоугольных долек и сбрасывали нарезанную соломку в бурлящую жидкость. Дневальные по столовой, наоравшись от проказ и удовольствия законченного рабочего дня и чистые, как молочные поросята, бросились бегать вокруг плиты, чмокая друг друга влажными полотенцами, перехватывая их и на манер резинки отпуская обратно на не до конца просохшее тело. Запах картошки и весёлые скачки навел на меня такую тоску по дому, что стало так жалко самого себя, так жалко, что захотелось написать завтра же письмо домой. Набегавшись и раскрасневшись, пацаны стали шутя воровать сотейником мою почти готовую картошку и носиться в догонялки уже за другой забавой. Картошку растащили по рукам, все из одного призыва, я не чистил её, не мог и отобрать на законных основаниях. Пришлось вставать у камбуза по второму разу. Не скажу, чтобы сам был не рад такому повороту, но кое что перепало и мне в рот, а это было для меня самым главным оправданием и в общем-то истинной целью моего ночного визита. Деды, дедами, провались они в преисподнюю, а свои не выдадут, а картошка, что? Да вон её сколько в баке начищено. Когда сюда ещё раз доведётся попасть, чёрт с ним, даже с этим сном, разгулялся организм и время ещё есть выспаться. Наряд в роту и не думал собираться, ради загула дежурного по столовой, разрешалось оставаться здесь до утра с его глупого согласия. В сковородку полетели куски сала со следами мяса, не то обрезок шкуры, не то обрезок сала с мяса, да какая разница, после душа и распробованной моей картошки наряд понесло. Картошка дожаривалась и готовилась мною к извлечению в большой бумажный кулёк из бумаги из под макарон, крупною солью посыпалась прямо в кульке и потряхиванием приводилась в окончательную готовность, рядом плавали жирные шкварчащие огромные куски свинины и кружили голову своими ароматами. Я свою работу, в принципе, мог считать законченной, но уходить от сюда не хотелось. Спросив согласия, мало ли, что, на принятия душа и получив разрешение, не теряя ни минуты, рванул на помывку. Кто бывал там, тот правильно оценит моё желание, мимо такого проходить вредно. Высоченная труба из нержавейки с огромным набалдашником под потолком и два крана для регулировки воды. Окно на улицу на задвижку, поворотом рукоятки в центре рамы, куртку и галифе с подштаниками на подоконник, руки на штурвал и вода пошла! В мыслях проносятся плюсы: картошки перхватил домашней, раз, душ приму, два, по дороге украду картошки из кулька, три….так, на четыре не дотягиваю, один бал минусую на сон, в зачёт идут два балла, достаточно за прерванный сон и серию ударов по жопе тапочком. Ловлю кайф впопыхах, время на сушку головы, мужиков уже не узнать-гулянка вышла из под контроля, арёлики, посливали остатки спиртного, принесённого официантками на мойку из генеральского зала и сделав ерша или черепаху, дурачились ярче прежнего, раздевшись до гола, гонялись по залу друг за другом и поливались водой.
Владимир Мельников : Продолжение рассказа КШУ-2 Объедки свинины и жареной картошки валялись на разделочном столе рядом с газовой плитой, поживиться со стола было уже не чем, шкурки свиного сала меня не прельщали, картошки у меня самого был целый кулёк и пора было сматывать удочки, не ровен час вернётся сержант и тогда и мне и мужикам из одного призыва достанется за пьяный дебош. Может оно и было алкоголя у них в организме на грамм, но в сложившейся ситуации надо было верить тому, на что они указывали своим диким поведением. Риск попасть на губу за пьянку был стопроцентный, заскочи сюда дежурный прапор или кто другой, хотя система, сложившихся дежурст в нашей роте показывала обратное, командиры верили солдатам и по их, евшим их, начальство, глазами, соглашались в душе, что так оно и есть, бойцы у меня, что надо, они у меня, УХ !!! Бойцы все в стельку трезвые и в сиську вменяемые, я шасть домой, они, ни-ни, только служба и ничего кроме этого. Лезть обратно через окно у меня, честно говоря, духу не хватило, и я только и думал всё это время, как буду выбираться обратно, через сад или через огород. Решение осталось за парадным входом, кулёк в зубы, шапку на голову и только меня эти стены и видели. Путь обратный всегда короче пути вперёд, это аксиома. Второе появление на улице всегда приятнее первого, а после бани всегда кажется, что не так уж там и холодно. Стела слева, клуб пушкарей справа от меня, деревья и только деревья, дорожка не чищеная никем, но имеется, путь до роты длинее, зато безопаснее. Под фонарями воры не ходють, они крадутся, как тени и я с ними и кулёк за пазухой. Отжирать из кулька побоялся, сколько можно, да и остынет, придётся повтор делать, это уже проходили, скорее в роту, далее мимо дневального по думбочке вниз в подвал и вот он класс мопедов и водил с ним по соседству. Рядом с клубом артполка часто наблюдали картину, мужик в извозчичьем белом тулупе с автоматом и телефонной трубкой на поясе, что делает, понятно, раз ружжо, а для чего трубка с обрезком провода, не ясно. Не отбиваться же он ею собирается? А где провода и куда они ведут, вот это вопрос, вопросов? Кто такие тулупы шьёт, что из-за поднятого воротника и человека-то не видать, как в них врага можно только обнаруживать или их враги шьют и в армию поставляют. Ну, не могу я этого переварить в куцем сознании, да не видать же из того бункера кожушного ни фига, вон я, прошмыгнул за его спиной-стеной из дублёного барана, баран так и не услышал потенциальную опастность с кульком картохи за пазухой. Другой бы, раз и мордой в снег, пока я снег изо рта вместо кляпа выбивал бы, тот кулёк до половины опорожнил бы, потом помог бы подняться, отряхнуться, запихнуть свёрток снова за пазуху извиниться за бестактность и проводить меня до освещаемого места. Нет, не правильный какой-то караульный, а может трубки у меня не разглядел, когда смотрел издали на меня? Может всё дело было в трубке? Но нам трубок телефонных в последнее время не выдают, нам всё больше жезлы и фонарики разноцветные на шею. Жалко часового, но картошки ему не видать, не положено по службе, его дело до утра за себя и за деда вот тут около клуба и склада артполка шубу носить на плечах и автоматом её согревать. Дневальному по роте, хоть и деду, тоже ни фига не положено, вот сейчас, на запах жареного, дух выползет с полотёром из кинозала, тогда и этому барбосу обломиться. Дневальному же, из молодых, то ли полотёр, сторожить, чтобы какой не то дед не отнял и не пошёл гулять вместо бессоницы по коридору, то ли ружейку охрянять. Были и такие буйные деды и дембеля, нет, в самом деле были. Говорят, что от тоски по дому и отсутствие разрешения работать после года службы, у некоторых крыша едет от этого, не могут вроде люди жить без труда, хотя другие из них наоборот, говорят, что лошади, будто дохнут от работы и что некоторые виды тракторов ломаются, но я сбегаю уже по ступенькам вниз в подвал и мировые проблемы меня перестают касаться, быть бы отпущенным восвояси оттудова не битым в фофманы по переносице. В подвале пол бетонный, но зализаный мастикой и полотёрами до блеска. Наверху, на первом этаже пол блестит чище, там ровные плиты и мастики поболее, вдоль стен латексными белилами две белые полосы на равном расстоянии от стен, то места для прохода вприжымку к стенам и прямая линия для построения, туда сейчас не пускают, там натёрто и всё приготовлено для встречи дежурного по роте, та часть территории под запретом передвижения, там всё до утра приготовлено, туда нам не положено ходить. Подвал с у чебными классами и каптёрками за ними, то можно, но только осторожно, прознают про художества, ключей лишатся их хозяева и лавочка будет на время прикрыта. Лавочка размером с комнату в коммуналке, тесная, узкая, с низкими потолками странной формы. Не потолок, а стена из кирпичей, сложенная пьяным каменщиком. Как пить дать он её в лежачем положении складывал, а двое таких же в доску трезвых тому в корыте раствор месили и боком кирпичи подавали, вот и результат на лицо. Нет, правда, щелевой кирпич положить вместо пола и потолка? Это, как же они умудрились уконтрапупить такое дело? Ни однин, мною выструганный чепок из деревяшки не держится в тех пустотах, ни один гвоздь в него вбить не получается у меня и вроде старался проводку слепить по-новой и руки не под пиписку скроены, вываливается всё вниз, а дырка всё больше и больше становится, пять раз кончил, пока не додумался на раствор гипса всё клеить, накручивая проволоку на резьбу саморезов пучком и запихивая всю эту конструкцию в дырищи, пробитые в панике мною. Засохшие «жучки» развинчивал и перевинчивал вновь с клипсами из керамики и крепил тем самым и проводку и светильники к сраному потолку, ух гадюка, от одного взгляда вверх у меня язва желудка начинается, попил ты моей кровушки, потрепал ты мне нервушек, чтоб тому каменщику Тодтовскую премию отобрали взад. Каптёрка, как улей, не продохнуть! Все мои, свободные ото сна духи собрались, никто никого не неволил, все чисто добровольно, по совести, спать нет мочи, как можно делать это бесполезное и гнусное дело, как спать, когда у твоего товарища с позапрошлого призыва сердце кровью обливается и ничего к дембелю не готово. Ни резервная вопия парадки не испорчена ПВХ галунами, погоны до сих пор не усилены моющими обоями, пуговицы требуют реконструкции и вообще, ничего, как у проститутки не приталено, не прострочено, не укорочено и не трескается на жопастом туловище под попыткой согнуть колено или разогнуть спину. Шары не выточены из зубных щёток разной расцветки, не вогнаны куда надо в головку члена, баба в растройстве, на письма второй год не отвечает, обижена на раздолбая и его не готовность к извращённой сексуальной жизни, считая, и законно считая, что, ну какой же это секас, когда ничего «там» не рвёт и не мешается? Этого добра у неё и сейчас с другом Мишкой и второжёнцем Сенькой комбайнёром хватает. Тут тебе делать нечего пока, замена тебе нашлась быстро, не печалься обо мне, я, раскупоренная и распечатанная тобой долго киснуть не могу, сам понимаешь, здоровое и зрелое вино долго храниться не может в тепле, оно киснет и превращается в уксус. Ну, сам подумай, ну, зачем тебе уксус, когда за два года я из виноградного вина дорасту в в деле непорочного секса до виноградного спирта, а к самому твоему дембелю, в аккурат в Первому Мая, я с отзывчивыми на ласки твоими лучшими корешами превращусь в отличную ракию, а то и само бренди, а то и в коньяк переиграю. Ты только, слышь, злые слухи не слухай, в петельку из нарезанных ремешков не полезай, я ж для нас с тобою всё это, токмо за ради твоего сладкого счастья старалась, ноченьки не высыпалась, всё старалась и старалась, делаяс другими, но помнила все твои и прикосновения к моей киске через твои касания своего дурачка по ночам. Каждое твое страдание там, я восполняла здесь, чтобы ты ни в чём не нуждался, чтобы ты кончал под одеялом вместе со мною и Васькой тут в Котовске, что на Днестре молдавском. Два года на исходе, зима на серединке, там февраль, а там и до апреля не за горами. Жди и готовься. Что тот Васька после четверти виноградного, что Мишка после сорока гектаров вспашки, что тот Сэмэн, заскочивший среди ночи ком мне по старой памяти от Ганны, что ото тот Юрко, путающий постоянно имена жены и моё, на кой они мне, сам подумай, это я с ними чисто из уважения к твоим друзьям и ради твоих боевых заслугов у армии. Прыходь, сам побачишь, щё йя тебе дождолась и що вид мэнэ ни чёго й не убуло. Чобиты у письму нэ высылай, як казалы хлопци, я вся навеки твоя, пысать нэма уремэни, буряк мэрзлый треба до сроку пэрэробыты, пэрэтэрты и произвэсты у дило, горилкы бо потрибно будэ богато, до пэрво маю надо выгнаты богато, щёб свадьбы сыграты и погуляты усим колгоспом як люды. Маты дуже тэбэ дожидаеця, батько клуню нову для нас зробыв, прыйижяй на побывку, нэхай ту армийю до одного мисця, ны куды воно нэ диныця, вэрнэшся вид здому, дослужишь. Пышу в уми, нэмайе ны хвылыны узяца за пэро. Вонь шибанула от порога, прошлый раз воняло меньше. Вопрос возник сам собою, кто-то избавлялся от гноя и давил на головке жёлтого цвета выступы, с гноем выходили наружу и шары и жидкость, одеколоном промывали и засовывали дрянь по-новой в порванную кожу. Нет, воняет чем-то другим, кровяным и давнишним, запах сладковато приторный, на первом вздохе возникающий и исчезающий далее, потом опять тошнотворно сладкий и глотать носом не желающий. Воняет кровью и мертвеченой. Источник вони обнаруживается через некоторое время, когда приближаюсь с поклажей и наклоняюсь над чьми-то копытцами? Фу, гадость! Кто-то недавно их отбросил, а нам их нюхать и восторгаться. Чужие копытца до колен отхвачены бритвой от дикого животного, в роте я таких ни у кого не встречал. Зрелище не из приятных, тухляк лежит рядом с картошкой, его чистят и скребут со всех сторон, превращая в рукоятку финского ножа. Рядом детина с хером в левой руке, тампоном из ваты в другой и дешёвым пузырьком одеколона на коленях. Двое других мордохватов мутузят друг друга боксёрскими перчатками и, размазывая слюни и сопли по морде, от уха до уха, ха-кают ударами один сильнее другого. Битва в самом разгаре, бьют одного и того же, бьют «кадета», курсанта отчисленного из военного училища и направленного в «тёплое местечко при штабе», то бишь, в нашу комендантскую роту. Наше место чуть теплее спорт роты дивизии, здесь всегда ты чувствуешь к себе наивысшее внимание, а ещё чаще чувствуешь руку друга на своей физиономии, даже если на твоих руках пара таких же боксёрских перчаток. Били постоянно и с остервенением, били только за то, что был выше и крупнее остальных, били только за то, что вздумал стать по несчастью «царьком», то есть офицером. Сука, хотел нас после окончания кадетки, дрочить и издеваться, как хорошо, что судьба не допустила и исправила ошибку приёмной комиссии, мы постараемся тебе внятным и доходчивым языком побоев объяснить, что попал ты сюда тоже по ошибке и что место твоё в другом подразделении, здесь ты слишком заметная и авторитетная фигура, нам самим тут тесно, глянь вокруг себя, сесть не где, люди по очереди присаживаются, чтобы чифирнуть и закусить шнапс из «фауста», трудом добытого сверчками в офицерской кафешке. Сколь раз тебе втемяшивали перчаткой по лбу, что просись перевода в другую часть, забьют тебя тута и другого варианта у тебя нету, как нет его и у нас самих. Ты ж должен понимать с кадетской колокольни, что даже в солдатской форме, ты для нас чужой, ты смотришь на нас с позиции командира и мы чувствуем себя в твоём присутствии, не как иначе, чем с офицером в одном кубрике и на одном очке в сортире. Не наш ты, не место тебе с нами, не в кайф нам твоё зримое присутствие, двигай по новой в свою бурсу ил как её там, учебку. На прапора, что ли просись, мы просим тебя и умоляем, вали ты по хорошему, не будет тебе счастья здесь, оно для нас одних здесь прописано и нами забито до дембеля. Кулёк пошёл гулять по рукам, картошка не шла сегодня, банки и консервы из под чего-то рыбного частью были опорожнены, частью не распечатаны. Горы хлеба и лепёшек с ПАХа ещё теплились и поглощались вместе с мясным со штык ножа дневальных,картошка только тема для разговора, хорошо, что ума и наглости хватило принять душ в столовой. Мордобой продолжался, пару раз мне въхали типа по ошибке, типа слегка шутя, но совсем не больно, для приличия и в нак благодарности за картошку ради, принимаю и лыблюсь идиотом, другого выхода из каптёрки не вижу. Наши из призыва шуруют наждачкой по обрезкам бутылок из под шампусика, делают заготовки под пивные инкрустированные кружки с ручками, другие, что по рукастей, рисуют и раскрашивают дембельские альбомы, макая красками в гуашь и водя кисточками по бумаге, высунув кончик своего языка в удовольствии. Чайник чифиря вскипел на самодельном «козле» из нихромовой проволоки, свитой мною в виде спиралей и запихнутой в выдолбленные не мною пазы в силикатном белом камне. Бритвенное чудо кипятилка больше в этой каптёрке спросом не пользовалась и валялась чёрными лезвиями на одном из столов. Пачка краснодарского чая второго сорта бухнулась целиком в чёрную от накипи ёмкость на проволоке вместо ручки и пошла бурлить крошевом, увеличиваясь в размерах и превращаясь обратно в листья, гиганского размера. Второй сорт не первый, но из него чифирь наблотыкались выгонять высшего сорта. Пробовать добровольно не приходилось до армии, но здесь поневоле пришлось, язва желудка эту гадость приняла с огорчением и недельным напоминанием и наказанием вместо отсутствовавших родителей. Дрянь отменная, но говорят очень полезная, если, мол, у кого ума до призыва в армию было не так уж, то при приёме внутрь этого снадобья попытки вспомнить, зачем тебе вообще нужен был ум в армии и вообще, становятся тщетными. Время к одиннадцати вечера, спать никто и не собирается, мне пора ретироваться, но не тут то было. Работа находится и мне, работы до утра, плакала Маша, когда хрен вынимали. Всё у солдата имеется, но собственным утюгом, оказывается, не каждый дед в роте ещё обзавёлся. Немцы негодуют, новый год ещё не скоро, квартиры дают редко, ну откуда на свалке взяться такому количеству не нужных в ихних домах, нужных в домах прапорщиков и горе офицеров сломанным креслам, шкафам, диванам, рулонам новых обоев, утюгам, наконец-то. Не такие они и богатые, а учесть, что какие жадные и расчётливые, ну, где они могут выкопать Толяну Куприну из солнечного Семипалатинска новый, современный утюг, да чтоб обязательно с паром! Ну, как же всё таки эти оленьи или косульи ноги воняют, ну никак не так, как серебряные копытца Баженова из сказок про старину. Где они их стырили и как собираются провозить через таможню, а уж через Фалькенберг и подавно отберут на первом же шмоне. Для кого они мастырят, на кого собираются охотится, не на «кадета» же нашего, этого считай добили до ручки, больше на сегодня не встанет и до кубрика к утру дострыбает на одной ноге. Хорошо его сегодня приморозили, вон каким красавцем стал. Губы, щёки, нос и лоб на пару размеров увеличились, слава Богу зубы целы, молодец, не даёт себя в них «поцеловать», догадывается, а может кто продал, что некоторые болты в ладонь зажимают, когда перчатку натягивают, а может, брешут, но всё равно молодец, я не такой, я слабее. Картошка сегодня не пошла, послали Серенко в кубрик отнести её другим нехватчикам или кто к кинозале позарится. Как послали, так и возвернулся, потирая зашибленное место на лбу, будить старого человека, даже за ради такой вкуснятины грех, в кинозале желающих выказать себя нехватчиком не нашлось, там сидели люди у телевизора и по губам героев, не зная немецкого языка, понимали суть сказанного в картине про любовь и секс. Понимали и коментировали, выставив не особо вежливо Витю Серенко с его глупой картошкой. Люди там сегодня были городские и приравненные к ним, то были особы, приближённые к замполиту и ротному одновременно, ротный почтальон и он же ротный художник и весельчак, душа всего коллектива по фамилии Семенович и Витя Стога, ну и считавшие первых своими корешами по культуре и образованию. Картошку пырнули нам для уничтожения и пошла она не по назначению. Культуры её принятия в пищу мы не имели пока что, налетели гуртом и совершенно не эстетично сожрали прямо не мытыми руками из масляного кулька. Сожрали и не удовлетворились сделанным, холодная и давлючая, радости не прибавила, застряла густым комбижиром на стенках пищевода и долго икалась, потом разлилась взахлёб изжогой до утра. Наверное не так её надо было кушать, а может отсутствия чифиря являлось тому причиной. Кморка для дюжины бичей место наверное тесноватое и как мы днём тут во время политзанятий и учёбы помещаемся всем взводом в три десятка человек? Какой странный переход, днём мы под командой своего прапорщика входим тихо и с полным приличием, сидим тише воды, ниже травы, боремся всячески со сном во время невыносимо муторного выслушивания лекций про международное положение и планы партии против собственного народа, тянем руки и отвечаем по уставу только на хорошо и отлично, а что с нами происходит сейчас в том же классе, раскидав по углам наши парты со стульями на тоненьких ножках с маленькой седушкой фанеркой? Э, да заткнитесь вы там, дайте Лёху послухать! Харэ орать! Чё ты сказал, повтори! То то же! Говори Лёха, не останавливайся, и чё, чё, повесился? Приехал, пошёл к жинкиной матери, куда та сволота возверталась описля призыва и чё? И застукал ту суку с сусидом по парте? Да тышо! Отжешь сука йяка, ичё и повисывся? Отак взяв прямо и у куриню за клунёйю вздёрнув сэбэ на лесци рыболовной?! Ото да! И щё, и всэ? Да брэшэшь, щёсь чи дальше чи було ш , чи не? Тай не повирю, цэ я в римбати такэ чув у прошлом годи, а тиби хто росказывав про сё? Теж там? Тю, тай то старэ як мий кабыздох, тому тэж, лишь бы на ко брэхать, на курыцю, чи на й борова, чи й ще на кого. Давай другэ хто роскажуе, тилькэ нэ брэшить, кажить правду. Давай Микола знова про дида и його бахчу, тэж правда, вмэне тэж примирно у позапрошлом годи було, кажи Микола…. Микола про бахчу и дида почав казаты, да про козлячи лапкы пырыбылы.. Начали про охоту недавнюю рассказывать, прибавилось одним больше в классе, появился хозяин тех тухлых копытец и полилась история, в которой он был главным действующим лицом и загонщиком одновременно. Надыбали одно знатное местечко на прошлом выезде на рекогносцировку, он и ротный, местечко прикормленное с сеном в кошёвках и соляным камнем для лизания. Приметили и рванули по первопутку. Снежок порошей зашёлся, тишина на елях повисла, машину в схроне оставили, закидали её сетями маскировочными и заняли удобные позиции. Дождались темноты вечерней, высветились тени олешек крошешных на пушистом первопутке, потонули крохотулечки ножки по самое брюхо в пушистом снегу, потянули носами последние воздух, не учуяли ничего дурного пятнашки, ветер был на них и дробь полетели с малым шумом и разлилась под их шубками полным непониманием происходящего. Осели пузиками самочки с самцами на кодрубленные ножки, дёрнулись в попытке занять прежнее здоровое положение, мазнули шерстью, окрашенной в красное по верхнему краю сугроба, испачкали белоснежное покрывало, смутились своей слабости и удивились произошедшим с ними переменам, тыкнулись вторично опереться на ноги и не почувствовали их присутствия и теряя свет вокруг себя, стали поглощать темноту смерти. Кровь продолжала толчками выливаться из ран, снег протаял колодцем, а падающий снег, переставал таять на шубках животных. Настреляли ровно столько, сколько требовалось заготовок для финских ножей. Лапки отрезали сразу на месте, тушки покидали взад УАЗика, перекусили чем Бог послал тут же на капоте машины, выпили по маленькой, градусов около семидесяти из разбодяженого водой спирта самопальной водки, кастоянной на кофейных зёрнах, поговорили, как правильно спирт разводить, чтоб не помутнел и не разогрелся при этом, похвалили рукастых хозяек, добрым отозвались по запечёной в духовке бужинине, рубанули ещё по одной, загрызли домашним сальцем с мяском, першли к горячему. Достали большой импортный термос с металлической колбой, ливанули варом по кружкам, разорвали пополам пироги с капустой и яйцом, пожелали здоровья по второму кругу своим боевым подругам и в темпе стали собираться обратно. Время полуношное, егеря и полицаи может и не появятся, но пора до дому, до хаты собираться, жинки ждут и по рогам настучат, можете быть спокойны, это у них на первом месте, вернее, нет, пожалуй, на втором месте, на первом месте у них политбеседа, а уж потом, пожалуй и психическая атака с угрозами мировому сообществу охотников, бабников и рыболовов. Лучшие экземпляры ушли вместе с хозяевами тушек, лучшие тушки повезли в генеральских домик, туда всё свозили, и черешню и персики и вишню и абрикосы и рыбу и этих олешек, свозили с полей всё, что принадлежало Маркизу Карабасу. Не знаю, с желанием там всё это принималось или рассказывалось, что всё было добыто чисто в качестве военных трофеев или репараций, но, сколько себя помню, обратно в кузов «зебры» или в багажник УАЗика не возвращалось. Наивность и простота начальствующего состава с очень крупными звёздами на погонах просто поражала и не укладывалась в голове. Воровство и мародёрство и сказки про коммунизм и наше светлое будущее. Для олешек светлое будущее откладывалось до следующего окота или смены руководства дивизией. Не знаю, как немцы к этому относились, охота, она, конечно охота, всё равно все олени и зайцы с лысухами и сазанами когда-нибудь умрут по старости или от болезней, их могут съесть хишники высшего сословия из того же леса или озера, но лично мне тех животных было очень жалко и я не стал бы стрелять такое чудо ради добычи печёнки кабана для пьянки. Одно дело отстрел старых и больных по необходимости, другое дело вот такое безнаказанное варварское глумление над порядочностью людей. Как немцы смотрели на наш разбой, да хрен их знает, мне кажется, терпели и боялись худшего. Управы на нас скорее всего не нашли бы, штрафовать без толку, никто платить не станет и статьи такой не предусмотрено. Партийное собрание и общественное порицание, а после собрания пожатая рука и ночь на той же поляне в новом составе и большем масштабе. Зайцев и кабанов приходилось видеть табунами. Косые сигали вокруг копен, оставленных кем-то в поле или лесу, носились, друг за другом сумасшедшим гоном и не знали себе числа, сколько их не истребляли. Подтверждение тому невиданное число тех кроликов-тире-зайцев в настоящее время в городах Германии, которые перенаселены ими, которые так же носятся по газонам, пожирая с них и траву и цветы и розы и никому до них дела нету и никто их десятками не шмаляет, как мы в ГДР и что дальше будет с городами, мне прямо страшно становится, чесслово, не вру. Теперь я по другому отношусь к нашим безобразиям, очевидно огромные просторы военных полигонов и запретных зон с лесами и лугами и немецкая дисциплинированность в плане, нельзя въезжать, значит до тех пор нельзя, пока будет висеть знак на шлагбауме из ошкуренной сосны на полевой дороге. Думаю, там, где ещё не прогнили те слеги и не проржавели знаки, там до сих пор не один немец не осмеливается нарушить нами оставленное табу, не посмеет, даже точно зная, что ушли нас из ГДР с начала девяностых и стрельбища давно не пуляют танковые и артиллерийские болванки на территорию жилых дорфов.
Владимир Мельников : Продолжение рассказа КШУ-2 Вечер встречи с прекрасным и запоминающимся подходил для меня к концу, меня простили вперёд, сам не знаю пока за, что, но простили, разрешили пожить ещё немного, но поставили при этом условие: завтра у мопедов должен быть свой электрический утюг и он должен уметь выглаживать вещи из ПШ и не портить их. Отпустили, целоваться не стали на прощание по старому уголовному обычаю, расстались налегке. Ночь ещё не наступила, но ноги вечеру отдавила. Храп по всем кубрикам стоял оглашенный, вонь выпирала из всех щелей и растекалась по коридору. Парами сиротливо стояли сапоги скунсов возле солдатских кубриков, ноги несли меня прямо по коридору, прямо и ещё раз прямо, так, как наши двери находились в самом торце коридора второго этажа. А номер у нашего кубрика был зловещим, он был тринадцатым! Повезло и в армии. Запах пота, портянок, сапог, немытых тел и пуков шибанул по носу и вызвал массу взаимных рефлексов, окна ещё не додумались приоткрыть, такое часто бывало, спали все и некому было это сделать. Делать было нечего, валиться пришлось в бездну преисподней так. Принюхаться и постараться уснуть под этим наркозом поскорее, время в армии для солдата идёт на секунды, когда дело касается ночи и сна. Ночь по боку, подъёма не было, живые, но мёртвые сгинули в ледяном мареве ночи. Катимся не известно пока куда, сплошные догадки. Зебра ГАЗ-66 заполняет своим гулом ночную тишину, колёса с огромными протекторами создают звук подобный, звуку разгоняющейся на оборотах гидротурбины, ночь наполняется от края до края инфразвуками тягостными и мучительными, от которых в организме немца возникает некая опасность, обыватель не привыкший до сих пор к мирной тишине, ещё глубже втягивает голову в свои плечики, и теснее прижимается к соседу сидящему с том же трамвае рядом с ним. На скорости проносимся мы мимо Спортхалле, мелькает перекрёсток с остановкой трамвайной у Нойштадта, искры летят из-под дуги встречного красного трёхвагонного перевозчика живой силы, расходимся без трений, уходим с разгона на автомагистраль А-80 и оставляем огни Нойштадта справа от себя. То ли в запасной район, то ли в Еслебен, то ли и правда на овощную базу в Нойштадт. Сон не идёт, хотя валимся заживо и те, кто лёг вовремя и те, кто колобродил в поисках счастья до первых петухов в учебном классе мотоциклистов, машина вышвыривает нас со скамеек, носит водоворотом по кузову, мат перемат, пинки и ор, все успокаиваемся лишь, когда машина сбавляет маленько обороты и начинает маневрировать, подъезжая к конечному пункту. Точно, вагоны, рельсы и бананы, набитые под завязку в них и нуждающиеся в скорой выгрузке. Рабсила прибыла отрабатывать штраф, выписанный нам за утраченные немецкие ценности и разного рода гадости, сделанные нашими автотранспортными средствами, под управлением впервые севшими только в армии болванами с правами автомобилистов. Место для нас до боли знакомое и очень хлебное, скажем откровенно, мы об этом мечтали! Даже такие убитые и потрёпанные, как сегодня, даже не расклеившие свой рот и не почистившие зубы, даже так, ведь ради бананов мы готовы прямо с вечера начать не спать, только бы нас сюда не забыли взять. Спасибо тебе товарищ немецкий полицейский, я почти три месяца не то, что бабы не целовал, я три месяца ни одного банана в своих руках не подержал, кроме своего собственного, не попробовал, забыл его одеколоновый вкус и такая полного вида удача привалила. Это ж надо такое счастье для солдата. Просить строиться и хорошо работать не пришлось никого, немцы отошли в стороны и больше не смогли попасть в вагоны. Вся территория перешла под нашу юрисдикцию, работа закипела, на гора пошла первая продукция, бананы весовые, отполовиненные нами на стадии принятия товара. Кто придумал такую удобную для воровства тару, тому не руки оторвать по самые яйца, чтоб не плодились, а орденом голодающих поволжья наградить. Первая партия ворованного продукта не пошла впрок, прок оказался слишком прожорливым. Немцы пока ничего не почувствовали, им не дали до коробок даже дотронуться, грузили на поддоны автокаров, а тем оставалось лишь перемещать груз далее и воротаться взад за следующим. Те, кто принимал товар, видимо в силу своего извращённого поколениями не верного представления о материальных ценностях и их перераспределением, не догадывались о существовании альтернативного метода, прибывшего вместе с нами с Востока. Этот метод для них был чужд и враждебен, но для нас был совершенен и звучал примерно так: если ничего не принёс с работы домой, считай, что день твой на работе пропал зря. Попасть вовнутрь нам пока не получалось, там шуровали самые злые из нехватчиков, люди притомившиеся службой и годами заточения в роте. Деды и кандидаты просовывали свои, избавившиеся в армии от мозолей, белые ручки побитые коростами незаживающих и вечно гниющих ран, отрывали непарные бананы от кисти, совали их в руки жующих и немедленно избавлялись от битой коробки, вышвыривая её нам наружу. Что происходит там в вагонах мы примерно догадывались и ждали, когда же, наконец то наступит и наша очередь, ведь бананов не так уж и много, всего несколько вагонов. Если поделить все коробки на тридцать ртов, то может и кому-то не достаться. Наломавшись в вагонах коробок, нажравшись до рвоты ледяных мыльного вкуса зеленоватых бананов, дедов потянуло наружу, просраться и покурить. Все знают, что унаступающее утро для этого дела самое подходящее время. Они наружу, мы на их место, вагоны полупустые, времени на взламывание коробок в обрез, думать от голода нет мочи, была не бала и провались оно пропадом. Первые осклизлые, не дозрелые бананы мыльным, вяжущим клейстером набивают рот до отказа. Глаза ошалело вращаются от того, что могут засечь и стебануть стыдом по глазам немцы или подыграть им наши, обожравшиеся дармовшины деды. Зачем мы это делаем пока не доходит, первое-красть и скорее тащить себе в рот и глотать практически не пережёвывая, да, стыдно, но стыдно сейчас, тогда нет, совершенно не стыдно, нет времени на стыд, рвать плёнку, предотвращающую доступ к продукту, отламывать от кисти пару и скорее в сапог, далее не останавливаясь, чтобы не спалиться перед наблюдающим за нами водилой с автокара и обратно в вагон. Вон кожуру с банана, до половины его в рот, руками снова в коробку, пару в сапог, банан до конца в рот и глотать, глотать не чувствуя ни вкуса ни запаха, только счёт количества съеденного, кожуру в другой сапог. Рожу по диагонали рукавом бушлата и опустив голову на выход к кару и обратно. Место на сиденье автокара уже занято нашими мопедами, руки пропеллеры и куча украино-русско-немецких слов убеждают ганса попробовать взять себе в сменщики товарища сержанта из советов. Уговоры не действуют, тогда в ход идут гуцульские сигареты и наши советские бензиновые зажигалки. Немец ни в какую, «нихт» и ещё раз «найн»! Чтоб ты провалился прорва непонятливая, не ужели не доходит до тебя дурня наша мова, дай хлопцю трохи попрацюваты, зовсим трохи, хлопец одной ногой тудой, другой ногой обратно, да, ты в чём то прав, возможно, обратно уже без кара, ну это уже не так уж и важно для деда. Немец сигареты раскуривает, угощает солнечными сигаретами нас, у нас они восторга не вызывают, знамо дело, слабы и мелки по размеру. У нас такие не в ходу, мы люди широкой натуры, делиться так целыми папиросками, а не этими жлобскими, уполовиненными ими. Кар загружен доверху коробками, немец сдаётся и даёт маленько порулить деду. Маленько, значит только у пакгауза, где вагоны, потом волнительно забегая вперёд, начинает махать руками в воздухе, как пропеллерами и кричать «вэк» « вэкен штейн». Удача полная, дед теперь может гордиться собою и ходить гоголем в роте пол месяца, притягивая к себе внимание публики своими подвигами. Бананы в этих вагонах кончаются, но довести дело до конца не успеваем. Звучит звонок и немцы побросав кары в том месте и том состоянии, которое застигло их побудкой к завтраку, бросаются наутёк быстрее чем при бомбёжках в 1945 году американцами. Что делать нам, воровать ли далее бананы или перекурить от дел праведных, пока не вдупляемся. Бананы не крадутся в отсутствие немцев, интерес к ним пропал, животы начинает крутить утреннее желание оправиться. Спасибо бригадиру, туалет указуется в правильном направлении, остальные могут присоединяться к завтракающим немцам в столовой. Руки вымыты, кишечник опорожнен, можно и подкрепиться чем немецкий бог послал. Всё очень быстро происходит, мы вваливаемся толпой и приводим в восторг своим появлением гансов. Небольшой светлый и скромный зальчик, простенькие столики со стульчиками, бумажные скатёрки под плетёными хлебницами, в хлебницах странной формы не то серый, не то чёрный, тонко нарезанный хлеб. Хлеб имеет странную для русских форму, он похож на батон нарезного белого только чёрный, на вкус сладкий, типа дарницкого, но есть можно. Столов свободных хоть отбавляй, присаживаемся и крутим головами, пока неуютно и стыдимся маленько. Одежда грязная и рожы воровские, ну, да ладно, что будет далее… Камрады начинают нам подсказывать, показывая руками на раздачу со стеклянным прилавком, догадываемся, но пока не можем поверить в хорошее. Деды соображают со скоростью летящей гранаты, выпущенной из ручного гранатомёта. Как же они раньше не вдуплились, фрау накладает на бумажные гофрированные тарелочки, размером с блюдце для чашек с кофе, толстую сосиску с горчицей и спрашивает у нас, что-то, что не сразу понимаем, что? Идиоты, кофе, чай или трынк она спрашивает! Ослы не утюженные от рождения, опухшие от бессоницы, варите скорее своими котелками, зло раздирает меня на части, неужели нельзя понять и выбрать одно из трёх? Кофе, чай или пиво! Но, что они стоят и торгуются? Это надо видеть,они не торгуются, они с дуба упали и голову зашибли, они, оказывается тут не в первый раз и фрау их давно узнала, они снова задают ей не разрешимую задачу, они её припёрли своей наглостью «им надо, и чай и кафе и пиво» и всё это в один стакан, да, именно в один стакан, так один из них, как бы за между прочим ей об этом и заявил. А ещё они домогаются до её медхен и пока она им её не покажет, будут вот тут стоять и выдвигать новые условия и требования к обслуживанию вот таких вот важных клиентов. Очередь застопорилась, тарелочки с сардельками остывают в наших руках, за пиво руки бояться притронуться. Вот оно ноль тридцать три каждому, а тронуть боимся. Командир взвода делает вид, что, типа того, буд то он не совсем с этим сбродом, на вытаскивание пива из ящиков замечаний не кидает, рубает свою сардельку вместе с кожей и давится какавой из чашки, размером с обычный напёрсток. В сторону хлеба глаза не строит, он его трескает и без этого считай, что каждый день, чему бы удивляться, но нам грабить буфет пока не мешает. Забираем пиво по бутылке на брата, возвращаемся с рожами идиотов за какавой, какаву отпускают без звука, возвращаемся, шипение гадюк! К пиву не прикасаться, уроем, вам ещё рано, попадаете, да и толку в нём вы всё равно не маете, только с гражданки, сколько его там попили, всё отдаёте без шума у пыли нам. Значит так, вы забираете наши опорожненные бутылки и спонтом дела мимо взводного проходите и с умным видом ставите культурненько так бутылочки в ящики и возвращаетесь обратно. Если вдруг он спросит за пиво, скажете, шо, мол не понравилось, мочой, мол отдаёт, что сами того не зная отдали добровольно товарищам, будь ласка, можете приступать. Сардельки отложили, пустые бутылки в ящик, взводному оно и нафиг нужно было вопросы задавать, ума ему не занимать, яйца крутить прапорщику ни к чему, рубает сардельку, аж челюсти от усилия расходятся. Немцы порубали, подоставали папироски с мизинчик и давай дымину создавать. Курят и плюют прямо в свои же тарелки. Вилка, нож свои из дома, принесли и унесут. Накурили, не продохнуть, полезли к нам с вопросами и потащили за собою корзины с хлебом со своих столов. Чтоб вы черти провалилися, понимаем, что насмехаются над нами по поводу поедания хлеба в огромных количествах, само к хлебу не прикоснулись за утро, только пиво с сарделькой, потом кафе или какава с сигаретой, теперь новая забава. Мнения наши по поводу принесённого хлеба разделились, есть или не покупаться на провокации, отсутствие правильного поведения со стороны взводного, а, чёрт с ними, рубай мужики, когда ещё так поесть доведётся, один потянулся, другой, а третьему простительно и не возбраняется несколько кусков сразу сграбастать. Хлеба нечего стыдиться. Не дерьмо берём в рот, хлеб он, даже так поднесённый своих качеств не теряет и стыда не мает, срать мы хотели на вас господа немцы, не за этим ли хлебом вы к нам в сорок первом пожаловали? Давно ли последний раз с кружками и чашками за похлёбкой к воинским кухням очереди перестали занимать, не Стравропольской ли пшенички помола этот хлебушек, а сколь нашего вы пожрали перед войной с нами же, забыли или треба напомнить. Свой хлеб едим, у вас не родит, одни тюльпаны да лук на полях с розами, да кукурузой. Настроение после сарделек улучшилось, какао не плохой, скорее горячий шоколад, только в больших банках, куплю обязательно на дембель, пива жалко. Правда попробовать удалось, но за свои деньги, проморгали деды и прапорщик, отлучка одного духа прошла не замеченной никем, пиво отпустили, раздавили пару пузырьков в вагоне, но вкуса не почувствовали, не то пиво, не то синтетика или эрзац какой. А может просто отвыкли от вкуса жигулей из бара на Калининском проспекте в годы светлые. Сардельку ел очищенную, как делали это дома, не понимаю, почему её надо есть с хрустом, не очищая. Не понимаю, почему можно курить там, где ешь и плевать себе в тарелку, почему можно свободно пердеть и ржать по этому поводу всем столиком, многое не понимаю. Почему надо завтракать через каждый час и обедать до усрачки, когда же тогда человеку работу работать? Работу смастырили в считанные минуты. Сытые, ковыряя в зубах спичками, покидали последние коробки и полезли в кузов грузовика. В роте давно подъём прокричали, мы успели и поработать и пожрать, а кому повезло, те дважды по большому в сортир сгоняли, хорошо посрали, значит можно гордиться, так говорят у евреев, сам слышал. Раз хорошо покакал, значит до этого хорошо покушал, евреи они люди умные с детства, зря говорить не станут глупости. Утро морозцем прошлось по железному кузову, выстудило его так, что аж доски от инея побелели и к жопе прилипают. Пива не только духи сумели прикупить, всё было, как раз наоборот. За пивом духов деды спровадили, а те не будь лохами, на свои сбережения и про себя не упустили забыть, вон от куда они ноги растут, вон от куда пошли пузыри по губам нашим гулять. Выручка и солдатская смекалка не давала погибнуть советскому солдату даже в самых безвыходных случаях, а что дело до «купить за гроши пыва» так куплено, выпито и забыто. Забыто нами, но деды разошлись не на шутку, пиво оказалось в кузове и снова под гогот стало переходить из рук в руки. Давай, давай откупоривай быстрее, а то скоро приедем и взводный отнимет. Не отнимет, теперь не отнимет! Ну жуки, да вы просто жучары, духи, гоните ещё пиво! Теперь понятен фопус с покусом, за пивом послали духов и причём несколько раз, первый раз ещё, как только приехали (типа посрать), потом типа снова эгэ, ну по большому сходить. Взводный это дело проморгал и вот теперь пиво по рукам из бушлатов духов перешло в надёжные старческие руки и полилось ручейком по пищеводу прямым попаданием в сердце солдат. Шум в кузове усилился, кого-то видимо потянуло на «нэсэ Галя воду, коромысло гнеться, а за нею Ваня, як барвинок вьеца» Пустые бутылки по диагонали пересекли автостраду и бухнулись беззвучно для нас в бурьян придорожный. Машина шла хорошим накатом, всё было зашие..ись, хлопцы пели Галю, повалившись на нас и придавив специально до лавок побольнее. Мы делали невинные лица друг перед другом, как могли боролись с припадком сна, боролись, делая этим видом внушение сидящим рядом, что мы не убиваемые и нам армия и трудности бытия по фигу и не стоят ломаного гроша. Долго это продолжаться, естественно не могло, сытого, не спавшего человека сон ломает с первого разу, сначала один у кабины притулился башкой к тенту, за ним второй, клюнул на груди пшено и мазнул шапкой соседа по морде, далее третий, песня стала стихать, потом пропадать обрывками предложений. Дедам это не понравилось, они стали орать, пинать спящих и заставлять продолжать петь хорошую песню за них, а сами попадали вновь и с деланно пьяным видом стали то ли пытаться буровить во сне, то ли спать свозь явь. Дорога хорошая, песня прекрасная, съезд с магистрали вправо и далее в гулкий длинный тоннель, выводящий машину прямо напрямую дорожку, ведущую к нашему гарнизону. Машина притормозила на повороте, деды не то попросыпались, не то и не не думали засыпать, больше для понта кобенились. Машина попрыгала железным кузовом под нами, отбила жопы деревянными скамейками и юзанув протекторами неожиданно и зло затормозила. Так тормознула, я думал брюки порву о скамейку. Тормознула, дверцей хлопнула и шажками топ-топ, кто-то протопал со стороны пассажира к заднему борту. Тент откинулся на четверь высоты и в кузов просунулась огромная, не по размеру фуражка прапорщика Сергея Гузенко, нашего взводного. «Товарищи солдаты, вы будьте попроще и вас поймут!» К машине, такой-то, такой-то, такой-то и почти половина с ними в придачу! Одна пьянь и рвань! Построились, я сказал! Выровнялись, никто устав пока не отменял, кто разрешил нарушать устав и употреблять спиртное?! Кто, я спросил? Вот именно! Товарищи бойцы, вы совершили преступление и я предлагаю вам его немедленно исправить и я помогу вам это сделать. Бегом, за машиной, до КПП марш! Еле успели глазом моргнуть, ГАЗ-66 рванул с места, дверца захлопнулась практически уже на ходу, когда он успел вскочить на подножку и как мог так швыдко забраться в высоченную для него машину, уму не поддаётся. Дедов и кандидатов мы больше не видели, их скрывал опущенный край тента, но то, что они не отстают и не делают отрыв от машины, это чувствовалось по окрикам и мату с их стороны. Скорость была по меркам бегущих не высокая, обида за себя и злоба на сидящих не давали сосредоточиться на беге и много тратили сил по пустякам. Долго бежать за машиной не получилось, утренняя дыхалка и набитые желудки не позволили этого сделать, но проучить их пожалуй получилось. Машина стала сбавлять скорость до человеческого шага и через приоткрывшуюся дверцу поступила новая команда. Приказ командира был понят мгновенно и расценен, как спасительная соломинка, догнать машину и на ходу взобраться в кузов, да чего же для мопеда проще, это же его самое любимое занятие после выпивки пива. В роту вернулись сразу после завтрака роты, пожрать повторно, как мы расчитывали, не получилось, всё было спланировано очевидно ещё с вечера и с кислыми рожами мы констатировали проезд мимо роты на скорости 30 км в час. На такой скорости, говорят умные люди, принимать пищу не положено по уставу, не положено, значит, будем ждать обеда. Еда не беда, а вот поспать бы минут семьдесят никто не отказался бы. Развод прошёл без нас, о чём на нём говорилось, никому не известно, но первое, что нам привиделось у ворот КПП и перед штабом, повергло нас в шок. Все бойцы роты, практически без исключения кто чем молотили по тротуарам и очищали их от наледи, размером с пол антарктиды. Снег размокший и превратившийся сначала в кашу, а подмороженный в каток и ноголомалку, подлежал безжалостному удалению и время тому было отведено до обеда. До того времени, когда товарищ Герой Советского Союза генерал майор потопает своими ножками до своей хибары, что в аккурат за солдатской баней располагается и не дай бог наступит своими коричневыми ботиночками в одну из колдобобин и вывихнет свои маразматические мозги раньше ног. Для нас, молодых, комдив выглядел слишком древним и старым. В своей сысоченной папахе он напоминал мне командиров, виденных в художественных фильмах про войну, да и сам он был оттуда. Герой, ветеран, старик… Дивизией командовали молодые заместители, а он скорее всего, только присутствовал и открывал рот вовремя. При первом выезде в запасной район я видел, что толку от такого начальника, разве, что ходить и смотреть на всё удивлённо и думать « А, интересно, грибы ещё можно собирать? Ведь снег не так давно то и выпал поди….» Седой старик, сидеть тебе в жарко натопленном деревенском доме в обрезанных до колен валенках, сидеть за столиком с перцовкой на столе и перед телевизором на четырёх ножках писать воспоминания о войне, писать, редактировать и печатать. Потом привозить повести и рассказы о свой и нашей службе в Галле и на творческих встречах раздавать макулатуру посвежее, чем Малая Земля Л.И.Брежнева. Одна радость и спасение для солдата зимой холодной, слушать эту мутятину и тягомотину, после похода за завтраком, в душном кинозале и кимарить в своё удовольствие. Сегодня не повезло людям, сегодня не тот день, когда мозги выносят, сегодня прямо с корабля и на рубку льда. Выгнали всех способных держать кайло и ледорубы, лопаты и ломы, большие и малые лопаты для уборки снега. Сегодня аврал. Выгнали по всей территории гарнизона столько солдат, что и места на льду не хватает. ЗРПшники рубят у себя, пушкари площадь перед штабом и перед парком на углу, наши комендачи со своей стороны штаба хакают ломами и топорами приваренными к ломам. Летит и искрится на солнце лёд со снегом, сапоги и штаны до паха все в серебре и намокают к обеду. Рубить, не перерубить, все мокрые и валит пар наружу. Головы мокрые, ремни посбивали бушлаты в кучку и те пузырятся на солдатах большим колоколом. Сачконуть нет ни малейшей возможности, офицеров и прапорщиков поставили погонялами через каждые двадцать метров. Им самим это в тягость, но в кучки пока не смеют сбиваться, пробавляются среди нас сигаретками, задумчиво и молча выкуривая их по одной. Просить сигаретя самое хорошее занятие у старших, свои давно покончались, духи позажимали и выдают порциями по одной, тянут до конца месяца, знают, что взять при случае будет негде, если деду приспичит ночью в сортире на очке покурить перед сном. Гиблое и бесперспективное дело шарить в потёмках сигареты и получать звездюлей тапочками от спящих в чужих кубриках.Какие сигареты, там свои деды имеются, всё под контролем и какой дурак из молодых раскроет грибные места для чужаков. Тебя послали искать сигарету, ты и ищи, дивизия большая. Сказали «спичку», ищи спичку! Я не курю и меня это в какой-то мере выручает, но не спасает от напасти розысков сигаретки. Мне никто не даёт из офицеров и прпорщиков и правильно поступают, во первых, не куришь, нечего и просить, всё равно от прошения и вымаливания оставить докурить, чувст не испытываешь, так какого лешего этим лешать чувст других. А, что подсылают к прохожим, так с дедовщиной будем бороться ихними же методами. Счастлив тот, кому перепало побаловать себя горячей курятиной, пустить дымок из ушей. Ломы и лопаты покидали в погоне докурить чинарик или хотя бы подержать его в руках. Скоро, очень скоро, потерпеть совсем трошки и довольствие денежное и пищевое будет в кармане. 17 пачек и несколько коробков спичек и природа курильщиков оживёт и расцветёт раковым цветом, совсем чуть-чуть и наполнятся лёгкие смрадом и смолами Гуцульскими или Донскими, северными або ще якими. Оставь, ну, оставь, Хрыстом прошу, ну и скотина же ты Микола описля цёго, я ж тоби казав, нэ кэдай, дать потягнуты трошкы. Нуй що шо мокрая, там табаку на закурку, можно було в газэту собраты и зробиты козью ногу. Да, пишов ты, щей друг казав. Нэ друг ты мэни бильшеж, то портянка ты Микола. Кучи льда и снега выросли по всей площади перед штабом, бурты из льдин легли вдоль всего тротуара от штаба и до самой химчистки. С основной задачей вроде, говорят, справились, но очищены только малые площади, ломать ещё и ломать его. Площадь перед столовой и прокуратурой, площадь перед забором автопарка и складом, где мы ежедневно проводим построения на приём пищи. Контроль маленько ослабел, послали первых ласточек за пошамкать на хлебозавод и на свой свлад, надежды мало, но хлеба чёрного точно добудут. С хлебом проблемм никогда не было, мужики на ПАХе семь жил из каждого припаханного и приставленного на к пылающим печам, вынут, но хлебом не поскупятся. Интересно, а как они недостачу покрывают? Наверное в каждом деле есть свои заморочки. Тяжёлая у них служба, часов по 12 за печами стоят и наверное хлеб им во сне снится и булки вместо сисек они трогают и привыкли к этому. Несчастливы те чувихи, кому пекари дотянутся, не дотянут по массе и по вкусу они до того хлебушка, который те на службе выпекали, трогали на предмет готовности и кушали. Не надавали бы им девки за неправильное обращение и снятие пробы со своих «булок»! Тяжёлая одним словом у них служба и тёмное их будущее. Гуртом скидали лёд, гуртом на горячий хлеб набросились, горело тело за пазухой от буханок, не было мочи терпеть, но прятали честно заработанное и несли до голодающих Солдату сколько не дай будет мало, не от того, что не хватает, а от того, что натура у человека такая, всё добро перевести на говно. Ломали, утопляя пальцы в буханку, выхватывали обожжённые фаланги и снова вламывались покрепче. Горел во рту от прилипшего огня мякушки, дрались и вырывали корки друг у друга. Известное дело ещё со старых времён, в корке больше хлеба и она дольше едома, кору можно действительно жевать и понимать, что ты ешь хлеб. Корка для сильных, мякушка для хлюпиков. От стелы ПАХа пять минут лёту, решили ещё заслать гонцов, того, что съели не попробовали больше половины. Не знаешь сам, где легче, а хочется. То ли на ПАХ соглашаться бежать, то ли тут ломами хакать по брусчатке. Лёд срубили, остались трещины льда и сколы, брусчатку не взять ломами, а приходится бить по ней и высекать из трещин остатки льда. На ПАХ не соглашаюсь, знаю я этих урюков, сами страшные и злые, оторвут голову, насадят вместо неё буханку и думай вместо мозгов мякиной, а мне ещё 5 лет учёбы в институте. Нет уж, дудки, подальше от провокаторов, я до обеда могу потерпеть, совсем чуток осталось. Нечего набивать себя чернягой, знаю, что потом после горячего хлеба бывает. До самого утра изжога и захлёбывание ею по первому разряду. Это оно с голодухи лишь бы чего туда в нутро накидать, а что потом? Дураков больше не нашлось, кто попробовал кусок из этой партии поняли, что можно и не напирать, скоро и правда обед, это скорее всего русская натура, раз разошлись, то угомониться долго не смогут и будут чудачить пока не спалятся и по морде не поучат. Пошло дело на отдых. Нет сигарет, пошли рассказывать анекдоты. Первыми, как всегда деды, как работать, так их нету, а как отдыхать, так они уже отдыхают. «казав одын хлоэц, шёй був у йё сусид, мужик нэ мужик, нэ то шёб линывый , но дитэй у йё була вэлыка куча и жинка йих йёму рожала, як та крольчиха. Нуй вот, слухайтэ мэнэ дали. А рядом стим сусидом жив-був другый. Звалы того Гнатом и було у йёого повный дом богатству и жынка краще и рукастее другых. И жылы воны по сусидству так довго, щёй самы нэ зналы скилькы. Так вот жешь, слухайтэ мэнэ дали… И гнала того мужика, щёй звалы Гнатом, такую гарну горилку, щёй з другых сили зналы и прийижалы за нэю до того и куплялы цылымы макытрамы. Так вот, ось слухайты мэнэ дали… И казав тот Гнат другому сусиду, щёй звалы Панасом: тэжь будь ласка, кум, зайшов бы на хвылыну до мэнэ, тай спробовав бы був горилкы с нового урожаю, дужеж буряк у сём годи с картоплей уродывся. Выгналы мы с Ганной бутыль и щей трошкы, нэ побрэзгуйешь гостынцэм и не отвидаешь стакан Малиновскый за здоровье моей жинкы и прибавок у доми? Робыть Панасу нэ було чого, пийшов вин до сусиду, пыты за прибавок у того доми. Налылы по первой, вдарылы стаканамы, дужеж крипка зараза по пэрвому разу с утра. Вдарылы по другой, гарно. Ну, кум, щёб було у твойёго доми усигда и з верхом, пидйду до сэбэ…
Владимир Мельников : продолжение рассказа КШУ-2 Пийшов Панас до сэбэ и слухайтэ хлопци дали, шё й вин казав свойей Головочке, худшей своей половине: допрэж чим ходыть у другый раз до сусида, можэж з послиднёгу остатку буряка выгналаб ты трошкы горилкы, щёб нэ стыдно було пэрэд сусидом за нас, бо люды воны богаты и могуть подумать за нас плохо. Слухайтэ хлопци дали…. И выгнала головочка Опанаса птрошкы горилкы и позвав кум кума до сэбэ нэ побрэзговать и чим Бог послав закусыть описля горилкы. И от жешь щёй получилось с того, другы мойи…., слухайтэж мэнэ дали. Трохы осталось, будь тэ ласка потэрпить… щас будэ конэцць сказци… И позвалы воны Гната с Ганной до сэбэ, и пришлы ти до йих лэдащёго дому и побачилы вону щёй у тому дому нэма ничёго и диты у тих сусидэй уси грязнии и обоссании, а у хати холодно и голо, ны скрыни, ны на столи, ны на кроватях, голо, як виныком вымылы. И писидылы уси шестэро дитэй и вони самы за грязний стол и йиды на столи одна капуста тай гуркы с моченымы грушамы, а на столи том, хлопци, бутыль горилкы стоит от полу и до моёго пупка росту. И мутнэ у той бутыли дно шото плавайе звэрху. Побрэзговала сама Головочка пыть сю срамоту, нэ стала пыть бурду и сусидка, сталы воны балакать за корову, чи шо, чи стильна та корова, чи просто соломы найилась до отвалу, вообчем, сталы воны нэ чуты, щёй про мэж сэбэ кажуть мужыкы. А кумовья и сусиды сталы балакать за червоний прапор, щёй вручилы колгоспу за буряу и пшынычку, за овэс и картоплю, ну, одным словом сталы воны налывать и думать за обчественные дела у колгоспи. С цёго усигда и начиналэ балакать, колы нэ можно було казать за бедность у хозяйскому доми. Налылы воны, хлопци по пэрвой и кажуть про мэж сэбэ тост, выпыв сусид пэрвым и поставыв Малиновский стакан на стол и даже нэ крякнув. Нэ став пыты сусид, щёй горилкою угощав кума, задумався и поставыв свий стака обратно. Опустыв глаза вин до долу и кажэ Гнату: ну, щё? А Панас мовча налэвайе соби ще стакан и каже «а, то, НЭ ПИШЛО!» Да шо нэ пишло? А ну жешь другу спробуй за здоровье моей Головочкы! Выпыв Гнат и другу и трэтью и одинадцатую и отвичайэ тим же порядком «НЭ ПИШЛО!» Злякався Панас за Головочку и сэбэ, не пишло и всэ тут. Опростав сусид четвэрть горилкы и стакан сусида допыв, но шо нэ спросэ про горилку Панас, ответствуйе пислидний, щёй «НЕ ПИШЛО» и свэ тут! Выпыв пислидню горилку Гнат, а сусид и каже: ну, шо ты мэни заладый, ны пишло, тай нэ пишло! Прорва ты окаянна! Шон э пишло, кажи скорийшэ! А Гнат, рыгнув в свий кулак каже: «НЭ ПИШЛО ОБРАТНО! ИК! ИК!ВАШЕ ЗДОРОВЬЯЧКО КУМА!» Ну, бывайтэ сусиды…. Гогот разорвал лёд напополам и мы остались без работы, ломы попадали из наших рук, хоть я и ничего не понял из рассказа, но ржал до усрачки вместе со всеми, понял весь смысл раньше бы, не дожил бы до завтра. Вот умора, и как они так могут хохляры рассказывать и что за язык у них, до того мягкий колоритный, да певучий! Вот радость, но люди. Обед, кажется, посыльный сказал, что можно собирать инструменты и идти в роту раздеваться, мыть руки и готовиться к построению на обед. Всё, дождались, даже и не верится в то, что всю эту махину мы смахнули не глядючи, вот, что значит молодость. Настроение, от сделанного и предстоящего обеда и послеобеденного отдыха в Ленинской комнате, пошло в гору, сон отошёл в сторону, мы поплелись мокрые, с загнутыми сырыми сапогами в сторону казармы. Путь не далёкий, и ста метров-то не будет. Сбылось, пришли, сухой нитки нет на теле, не простыть бы на построении иначе труба. В санчасть наши не ходють. Тот, кто посмеет в ту сторону мысли кинуть, будет жестоко отучен от химеры шлангизма и всякого лекарства, не ходить, умирать, но делать вид, что всё идёт по плану, а план у тебя в кармане. Вру. Один раз попробовал, на всю жизнь запомнил. Больше не хожу. А вот и казарма. Ломы в подвал в стойло, бушлаты в сушилку, портянки на батареи и на босу ногу в подвал мыть руки и готовиться к обеду. Руки вымыли вечно ледяной водой(других кранов не было), можно на второй этаж поссать сбегать. На первый не пустят, первый только для тех, кто на первом проживает и для командиров. Пробуют деды и дембеля рвануть, но даже от своих сослуживцев кривые рожы получают и матершину в свой адрес. Первый этаж для нас «табу», дай молодым волю, засерут все толчки и не сознаются, не все в городе жили и не все могут правильно по-большому туда ходить. Срать надо тоже правильно делать. На второй этаж, суки, я кому сказал, пошли вон отсюда! Солнце ушло в послеобеденный сон, день зимой короток, не успеешь его увидеть, а уже ночь. Портянки обветрило и в ёрзающих сапогах от влаги стало уютнее и теплее. Сопли пустить не успели, вроде пока живы. Странное дело, сколько не промокал или не замерзал насмерть, но ни разу не заболел простудой или гриппом. Насморк бывалое дело, но, чтобы в лёжку и с температурой, ни разу. Да и ребята по службе не очень падали болезнью убитые. На дворе посерело, сон опять стал накрывать качать, дотянуть до столовой, потом собраться, сделать бросок назад до Ленкомнаты и зарывшись в СОИ Рейгана, вырубиться на сорок минут и никак не менее. Построение портит нам настроение. Каждый раз одна болячка, все стоят и ждут «сволочь», та «сволочь» настопёрла всем и своим сослуживцам в том числе, но та «сволочь» очобенная. С нею носятся все, но она на то и «сволочь», чтоб кобениться и измываться над всеми. Ходит та «сволочь» на кривых ножках, руки в карманы, ремень на яицах, шапка упала на затылок, куртка и брюки ушиты и приталены, как у проститутки, нижний обрез кителя не дотягивает до начала попы (щас так бабы ходють, стринги начинаются от лопаток виднеть, и разрез в жопу виден до половины), одним словом «ротная сволочь». И таких мерзавцев в каждом взводе по паре, ни житья людям от них, ни покою командирам, а нам молодым, так и в пример взять нельзя. Позамерзаем в куцей одежонке-то за зиму, вот зимы-то у низ здесь, как они эти холода, да сырость только выносят. Одно бесит, неужели эти гады так сыты, что позволяют себе на виду у всех ходить расхлябавшись и никого в хрен не ставить? Неужели и мне ради сохранения своего дедовского статуса тоже придётся упроститутиться и ходить вихляясь полгода? Да я ведь умру от голоду и вымерзну в первый день, как мамонты. Я решил уже сейчас не делать этого, не понимаю этого и не принимаю и что, в этом и состоит счастье воинской службы, чтобы ушиться, тыркать налево и направо в рожи фофманами, битьём по почкам и тому подобное? Не ужели стоило бросить на гражданке всё, чтобы познать «это» и явившись домой до усёру гордиться среди доярок и поярок тем, что ты был говном для всех? Сомневаюсь, что даже коровы и телята смогут понять эту идеологию дебилов. Поистине только мрази сполна могут показать в системе возрастных призывов настоящую мерзость и пакость уголовного мира. Построились, огрызнулись на злые реплики командира роты. Не понравилось ему поведение «сволочей», книгу нарядов прямо сюда вынесли и на несколько дней заполнили «сволочами» наряды вне очереди. По рядам впервые при мне пронеслось нехорошее и злое «Гнус!», «Гнусяра!», головы провалились в плечи, зачем? Ведь он всё слышал и обед может не состояться вовсе, командира роты знали все, знали, его слабые стороны, знали, что это человек очень дотошный и мстительный, он никогда ничего и никому не прощал и спуску не было даже малейшей грубости не подчинения начальству или хамству. «Гнус!»….. Отнесите товарищ сержант книгу нарядов, рота слушай мою команду: рота, получить противогазы! Всё! Поели! Чтоб вы сдохли твари, всё, теперь навек этот день запомним, твою мать… «Гнус!», оооооо ну, это уже слишком! Такого ещё не было. Я мало пробыл пока в роте, но по слухам известно, что Лемешко до нашего прихода в роту был командиром взвода у мотоциклистов регулировщиков. Деды, которым весной на дембель, хорошо были с ним знакомы, а по возрасту, так не особо от него отличались. У меня с Сергеем Гузенко с моим командиром взвода разница всего-то два года, это даже и не разница, это просто пустяк и если такому салаге вздумается нас дрочить, то естественно возропщем и мы, дайте срок. Понимаю, но боюсь лично за себя, чёрт его ротного знает, на то он и ротный при отсутствие начальства над собою, что захочет, то и выкинет, барин, да и только. К начальнику штаба дивизии и комдиву на него не пойдёшь жаловаться, не поймут и сам в дураках окажешься. Накрылся обед медным тазом, противогазы через плечо, ждём прибытия в строй остальных. Деды начали мышиную возню с отвинчиванием патрубков от банок, мы пока не дёргаемся, вдруг проверка. Рота, газы! Рота, надеть противогазы! Готово. Морда исчезла в резиновой вонючей маске и никогда я не смогу привыкнуть к этому запаху и никогда не полюблю противогаз. Рота, напрааавоо, рота, с места с песней, шагооом, марш! Запевай! «ву-ва-ва-ва вы-ха-ойййй, пу-ави-цы в яяяядддд яй-че сой-ней-но-яяяяя оо отом го-яяяя…» У солдата выходной, пуговицы в ряд, ярче солнечного дня, золотом горят…. До самой столовой сто с лишним метров на полную катушку орали про «не плач девчонка», в столовую так и вошли в противогазах, за столы сели, не сняв противогазов, что дальше, интересно, будет. Наряд ещё на подходе к столовой каре роты в противогазах и приличной задержкой в прибытии к обеду, понял, что произошло, что-то плохое и надо самим не попасть под раздачу. Сержант распырял в рожи не мытое и не прибранное, похватали и попрятали с глаз, за что мог зацепиться глаз озверевшего командира роты. Успели вроде прибраться, но матка не поднималась на положенное ей место у солдата, она знала своё положение в предчувствие беды и зря ничего дважды не делала. Под ложечкой у наряда по столовой засосало от нехорошего, но чем нам и им сами помочь, не знал никто. Окна захлопнулись, столы, стулья, посуда на столах пошли равняться по второму разу, миска остывшего первого и второго полетела в мойку, сержант, нахлобучив мгновенно на себя новый колпак и сменив тужурку, отобрав её, предварительно у Вовы повара. Все застыли в злобе ожидания развязки, никто больше пока не дёргается против ротного, сидим, смотрим через стёкла друг на друга и давимся слюной от обилия еды. Вваливается командир роты и как ни в чём не бывало, с шуточками, прибауточками и пробными приколами, начинает ласково-ласково разговаривать с нарядом. Доклад дежурного по столовой принимает и довольный отправляется в хлеборезку, потом на мойку, от туда в варочную, затем зовёт поближе подойти к себе сержанта и повара. Сунув их мордами в пусой и пока ещё грязный котёл, ведёт за шкирку дальше по кругу. Заставляет открывать кастрюльки-бачки (цивильные кастрюли, как сейчас у всех на четыре человека) и на глазок сравнивать их содержимое. Оказывается, что там, где традиционно сидят деды всё по полной и с горкой, мясо и густой навар первого, в других бачках пореже, да пожиже. Сержант догадывается к чему клонит ротный и тупо смотрит на того, не смея даже выдохнуть из себя воздух. А, ну ка вот ты, ты, ты, ты быстро меняйтесь местами и так будет вседа. Нас пересаживают за столы дедов, дедов разбавляют на наши места среди молодых и черпаков, ждём, что будет дальше. Поступает команда «снять противогазы и приступить к приёму пищи», шум от возни и выдохи от облегчения и благодарения, смилостившемуся над нами, ротному. Сам он за стол не садится и есть с нами брезгует, мы это уже давно заприметили, да и сами мы морально против этого. Не к лицу ротному хавать солдатскую еду, жены у него, что ли нету, али руки у неё не оттудова растут? Баба, как баба, красивая и формы при ней, семейная и с детишками, дома полный порядок и уют, сам не раз бывал и знаю не понаслышке, одна зависть и где они офицеры себе таких баб отхватывают? Кого пересадки не коснулись, приступили раскладывать пищу, захрустели помидоры и лук репка. Мы, не то, не сё, скромно, не наваливая полных мисок, начали трапезу. Ели молча не чавкая, не обращая даже на отъявленных поросят хохлов, придумавших превращать первое в тюрю из бульона и корок чёрного хлеба. Были и такие и говорили они про меж себя, что и самогон они так трескают, налив горилки в миску и покрошив в неё хлеба. Не знаю. Верить этому, али нет, но нас выворачивало от их способа поедания первого и я никогда не заступался, когда отучали и гнобили подобных. Комендантская рота не свинарник, а мы не свиньи, ешьте, как все. Не жалели и татар, за то, что те нос воротили от свинины, наоборот старались им побольше с салом подложить и стойко заставляли всё это съесть. Дома будете и есть и намазы творить, здесь ешьте, что дают и помалкивайте, раз живёте про меж нас. Ели и хвалили. А как не есть, когда все повара, как есть татары и чуваши. Видя, как нам сегодня досталось на улице при уборке льда и снега, повара и наряд, молодцы, вместе с начальником столовой сверчком и прапорщиком Захарченко, начальником продсклада постарались и дали прибавку в виде лука и помидоров, витамины, что надо, одно минус им в зачёт, нету выпивки под такую хорошую закусь. Борщ с кусочками сладкого не мороженого сала и обрезками от мяса, солянка из тушёной свежей капусты с картошкой и так же свежей свининой, пошли лучше и не придумаешь. Компоту, как всегда кот наплакал, по пол кружки с сухофруктами до половины, не питьё, одно горе и расстройство. Ну, почему компота везде дают кот написал, а про сахар в компот, вовсе забывают? За едой забыли про плохое, про бессонную ночь, про ранний подъём, про базу овощную и даже забыли про лёд и умирание на холоде с ломами наперевес. Забыли и простили ротному противогазы, списали всё на устав, порядок и «так положено». Все понимали, что никто не смеет оскорблять офицера и командира, тем более того, кто тебя кормит, поит, в отпуск отправляет и на дембель в очередь ставит и только самоубийца или отмороженный полностью, может этого не понимать, гадить себе и гадить всей роте. Здесь закон один для всех, рот открыл ты, донеслрось из строя. Наказывают всех, кто стоит с тобой в строю. Не залупайся и всё у тебя будет и дудка и свисток и на дембель уйдёшь со своей партией, как человек. Наказали и не дали отпуска? Значит было за что, ерепенишься работая на публику и дружков, да вряд ли они это сами одобряют и не потешаются ли над твоим скудоумием, помалкивая и делая вид, что соглашаются с твоим геройством и молчанием оказывают тебе поддержку. Ошибаешься, каждый ждёт своего отпуска и дом ему роднее твоих выходок, вырваться из этого дурдома хоть на семнадцать дней и побыть человеком, а не задротом вот из за таких как ты Юра! Люди в свой актив от года до полутора лет копили положительные баллы, чтоб махнуть к родным, к бабе, которую оставил, чтоб попить водочки и погонять на отцовых жигулях, чтоб сгонять из посёлка имени товарища Котовского на море или в Одесу маму, попить красконо вина, да погонять на матаке по городу от ментов и гаишников, чтоб накуриться вволю «явы явской», чтоб привести сюда «нашу марку», чтоб, чтоб…да, чтоб тэбэ пидняло, тай гепнуло! Кто? Кто бросил хлебом?! Всё! Сливаем потихоньку воду, каждый в свои галифе. Остаётесь ещё на неделю за бардак и грязь! Есть, оставаться ещё на неделю! А вы, товарищ солдат, если будете так готовить второе, отправитесь на месяц на исправление в пехоту! Это уже повару. Рота, закончить приём пищи, рота встать, выходи строиться. Рота, газы, рота, надеть противогазы. Алабугин, выводите роту на улицу. Саша Алабугин старший сержант, сам их специалистов, имеющих высшее образование, старый для нас по возрасту, с бульбашскими усами до подбородка тихим учительским голосом продолжил после ротного давать нам команды и мы, спотыкаясь на ступеньках, из за плохой видимости сквозь стёкла противогазов, почапали на выход. «Гнусяра», «Гнус», сука, сучара, сучары… неслось из, приоткрытых в области подбородка, противогазов. По голосам догадывались, кто гнусит, но пока не врубались за, что такое прозвище дали Лемешко. Мелко кусает, за это ли? Нет, кусает, клочья летят от бугаёв, так за, что тогда? Когда ругают кого-то, то приятно это слышать, нет, не за оскорбления, за другое, за стойкость и сопротивление обстоятельствам, когда обзывают человека, вроде не жалко, не тебя же, да и за, что жалеть, за то, что в противогазах на виду идущих нам навстречу батареям зенитчиков выглядеть зачмарёнными? Чего тут приятного.Там среди прочих два моих однокласника, между прочим всегда находятся и очень мне надо, чтобы потом на гражданке, когда я попробую рот открыть и вякнуть, чтобы они мне сказали, помолчи Вова, ты лучше расскажи, как вас имели у вас в роте! С какой стати я должен быть зачмарённым и приравнен к той «сволочи» на кривых вихлястых ножках, которого мама вверх головой родила и ему не обо, что было при рождении удариться, чтоб вправить себе мозги. Роту не отправили родным и привычным маршрутом, мимо стелы, обходя её слева и двигаясь в роту мимо санбата и клуба артполка, нас построили и командир роты, на чисто знакомом всем в Савейском Союзе языке, родном для каждого пионэра и октябрёнка, стал толкать речь: товагыщи, вгах пгимениг вадагодную бомбу пготив нашей готы, вгаг стгемится вгочтобы не таго завгадеть нашим гаожием, я вам пгиказываю, ва что бы то ни стаго, не дать гему завгадеть им. Гота, бегом магш! А сам остался стоять, как стоял, так и стоит. Мы рванули по дороге в сторону перекрёстка перед артполком и штабом. Алабугин бежал вместе со всеми в таком же противогазе, что и все. Почему ротный не побежал с нами, пока оставалось не ясным и тревожным. Строй бегущих баранов в противогазах после обедам по всем меркам армейского времени событие из ряда вон выходящее, но для нашей роты привычное и не удивительное вовсе. За «Гнуса» надо было платить собственным потом. И только сейчас дошло до меня значение этого слова, это не оскорбление, это дефект речи ротного, имеющий место быть от рождения. Ничего особенного, так говорят в половине Одесы и Жмеринки и что? Так говорил Ульянов Владимир и ничего, вон ему сколько за это памятников поставили, даже у нас есть в дивизии, говорит картавя и можно было дать более приемлемую кликуху «Ленин» например! И человеку приятно и нам в радость пакость. Радость от принятия пищи дала о себе знать поколами в боку, потом отрыжкой и первыми позывами изжоги. В парке на КПП ничего на поняли, а дневальные, поджидающие прибытия первой смены и приготовившиеся идти на обед после нас, крутили головами влево врпаво ничего не соображая и теряясь в догадках. Во первых, они не видели в какой одежде мы отправились на обед, во вторых! А как же им быть? Идти на обед, ведь всё остывает или уже началась термоядерная война про какую нам талдычат на всех лекциях день и ночь агитаторы и лекторы с прокламаторами. Война до них пока не докатилась, но то, что остались они без горячего, это точняк полный. Нам некогда было разглядывать высунувшихся за ворота, нам надо было выполнять приказ ротного и бежать дальше в сторону роты. Не сбавляя темпа или скажем так, набирая обороты, мы пронеслись мимо казармы, оставляя особый отдел и штаб справа, не приближаясь к зданию понеслись делее мимо клуба артполка, мимо санбата, мимо стелы и упали замертво прямо под ноги командиру роты, который, гад, так и не сошёл со своего места на котором отдавал страшно разозливший нас всех приказ. Рухнули от гона в противогазах, от набитых животов жидкостью, которая выплёскивалась во время бега из нас наружу, поползли по каменной стене ограждения склада у столовой. Отставить! Рота, построиться, выровнять шеренги, равняйсь! Отставить. Равняйсь! Отставить…. Чтоб ты сдох собака, тут уж и я не выдержал и готов был присоединиться к бунтовщикам. Нет, ну, в самом деле, люди мы или скоты какие. Да по всем законам не положено сразу после принятия пищи гонять людей в противогазах, да и вообще, совершать какие бы то физические нагрузки. Но, но нашему командиру было всё разрешено и он этим свободно пользовался, над ним не стоял комбат и комполка, не стояли куча п и полит органов, он имел собственного карманного замполита, молодого лейтенанта и не собирался ни с кем делиться своими полномочиями и вообще, кого-то слушать. Ему было поручено обеспечивать охрану и безопасность штабу дивизии и он считал, что мы готовы ради выполнения этой задачи умереть, но приказ выполнить, что мы должны быть готовы к этому, а Лемешко должен быть уверен в этом полностью. Наклонил нас маленько, щёлкнул по носу и не снимая противогазов с песней повёл в казарму. Шли злые и ненавидевшие и ротного и армию в целом. Прощения никому, месть и неподчинение всему и сразу. Прибыли, мораль прочитали ещё раз, сняли и сдали противогазы, дневальные по роте не знали куда деть, так им было за нас обидно, и за себя стыдно, что они-то тут ни при чём, мужики, видит Бог, мы в том, что не бегали с вами, ейбо, вины нашей нету. Как там обед? Чо дают? Не смотря в глаза друг другу, с матерками и угрозами за всё расчитаться, все полезли по своим нычкам и норам. Особисты пулей рванули к себе, писаря тихо по одному, парами потекли в штаб. Тихие и не влезавшие в дела роты они держали себя на один порядок выше остальных, как же, они ведь каждый день комдива видят, у каждого свой собственный командир, по званию и должности повыше ротного будет, одно слово и ротный по стойке смирно перед начальством всаёт. Раз и нет писаря или кодировщика, два и нет чертёжника или редакции, ночные работы. Есть, товарищ полковник-подполковник-майор. «Крысы» ещё хуже, это вообще странное воинство, вся жизнь которого протекает в подвалах штаба. На гражданке такие люди гробы рубили, на военной службе ящики под барахло клепают день и ночь, день и ночь, только пыль да пальцы отрезанные летят из-под фрезы. Вместо автомата у них полотёр или тряпка половая. Слиняли к своему Овсянику и были таковы. Остались в роте кто? Да рабы беспросветные, чернь: мотоциклисты, зенитчики, да мазута. Раб сила, одним словом, трутни разбежались мёд кушать на пасеку. Но даже среди этих трёх рабских взводов в более выгодном всегда оставался взвод обслуживания. Но они люди, я сам там скоро служить буду, их костерить рука не поднимается. Мазута тоже имела свои норы и гордилась этим. Заправщика всегда дожидались машины таксистов, уходящие в дальние рейсы, газосварщика, мотористов и автоэлектрика выдёргивали из любого строя и наказания, машина должна была отправиться на выезд. Оставались одни ошмыжки, которые вместе с мопедами и зенитчиками заполняли Ленинскую комнату, писали письма, читали газеты и потихоньку засыпали. Закон был один, не шуметь, не выходить, (чтобы не хлопнуть дверью и не разбудить спящих) и не продавать командованию, чем мы там занимаемся, иначе лавочку быстро прикроют и не где будет притулить голову. На дворе январь, не май месяц! Поспать в этот раз хотелось зверски и мы сделали таки это. Двери законопатили, газеты на крайняк пооткрывали перед собой, кто ручку с бумагой положил и «на массу» врезали. Сколько спали, так и не понял я. Головой о стол, бах, лоб покраснел, проснуться не могу, другим пачками книг по голове, по плечам, пинками под жопу! Аааа, суки, вот, где они гнездо себе устроили. Юра Андрюшихин, Толя Куприн и другие из мопедов. Искали меня, но нашли и накрыли всех разом. Выпихнули с ором, а меня под белые ручки и в подвал к класс мотоциклистов. Обещал утюг сделать? Делай. Притащили старый со свалки утюг допотопный и громоздкий, таким вместо гнёта пользоваться, когда капусту квасить, проволоку из нихрома у водил откопали, изоляторы и ещё, что-то бесполезное. Делай, говорят утюг и чтоб сегодня уже гладить мог. Начал делать, а куда деваться, по почкам не раз стучали всем в роте, фофманы тоже не мёд, лучше сделать, тем более, что это очень просто и всё есть. 220 вольт, значит должно быть 220 витков в спирали, по одному вольту на виток. На всякий случай добавляю ещё десяток до 230 витков, мало ли, что, сгорит спираль, забьют, не выпуская из подвала. Спираль накручивал на карандаш и распускал пружиной по столу, затем обмотал всю спираль асбестовой нитью вокруг пружины, чтобы не было виткового замыкания и уложил спираль в пазы донышка утюга. Всё присоединил, зарядил вилку и попробовал включить. Ничего не греет. Тёплый и всё. Разбираю заново, получаю за брак пилююлей и снова собираю. На этот раз стал горячеть на глазах (ещё бы, я кусок спирали откусил, пока меня прессовали по почкам, где тут контроль качества). Плюнули по очереди на рабочую поверхность, слюна скатилась шкварками, не коснувшись поверхности. Готово. Пошёл на ху… отсюда, дух! Пошёл, потирая в области лба и пробуя на вдох и выдох почки. Вроде не очень, дожить бы до их ухода. Шакалы и «гнус». Вот они-то действительно «гнус», кусают больно из-под тишка, а на глазах ротного или ещё кого сама невинность и простота. В Ленинку сунулся наглея и удивляясь этому сам. Никого. Одному оставаться боязно, а что вдруг снова возвернутся гнусята? Забьют и перед другими уродом выставят и шлангом. Поплёлся на выход, потом в парк. Так шлялся пока снова не погнали на работы. Ноги руки ещё от прежней работы не отошли, а тут снова построение на работы после обеденные. Работать с утра куда ни шло, но доделывать работы после обеда в лом. Стоим, слушаем, ничего в голову из сказанного не идёт. Когда плохо человеку, он начинает думать о хорошем, вспоминать дом, маму, чувиху, перетирать события минувшей юности. Даже плохое с гражданки становится хорошим в армии. Вдруг всё внимание начинают обращать в сторону крыльца роты, дневальные мечут икру, ничего не понимаем пока, дверь распахивается наружу и давящийся от белого облака дыма, дневальный винтом вылетает на улицу. В роте пожар! Твою мать, орёт ротный и вся толпа офицеров и прапорщиков устремляются к крыльцу. Дымина валит из подвала и там ничего не видать, воняет только тряпками и горелым деревом. Дым валит из учебного класса мотоциклистов, возгорание там. И тут происходит перемена в событиях, появляется поджигатель, Толя Куприн из тех, кто меня прессовал и заставлял изготавливать из говна конфетку. Герой ныряет в подвал, вламывается, закрыв свой нос и рот краем бушлата, в наш класс, а я догадавшись в чём дело, лечу следом. Картина маслом, как говорят у некоторых в Одессе, стоит стол на четырёх ножках, его тонкая фанерная крышка застелена сукном, на сукне лежат брюки от парадки, недавно ушитые и приталенные, и через дырку в столе, дырку в тех самых брюках, не дотянув трохи до пола, покрытого линолеумом со свалки, на шнуре висит раскалённый до края шнура утюг и дымит, обгорающей изоляцией.
Владимир Мельников : продолжение рассказа КШУ-2 Боевыми отравляющими веществами фосгенами весь подвал и докатившиеся до дневального на тумбочке. Шнур утюга скромно воткнут в розетку, ничего с ним пока не делается, он из хорошей негорючей резины, сверху шёлковая оплётка термостойкая и прочная, торчит из розетки и Линолеум под ним растаял и превратился в жидкую дымящую массу, заполнившую уже своими накаляет его ещё сильнее. Толя Куприн, словивший кайф от увиденного и простившийся с миром живых и своим объявленным отпуском мечется в панике по классу не понимая, как избавиться от огненного утюга и задыхаясь в дыму на смерть. Мне стало за себя так грустно, что я понял, что сегодня со мною будут делать после отбоя и до утра. В подвал сбежались все товарищи Толи и я оказался в кругу самых «любимых» мною мопедов. Сейчас будут казнить или дождутся Толю? Кого винить и кто дурак, не надо объяснять. Уходя, гасите свет, написано для всех чёрным по-русски! Уходя на построение не надо оставлять включенным утюг, а выбегая и задев в темноте за, что-то, надо обязательно вернуться и проверить, ведь утюжок-то, того, прямо на брючки и рухнул полушерстяные. Спасибо плотникам, что делают из говна крышки для столов. Не прогорела бы фанерка, горел бы стол с тряпками, а там таких столов и стульев полным полно, а обои в классе, а обои на потолке? Спасибо, что успел Вова познакомиться в своё время с электрикой в роте, метнулся птурсом и вывернул все пробки, ведущие в подвал. Да, все разом, в таком деле перестраховка лишней не может быть. Электричество перестало поступать к утюгу, он мигом перестал быть красным, посинел, потом и вовсе перестал светиться. Вилку я из розетки выдернул, через дырку пропустил, дыму наглотался так, что до сих пор, когда кашляю, запах того линолеума чувствую. Бить меня не стали. Побоялись, что пожалуюсь ротному, а тот узнав, что это они меня заставили сварганить по их проекту термоядерную опасность, то и накрылся бы Толяна отпуск. Орали на всех и сразу. В дым ротный не полез, разбирался старшина роты и взводный, что они наврали ротному, но никого не наказали и на том всё успокоилось. Запретили только давать ключи от классов и пособирали вообще все цепочки с печатями и ключами у всех всех, у кого они были. А сделали это очень просто. Тут же роту построили в коридоре на первом этаже, всем велели вывернуть все карманы наружу. Попадал хлеб у духов, посыпались сигареты и спички у тех молодых, которых и били, но те божились, что последние сигареты у них десять дней назад покончались. Потом ротный со старшиною притащили ведро и набили его с верхом липовыми ключами, печатями на цепочках, ножиками, картами и чёрти чем ещё. На этом вакханалия не закончилась. Старшина роты велел растегнуть обшлага курток и полез под рубашки в поисках свитеров и треников. Поскидывали у всех дедов и кандидатов свитера с обрезанной горловиной и укороченными рукавами, поснимали шерстяные носки, привезённые из отпуска. Разули, раздели, опустили за «Гнуса» и надрав задницу снова отправили лёд ковырять. День убил в нас живых людей, больше против ротного пока никто не смел. Пока не смел. Потом дёрнутся. Ночь, следующий день и опять ночь. Сказать по поводу второго дня совершенно нечего, снег, эта новая напасть, за ночь снова такие горы снега выдал, что все эти ковыряния льда курам на смех. Новый снежок затоптали и образовался такой слой наста, что и следующий день только то и делали, что морили себя на расчистке такого количества площадей, что появилось новое для нас словосочетание «дорога жизни». Действительно дорога. Чёрт бы побрал этих немцев, а ещё говорили, что у них морозов и снега не бывает, а тогда чем мы тут целыми днями занимаемся, если не снегоуборкой. Утро наступае, а снег всё продолжает сыпать и сыпать, нет никакой мочи больше с ним бороться и вдруг, как гром среди января «рота тревога, азимут 555». Сбор и срочное прибытие в роту. Лопаты стали легче пушинки, наконец-то! Вот оно наше спасение, вон от сюда, скорее за город. Будь она проклята такая служба, я, что дворник, что ли. Я не нанимался целыми днями хреначить вместе со всеми на этих просторах, ломы в стойло, бегом в оружейку. В роте паника, все носятся, что-то тащят, летят, сбивают друг друга, все взбудоражены и все играют больше на публику, чем действительно служат. Ведут себя не лучше собаки, которую выводят гулять, показывая ей поводком и которая с этой минуты вся не своя, носится, лапает тебя лапами, укает и подвывает от радости и не может успокоиться, до тех пор, пока не выскочет за входную дверь на улицу и не пробздится и не просрётся, нарезая круги и загаживая мочой и кучками снег. Оружие получили, пулей из ружейки в дальний, от входа в роту, выход, затем ногой в соседнюю дверь и со всего маху сдирать с себя мокрый бушлат. Каморка вовсе и не помещение, это запасный выход из роты, сквозняк во двор. Это мопеды приспособили его под свою «гардеробную». Народу не протолкаться, закон один, влетел, схватил с вешалки регулировочную форму и назад в коридор и затем в кинозал по соседству. Можешь раздеваться в коридоре или прямо на улице, дело твоё, но за отведённое время все должны быть на мотоциклах по форме с исправными жезлами и фонариками. Времени в обрез, водилы уже часть машин завели и начали потихоньку, хлопая глушителями от непрогретых движков, выгонять рывками из боксов. Часть машин глохнет и делает попытки повтора. Мы не успеваем, автоматы по полу валяются, по ним топчутся, о ремни спотыкаются, какой-то дурак бросил под ноги свой гранатомёт, труба всем, как кость в горле, бушлаты комом на полу, роба на сцене и на креслах. Помогаем друг другу облачиться и поправить снаряжение. Подхватываем автоматы и устремляемся на выход Нашёлся хозяин гранатомёта, это Володя Тюрин, пулемёт ручной у Собакина Игорька, моя мечта, как я мечтал о таком и по росту ведь подхожу 183, куда выше, но нет, не везёт мне в это полугодие (сам рад не буду, когда с весны перепишут на меня такой же после ухода дембеля!). В казарме делать болше нечего, влетаю по разнарядке в ружейку по второму разу, мой ящик с патронами сиротинушкой дожидается меня и никому кроме меня дурака он видимо не нужен. Мне он тоже без надобности, щас зашвырну его в зебру и бегом в боксы к мотоциклам. В ружейке пусто, больше брать не чего, огромные ящики с зарядами к гранатомётам давно вынесли и погрузили в машины, выволокли неподъёмные трубы с иглами, разобрали ящики с патронами. Наряд по роте остаётся один, а мы разбегаемся по своим службам. Писаря сбегали посыльными в Нойштадт и по ДОСам в обеих концах гарнизона, возвертаются мокрыми мышами, все в пене, даже жалко их. Особисты, те ещё, как тревога, они в свой особый отдел и на замок, чтоб не покрали то ли их, то ли их на фиг не нужные секреты. Водилы и мотоциклисты месят горы снега передками колёс, коптят воздух чистейшим выхлопом не сгоревшего бензина. На мойке аврал, бочки не как не могут заполнить водой, прицепы с хлебом и кухнями тоже пока не на фаркопах. Гоняют машины, фукают тормозами и назад к полуприцепам. Сбивают замки на фаркопах, рвут из себя жилы, надрывают пуки, вымучивая себя в попытках подтащить и бросить на крюк прицеп комендачи, повара и оставшиеся в наряде по столовой бойцы. Кому, в какие ворота выезжать знают все, всё вроде заранее сделано, но стоит мат-перемат, кого-то забыли заправить, у кого-то спустил скат и рахуба на колёсах переломилась под тяжестью груза в кузове, как последняя кляча. Нам нет дела до исправления чужих ошибок и помощи неудачникам, наше дело сторона. Скорее к мотоциклам и разгоняя их на ходу, если не получается взять с первого раза по-хорошему. Я без машины и она мне по штату не положена, я электрик и этим всё сказано. Многие тоже безлошадные, ну и что? Это не показатель. Многие лишились мопедов за разгильдяйство и их лишили на время права ими управлять. Другим дали такие машины, что мама не горюй, я стою и плачу, не машины, а сто грамм убытку. Все машины заняты седоками по два или по три человека, мне достаётся место на машине молодого сержанта Миши Жидкова, парня вроде нового в роте, взятого очевидно из учебки. Парень маленького роста, толстый, как карлсон и такой же смешной. Пухлик или пончик, так скорее всего его называли в школе, но при общении с ним оказался злым и борзым. Обычно такие люди весельчаки и сама добродетель, но, на счёт весельчака, да, аж пена вылетала изо рта, когда он начинал над чем-нибудь веселиться и радоваться. Рыжий, как мультяшный герой из сказки, шустрый и резкий, как понос. Не все жердяи обладают такой подвижностью, но Миша случай особый. Не знаю, знал он машину или нет, но по тому, как он себя вёл в роте, все поняли, что он и в регулировании дока и на мопедах гонщик спиди. Сержант, есть сержант, приказал и я запрыгнул к нему на заднее сиденье не раздумывая, какая мне разница, где жопу греть. Сказали «бегом ко мне!», бегом и даже быстрее. Машина рванула и уверенно начала лавировать про меж выезжающих грузовиков и других мотоциклов, выскочили за ворота, только нас и видели.За пределами роты обнаружили спокойно кидающих снег шлангов в халатах на территории санбата. Мимо нас прошла батарея ЗРПшников, видимо в парк или в караул заступать. Мы дальше. Ворота главного КПП уже раскрыты давно и около них стоят солдаты и без интереса смотрят в нашу сторону. Выносимся за ворота и по газам. На перекрёстках стоят наши регуля, нам дальше. Нойштадт и автострада а-80 и мы на ней. Заходим на виражи из туннеля под нею и несёмся, разглядывая красоты старого города Галле. Вон Марктплатц, а вот желтеет кирха справа у автострады, прилепилась вплотную к ней и стоит не шелохнётся, как незримый часовой, которому довелось на своём веку повидать более родные лица на таких же мотоциклах, когда это было, но ведь было. Вокзал проносимся и ныряем в туннель под железнодорожную магистраль, идём в сторону Лейпцигской дороги, а выйдя за Галле движемся по ней. Наверное, в Лейпциг, проносится в моей голове, а потом вспоминаю, что тот город, по рассказам водил таксистов, очень специфичен и глуп, в нём всюду одностороннее движение и, попав ночью в него, до утра вряд ли выберешься. И мы с Мишей туда, наверное, не поедем, вряд ли он знает город назубок. Миша, догнав колонну мотоциклов, пристраивается ей в хвост и сбавляет скорость до минимума. Мы уходим колонной в сторону от Лейпцига, кругом автострады или автобаны, указатели на Берлин и Лейпциг, тысячи мелких беленьких и жёлтеньких надписей разного размера плакатах и щитах указателях, куда едем, одному Богу известно. Богу и тому, кто ведёт колонну, то бишь Сергею Гузенко. Гузенко на ГАЗ-66 «Зебра», мы на машинах полегче на КА-750, у нас по три колеса, с приводом на заднее колесо и на коляску, с задней скоростью и карданным приводом. Машины огонь, если правильно эксплуатировать, уже ходили на них и зимой в том числе, сносу им нет и снег им не товарищ. На улице температура пока терпимая, спина, правда, поостыла, но, что поделаешь, на моей спине весь ветровой поток со снегом замыкается, вся в снегу, но, говорят, что он греет. Посмотрим, весь день впереди. Час,, пожалуй прошёл, как мы движемся, пора делать остановку. Миша опережает мои мысли, сворачивает на обочину, лезет в сумку и достаёт бумажку с еле прорисованным рисунком, оставшимся от кальки. Кто делал эти кроки, но по моему Миша в них, как свинья в апельсинах, знает, что их можно кушать, а как начать, не знает, только хрюкает, да сунет жёлтые шарики по двору, а ухватить их не получается.Бедный сержант, в роте все мы герои, а тут и спросить не у кого. Смотрел, смотрел Мишка в бумажку, головой крутил-крутил и понял я, холодея, что мы заблудились. Не видит он ориентиров видно, которые в той бумажке значатся, а мопед он в роте новейшего привоза. Посмотрел Жидков на меня, хули ты смотришь? Пошёл на х.. в машину, я сказал! Сели и куда-то поехали. Жалко мне и себя и его, понимаю, что выпали мы в этот раз из регулирования, блуждать нам целый день по дорогам. Ума хватило вернуться туда, откуда свернули по своим указателям. Вернулись, дождались отставших из роты, поспрошали и радостные снова бросились вперёд. Полчаса едем, ещё пол часа, никого не встречаем. Останавливаемся и снова в бумажку. Проезжаем вперёд в сторону лесной дороги и опять в кроки? Я молчу, щас пиз…ть будет, свидетель прокола, молчу, как рыба об лёд. И зачем я на его мотоцикл только налетел тогда в парке, ведь другие машины не полностью были заполнены. Думал так, раз по двое на мопедах, то зачем пристраиваться третьему и злить водилу. Перегруз и нагрузка на машину, ясный перец, вот и доумничался, теперь боюсь даже в его глаза посмотреть, точно сейчас отмудохает, огонь и есть огонь. Разворачиваемся во второй раз и снова назад. Едем, Миша злой, как никогда, не поговорить с таким бирюком не посоветовать чего, рожу намылит и тебя же обвинит во всём. Едем и вдруг понимаем, что на горизонте идут машины и все фары горят, а фары повыше немецких машин будут, свои»! Слава Богу, нашлись! Миша даёт мне команду спешиться, я радостный выскакиваю и не могу поверить, что расстаюсь с этим барсуком и зажималой. День в самом разгаре, снег продолжает сыпать и вскоре следов от мотоцикла Миши не остаётся. Кругом тишина и пустота, по обе стороны обычной однополосной трассы без разделительной полосы стоит вековой еловый лес, засыпанный на столько, что лапы ломятся от массы налипшего на них снега. Машин нет и не предполагается, за час стояния, ни Миши, ни нашей колонны. Что-то не так, это уже доходит до меня после того, как те машины, которые высвечивали на крае небосклона спустились с горки и куда-то делись. Что то было, так я и не понял, понял другое, этот гад меня высадил, а сам сто процентов к одному, поехал искать хоть подобие следов, а что тут регулировать не кому, думаю, он и сам вскоре понял. Понял, да слишком заигрался и больше не появлялся. Поверить в отсутствие бардака было трудно, в нашей роте я про это не слышал и не боялся остаться брошенным и не снятым с перекрёстка. Тут же он меня просто выкинул на середине дороги, а где съезды или перекрёстки, его, по-моему, вообще не волновало. Я сначала и сам не поверил, что остался среди длинной и ровной дороги в лесу, что никто сюда не ездит по определению. Для чего эта дорога служила, а фиг его знает, дорога и дорога, обыкновенная асфальтовая, а в голове опять шурум-бурум. Да, нет, нет же, колонна, раз он сказал, обязательно на меня выскочит и я её отрегулирую. Стою, ссать хочу. Уйти с перекрёстка боюсь. Миша зверь, отдубасит и не пожалуешься, времени полдня уже прошло, вот-вот поедут по просеке, а я с писюном на изготовку, нет, буду терпеть дальше. Сколько времени прошло, часов на руке три пары и все не мои, все на продажу, посмотреть, что ли? Пойду отливать, время за три дня, солнце скрылося за ели, пора ссать, но мы не ели. Отлил, постоял в приливе кайфа, ещё покапал. Спрятал оружие, выперся на дорогу. Прогромыхала «ифа» и опять никого. В расстройстве позабыл про обед, а он, как час назал закончился. Про пожрать, ничего, пустые карманы и только, что делать, тоже не понимаю пока. Не понимаю и честно надеюсь, что, ну сколько можно-то меня не забирать? Хотя начинаю вспоминать, что сутками стояли и начинаю тому верить, а оно уже темнеть начало и снова на горизонте машины фарами маячат. Там жизнь, тут тишина и покой. Автомат надоел до такой степени, что я готов был его закинуть куда подальше. Ремень его так мне въелся в плечи и так успел отморозить своим железом спину, что хоть плачь. На улице ещё сильнее вечером затянуло округи, фары всё так же ярко светились на конце горизонта, потом приближались, спускались в низину и исчезали… куда они едут и почему сюда не кажут носа. Где вообще я нахожусь, ни карты, ни крок, ни пожрать. Только поссать сколько хочешь, стемнело и ни одной живой души! Стоять без смысла можно не долго, ходить взад-вперёд тоже быстро надоело, решил спать. А как спать? Все знают, стоя. Раз жрать пролетел на обед и на ужин, то, что остаётся делать, только спать. Попробовал закинуть автомат через плечо на спину, чтоб не отняли, холодно, попробовал на плечо, тянет и сам сваливается и с грохотом летит на мёрзлую землю. Вспомнил, как рассказывали деды и попробовал тоже так автомат перехватить, получилось. Отошёл я на безопасное расстояние, чтоб машина ненароком бортом не зацепила и встал по стойке смирно, автоматом тыкнув под обрез каски и обняв его на груди, как дубину и начал потихоньку кимарить. Страшно спать у немцев в лесу, не знаешь откуда они вылезут, похватают тебя гуртом, в уши сунут по шомпалу и ни хрена ты не услышишь больше щебета нашего взводного с шомполами-то в ушах. Так все немцы поступают с дураками, по шомпалу в ухо и в кусты. Странное дело, не падаю, а сны вижу, мало того, о чём начинаю мечтать ли думать, то и снится…дзинь…каской об автомат торчащий вертикально вдоль туловища, дзинь…ещё промежуток времени со сном. Понравилось и жрать перехотелось. Знаете, и правда, лучше голодным стоять тут, чем люлей огребать в палатке. Ночь и мне больше не можется спать, выспался или сон перебил, но разгулялся и нахлынуло на меня чувство беспокойства, где сейчас наши и найдут меня когда-нибудь вообще, не известно. Пот прошибает и не могу в себя прийти, вот гады, спят, небось, после сытного ужина, кидают брикет в печку и про меня даже во сне не вспоминают. А время то после отбоя давно к полуночи подобралось, поневоле зассышь один в поле стоять-то. Что оно дальше случилось, может я снова не заметно для себя уснул, только мат и ор я не принял в серьёз, глаза открывать не собирался и до последней минуты продолжал себя заставлять, ну, ещё, ну, ещё капельку….Бац, бац, бац и я в кювете! Ё-маё, машина стоит не далеко от меня, из кузова орут благим матом и меня кто-то тащит и пытается привести в чувства, наверное тот, кто метелил. Я самое-то главное не принял это за реальность, да и откуда они могли выскочить и так тихо проехать мимо меня? А оно дело оказалось на столько простым, что я сам бы чуток пошлявшись в сторону исчезающих машин, понял бы, что я, как раз нахожусь в месте, где и должен быть наш лагерь в конце марша по дорогам Германии, после одной остановки на обед и рекогносцировки местности. Миха просто всё перепутал, он заехал на конечную точку маршрута, раз мы в той стороне случайно оказались и выкинул меня. Он сам не предполагал, что машины до меня просто не доедут и повернут чуток ниже и сразу съедут в лес и метров за триста отсюда встанут параллельно этой дороге и моей берлоги. Как затащили меня в кузов и как метелили, не стану рассказывать, будто я оказался тому виной. А дело вышло следующее, марш по дорогам завершился, машины остановились на пятачке в лесу, стали борта открывать и растаскивать палатки комендачи из комендантского взвода, мотоциклисты стали потихоньку сниматься с перекрёстков и тоже сбиваться в стаю. Лес сначала кишевший и гудевший моторами, потихоньку угомонился и все стали считать друг друга и готовиться к ужину. Ужин приготовили и раздали по едокам. Все сидели и кушали, нахваливая рожки и кильку в томате к ним на гарнир из банок, потом попили чаю, потом взялись за поиски места под палатку. Как кликнули духов её ставить, а кто-то возьми, да и ляпни, а Мельник, где? Тут Сергей Гузенко и взвизгнул на последней ноте, тут и пошёл переполох. Сбежал, дезертировал скотина, ну, я ему устрою! Кто найдёт его, суку, разрешаю доставить его в роту по-тихому, живого или разрешаю доставить прямо совсем мёртвого, будет сопротивляться велите не брыкаться и продолжать оставаться мёртвым. Палатку бросили прямо там, где думали ставить и ну месить под ёлками снег, а снег по обрез сапог, а меня не на ёлках, ни под ними, нет и не наблюдалось. Дело получило широкую огласку, сбежал солдат из мотоциклетного взвода, всех подняли на мои поиски, а часть отправилась на мотоциклах и «зебре» меня искать вне лагеря. А Миша и не сказал никому, где он меня оставил и помалкивал про то, что он элементарно меня бросил и помалкивал до последнего, будто я телепат и сам дорогу смогу найти. Помалкивал, рубая кильки с рожками, попивая чаёк, а потом и не извинился до самого конца службы, свалив мою пропажу и выставив меня удодом, вот гад, думал я тогда. Притащили меня в лес, выкинули из кузова и давай ротный со взводным стружку с меня снимать. Я не могу понять за, что отметелили на дороге, потом добавили в кузове и теперь не соображу, что надо говорить своим командирам, не могу, потому, что ответ и так очевиден, это Миша меня взял, он меня поставил на пост, приказал стоять и ждать колонну, а почему я не отрегулировал её, так не мог я, не приехала, не захотела, чтоб я её взял, да и отрегулировал в лес. Наорали на меняи ротный и взводный, объявили мне на сегодня наряд вне очереди и велели караулить мотоциклы, а сами стали ковырять ногами в снегу затоптанную палатку. Пожрать не дали, раздача давно закончилась и половина лагеря глубоким сном дрыхла, было не очень холодно, было просто обидно за своих командиров и мне первый раз не стало жалко ротного, когда его недавно обзывали «гнусом», так тебе и надо, а я ещё в тебя верил и гордился, что у нас такой красавец командир и юморист, дурак ты и ….. Палатку выковырнуть не получалось, схватило её морозцем и снежком, ломалась, пузырилась, но не поддавалась, кругом из-под снега торчали тонюсенькие деревца-веточки, какие-то пенёчки, места не хватало и велели мне бросить пост и помогать бедолагам духам и черпакам. Поражает одно, неужели дедам и кандидатам не охота было самим поспать и погреться, ведь до подъёма оставалось ровно полночи? Я злой на весь мир и больше всего обиженный на своего ротного (зводный никогда человеком не был и для нас он был обыкновенным робором автоматом, он так ни с кем и не подружился и не стал нам отцом родным, соплёю был для нас по возрасту, сам казался моложе нас и разница в возрасте была у нас всего-то два года, да у меня друзья постарше его водили дружбу) и за то, что опять я пролетел с пожрать. Палатку уломали только с помощью не дождавшихся лафы дедов, растащили по углам, нас заставили подныривать в снег и подставлять изнутри колья, потом ногами приказали выгребать снег из-под палатки к краям и далее под полог сбрасывать, затем стали сооружать допотопную печку-буржуйку. Промокли до нитки, обсыпались снегом, стали таскать брикет из кузова за сто метров брошенной машины. Уговорили печку зажечься, стали располагаться на ночлег, а как? Голая, мёрзлая земля стала под ногами и первым теплом превращаться в месиво из грязи и травы, деды стали нас пинать и отгонять от печки, мне стало так невыносимо тоскливо и жалко нас всех, что даже никому об этом говорить долго не хотелось на гражданке, ведь не поверят этому. Печка раскалилась до красна, все самые борзые деды стали разуваться и сушить портянки вокруг трубы и греть руки и бушлаты, поворачиваясь боками и спиной вокруг печки. Вот это жизнь и что, и вот так будем все 3 ночи стоя толкаться жопа к жопе, а как же завтра день продержаться на ногах после такого дня и такой ночи? Выход придумал Витя Стога, он сначала в шутку-мечту просто взял, да и ляпнул про ёлку новогоднюю, что мы в лесу, будто с дедом морозом справляем, и про снегурочку, а кто-то вдруг, как заорёт «а ну, мигом за лапником для постелей! На лапах можно спать, у нас в Сибири так охотники поступают». Да, ну, да какие нах ёлки, ты, что с дуба рухнул, ты выйди, глянь всё в снегу! Выгнали нас вроде в шутку, а мы взяли, да пошли кромсать лапы понизу, горы снега на себя сваливая с макушек. Получилось. Сначала наломали дедам, потом кандидатам, потом себе. Все в палатке лежали уже на полу вповалку на кучах лапника, деды поближе к печке, кандидаты за ними, нам место осталось только у самого края в дальнем конце от печки. Автоматы стояли кучкой, ствол к стволу, прикладами на землю, пионерский костёр, подумалось мне. В палатке стояла жара и сырость несусветная, марево скрывало до половины от верха и всё прибывало. Таял снег на полу, таял на лапнике, дневальный добавлял пару, просушивая по очереди портянки дедам и складывая их на их сапоги. Храп, пердёжь и всхлипывания заполнили внутренности временного жилища, вонь от портянок и остального была непереносимая и вызывала прилив слюны и рвотные позывы. Надо было решать, что делать мне с постом у мотоциклов и в то же время готовить место ко сну. Место надыбал среди таких же духов, лапы примастырил к краю палатки и на выход на пост. Когда и кто меня должен менять, конечно не сказали, мне не сказали, спать или караулить не знаю, как и сказать. Выспался ещё на дороге стоя, так, что могу и побороться со сном. Стою, привыкаю к темноте. Минуты через три человек, шасть в палатку, потом шасть обратно, мигом ко мне. Где Куприн? Не понимаю вопроса, Где Андрюшихин? Откуда мне знать? Он опять ко мне, кто тебя сюда постави? Хороший вопрос, да ты и поставил с ротным, сами сказали наряд вне очереди и ротный добавил «пусть всю ночь мотоциклы сучёнок охраняет!» Не было этого, старшина роты наряд сам назначал, марш в палатку и чтоб я тебя здесь не видел! О, Вова, ну и дурак же ты сверх исполнительный и буквально понимающий гнев ротного. Да он просто в сердцах на молодого, чтоб не повадно было всем, зло выместил словом, а ты и купился, сам себя на пост поставил и снимать не собирался. Сколько радости мне эти слова доставили и счастья. Не разбирая дороги, по колено в снегу ломонул я к палатке, глаза чуть не повыдерал, пока пробирался по лесу, добрался, ввалился, что это? Печка сверкает, как гарно у кузнеца, искорками капает и стреляет в стороны, труба красная с белым оттенком, дух, как сидел с кирпичиной брикета в руке, так и сидит, чуть завалившись, но не упав, во сморило парня, так сморило. Парня звали по фамилии Христов, может поэтому и пожара не было. Набил тот Христов из Костромы печку до отказу, посидел-посидел, да и отключился! Гори, гори моя звезда, а если бы не я? Сгореть в палатке дело групое, две минуты и нету дома из брезента. Железка на выходе тоже краснеет, хорошо зарядил видать мужик её, до утра собирался на халяву дрыхнуть. Одного дурня на пост самого потянуло поставить, этого дурня тоже на эксперименты потянуло, наверное хотел умнее всех служивших стать, а ведь я точно помню инструкции по поводу этих печек, и не было там подобной кочегарки. Будить жалко, свой в доску, спит, аж слюни по уголкам губ вниз на куртку спускаются. Пусть спит, маленько послежу за печкой.
Владимир Мельников : продолжение рассказа КШУ-2 Присел и самого от жара в сон клонить начало, стал сушить портянки свои пока вражины не видят. Просушил, что делать дальше, печка поостыла, а в палатке Ташкент, не иначе. Деды стали раздеваться сквозь сон и скидывать сначала бушлаты, которыми прикрылись, потом полетели байковые рубахи. Кто-то встал, обвёл взглядом дурным палатку, посидел и упал, буровя, не пойми чего, так и не проснувшись толком. Другой вскочил, сунул ноги в портянки с сапогами и выскочил наружу поссать. Поссал, портянку одну потерял, Миколой Цыбулей, кликали его. Сижу дальше, мочи нет, валюсь сам, а боязно за жизнь. Проснётся этот Христов, печка остывает, накидает полную и снова дрыхнуть, раз прокатило, а почему второй не попробовать? В палатке стало немного посвежее, настывшая и мёрзлая палатка забрала всё тепло на свою просушку и снеготаяние. Воняло только раскалённым металлом и горелой шерстью с рукавиц, которыми тот хлопец открывал дверцу и кидал в топку брикет. Печка постыла тоже, новую порцию я побоялся кидать, до утра чуток оставалось, а поднять по тревоге на учениях могут в любую минуту, перешагнул через спящее воинство и попробовал раздеться, как все и так же красиво развалиться на природе. Разделся, бросил куртку регуля на ёлки и стал умащиваться поудобнее. Хорошо, даже очень хорошо, только, что это на руках до самых локтей красное и горит огнём? Краснуха? Корь? Ветрянка? Какую ещё заразу подцепить успел в антисанитарных условиях? Горят руки и из-под полога, не присыпанного снегом для весу, поддувает, как у Маньки в сарае. Снег покидали но снаружи полог не придавили ничем, минут десять и больше не улежал Встал, сел на подстилку, глазами по палатке провёл… всё завалено телами, места больше нет вообще. Глянул на духов, соседей, лежат все на пузе одетые, шапки позавязывали на подбородке, вещмешки с противогазами под грудь положили, рукавицы на руках и на всём этом лежит туловище. Рано попадали, не дождались жары, мокрые теперь, наверное, простудятся, выскочив не дай Бог тревогу. Январь не май месяц, у подстилки не тепло вовсе, а скорее холодно и такой стылостью от земли тянет, что мама не горюй. Покидал и я вещмешок с противогазом и попробовал умаститься на эту кучу, дудки! Так я ещё не пробовал спать, не могу спокойно лежать, то котелок давит, то банка противогазная ёрзает и я съезжаю в ямку, а страшнее всего чесотка. Горю огнём и не могу начесаться, все руки краснющие, а начесаться не могу. Покидал к стенке палатки мешок с противогазом, оделся опять в куртку, развязал ухи у шапки, натянул её, как все духи, напялил рукавицы трёхпалые и лёг на руки свои прямо на лапник. Не засну, но хоть покемарю и может чесаться перестану, ну, нет больше мочи терпеть боль. То ли спал, то ли казалось, ближе под утро зассанцы полезли наружу, палатку выстудили, по низу поплыла изморозь и сизый туман, кутаться бесполезно, надо, что-нибудь другое на будущее придумывать. Это не ночь, а сплошная пытка, мытарят люди друг друга, а толку никакого. Подъём проспали, а как и не заметили. Взводный ворвался в палатку и ну пинками будить и на зарядку на улицу выкидывать. Проснуться в угорелом состояни никто не может, половина голых, половина чмошников, типа меня в страшно позорном состоянии, чумазые, не бритые, с не чищеными зубами и забитыми грязью ногтями. Урки, но не комендачи, сброд из-под Сталинграда, только с немецкой стороны. Пленные и уголовные, но не солдаты. Взводного можно было понять, такое воинство иметь это ж, какое горе надо пережить? Этот сброд сейчас выпрется на улицу на физзарядку (будь она проклята вместе со взводным) и его надо будет казать штабному начальству. Так не лучше ли их всех здесь поубивать, но только позора не переносить. К разгону демонстрантов подключились деды и кандидаты, духи посрывали рукавицы, шапки, куртки(мятые, будто в жопе их жевали) и кое как, развалив пирамиду с оружием и потоптавшись по нему, как следует сапогами, стали с ойками вылетать один за другим на засыпанную снегом белоснежную лесную поляну. Ёлки, ВО, под тридцать метров высотой, снегу на них горы и даже выше. Рядом с палатков и просто среди деревьев брошенные с вечера мотоциклы, засыпанные сверху снегом ночным и так загальмовавшие колёсами, что спицы превратились в сплошные автомобильные белые диски. Плохо им пришлось одним ночью без хозяев, зрелище панического отступления, но не командно-штабных учений. Так не воюют и это не солдаты, что сами попадали и дрыхнуть скорее, а коней не понаповали и не почистили перед сном. Утром все смотрятся в не лучшем виде, чмошные, растрёпанные и совсем не такие, какмими мы видим друг друга днём, после того, как умоемся и побреемся, почистимся и разогнём свои спины, облачимся в форму и почистим хорошенько свои сапоги. Жизнь в лесном лагере начинала бить ключом, потихоньку, помаленьку, в раскачку. Картина открывалась перед проснувшимися следующая: сосново-еловый лес, с небольшими полянами, но довольно просторный и вместительный. Все машины и прицепы успели хорошо пораспихать про меж деревьев и затянуть их сверху сетями, штабные палатки разместились на небольшом пятачке, одна к другой и вокруг них вовсю кипела жизнь. Палатки на две печки, довольно большие и вместительные, встали так, что первая являлась продолжением второй. Вокруг палаток было всё расчищено комендантским взводом до самой травы и выровнено по ниточке. К палаткам никого не подпускали, там стояли два часовых с автоматами и пустыми рожками к ним. Зато противогазы были выданы всамделешные. Что представляют из себя такие домики изнутри, так не для кого не является секретом. Первая палатка с отбеливателем из шётка и утеплителем под ним представляла детскую игровую комнату в садике номер 35100 «Калуга». В палатках имелся сборный лёгкий сухой щитовой пол-настил, горели две буржуйки из блокадного Ленинграда, а посередине стояла огромная песочница с настоящим детским песком. Из зтого песка дети из младшей группы совместно со своим воспитателем из оперативного отдела и начальником штаба детского сада «Калуга» строили воздушные замки из песка, сдабривая сухую смесь пись-пись-водичкой, вылепливали куличики-горы и холмики, ручками проминали песок под овражки и русла рек. Затем резали цветную бумагу разных оттенков и укладывали вырезанные полосочки в виде дорог, рек и ещё чего-то, не учился я сам в этом саду и точно не могу это передать. Так вот, налепившись и накроившись вволю, дяди с большими звёздами и со звёздами поменьше, а также приравненные к дядям, но без звёзд и даже без лычек, начинали расставлять кругом машинки, бумажные домики и деревья. Когда дети со своей воспитательницей мужского пола и подполковничьм званием считала занятие с детишками удачно проведённым, налетали злые плохие фулюганы из соседней палатки, у которых в руках были кожаные планшеты и которые держали в руках страшное оружие в виде острозаточенных карандашей, а их главный дядька воспитатель был вооружён огромным длинным копьём и непомерной картой в развёрнутом виде, и все они вместе и дружно загалдевшие навалились на детскую песочницу и начали в ней всё ломать и портить, повышая голоса и давая советы по поводу того, как лучше поломать всё, что построено в ней детишками с воспитателем из оперативного отдела, капитаном в вечных очках и кучей писарей помошников. В соседней палатке вместо палатки стояли разборные столы в центре, на них располагались карты, вокруг стояли стулья и топились две печки. Всё. Пока палатки пусты, офицеры просыпаются, бреются в своих штабных кунгах-салонах на колёсах или в прицепах, в других прицепах просыпаются девушки официантки и медички, убирают синяки под глазами, образовавшиеся после бурно проведённой ночи с нашим ротным и его сотоварищами, делают личиком «фи!», и отрицая самим себе вчерашний приход кучи дедов-морозов и празднование старого нового года по третьему разу, говорят себе скромно «всё пройдёт, пройдёт и это». Стыдливо довольные, с планами на следующую ночь и следующие учения, с интрижкой и ревностью к подружке, начинают натирать себя кремами флорена и мазать лицо и ручки немецкими нахлобучками из походного чемоданчика. Довольные и счастливые, что не выставили из кунгов кавалеров и не капельки не жалеющих, что наставили для их жён засосов на память по всем интимным местам. В кунге комдива старичёк лесовичёк в белых рубашках и кальсонах из шёлка чесал свою лысинку и грустно думал глядя в крохотное зеркальце: жизнь прошла, смерть на фронте миновала, Героя получил и не сказанно счастлив и благодарен за это Советской власти и партиии, есть дети, жена, но вот что-то ушло и то, что ушло не находится в зеркальном отражении заставляет задумываться всё чаще и чаще и всё, что имеешь наружи на мундире и погонах, не приносит, к сожалению, счастья и радости. Молодым не понять нас стариков, ушло наше время и не воротится, подросли молодые, да шустрые, всё им подавай враз, да непременно, чтоб с золотой каёмочкой, эхэ-хэ-хэ-хэ, эх, жизнь, жизнь! Ни кагого просвета, партия давит, полит органы не отступают, на фронте от них хлебнули и никуда от этой камарильи не деться, надо, что-то менять, а что, и сам боюсь в слух выразить. Одно хорошо, что особых отделов можно «не особо» бояться, хотя, как сказать, времена никогда не меняются, меняется отношение руководителя, но стоит руководителя сказать «фас» и всё мигом переменится и тридцать седьмые начнут отсчёт от восемьдесят первого по новой! Ладно, что об этом, яишенку адъютант сейчас сварганит по-нашенски, с салом, умеет гад это дело приготовить хохляра, верста коломенская, но не адъю. А в прицепе, рядом с салоном комдива и верно, готовил на двухконфорочной газовой плите прапорщик с Украины, адъютант по призванию, яишенку с крупно нарезанными кусками белоснежного сала. Говорили, будто он это сало из дому привозил, но, думаю, враки, у нас у самих на свинарнике таких хрюшек держали, а кормили чистым хлебом, чтоб сала было в пять пальцев толщины и чтобы то сало таяло ещё на ноже во время его резки. В других салонах и палатках происходило намного по скромнее, даже начпо дивизии и начштаба кушали вместе со всеми из общей кухни. В двадцати метрах от штабных палаток стояла офицерская полевая кухня особой конструкции, вокруг неё стояли полуприцепы с продуктами, водой и хлебом. Вплотную к ним притулилась наша солдатская кухня, смонтированная на машине ЗИЛ-131, новая и очень современная. Труба пламегаситель топорщилась над передней частью кунга и грозно гудела, выпуская солярошный дым от встроенных форсунок в водяные рубашки двух котлов. Двери будки часто то открывались, то закрывались, это дневальные по кухне Игорь Собакин и Коля Умрихин, из духов, подавали внутрь полиэтиленовые канистры с питьевой водой и помогали по мелочам поварам в приготовлении завтрака. Вова повар со своими помошниками из наряда, а также прапорщиком Василием Захарченко, начальником АХЧ роты и сверчком Василием Луценко, начальником офицерской столовой, прапорщиком с чёрными погонами (не знаю кто и откуда? Но всегда торчал при кухне) и Ниной Ивановной, главным шеф-поваром (женой какого-то майора из дивизии) колдовали над завтраком поцивильнее. Завтрак готовился для офицеров и тут на раскладке ассортимент продуктов и консервов был гораздо выгоднее и сытнее солдатского. В самой глухомани не давала житья не днём не ночью передвижная электростанция, моя мечта и мой второй дом и хлеб, загнали на этот раз её далековато, но она и от туда всех удачно накрывала своим воем генераторов и рёвом дизеля и бензоагрегата на прицепе. По одному её вою можно было спокойно наводить самолёты для бомбометания и точнее целей она не могла указать. Враг номер один, я считал и считаю сейчас, для вех, кто надеялся тайно скрыться в лесу от противника. Лампочки поразвешанные на деревьях вокруг палаток и штаба были уже, пожалуй, лишними, даже их яркости было не заметно на фоне наступающего утра. Лагерь просыпался, мы махали в воздухе руками, как пропеллерами, делали утреннюю гимнастику. Затоптали все следы вокруг палатки, наделали дорожек и трусцой побежали вокруг своей палатки. Бегали, спотыкались о растяжки из верёвок, выбили кол и завалили край палатки. Получили за это нагоняй и нам разрешили приступать к водным процедурам. Как это делать в условиях зимы, снега и леса, я даже не имел представления и помыслить не мог, что надо с собою до прибытия в роту, что-то делать! Я считал, ну, повоюем, поспим в палатках на кроватях в тепле, на природе, поедим каши из котла, а умываться, бриться, чиститься будем уже в роте, когда вернёмся. Согласитесь, чем не выгодное предложение? Но видимо у старшины роты и взводных были другие мысли по этому поводу, нас погнали за водой к кухням, велели принести и холодной и горячей, велели мыться до пояса, бриться и чистить сапоги и регулировочную форму (кожзаменителевые куртку и штаны натянутые на ватные штаны и ватную куртку с воротником от танкового бушлата). Воды потребовалось много, каждому налили полную каску холодной и котелок горячей воды, с этим мы и приступили к водным процедурам. Половину воды у нас деды сразу отобрали и оставили только по той, которая была налита в наши каски. Раздевшись до пояса в палатках, выперлись под деревья до пояса голые и давай мылить свои рожи мылом и скоблить их бритвами. Скоблить, смывать водой, мыть с мылом шею и ополаскиваться до самого брючного ремня на брюках холодной водой. Я думал, что этот эксперимент закончится для всех нас смертельным исходом, ну или, как минимум гриппом или ОРЗ, но самое печальное, ни заразы с нами не приключилось, шлангонуть в лазарет не вышло, а самое удивительное для меня лично, я никак не мог предположить, что воды из одной полной каски содату достаточно для того, чтобы нормально побриться и помыться аж до пояса! Сколько же в неё влезает литров? Ведь в Москве, чтоб побриться и помыться до пояса, потребуется целая река воды из крана, и почему в Москве горожанам не выдают такие вот каски для большей экономии воды? Зарядка и водные процедуры завершились успешно, сон прогнал холод, двойные нательные рубахи, ПШ и куртки с утеплителем быстро вернули организму необходимую температуру для выживания на холоде, а разминка с чисткой сапог среди сугробов снега и рассмешила нас и привела в порядок размокшую за сутки обувь. Сапоги начистили, по комбезам гуталином прошлись, подождали пока пообсохнет и давай натирать друг друга другими, сухими щётками доя одежды, до доведения блеска кожзаменителевого покрытия до цвета натуральной хромовой кожи. Понравилось самим быть опрятными и нарядными, появилось пока неизведанное чувство принадлежности и участия в одном большом деле, которое вот сейчас мы делаем все вместе, появилось чувство определённости и уверенности в завтрашнем дне. Деды пока не придирались, кандидаты, как всегда от недостатка допуска у власти, попискивали и поскуливая оскаливаясь и огрызаясь рыками на нас и черпаков. Дедам дела до нас больше не было, они готовились стать добрыми дембелями, работали на свой имидж приличных, добрых и порядочных, подставляя глупых, алчущих власти, крови и беспредела кандидатов. Маленькие падальщики шакалы гиенами рыскали и пожирали падаль, оставшуюся от дедов. Дедов мы уважали за возраст и действительную порядочность и человечность, кандидатов не признавали, презирали и сопротивлялись, как могли, порой во вред своему здоровью. По рассказам дедов и дембелей осенников, чмошнее и пакостнее наших кандидатов те ещё не знали и сочувственно нам признавались, уйдём мы, вам песец, ребята, эти сожрут вас вместе с копытами и бивнями, вас дорогие наши мамонты(нас так в роте называли почему-то, хотя в других частях звали слонами) Сбились эти твари по земляческому принципу и вы их не перебьёте, даже если и захотите. Многие легли, отдавшись им сразу, через сигаретку или почистить сапоги, подшить воротничок, через альбом раскрасить, мопед помыть, починить, на посту покараулить или у печки, а многие презирали откровенно и правильно делали, надо было таким не поддаваться и держать свою марку и оставаться человеком, даже с разбитым носом. Таких уважаю и до сих пор людьми для себя считаю. Но это лирика, время подошло до самого маразматического занятия, до уборки территории???!! Вот этого я никогда не ожидал и не предполагал от нашего взводного. Все люди, как люди, пошли в палатки подшиваться, отдыхать, а нас выгнали на улицу, сунули лопатки и топоры в руки и велели очистить от кустарника всю площадь вокруг палатки. Очистить от кустов и снега в придачу. Умудохались и запарились насмерть, борясь с корнями и сырым хлипким подлеском бороться. Все руки в кровь поизодрали в добавок ко вчерашней заразе на руках. Заикнулся я, было, взводному про прыщики на руках посмотреть и пожалел о сказанном. Оказалось, что тех красных рук до локтей у нас пол взвода, что то не зараза, а просто мы вчера по дури перекололись мёрзлыми и колючими иголками с ёлок, когда ломали те для спанья. Что гореть и чесаться они будут минимум, как дня два ещё и чтобы больше мы к ним не прикасались и не портили ёлки, за них наложат штраф полицейские и всем попадёт за это дело. Вот так. Время приближалось потихоньку к завтраку, об этом можно было догадаться, как сгрудились у походных кухонь старшина роты, замполит, взводные и всякая непотребная лизоблюдь из числа стариков нехватчиков и личностей причисляющих себя к блотным или приравненным к ним. Эти подобно шакалам скребли коготками по металлическому кузову, жалобно скулили и подвывали, но заметя старшину роты, моментально отскакивали на безопасное расстояние и тявкали под нос себе оттуда. В кучку сбиваться стали повара, официантки и начальники служб и у офицерской кухни, завтрак, по-видимому и там успели приготовить и теперь возникал вопрос об очерёдности выдачи блюд и местах приёма пищи. Света с каждой минутой становилось всё больше и больше, лагерь становился похож на большой потревоженный муравейник, все, куда-то спешили, всем, куда-то надо было срочно, часть срочности, как всегда в армии, была надуманной и значимость проблем раздутой до макроразмеров. Маленечко я потерялся в пространстве и упустил, когда меня успели нагрузить кучей котелков и отправить за завтраком на кухню? Деды успели зарядить не меня одного, у каждого деда был свой нештатный денщик и раб и таких рабов набралось по количеству духов, некоторые слабосильные и не котирующиеся даже в своём призыве деды, оказались безлошадными и без чувства ущемлённого самолюбия быстрее всех оказались в первых рядах на раздаче, оно, как оказалось в последствии, решением выверенным и своевременным. Получив пайку рожков с кусочками тушёнки и жидкой подливы из узкого ведёрка, два куска белоснежного хлеба и кружку наваристого чая кипятка с сахаром, растворённым уже в процессе его приготовления, не спеша отваливали в сторонку и усаживались на цивильных местах, кто на сцепку прицепов, кто на подножку автомобилей, кто шёл в сторону своей палатки и дёрнув локтем руки по пологу, скрывался за ним на энное время. Очередь до духов приближалась не спеша. Сначала черпачки черпали свою долю, некоторые имели пару котелков, может для товарища ради, а может, как и мы для самых немощных и квёлых, но дело не в этом. Дело было в очереди. Пока шло более-менее, старшина с ротным и взводными не особо обращал на нас внимания, но когда я, первый из духов, протянул котелок в окошка будки на колёсах ЗИЛ-131 и повар спросил, для кого? (хлопец видимо был жох и знал, кому, какие вопросы треба задавать), я естественно с гордостью назвал имя дедушки и был при этом горд, что мною правит такое уважаемое господство, говорил, не без умысла. Во первых, вес деда определяет вес прибавки в котелке, во вторых, в случае отсутствия поручений со стороны деда можно будет долго продолжать врать и вымогать таким именем свою неположенную уставом прибавку. Ничего удивительного, это не я первый такое придумал, это мои же духи попробовали взять повара с кондачка и у некоторых это прокатило, а когда потом дедули привалили гурьбой, кушать было нечего, поварёжка скрежетала по днищу котлов. Котелок моего дедушки с благоговением был подхвачен черпаком поваром и перед тем, как его начинать заполнять, череп вопросительно окинут мимолётным взглядом стайку командиров нашей роты и чего-то, прикинув в уме, навалил сверх меры мыса из бачка с подливой и зажал лишнюю шайбу масла между кусками белого хлеба. Если спросят тебя, косясь в сторону старшины роты, говорил-шипел повар, говори, свою не стал есть шайбу, понос у тебя начался и котелком здесь не свети чужим, получай своё и быстро вали в палатку. Один котелок он мне завалил вторым под завязку на двоих, второй чаем, опять же на двоих, потом принял мою крышку от котелка, мазнул по ней чем-то похожим на рожки и залил полную жижей подливой, пырнул пару кусков хлеба с малюсенькойшайбочкой двойного на просвет цвета и набубухал до краёв кружку кипятка чая. Как унести всё это до палаток, я с момента получения задания сам не догадывался, а теперь и подавно опешил. Всё раскалённое и объёмное, плескается и проливается то на штанины, то на регулировочную робу, с хлебом так просто беда, его положили мне мои духи мне на грудь поверх занятых рук и подтолкнули легонько из злополучной очереди. Следущими, за мной, встали таким же манером остальные рабы. Старшина роты, невзначай спросил меня, вроде типа шутки, а дэж, оно, ото хлопчик стилькы дайють, у якых такых войсках и по якому такому праву? Цэж який с цёго вояка выйдэ? Цэж ёму пивдня йисты цы тилькы трэба, колыж сброю робыть можно? Пидь ка сюды до мэнэ, хлопчик, бо буду йа тэбэ спытатэ, для йакой такой потрибы тоби стильки йеды потрибовалось? Ась? Нэ чуйю? ГА? Мовчишь? Так тойа тоби так скажу, друже мий, ото став давай ти котилочкы ото прямо у сниг. Ны бийсь, ничёго з имы нэ зробыця, став, став! А сам сидай отуточкы недалэчэ вид мэнэ, так, щёб я тебэ бачив и рубай свойу пайку. Рубай, рубай! Рядом со мной он и других усадил и заставил сначала съесть то, что нам полагалось, а уже потом думать, что с котелками дедов делать дальше, а котелки с кипятком, поставленные на утоптанный снег потихоньку стали оседать в него и утопать в нём всё глубже и глубже. Пар их них всё меньше и меньше выбивался, а к концу приёма пищи, так и совсем прекратился. Есть на виду у старшины роты было неловко, еда не имела вкуса, хотя жрать хотелось до вытекания слёз из глаз от горячей пищи и чая. На отставленные котелки мы смотрели, как на не обезглавленных ядовитых змей или на мины с не вывенченными взрывателями. Старшина крутился рядом с кухней и виду не подавал своим присутствием, он делал вид, что его вообще не существует, а покушать мы тут уселись чисто сами по своему желанию. Когда завтрак нами был принят в пищу, он больше нас не смел задерживать и придурковато посмеиваясь стал дурачить нас своими вопросами типа, а шож, чи можеж добавкы хто хоче, чи шо? Чи може чайку кому, чи шо? Чи може сала вам, чи можеж мяса? Га? Звиняйтэ хлопци, ни сала, ни мяса нэма, тай нэ будэ, гулялыб вы видсиля, куда подали, тикайтэ гэть! Гэть с кухни и нэ забудтэ вымыть посудыну, прыйду спровирю. Спровирь лучше наши бошки и почкам УЗИ сделай, куда мы с этим дерьмом остывшим пойдём? Нас там уже без котелков давно дожидаются, пора прекращать комедь ломать, щас отрыжкой из нас выйдет всё, что было здесь съедено. Зря мы не попытались улизнуть каким-нибудь образом отсюдова. В палатке уже все были оповещены нашим арестом и комедией поставленной режисёром Верховским Николаем на полянке возле кухни, оповещены, но повидимому, не особо расстроены. Старшина был мужик хват, да деды тоже не пальцем деланы были в начале шестидесятых, печка в палатке полыхала жёлтым пламенем, на ней еле умещались банки разных размеров и шкварчали внутри себя. На полотенце из вещь мешка были разложены крупно нарезанные куски белого и чёрного хлеба, лежало сало и валялся сам шмат, от которого, видимо его отрезали, деды лежали вокруг этого импровизированного стола по-римски, на боку, не спеша работали челюстями и тихо вели беседу. Наше появление не вызвало удивления, по поводу задержки с прибытием, тоже вопросов не последовало, спросили лишь, что там сегодня было и подайте как вон ту и ту баночки сюда и по быстрее, а то выкипает. На принесённые нами котелки они даже и не посмотрели, поверив на слово, что там рожки и чай. Мы стояли с торбой и не знали, куда её деть и как поскорее ретироваться от сюда, от греха, скажем подальше. Но не тут-то было! Интерес, оказывается, к нам назрел у них издалека, старшина проучивал или отучивал их, а деды тоже не пальцем были деланы и дело своё воспитательное знали не хуже замполита и всех политорганов вместе взятых. Как еда, мужики? Можно жить, а? Можно, можно, хорошо в роте кормят, в пехоте хуже, да хуже, лучше, чем у нас нигде не кормят, лучше, лучше! Молодцы, ответ правильный, а что это значит для вас? Вопрос не принят и не понят. А значит это, что чтобы добро не пропало зря, что с ним вы должны сделать, а ? Правильно, мужики, совершенно правильно, вы сейчас садитесь у входа и одним глазом делаете на улицу, чтоб старшина роты или взводный не спалили нас, а вторым глазом смотрите в бачок и хреначите то, что нам принесли! Мы, типа, добрые, нет, очень добрые дедушки и очень любим своих слоников, а чтобы слоники хорошо работали, что они должны делать, а? правильно, они должны хорошо кушать, вперёд ребята и с песнями, по долинам и по взгорьям…. Твою маму любить утром, чтоб вы сказылысь. Пусть я пролетел и с обедом и ужином, но после двух кусков хлеба, крышки от бачка второго, чая и масла, ну, путь четверть котелка я ещё могу умять, но, но, что делать с остальным? Просите товарищей помочь, товарищи не имеют права отказать, когда друзья оказываются в беде. Представьте себе, наказание в виде остывшего жирного второго достаётся не тем кому оно назначалось и оборачивается бумерангом прямо в нас самих. Я понимаю, если бы оно было ещё горячим, но с застывшим на морозе жиром и к печке подпускать не разрешают, банки, видите ли свои им деть некуда, да, когда же оно нормально то жить станет в роте, вот эти все приколы и подставы до того надоели, что и сама служба становится, как в кривом зеркале. Только ты собрался выполнить боевое задание старшины или взводного, а тебя, хвать и посылают к товарищу прапорщику Юрию Андрюшихину за спичкой в другой конец лагеря у всех командиров на виду. А когда обращаешься к рядовому мопеду, как тебе было приказано таким же оболтусом Куприным Толей, тоже рядовым из того же взвода, то получаешь в ответ вой оскорблённого самолюбием Юры и кучу в придачу фофманов и в ответ приказ: топать к первому шапокляку, назвать того при докладе товарищем старшим прапорщиком и естественно получить разницу себе по лбу опять же в виде дюжины фофманов. Ну разве это служба, а? Эх, люди, люди, да разве ж вы люди после этого, да нам бы это в том виде, в котором повар накладал, да мы бы и повара в придачу, без подливы слопали, только бы гуталиновыми сапогами отрыжка и шла бы. Деды и кандидаты про запас наворовавшие тушёнки и консервов, киселей и галет, сала и хлеба без меры поедали и не знали нужды в котловом довольствии. Котёл был уделом слабых и неудачников среди стариков, большинство дедов люди были оборотистые и вороватые, у них всегда под рукой во всех службах были свои люди среди не только солдат, но и среди прапорщиков кладовщиков. Сколько продуктов барсукам отвалили и отчекрыжили от всей роты и ради чего, спрашивается, чтобы кто-то вот так, даже и не заглянув в котелки, с самого порога свернул нос с нормальной и здоровой пищи и перешёл питаться на подножный корм, зарабатывая себе язву желудка. Радости такое удовольствие прибавило, что не говорите, еда она всегда, в каком бы виде не давалась в руки, правильно или вот, как сейчас, плевать на то, что приходилось съедать порции чужие не то по принуждению, не то отвалившиеся типа с барского плеча шуба, рубать почали, не поняв, как и кто, первым кинулся это делать. Есть в присутствии дедов, кто понимал, как наказание, а кто и правда не наедался вволю своею пайкой, чего людей едой попрекать, говорю для ясности, мерило у духа одно, сколько часов и даже плюс минут, удалось полноценно поспать, сколько минут украсть сна на посту, сколько и чего удалось съесть вчера и сравнить съеденное с сегодня. Жизнь превращалась в поесть и поспать, а ещё обмануть и сачконуть, огрести за дело и помалкивать в тряпочку, когда пресовали.
Владимир Мельников : продолжение рассказа КШУ-2 Деды порубали, подкормились со стола кандидаты. Мы еле дышавшие затянутыми до позвоночника ремнями, но ложек не бросали. Попробуй брось, пробросались некоторые однажды. Слопали и уборочку за всеми организовали по первому разряду, все банки, объедки из палатки вон, снег всё укрыл и схоронил до весны, весной вернёмся, горы ржавых банок укажут количество съеденого и насранного. Бороться с этим было бесполезно, традиции воровать и есть не то, что дают, а то, чего хочется, это в крови всех свободных людей на свете. Мы тоже будем в скором времени так же питаться и нами также будут командиры бороться, но накушаться не с котла, это для солдата, как нажраться цивильному на гражданке, вынь, да положь. В том и смысл учений, не только учиться Родину защищать, но и куролесить и залетать с достоинством на губу. Завтрак закончился, прибыли командиры взводов, устроили построение и развод на работы. Побрали снова пилы и топоры, малые и большие лопаты, полетели комья снега, расковыряли на штык землю. Стали водоотводные канавки делать вокруг палаток и снегом присыпать борта палаток, в палатках сразу потеплело и поуютнело, заходить туда-сюда стало приятнее, а жить показалось даже романтичнее, чем на гражданке в походах. Всё стало налаживаться и жизнь стала веселее, оказалось одно забавное дело, от которого прибавилось у нас настроения. Оказалось, что наши «зебры» были до верху забиты не только палатками и печками с углём в ящиках, но там имелся полный комплект раскладных кроватей с матрацами, это и обрадовало и поставило вопрос в тупик? Для чего огород городили с лапником и спаньём на голой земле со снегом? Кто тот главный «Гад», который зажал кровати регулировщикам, замёрзшим насмерть за сутки на дороге и в движении по штрассам под хорошим ветерком и морозцем, кто тот 2гнус» из-за которого мы чешемся не переставая и по чьей вине у меня бок куртки примёрз к краю палатки этой ночью и я его не чувствовал до тех пор, пока не поел горячего и не размялся во время рубки и копки. Про кровати разнюхали и пустили слух, вечера ждали под кайфом шикарной, я вам скажу, ночи. Понимали, что некоторые вещи могут быть испорчены нашим умником Сергеем Гузенко, то бишь взводным, но кровати мы растащим сами и о том, что ночь спали на них, он узнает только под самое утро. А, что происходило в лагере? А лагерь не имел таких проблем, какие переживали духи. Офицеры шустро и слажено заползали в большие штабные палатки и оставались там надолго, лагерь замер в ожидании военных игр на картах. Игры завершились перекуром, вокруг палатки загалдело воинство с сигаретами в зубах и взмахами рук на манер пропеллеров, офицеры активно жестикулировали и обменивались мнениями, кивали головами в знак согласия или наоборот, в знак разногласий. Часовые у штаба, с глупо навалеными на шапки касками, стояли немыми истуканами и делали вид, что их это не касается и что они центр земли и вокруг них вращается Вселенная, что бывало подобное не раз в их службе, погалдят горе воины, да и разойдутся в разные стороны. Командный состав завершил короткий перекур и направился в другую палатку, что напротив первой, доигрывать военные игры в песочнице. В нашей частилагеря зверем метался командир роты с зампотехом и о чём то спорил и на чём то заклинивался и визжал на высоких нотах. Состояние нервозности стало передаваться водилам и мопедам. Зампотех рвался от ротного в сторону машин, но ротный тащил того за собой в конец лагеря в сторону заправщика. Оказалось, что ротному приказано было подготовить машину для проведения рекогносцировки, но возникли какие то непредвиденные неполадки и проблему решали на ходу. Машиной оказались два автобуса, на которых должны были отправиться офицеры на разведку местности, где должны были развернуться основные сражения, проигранные на картах. То есть, офицеры должны были на местности убедиться в правильности продемонстрированного на картах и в песочнице повторенного, увидеть и провести «бои» на местности вживую. Автобусы оказались не заправленными, так, как ночью ездили по каким то делам в Галле и растратили всё своё топливо. Требовалась дозаправка, но как их запрвить, когда у штаба, где они сейчас расположены, не положено, а там, где заправщик расположился и заземлился от статического электричества штырём, сплошь глухомань и такую нежную технику, как гражданские автобусы, подгонять, сплошное кощунство. Заправщику накидали за холку, заставили экстренно сворачиваться и ломиться поближе к штабу. Водитель заправщика Ерашов, не стал долго чикаться с выбором маршрута объезда, дорога ложка к обеду, а фулюганства и наглости у него было от рождения через край с вершком. Машина с пятью тоннами топлива ломонула между деревьями слонярой и стала не разбирая дороги наезжать на встречные сосны толщиной с голову и валить их перед собой. Сосны до самой макушки были одного размера и почему-то голыми от веток, они сначала упирались в лебёдку с бампером, потом качались в обратную сторону, а потом с полным отсутствием корней захватов, выламывались из песка спичками и хлопались впереди машины. Такого кощунства без всякой на то надобности можно было ожидать, наверное, в военных фильмах, где перед зрителем рисовалась мощь нашей армии и техники, но здесь в Германии, я понимаю, это вражеская территория и она нам кровью досталась, как победителям, зло на всех немцев не преодолеть ни в одной человеческой душе, слишком много эти гады положили наших людей и нет им прощения и все с этим так и жили в армии, пользовались по праву сильного и не на кого не оглядывались. Но сейчас мне стало жалко не немцев, а деревьев. Которые росли долго и были такими ровненькими и красивыми, но погибали от глупости простого солдата, который решил за всех, что ему это позволено и не будет никакого наказания. Но наказание последовало, заправщика выкинули из кабины, отдубасили сорванной с головы каской и бросили ему её вдогонку, огрев, как следует по спине. Заправщик, отскочив в сторону, ощерился в довольной улыбке, что удалось удачно ретироваться от зампотеха и вообще спасся. Зампотех Юрий Александрович Твердунов, забравшись в кабину УРАЛа, рванул от злости машину назад, наехал по неосторожности задом на ещё одно дерево, сломал его от половины сильным ударом и не поняв, что был на миг от порчи цистерны, так же не сильно заморачиваясь куда едет, стал на больших оборотах насиловать движок, лавировать между соснами и пытаться выбраться из лабиринта на поляну. Поцарапав цистерну о кустарники и мелколёсье, он со злостью выскочил наружу и стал, врезаясь по ступицы, огромными колёсами разваливать не до конца промёрзшую землю и отваливать её вместе со снегом в отвалы. Закончив гробить машину, не меньше самого Ерашова, он, хлопнув дверцей заправщика, велел тому немедленно приступить к своим прямым обязанностям, добавив про себя, но так, чтоб слышали окружающие «в роте разберёмся, готовься!». Автобусы по одному приближались к развёрнутому пункту питания, заправлялись под завязку, опечатывали пластилиновыми печатями Ерашова, свои бензобаки и отваливали поближе к штабным палаткам. Когда заправка подходила к концу из палаток стали с шумом выскакивать перевозбуждённые штабные офицеры, видно не всех там угощали малиновым вареньем и стали облеплять первый автобус, создавая толкучку в попытках поскорее в него проникнуть и захватить внутри салона места получше, да побольше, на себя и на своего очкастого, но нерасторопного начальника. Автобусы напичкали под завязку, старшие офицеры из числа начальника штаба и начальника оперативного отдела уселись в собственные уазики, взяли с собою нашего командира роты и на скоростях выскочили сначала на лесную просеку, а потом вывернули на ту штрассу, на которой я их с вечера поджидал. Нас в это время в лагере заняли полнейшей глупостью, заставили прибираться вокруг опустевшего штаба и по всей прилегающей территории, собирать палки, сучки, бычки, спички и прочую фигню, которой за один день скопилась чёртова куча и маленький самосвальчик. Начальство дивизионное убыло на рекогносцировку, лагерь на время притих, водилам была дана команда прогреть, на всякий пожарный, моторы, проверить скаты и доложить командиру взвода Ивану Ивановичу Носкову и зампотеху Твердунову Юрию Александровичу. Наш взводный Сергей Гузенко своё ЦУ нам нагрузил, не поднимешь! Все мотоциклы отскрести от снега, вычистить вокруг них всё от снега, прочистить пути проезда до лесной просеки. Занятие глупое и бесполезное, как нам показалось, машины с хорошей проходимостью, этого совершенно не требовали, раз в глухомань в полной темноте, оговорюсь, при тусклом свете фар, смогли заехать, то, уж днём то, подавно вырулят и не рявкнут моторами. Среди участников командно штабных учений имелись редакция и особисты. Особистов хлебом не корми, как дай ума у народа попытать, да поспрошать про разные нарушения регулировщиков и водил. Не звали старлея, да сам навалился на нашу душу, припёрся со своей улыбочкой под добрыми усами, сипленьким голосочком ягнёнка про мамку спросил, про писульки домой, про чувиху зацепил нерву больную, а когда успел про торговлю часами с немцами, так сами не заметили, ломал, дурачился, сам вас прекрасно понимаю, сам таким был в ваши годы, мы из одной команды, вы должны чистосердечно валить и товарища и себя лично, Родина в опасности, часы, это тоже элемент военной тайны, это плохо, делать так никто не должен, вы должны пресекать попытки и собственноручно казнить предателей писульками мне, а я с вами буду встречаться по тем дням, которые попозже скажу лично. Мудак и дурак, кто же мать Родину тебе отдаст то? Мать Родина это не твой трёп, это мои бабки, на которые я домой одеться привезу и в институт ходить буду, пока на новое шмотьё не заработаю дома после службы, да и таких вещей то у нас в Союзе, отродясь не было. Сам-то ты контейнерами гонишь на Родину мать, а что же ты мои крохи по карманам вытрясаешь. Покрутился у регулей в палатке, даже врагу нашему, взводному он явно кисло пришёлся, пошёл блуд блудить, ересь писать в блокнотиках своему начальству. Редакция корреспонденции собирала, про интересные случаи пыталась написать. Потоптали ноги около палатки, ничего на ум не пришло того, о чём можно было бы в дивизионной газете нацарапать. Старички вовсе не вышли на переговоры из палатки, слепились у печки на разговор, да и сидели до приезда с рекогносцировки и тревоги. На кухне солдатской и офицерской дела шли к обеду, котлы пыхтели си гудели солярошными форсунками, повара освоились на новом месте, чувствовали себя уверенно и обещали сбацать, что-нибудь приличное на обедец. В палатках штабных стояла тишина после утренней приборки и туда никого не впускали. Водилы посбивались в кабины по три человека, наготовили второго завтраку, а что, у немцев живём, с них пример берём, банки прокололи в донышках штык ножом и на рубашку радиатора, пока то, да сё, каша перловая или горох закипели, запашок пустили, включились рецепторы, пошла слюна, слюна пошла, значит можно спокойно поесть. Поесть, но не «принимать еду в пищу», что готовили на солдатской кухне, как бы там не изголялись, а простой крестьянской душе всё не в корм, подавай кусками еду, да в то время, когда организм сам запросил, раз и хлопнула крышка капота, два и пошли гулять кожаки. Лупцуют банку на троих, жрать-то там не чего, а счастливы, не, как все, а выделившиеся среди равных, не хочет человек плохо жить, подавай ему банки с гороховым концентратом, с рисовым не предлагать, так себе хавчик. Перловку, консервы рыбные и пару этих банок, горох и керзу. Писарям отдыху ни в кои веки, душа их чернильная, чего они там всё носятся, их одного кунга в штабную палатку, из палатки вдоль лагеря за офицерами картографами и обратно, секретчики и шифровальщики свои тайны прячут от всех и себя в том числе, что за тайны, они и сами не знают. Комендачи позарылись в свою палатку и дрыхнут от прошлой недосыпной ночи, их взводный прапор, не чета остальным командирам, он в роте на положении примерно равном зампотыла дивизии, он своих бойцов бережёт и никому в обиду не даёт, управы на него нет и руки до него у всех коротки. Он сам своих бойцов казнит, но сам их и милует, им ночь досталась, не сомкнувши глаз, палатки штабные не чета нашим и количество и размер и оснащение, до утра они с ними умумукивались, а после разбивки и набивки внутренностями долго приводили территорию вокруг штаба в порядок. Любой лесник диву дался бы, не обнаружив половины леса, снесённого топорами и лопатами малочисленным взводом бойцов за такое короткое время почти в полной темноте. Сами знаете, когда освещение поспевает и все работы, как правило, проводятся при свете направленных на место сбора палаток прожекторов автомашин и их фар. Сейчас они отвалились, нарубавшись крепкого завтрака. Короче, вся рота, люди, как люди, кто, где, но все в тепле и с кашей в руке, мы, как изгои, ни днём, ни ночью не имеем покою, на морозе с шести часов утра, с вечными ледорубами и лопатами в руках. Ни днём, ни ночью нашему Серёньке Гузенко нет покою, то ли сам он не дослужил своё положенное, то ли вдогонку, заочно, перед уволившимися своими сослуживцами добирает зверством нрава и издевательствами по службе, то ли компенсирует издевательства других над самим собой. Видно последнее и есть правдой жизни, такую мелюзгу, точно лупили и лупили крепко, вот оно и вылезло наружу и осталось добивать других вместо тех, которые его дубасили в роте или батарее, где он полтора года пищал и копил месть для нас. Ещё один кадр появился в роте, другой прапорщик по фамилии Чекан. Чекан командиром зенитчикам приходился, взвод особый, но близкий к мотоциклетному. Взвод тихий и не заметный, на учениях с трубами на броне БТРа, целый день бессменно на морозе или на жаре, в роте ни одного наряда мимо них, ни по роте, ни по столовой, где мопеды, там и зенитчики. Если мы не справляемся с регулированием до Либерозы или до Эйзенаха или в Гарц, они на одном перекрёстке с нами. Люди нашей закваски и часть штабной пехоты. Воемя подошло к обеду, а рекогносцировщики всё не возвращались, далеко их закинула судьба. Ждать сбора всех ожидающих обеда не стали, пробежали по кунгам, палаткам, кабинам и в очередь. По кабинам прошли парой, зампотех со взводным мазуты, прошли шумно, результативно. Бить стёкла у машин боковые, как это делает полковник Коваль, начальник ВАИ дивизии, не стали, решили вопрос более простым и демократичным способом, с помощью простого демократизатора по Твердуновски, по зампотеховски. Надрали зады обычной подобранной в лесу хворостиной или батогом, как называл его Иван Иванович Носков, простым казнением провинившихсяпо ниже пояса и по плечам, ну, ещё немного по ошибке по каскам, рукам и плечам, но это действительно чисто по ошибке, только в тех случаях, когда убиваемый цеплялся за никчёмную жизнь в армии и крутился волчком при нанесении справедливого возмездия. Возмездие справедливое, да, разьве желаемое? Да, кто из вас не лез в кабину машины и не пытался там отогреться, как следует от мороза, накуриться до синевы стёкол и получении какйфа при растоплении массы? Кто не пытался поспать ночку в жарко накочегаренной кабине урала или зила, газона или уаза? Кого из вас могли запугать сказки про троих угоревших этой зимой в другой части? Кого могли запугать сказками про коварный угарный газ и тихую смерть от него. Прошёлся замполит Кузьмич, поприветствовал своё воинство, выстроившееся у раздачи пищи, ни словом не обмолвились казнители душ своему партийному начальнику, хитро посматривали в сторону чесавшихся и стонущих, скуливших и подвывавших, скуливших, терпевших боль, но знавших, что никто их ротному продавать не собирается и благодарных за это с первого дня службы своим командирам взвода и зампотеху. Палка и пинок, дело справедливое и каждый знал на, что подписывался, палатка для отдыха, кабина для работы. Машины должны выйти из парка и прибыть в том виде и с тем количеством бойцов, что и числится по книге учёта личного состава. Прошлись батогами, правильно сделали, каждый из битых счастлив тем, что про него тоже не забыли, а Ваньке в этот раз досталось больше, чем нам с тобой в прошлый. Прятались по кабинам и дальше будем прятаться, лупили палками за это и дальше будем, а сейчас не время об этом чесать языками, получи первое-суп картофельный с макаронами, не помещающимися в котелке, кашу гречневый продел с тушёнкой, компот и пару кусков белого и чёрного и отвали в сторонку. Пайка обжигающегося супа и каши пошли гулять по рукам, снег почернел от высадившихся прямо в него солдат, не было мочи больше терпеть голод, ели, не отходя далеко от кунга на колёсах, ротной кухни. Ели, аха-ха-ха-ли горяченной картошкой из супа, ловили из прозрачного бульона макаронины, а те ускользали, хватали их руками и вытаскивали, как червяков и глотали навскидку. Глотали и вспоминали, как продували полночи в наряде целый, громенный ящик длинных штуковин от паразитов, засевших внутри трубок. То ли правда, что их всегда продувать следует, то ли прикалывался повар над нами с сержантом дежурным, только переслюнявили мы своими губами все до единой трубочки, а сами то дело всё приглядывались к столу, блестящему нержавейкой, в поисках коварных корбункулов, но всё было тщетно и прикольно, ничего мы не увидали, а ночь потеряли и бродили весь день, покачиваясь от недосыпа, страшнее тех червяков, которых искали и не нашли. Сколько можно съесть на морозе сидя на корточках в снегу? Много, всё, что предложат и ещё немножко. Друг перед другом, с разговорчиками о домашней еде, еде всех национальностей, при наличии настоящей еды, замечательного варева, согревающего нутро насквозь. Всё пережитое и случившееся с момента побудки считается забытым и не стоящим внимания, как не существенное, обед прощал всем обидчикам и притеснителям всё. Служба начинала отсчёт заново. Сытый человек, он ведь добрый и обладающий широкой натурой, попросили чуток, совсем капельку, какой-то часик за деда покараулить печку или постоять в карауле у мотоциклов, ну или там, у палатки мопедов, ну а почему не постоять, в душе посветлело, потеплело от хорошего сытного цивильного обеда, чем лучше находиться в палатке с кандидатами и дедами, где над всеми духами будут ёрничать и прикалываться, а ты должен терпеть оскорбления на глазах своих одногодков и не заступиться за товарища и самому не отбиться от «гнуса» климата. Час постоять и потом ни каких подколов и придир, человек с мороза, дайте черпаки ему место у печки, обогревайся и вникай, будешь так себя всегда по хорошему вести и с тобой будут обходиться по честному, в армии других порядков не будет, а уж в палатке без начальства тем более. Живи, приобретай положительный опыт, через это все мы прошли и вы этого не минуете, будете борзеть и ерепениться, всем «миром» намажем. Лагерь сыто себя почувствовал, потянулись дымы сигарет и самокруток, табачок не выдали пока ещё, дело совсем хлопцы дрянь, курить приходиться мусор из карманов бушлатов в самокрутках, а стрельба по командирам мало толку приносит, каждому не настачишься, духи совсем с ног сбились в поисках дедам курева. Дело дошло до того, что в палатку лучше просто не соваться, а слоняться вне её пределов, то ли ради прикола посылают сразу скопом тебя и не знаешь, кого надо в первую очередь бояться и искать тому сигаретку или спичку, то ли и правда им не чего курить, то ли засранцы, на спор режутся, какой из духов больше своего дедушку любит и быстрее сигарету для него добудет. Вот паскудство, а не служба, скорее бы на перекрёсток или на марш, пусть мороз по кожзаменителю и сырые портянки к подошве примерзают, только бы не терпеть больше издевательств с глупыми приколами. Автобусы со штабными офицерами вернулись с рекогносцировки, командиры наши кинулись к ротному, который тоже ездил и прознавал получше, какими маршрутами выводить колонну и какие указания давать командиру взвода регулировщиков, сколько и куда ехать, где следующий лагерь стоянка, сколько там пробудем и к чему готовить личный состав с техникой и себя в том числе. Лемешко, делился увиденным, рубая ложкой из миски второе, наваленное от души поваром Вовой и вёл себя не в меру нервно и резко. Он до сих пор находился под воздействием той обстановки, которая присутствовала при разборе полётов и поездке за пределы лагеря с начальником штаба в одной машине. Ротный передавал своим слушателям важность и сложность проводимых учений, давление высоких погон на его статус командира комендантской роты и вообще на всех присутствующих штабных работников. Слушатели (наши командиры взводов и начальники служб) в процессе монолога ротного, всё ниже и ниже опускали головы и к концу разговора прониклись на сквозь состоянием, царившим в настоящее время в штабе дивизии, они были теперь в курсах всего происходящего и с этим багажом пошли громить ближайшие к ним наши тылы. Закончить погромы и чистки до конца им не дал посыльный из штаба. Командир роты, не успевший толком справить нужду по малому, поправляя на ходу многочисленные ремни и портупеи, приводя свой пижонский танковый бушлат в норму, и придерживая одной рукой планшетку к своему боку, рванул на ходулях в сторону огромной штабной палатки. Не успели полы палатки успокоиться, как командир роты вылетел от туда, выхватил из кармана трубочку и направив её прямо в зенит, выстрелил из неё. Не приходя в спокойное состояние, он начал носиться по поляне и вращать своею правой рукой, в виде кривого стартёра, подсказывая, что надо в этом случае делать всем, кто его видит. Все поняли знак «заводной ручки» и бросились в рассыпную к свои машинам, полетели от машин в сторону маскировочные сети, захлопали дверцы кабин, зажижикали стартёры и первые моторы успели огласить рёвом лесную поляну, в роте объявили тревогу, всем было приказано сниматься с мест, разбирать палатки, грузить имущество в кузова машин и выстраиваться в походную колонну. Что делать в первую очередь, что во вторую, кого слушать, куда бежать? Первым вырубился дизель электростанции и стало так тихо после него, что стало слышно, как работают моторы мормонов, слышны стали команды и приказы. Во взводе регулировщиков мнения на счёт сборов разделились, деды и кандидаты бросились из палаток к своим мотоциклам и стали их заводить, помогать выбуксировать своих товарищей из снежного плена, до палатки им дела совершенно никакого не было, палатку рушили духи и черпаки, некоторые черпаки улизнули, покрутившись с минуту возле нас и помчались тоже к своим машинам. Нас осталось около шести духов и растаскивать имущество и складывать саму палатку пришлось в меньшинстве. Печку выкинули прямо в снег и там она шкварчала и оглашенно шипела и в бессильной ярости плавила снег и пускала из него в небо пар, трубу кинули рядом с печкой и от неё в скорости тоже протаяла канавка в снегу, колья повыдергали, палатку обрушили ниц и пошли её месить в снегу и протаявшей под нею грязи. Силы, да и желания, складывать её компактно не было, дотащили до кузова зебры, да так и закинули прямо сразу у заднего борта. Колья покидали, куда полетели по кузову, печку ковырнули сапогами по насту, вроде не шкваркает, значит можно туда же в кузов тахторить. Трубы от печки закинули рядом с кроватями и матрацами, они ещё раньше остыли и опасности не представляли в плане пожара. Мы были практически готовы выезжать на регулирование, наши мотоциклы в большинстве своём были впереди походной колонны, возле них крутились ротный со взводным и раздавали каждому водителю по клочку бумаги с альбомный лист, то были кроки маршрута, получившие их через некоторое время начинали обсуждать его и приходили к мнению, что таким же маршрутом они в прошлом году уже однажды ходили, ну это и к лучшему, говорили они. Мы обгоняли начавшиеся вытягиваться в колонну машины и тоже стали пристраиваться к старичкам из нашего взвода. Мне пришлось меняться командиром, потому, как Миша Жидков уже прокололся однажды и приставили меня к Пете Мельнику, пареньку из посёлка имени Котовского, что под Одессой. Петя был лучшим другом Вите Стоге, хлопцу тоже из Одессы. Друганами у них были Юра Андрюшихин, хохмачь и приколист и Толя Куприн из Казахстана. Хлопец Петя был лопоухим и смешным парнем, пробовавшим учить других и ничего не умевшим сам делать, хвастовство и выпендрёж, вот его удел, гонору много, толку от такого человека мало. Но, как известно, с кем приказали ехать в паре, с тем и поедешь. Из нашего призыва машины имели Шеремета Сашка, Толян Деревяникин, Игорюша Собакин, Коля Умрихин, Коля Чистяк, Вова Тюрин, Христов (имя забыл) и ещё некоторые, взвод был большой и по количеству машин очень приличный. Машины все исправные и могучие, объезжая колонну по обочине дороги не выбирали и сунулись по самую ступицу по снегу и хоть бы раз мотором чихнули или газку прибавили. Стоянка прекратила своё существование и нам больше дела до этого места не было, нас манила даль, новый маршрут, новые посёлки и городки Германии, нам хотелось поскорее добраться до отмеченного на кроках перекрёстка и нервно подёргивая, как в чесотке, всеми частями тела, скорее начать регулирование. Минуты появления колонны, с высоко задранными включенными огнями фар, были истинным наслаждением и приводили регулировщиков в экстаз, вбрасыванием адреналина в кровь и вызывали порой судороги мозга, доставляя нам не передаваемые ощущения удовольствия и кайфа. Температура воздуха держалась вторые сутки на отметке минус 4-6 градусов, это было конечно прохладно, при сыром-то воздухе, но вполне пока терпимо, только, что пообедали, потом на разборке палаток разогрелись, жить можно, доедем, маршрут, говорят старички, совсем коротенький. Через некоторое время в небо полетела вторая ракета, выпущенная нашим командиром роты и колонна начала своё движение из лесного массива. Первыми выскочили из него мы, затем резво, на хорошем ходу вынырнули БРДМки охраны, затем пошли УАЗ-469 комдива и его заместителей и начальника штаба, за ними на УАЗ-469 наш командир роты, за ними «зебра ГАЗ-66» парой, далее машины, приданные нам из батальона связи, потом наши штабные фургоны-салоны с прицепами, за ними машины с прицепами, перевозившими штабное имущество и палатки, далее электостанция, за ней передвижной походный штаб (бабочка), далее машины картографов, секретчиков, кинопередвижка, ПАК, куча ГАЗ-66 и уралов, мормонов, ЗИЛ-131, с кунгами и обязательными прицепами, ЗИЛ-130 с прицепами хлебовозками и водовозками, потом редакция своей колонной, потом хитрые особисты колонной, а в завершение всей этой махины шли и подчищали всё за собой ротный урал заправщик, еле пиливший под своими пятью тоннами бензина и машина ЗИЛ-131 техпомощь МТОшка. Солидная получилась кишка и смотрится на трассе довольно внушительно для такого малочисленного подразделения.
Владимир Мельников : окончание рассказа КШУ-2 Дело было послеобеденного, скоро стало потихоньку сереть и вечер занял свою позицию на нашем марше. Колонна шла ходко, поджимая мотоциклистов и буквально наступала нам на пятки. Дорога была чищена и смотрелась широким шляхом, машины держались интервалов, но случались и прорехи в колонне, их старались залатать и держать марку комендантской роты. Впереди ушедшие регулировщики стояли на перекрёстках и нас пока вперёд не посылали. Мы шли практически перед носом головных БРДМов и в любую минуту могли оторваться на пару сотен метров, загнать чуток на обочину мотоцикл и успеть, если надо будет, отрегулировать колонну в другом направлении. Ротное начальство опасалось, видимо, опять потери регулировщиков и хотело провести учения на оценку «удовлетворительно». Встречных машин попадалось, как всегда, не очень, дороги для движения колонн выбирались, как правило, брошенные и забытые самими строителями дорожниками. Я сидел тихонечко сзади Пети на седушке и о чём-то тихонечко мечтал, делиться о прошлой гражданской жизни с ним я нежелал, он был из числа наших притеснителей и общаться с подобными очень оно мне надо было. Ехали и не более, чем, да, нет, ага, ладно, не говорили друг другу, он был очень гоношистый и имел ко всему не Одесскому высокомерие и гонор. Мы двигались впереди и ничего не видели сзади себя, оглядкой назад, много не рассмотришь, а там творились чудеса. При обгоне колонны одной из наших «зебр» обнаружилось странное видение, прямо в серёдке колонны двигался автомобиль, редко встречаемый на дорогах ГДР, не похожий на немецкий и не похожий на БНДшный, но это и не наш, но тогда чей и почему свободно чухает между наших зилов и газонов? Командир взвода с водилой Сергеем Лавриненко, не стали долго думать и соображать по этому поводу, они чисто по-русски стали прижимать его своим ГАЗ-66, расписанным в боевой окрас полосами, к машинам, шедшим впереди и позади уродца странно военного цвета. Стали, мало того, что прижимать сами, но ещё и усиленно сигналить бибикалкой и высунувшись по пояс из бокового стекла кабины, стали активно и призывно махать руками впереди и сзади идущим транспортным средствам, приказывая первым начать торможение, а задним плотнее прижимать чужестранца своими передками. Водители и старшие не соображали поначалу, что от них хотят, но потом, не понятно, каким образом сообразили, что от них хотят и стали чётко выполнять указания и сокращать сначала интервалы, а потом и вовсе ударили по тормозам. Часть машин оторвалась и ушла вперёд за нами регулировщиками, а та часть, которой из «зебры» приказывали остановиться, так и поступила. На трассе оказалась задняя часть нашей колонны со странной машиной, зажатой с трёх сторон. К этой машине первыми рванул Сергей Гузенко, его водила Сергей Лавриненко из Украины, затем повыскакивали водилы и старшие из ближайших машин и первыми рванул Сергей Гузенко, его водила Сергей Лавриненко из Украины, затем повыскакивали водилы и старшие из ближайших машин и начали брать в кольцо окружения похожую на военный джип машину. Сидящие в джипе не сопротивлялись, но и сдаваться просто так не собиралась. Иностранная миссия связи с английским флажком, прижатая к обочине, делала всевозможные мероприятия, чтобы не быть пойманной с поличным и не быть выдворенной из ГДР, она пробовала сдавать вперёд-назад, стараясь раскатать для себя побольше пространства для того, чтобы можно было попробовать ускользнуть через кювет, съехав на обочину. Водилы тоже не будь пальцем деланы, маленькими шажками поджимали её к впереди стоящему уралу и даже не думали, кого то бояться, а даже наоборот, пробовали её раздавить своими далеко торчащими лебёдками на бампере. Миссия связи не уступала им и даже продвинулась в своих попытках улизнуть через не загороженное для неё пространство справа со стороны обочины. Офицерам миссии даже удалось поставить машину почти поперёк дороги, мордой к обочине и тогда наши бойцы пошли на отчаянный шаг, они стали охватывать её в кольцо, широко раскидывая руки, будто собираясь ловить птиц. Это отрезвляюще подействовало на миссионеров и те окончательно успокоились, опустили стёкла и стали подзывать к себе старших. Старшие быстро нарисовались, и завязался монолог тупого с глухим и одновременно немым человеком. Моторика жестов и рук не помогала, а наоборот выставляла обе стороны идиотами, но общение продолжалось. Разговор начал складываться лишь тогда, когда из окон миссии солдатам и офицерам предложили отличные импортные сигареты Кэмэл и дали всю пачку на растерзание. Курева не было, как такового ни у кого, но даже если бы оно и было, от сигарет с верблюжонком на фоне жаркой пустыни никто бы всё равно не отказался, сигареты похватали и разговор продолжился сначала с одобрительных отзывов о верблюжонке, а затем дошёл до вопросов типа «а, не скажете ли , уважаемые союзнички, какого Х вы забыли в расположение нашей части и вообще?» Придуриваться больше не получалось, сигареты дотягивали, а пока одни дотягивали, другие гнали по краю обочины МТОшку для того, чтобы намертво лишить и думать свалить из наших лап миссионеров. Машину поставили так, чтобы намертво закупорить бутылку и стали ждать дивизионную ВАИшку. Как и каким образом осуществлялась связь, то я не знаю, ВАИшка прибыла на место происшествия, был составлен акт о недопустимо близком приближении машины иностранной миссии связи к военным колоннам, им предъявили акт для подписания и процедура задержания закончилась. Колонна стала приходить в движение, всё рассосалось, как и не бывало, мы продолжили движение, а машина миссии связи и ВАИшка отправились выяснять свои договорные отношения дальше. Обо всём этом мы узнали только через несколько часов уже в лагере, Сергей Лавриненко, парень из Украины, очень крупный и очень скромный и не говнистый, призыва осень 1979-1981 года, ходил гоголем и все завидовали ему исключительно доброй завистью, завидовали и гордились им, гордились собой, ротой, мотоциклистами, своей службой и не могли оставаться равнодушными. Это надо же, какая наглость, запереться прямо в колонну и спокойно следовать вместе с нами по нашему маршруту, не стесняясь совершенно ничего и ничего не боясь! Каждый теперь только и думал и представлял, как он только то и делает, что широко расставленными руками с жезлом на одном из перекрёстков зажимает к обочине миссию, сдаёт её по счёту ВАИшке и не дожидаясь похвал и объявления отпуска, за пойманное высокопроходимое чудовище с флажками, в ближайший магазин за бумажным чемоданом и горой наклеек для него. Но, мы пока о происшествии не знали и ехали с той частью колонны, что оторвалась и ушла далеко вперёд. Местность стала сильно холмистой и переходила в подобие гор, но это были ещё не горы, горы будут на дивизионке, а это пока так, холмики. Колонна свернула с большой магистрали на булыжную одноколейку, повела весь хвост в низину и вывела в небольшое каменное поселение или даже городок. Петя вывернул нашу машину в сторону с трассы и мы оказались с ним на маленьком сельском перекрёсточке в центре городка с горошину. Наступила очередь для регулирования, мы спешились, осмотрелись вокруг, Петя для надёжности кинул лучик нагрудного фонарика на клочок бумаги с кроками маршрута, что-то пробурчал сквозь намордник и махнув мне на съезд, приказал оставаться там и при приближении колонны останавливать встречный транспорт и до прохода колонны перекрёстка ни кого не пускать со стороны центра. Сам занял более привлекательное место, указатель поворота влево, но на перекрёсток выходить не спешил. Не спешил, потому, как машин пока не видать было из низины, городок ещё не ложился спать, по улицам двигались прохожие, магазинчики и конторы ещё горели огнями и было на, что посмотреть и он решил прогуляться по перекрёстку. Люди на нас внимания не обращали и проходили занятые своими проблемами и только перед самым появлением колонны ко мне подбежали пара мальчишек и стали приставать и клянчить значки или эмблемы с петлиц. Я не знал, как себя с ними себя вести, рядом были их родители, потом ещё этот Петя, но не долго думая, поснимал с ПШ свои петлицы «капуста» и поотдавал детишкам. Потом они стали просить ещё и мне пришлось отхватить пару солдатских пуговиц с куртки и отдать прыгающим от радости немецким киндерам. Петя мою затею не одобрял, а потом спохватился, да было поздно, просить сигареты или попробовать предложить купить их родителям наручные часы уже вышло время, рёв выскочивших бронемашин и свет автомобильных фар ударил по нервам, свет выхватил нас с пацанёнками, я кинулся на своё место, Петька пулей рванул на своё, мы заняли положенное состояние и регулирование началось. Бронемашины промчались воя своими мостами и обдавая нас струями газов, вырывающихся из моторов, стали подтягиваться и валиться набок от перегрузки машины с прицепами, мы стояли навытяжку и только успевали отдавать честь всем автомобилям УАЗ-469 в которых ехало штабное начальство и наш командир роты. Не дай Бог нас не окажется на перекрёстке или кто-то из нас забудет или не успеет отдать честь, не дай Бог нас застукают с немцами или бабой, или спящими на обочине или жующими бутерброды из рук немцев и запивающие их какао из их термосов! Я стоял опустив руки по швам спиной к той полосе по которой могли поехать навстречу немцы, Петя стоял в центре перекрёстка и как ужаленный или заведённый солдатик махал светящимся толстым жезлом с двумя большими батарейками внутри, показывая направление и одновременно вращательными движениями в виде мельницы, показывая знак «ускорение» для водителей машин. Ускорять приходилось всегда, машины должны были двигаться с одним интервалом, не разрывая колонну на части. Мы подгоняли их вперёд, водилам было, если честно, не до нас, они на огромной скорости слетали с горы и поворачивая резко под углом налево, так крепко хватались обеими руками за баранку и до того быстро ею вращали, заваливая тем самым сильно перегруженные машины почти до состояния опрокидывания, выхватывали их практически из мёртвой точки и схватив край обочины без твёрдого покрытия, еле выравнивали их и долго потом приводили в чувства болтающиеся за ними прицепы. Немцы с ужасом смотрели на кульбиты машин и борьбу водил за их выживание, в их стране такие вещи с автотранспортными средствами никогда не делали, технику берегли, холили и лилеяли, одним они, правда грешили, это и они сами признавали, они никогда зимой машины от снега не чистили и не прогревали, просто подходили, рукой напротив руля проводили, счищали снег с площади размера под один глаз, вставляли ключ зажигания, дрынькали, врубали первую передачу пластикового драндулета и рвали с места в карьер, убивая всё живое в резиновом моторе. Почему, спросите, резинового? А хрен их знает, два цилиндра от нашего мотоцикла, танковый ворованный аккумулятор и гора резиновых труб и патрубков вместо радиатора и ещё чего то! Колонна проскочила, немцы собрались уходить, мы с перекрёстка. Петя рванул наперерез к родителям пацанов, шпрехен, не шпрехен, руку до локтя от куртки чёрной освободил и перед изумлённой публикой появился магазин на колёсах от первых и вторых Московских часовых заводов, Слава, Восток, Запада не оказалось. Петя им снимает, браслеты, бой, ход демонстрирует, тщетно, люди не взяли с собою таких денег, а за бесплатно он сам не отдаёт. И тогда, чтобы отвязаться от нас и в знак благодарности, немец решил самым дешёвым способом отделаться от назойливых спекулянтов, он предложил нам просто угоститься из его пачечки сигаретками типа «солнечные», коротенькими и сладенькими эрзац папиросками. Других прохожих нам завлечь на торги не получилось, городок был хитрым и жадным, а самое обидное, грошей у них для нас было совсем мало, чтобы сторговаться на 450 марок и более за одну пару часиков. Осмотрелись по сторонам, обосрали жадных и убогих немцев последними словами, Петя рассказать успел самую хвастливую историю из своей регулировочной практики и на этом наш разговор о немцах и часах завершился. Далее пришлось скучновато, остатков колонны долго не было, мы каждый про себя придумывали различные версии и догадки, но её, как не было, так и не было ещё около сорока минут. Увидеть весь городок нам не довелось, всё оно однообразное, когда ты сам на всё это смотришь и ты там, а не здесь, всё, как во всех дорфах или городках. Чистенькие улицы, окна без занавесок, люди ходят по дому раздетые, не стесняются походить и смотреть на тебя в ночном белье, кругом блестящие витрины и не закрытые на амбарные замки магазины. Завидно немного от того, что они уже дома и могут делать сейчас чего хотят и идти куда захотят, но делать нам не чего, служба нас обязывает быть особенными и чего тут говорить. Колонна выскочила неожиданно, как мы её не выглядывали, машины отрегулировали тем же макаром и в том же направлении. За последней машиной МТО техпомощь снялись с перекрёстка, последний раз оглянулись на сияющие витрины и освещённые тротуары и прибавив газку, стали обгонять колонну и рвать когти в лагерь. В эту ночь всё повторилось, как в дэ-жа-вю, лес, высоченные ели, просека с поляной пока не известных размеров, машины ломающие кусты и ёлки своими неповоротливыми махинами, маскировочные сети, освещение только от фонариков, жезлов и мотоциклетных фар, раскидывание снега под палатку, вырубка кустарника, наламывание лапника в огромных количествах, установка и растопка печки и поход в полупотёмках за ужином. Проверка личного состава и первые тёплые слова от командира роты и замполита. Марш прошёл успешно, была поймана миссия иностранной державы, именинник вот он перед вами, качать его, качнули, ещё качнули до неба, отпустили из объятий, а всех продолжает колотить колотун, не то от многочасового марша, а может от возбуждения и нетерпения снова рвануть на трассу и может удастся, так самому в одиночку, голыми руками рвать ту проклятую миссию и тащить её до начальства, чтоб появилась у тебя возможность, прямо сейчас, пока не закончились учения, махнуть домой, до мамки, до чувихи и до воли! Ужин, отбой, холод в палатке от плохо топленой печки, мордой в лапник на пузо в рукавицах и с подвязанными клапанами шапки на подбородке, прямо в шерстяном наморднике, не умываясь и не чища на ночь зубы. Какие зубы, о чём вы, спать и только спать, целый день с шести утра на морозе и ветрюгане, сидючи задом на холодной седушке сзади водилы. Ночь спали и про посты либо забыли, либо про мены забыли, не нашли ночью в темноте, может другие фамилии были названы начальством для бдения у печки и у палатки с мотоциклами снаружи, не знаю, спал и выспался, даже при том, что пожидились в этот раз печку калить до красна. Третий день учений прошёл без особых перемен. Утро, зарядка, уборка территории, завтрак, марш по дорогам Германии и к ночи прямым ходом в Галле. Перед ужином прибыли и сразу построение перед штабом дивизии. Начальник штаба вызывает Сергея Лавриненко и взводного, объявляет им благодарность, а Серому в добавок ещё и отпуск! Все ещё в лагере уже знали, что отпуск Серому обеспечен, каждый примерял награду к себе и каждый считал, что и он так смог бы, попадись ты ему только та проклятая чудо-юдо машинка с иностранными флагами на передке. Приказ зачитали на слух, нас распустили заниматься заправкой машин и их постановкой в боксы. Час тому позже мы вломились в помещение казармы и кинулись скидывать свои сапоги и ахать и охать от получения кайфа от горячо нагретого пола казармы. Пол на первом этаже, рядом дверь на улицу, пол выложен из каменных плит, дневальные в шоке от нашего поведения, они в удивлении не могут никак взять в толк, как может ледяной пол быть раскалённым и от него можно получать босыми ногами тепло? Нонсенс, но только для тех, кто не познал службу регулировщика и не стаскивал сапог с примёршими к подошвам портянками. Да, для таких, как мы пол действительно был огненным и мы долго согревали на его поверхности околевшие ноги и получали удовольствие. Неделю после учений рота бурлила и пересказывала случай с миссией, а через день начались новые учения, новые КШУ, но это уже другая история.
свн: ...у нас тоже самое произошло...англичане угощали "Кэмелом", когда миссию задержали на территории 68-го полка местные жены офицеров и прапорщиков и ВАИ-шники...
sergei: Владимир Мельников пишет: пришлась к месту липовая декларация с нашей печетью из ленолиума с логотипом Брестской таможни в виде двух скрещенных метёлок, осели в карманах парадки 96 марок с копейками, Как то в классе 9-ом,попросил меня знакомый боец с первого батальона 243 мсп(познакомились на свинарнике.был он там ,одно время ,главным поросятником 243 мсп)получить денюшки.Получал по комсосмольскому билету.По иронии судьбв жил он в распложении моей будущей роты... Немцы сильно не заморачивались по поводу обмена.Видать выгодная эта штука была.на контробанде рублевый счет пополнять... Владимир Мельников пишет: Домой пошёл, на тот конец гарнизона, мимо санбата, мимо химиков, мимо противотанкистов, мимо батальона связи, далее мимо дивизионной губы, потом за ворота части, а там их двухэтажки Володя,очень мне этот маршрут интересен.До 77 года,включая и 60-е,существовало КПП ,которое выводило на кольцо через 243 мсп.То-есть мимо штаба дивизии,дивизионного плаца,гостиницы 14 а ,где проживал одно время Василий,далее налево по армян штрассе,до дома,где впоследствии расположилась начальная школа,а в 70-е жила моя подружка.Там поворачивая направо и упирались в КПП.Это было быстрее,чем через КТП.Володя,поясни,было ли в ваше время вышеописываемое КПП ,или нет? Меня этот вопрос интересует,так-как прибыв в 85 году в Галле на службу-я очень удивился,когда уперся в заложеный проем стены.
sergei: КРУТОЙ ДЕД Сосед по гаражу рассказал. Морпех кадровый бывший. Недавно по выслуге в запас ушёл. Далее – от первого лица. Как-то в прошлом году пинали с внуком (кстати, зовут Олегом) мячик на школьном стадионе. В десяти метрах от стадиона строят двухэтажные гаражи. Малолетние супермены набрали там кирпичей и разбивают ребром ладони рядом с нами. - Как это у них получается? – заинтересовался Олежек. Решил пошутить: - Кирпичики склеенные. Местных Рэмбо это задело, поставили на два кирпича третий, предлагают разбить. Аккуратно ладошкой раскалываю кирпичик. Впрочем, история имела продолжение через несколько дней. Возвращаюсь поздно вечером домой мимо стадиона. Навстречу трое. Один прикурить просит, другой сбоку заходит и ножом-бабочкой поигрывает. Последний раз меня так пытались ограбить лет пятнадцать назад. Я аж прослезился от умиления. Ну, прям, как дети малые. В это время выдвигается третий, присматривается ко мне и говорит: “пацаны, идём отсюда, этот дед не курит!!!”
Admin: sergei пишет: “пацаны, идём отсюда, этот дед не курит!!!” Даааа супер...
sergei: Володя,ты не ответил на мой вопрос о маршруте...
Александр: свн пишет: .англичане угощали "Кэмелом" при мне ник-то никого не угощал.......они даже не вышли из машины,после того как их на бордюр ГАЗ 66м загнали,хотя любезно просили
свн: Во-о , Александр, наконец-то ты вспомнил этот случай раздолбайства ваишников 243 мсп на въезде в ваш полк...год по -моему был 86-ой...А ваишником заступил кто-то из наших с РМО (по моему А.Куфтырев)...Короче, когда ВАИшник проспал миссию...бабы разбудили, а она уже у штаба полка каталась..., спросонья еще не мог завести машину, а бабы заарестовали уже миссионеров...Так вот-Андрюша притащил миссию связи в комендатуру Галле прямо во двор...Вояк-англичан было двое...они зашли в здание,....а через минуты3-5 вышел один-водитель и около авто , вокруг которого крутились наши, спросил типа-какие проблемы-прапорщик????(по русски) Андрюха растерялся..., англичанин подарил ему пачку Кэмела.....и через 2 часа прапорщик еще заполучил в нагрузку кучу пизд@лей, за проворонивание миссии и за то , что притащил их на территорию комендатуры...Будет время-напишу подробней!!!
sergei: свн пишет: Андрюха растерялся Какую инструкцию получил,так все и выполнил...Все же мы не считали их врагами.Так-гепотетически!!!Биться-так биться,чего в жопу орать...все было наоборот...
ВВГ: свн пишет: раздолбайства ваишников 243 мсп на въезде в ваш полк...год по -моему был 86-ой...А ваишником заступил кто-то из наших с РМО (по моему А.Куфтырев)...Короче, когда ВАИшник проспал миссию Немного не понял, что 243 полк имел какой то въезд мимо дивизионного КТП? и где дежурили ВАИшники... Как на территорию попала чужая машина В 86 году в городке что то было по другому?
sergei: ВВГ пишет: 243 полк имел какой то въезд мимо дивизионного КТП? в 243 мсп кроме тревожных ворот бвло КПП через дивизионный плац.Ключи от ворот находились у дежурного.Через эти ворота мы часто выезжали на полегоны или регулировку,если КТП бычило... КПП на заднем плане. Только разговор идет о наряде ВАИ и Вермлиц.А препроводили их в комендатуру.Это в центре города.
sergei: Это комендатура.Слева моя школа ,которая функцианировала как русская,до 69 года,а ВАИ гарнизона распологалось там ,где стоял фотограф этой фотографии, чуть дальше,рядом с улицей,по которой ездили трамваи и делали поворот в сторону вокзала.
ВВГ: Теперь не понял с 68 полком, там кроме одного из КПП, нужно было пройти и через ворота полкового КТП... sergei пишет: КПП на заднем плане. Если это КПП дивизии которое мы называли центральным, оставляя его слева мы ехали до КТП... ... если привозил офицеров полка в парадках для участия в каком то построении то останавливался на маленькой стояночке (машины на 3) у ворот этого КПП, что бы не проходить через КТП - лишняя морока была...
ВВГ: А с миссией у нас был случай как раз по дороге на КТП дивизии я его размещал на "параллельном" форуме... Вот этот Один раз, наш бензовоз Урал 375 двигаясь к центральному КТП перекрыл дорогу автомобилю иностранной военной миссии связи, они по видимому не рассчитали и вышли на КТП, а там тупик - ворота. Развернулись, а тут бензовоз дорогу перекрыл. Водитель мысленно наверное был уже в отпуске, расслабились вышли поглазеть на врагов (старшим машины был командир взвода бензовозов), ну а те парни не лыком шиты по тротуару между забором и бензовозом впритык прошмыгнули и ушли... следом идущий Уазик пытался догнать их, но куда там...
sergei: ВВГ пишет: Если это КПП дивизии которое мы называли центральным, Нет,ЦКПП было у ГДО Это вид с генеральской гостиницы.Просматривается и трамвайная останоыка.
свн: Сергей всё Разжевал!!!!...ВВГ пишет: Теперь не понял с 68 полком, там кроме одного из ..а в гарнизон Вермлиц миссия заехала со стороны ДОСов, игнорируя знак запрещения проезда миссий связи....и доехали до плаца полков ...Подробности не знаю, тк не сидел с ними..., но видимо наши очухались , да и "сарафанное радио" сработало...-миссионеры были изловлены..Когда майора-миссионера (уже в комендатуре )спросили , какие последствия будут, на что он ответил...-ну из Германии откомандируют ,.... в другую страну пошлют..
sergei: Вот еще пару ракурсов ЦКПП...эти фотки есть в теме "Виды города"-закрытая часть...
ВВГ: свн пишет: стороны ДОСов, Дальше они упёрлись бы в ворота КПП, за которыми была сквозная дорога между полками до КПП в сторону Аммендорфа свн пишет: игнорируя знак запрещения проезда миссий связи....и доехали до плаца полков В моё время по видимому в каждом полку был свой плац (у каждого была своя территория разделённая упоминавшейся выше дорогой), а с дороги в каждый полк были ещё одни ворота КТП на которых тоже был наряд...
ВВГ: sergei пишет: Это вид с генеральской гостиницы.Просматривается и трамвайная останоыка. Да узнаваемо, хотя я его чаще видел с другой стороны...
sergei: ВВГ пишет: В моё время по видимому в каждом полку был свой плац Это так.У каждого подразделения-свои атрибуты!
свн: Вот поэтому и надо тех , кто помнит эту историю (к примеру Александра Ткаченко)...я просто небольшие подробности упускаю....:-как у прапора не заводился ЗИЛок-130, тк забыл свой "наворот"-массу под сиденьем включить...да ещё "кривым стартером" машину заводил ..., пока не вспомнил, что масса выключена...., как женщины взяли в кольцо миссию..., что ВАИшник приволок миссию на жесткой сцепке в комендатуру..., как потом разборки были-почему миссия развернулась напротив штаба 68-го и прочие-прочие подробности нашего раздолбайства...(я не говорю про знак, который стоял перед вермлицким гарнизоном в кустах -полусогнутый -и практически не очень-то и заметный ...)
sergei: свн пишет: в кустах -полусогнутый -и практически не очень-то и заметный ...) примерно такой нет бы такой:
свн: ...ну это не армейские байки..что-то мы отвлеклись от темы..., хотя попал я в 83 г с мех/водом танка № 119 на видео французской миссии с нумером №11...они засняли нас около Дессау, а амерам не отдались!!! испугали своим разьяренным видом !!! Спасибо, что ШТАЗИ пердупредили, а то слетелось-бы воронья со всей В.Германии ...
sergei: свн пишет: Спасибо, что ШТАЗИ пердупредили Хотелось бы подробней и предметней...слишком зашифровано...понимаем-Штази не дремлет...
ВВГ: sergei пишет: примерно такой Если бы миссии стали соблюдать порядки и ездить только под разрешающие знаки их бы расформировали. Но знаки знаками, а пройти двое ворот с суточным нарядом на каждых - это супер...
sergei: ВВГ пишет: Если бы миссии стали соблюдать порядки Это то понятно,только,когда знаков нет,при неудачных стечениях обстоятельств-к ним и притензий нет.захваченую миссию не пытали и не расстреливали,а передавали с притензией.Он глуботы притензии были и премии супостатов.думаю,что в эжтом случае экипаж поехал на Багамы...
свн: Вот воспоминания одного миссионера английских ВС -майора Майка Бартона, проживающего ныне в Нюрнберге (отрывок из личной переписки с ним...) ... стали выезжать на Либерозу на учения, стрельбы, тактические занятия." Либероза, как царь и Москва, далеко!! Почему не возможно было проводить учения в Ордруфе? Там большой УЦ был. Кстати, далекий путь также помогал миссионарам! Мой американский друг (п/п-к морской пехоты при АВМС, позже п-к) пишет, что в феврале 84-го года одна их машина увидела конвой пустых МАЗ-537, едущий по направлению либерозского УЦ. через Люббен. Миссионары ждали, укрывшись в лесу, и продолжали ждать, всего 12 часов. Потом "подарок" приезжал: трейлеры больше не пусты! Они фотографировали весь конвой - некоторые из Т-80 были больше не покрыты: ветер срывал брезент со танка. В то время Т-80 для нас оставался очень интересной игрушкой! От военных номеров было очевидно, что МАЗы подчинялись 23 тп 9 тд в Ризе.
sergei: свн пишет: далекий путь также помогал миссионарам Они боялись,что мы на них нападем...ждали удобного момента ,когда мы обессилим от пьянок???!!!А мы их пугали оголенными Т-80,которых они боялись.Они боялись,а нам было по...
Валерий: свн пишет: воспоминания Интерестно sergei пишет: боялись,а нам было по
sergei: Русских победить нельзя! Записки разведчика. Осторожно ненормативная лексика! Я американец, но вырос в СССР, мой отец служил военно-морским атташе при посольстве в Москве. Прожив 12 детских лет в Москве, уезжая, я говорил по-русски лучше чем по-английски. Но не в этом дело, мы недавно переехли в другой дом и я нашел свои логи, которые вел служа в радио разведке на тихом океане. Мои способности в русском языке были востребованы разведкой ВМС и я служил у них с 1979 по 1984 год. По долгу службы и для себя, я вел журнал. Казенную часть сдавал в архив, а свою себе. Мы — 7 человек, включая двух бывших немецких офицеров, которые побывали в СССР в плену, считались лучшими лингвистами в ВМС. Мы слушали эфир 24/7 и иногда, особенно когда были учения, проводили в наушниках по 18 часов. Что-то было в записи, а в основном «живой» эфир. Я должен признать, что русских нельзя победить именно из-за языка. Самое интересное говорилось между равными по званию или друзьями, они не стеснялись в выражениях. Я пролистал всего несколько страниц своих старых записей, вот некоторые: ** — Где бревно? — Х*й его знает, говорят на спутнике макаку чешет. Перевод: — Где капитан Деревянко? — Не знаю, но говорят что работает по закрытому каналу связи и отслеживает американские испытания прототипа торпеды МК-48 (Mark-48, тогда еще перспективная разработка) — Серега проверь, Димка передал что канадчик в твоем тазу зал*пу полоскает. Перевод: Сергей, Дмитрий доложил что в Вашем секторе канадский противолодочный вертолет ведет акустическое зондирование. (На тросе опускает зонд эхолот — по форме похож на перевернутый колокол.) ** — Юго западнее вашего пятого, плоскожопый в кашу срет, экран в снегу. Перевод: — (Юго западнее вашего пятого?) военно-транспортный самолет сбрасывает легкие акустические буйки в районе возможного расположения подлодки серии К, на экране радара множество мелких обьектов. ** — Главный буржуин сидит под погодой, молчит. Перевод: — Американский авианосец маскируется в штормовом районе, соблюдая радиомолчание. — Звездочет видит пузырь, уже с соплями. Перевод: — Станция оптического наблюдения докладывает что американский самолет заправщик выпустил топливный шланг. — У нас тут узкоглазый дурака включил, мол сорри с курса сбился, мотор сломался, а сам др*чит. Его пара сухих обошла у них Береза орала. — Гони его на х*й, я за эту желтуху не хочу п*зды получить. Если надо, пусть погранцы ему в пердак завернут, а команду к нашему особисту сказку рисовать. Перевод: Во время учений флота, южно-корейское судно подошло близко к району действий, сославшись на поломки. При облете парой Су-15 сработала радиолокационная станция предупреждения «Береза». Трам-тарарам… , при попытке покинуть район, лишить судно хода и отбуксировать.
ВВГ: Без комментариев, Русский язык действительно Велик и Могуч...
Владимир Мельников : sergei Сергей, извени, экзамены и каникулы, УРА! Теперь я ваш. Перед поворотом к выходу из городка была часть с большим плацом перед казармой и боксами, в том парке стояли плавуны на гусеницах и там почему-то было много ГАЗ-66 и с ними на прицепчике-колёсах от то ли Победы, то ли ещё чего миномёты с плитами в жопке. так вот, когда я ходил, то представлял, что они грузятся на тот плавун огромно-гусеничный и плывут до другого берега и там начинают скидывать их со своих спин. Так вот, проходил мимо них и поворачивал на дорогу, которая и сейчас есть и тогда была и через неё колонны выходили батальона связи и химиков и других и мы туда сто раз выезжали в город, на регулирование, через мост на быках, потом за город в поля, а оттуда влево по полям к садам с черешнями и персиками и абрикосами и воровали и днём и ночью. Так вот, там были просто воротца и чувак крутился со штык ножом и я ему сумку показывал от противогаза, а сам шёл к прапорщикам Носкову Ивану Ивановичу командиру моего автовзвода и зампотеху Юрию александровичу Твердунову прапорщику. Они жили в двухэтажке на первом этаже, я им делал ремонты, чинил электрику, работал у других прапорщиков там, я их сейчас и на помню. Припахивали почти каждый день и мне это нравилось, деды злились, это когда я ещё 8 месяцев регулём был, а наши из автовзвода все были при машинах, то-есть, при деле и каждому пох было, где ты, а где я, жили безумно дружно, потому, что, когда ты специалист, то твой авторитет и дедовские отношения не совместимы. Люди просто жили, как на обычной гражданке, дрочилово было в регулях от безделья. Справа от ворот была губа и её охраняли из 243 МСП, звери, но не люди, кто был на ГУБЕ, могут подтвердить. тот рассказ про губу, детские сказки. Серые чахотошные люди, потерявшие половину веса, вот истинное лицо губы, горы хлорки у очка и шум воды, не останавливающейся в потоке, страшнее нет муки, отсутствие работы (редко на уголь выводили на свинарку, это надо было заслужить) на всё секунды и нет курева и нет шинелей и одеял. Издевательства на уровне штрафбата. КПП, как такового не было, просто ворота и всё. Куда прятались солдаты? А я и сам не знал, там казарм было полно, а может было отведено им караульное помещение и они там бодрствовали и отдыхали. Въед был всегда нараспашку и никто его не закрывал днём, машины, мне кажется, даже и не знали, что те ворота вообще когда замыкались. Выезжали всегда, когда не было пропуска через главное КПП. Там можно было нарваться на офицеров из штаба при выезде и въезде и пилюлей огрести, а тут? Ворота и ворота.
Владимир Мельников : sergei Сергей, фотка очень мешает читать и писать, огромная. Ребята, вторую миссию чуть не поймали на трамвайке у самого въезда ЦКПП. Это было летом после входа колонны в ворота, она пристроилась за машинами и прёт за ними следом не отрываясь. Мы на "зебре" прижали её к последней машине и не выпускаем, те, что впереди миссии, прут и прут, мы им и би-би и из кабин орали и на крышу вылезли у кабины, пофиг! Им бы скорее в ворота и спать! Миссия на с видела и плевать хотела, едет не выруливает на обгон, въехала бы и по дивизии на выход ушла бы. Мы начали давить впритык ГАЗ-66 намереваясь просто ударить её, обнаглела и завела взводного, такой наглости не ожидали. Притаранить разогнались и почти коснулись, но она резко обеими мостами повернула влево и прямо выскакивает на голые трамвайные и высоченные рельсы и переваливается качаясь, как зараза на волнах. Мы к рельсам, да не взять их, скаты порвёшь и толку никакого, полный кузов людей с регулирования. Она перекувыркнула и по рельсам поехала в сторону ЦКПП, потом на скорости нас обогнала, а мы упёрлись в зад колонны и никак. Они на нормальную каменную брусчатку у ЦКПП вынырнули и пошли параллельно забору вдоль трамвайки. Мы, туда, сюда, а их и нет. Часть колонн ушла к воротам 243 МСП и на те дальние ворота, наверное и они туда подались. А на Вас я Майка вывел. я с ним давно переписываюсь.
ВВГ: Владимир Мельников пишет: Мы, туда, сюда, а их и нет Это они с вами игрались, чтобы вы машины побили. Нам на инструктажах так и говорили, что не умеете ловить не дёргайтесь На учениях а всегда договаривался с водителем переднего автомобиля об условных сигналах которыми мы будем зажимать миссию, в случае её появления. всё тщетно, там спецы будь здоров. Все учения в которых я участвовал, нас сопровождала Британская под № 6, и ни разы её не загнали... Просто помню, что в моём периоде службы в Хайде одну миссию загнали в песок и она села. По рассказам экипаж миссии даже не вышел из машины и ее вместе с людьми загрузили на грузовик и увезли куда то сдавать
sergei: Володя,я так понял,что про то КПП ,которое я говорю-ты даже не слышал.Значит его убрали в то же время.когда перенесли ленина на аллею героев...
свн: Владимир Мельников пишет: Миссия на с видела и плевать хотела, едет не выруливает на обгон, въехала бы и по дивизии на выход ушла бы. ...каждый выполнял свои задачи...В 82-м, когда перегоняли танки Т-62 на погрузку в Ангенсдорф для отправки в Союз..., миссионеры шастали в колоннах , как мыши на складе..., но нам было наплевать ввиду одностороннего вывода 25 тыс вояк и 1000 танков, провозглашенных с высокой трибуны Л.И.Брежневым.....Так вот-миссионеры просчитывали, просматривали, подглядывали.., но установки обижать их не было!!! И всё-же -совершали марши со всеми правилами ДД , старшие-в походном положении, мехи тоже, внутренняя связь,флажковая сигнализация, останавливались на светофорах, придерживались крайней левой полосы и пр.пр......Моя рота была (верне машины) самой задроченной-все танки прошли по 2 капремонта в Кирхмизере , "кидали" масло с бронзой с выхлопной на 2 метра...но сдал ребятам из Елани первый. Поэтому открывала движение ,длившееся полмесяца наша рота...Рота дембельская...выезжали так -впереди командир, сзади -зампотех...Едем потихоньку-я на башне, остановка на светофоре напротив Дворца Спорта и самолета..-рядом останавливается белоснежный мерин с западными номерами..., зампотех по внутр.связи меху -сделать перегазовку!!! мех- рад стараться!!!-мерин в гавне, как внутри , так и снаружи--успевать надо окна закрывать и рядом с коллектором не останавливаться....Так о "связистах"...затирались в колонну, но проехав немного понимали, что это чревато последствиями ...и ретировались,останавливаясь где-то в середине маршрута и провожали колонны...а мы случайно проезжая около них включали ТДА (термодым.аппаратуру) ,приветствуя союзничков ...Не знаю.., как миссинеры по дивизии -бы проехали.., но был случай , когда в 84-85гг заарканили одного немца на свалке , ходил собирал хлам и цветнину...Недолго походил-после 2-3-ей попытки был разоблачен и в "зиндане" сознался во всех грехах -мыслимых и немыслимых!!
Александр: свн пишет: наконец-то ты вспомнил этот случай раздолбайства ваишников 243 мсп на въезде в ваш полк.. Николаич это похоже не тот.Про которую я говорю там сработали как надо-сам видел.Они только сунулись на наше кольцо,а сзади ехала грузовая или 66й или 131й.Погнали их по кольцу и в конце концов загнали их на бордюр.Потом в авто-мешок их взяли и в комендатуру.Из машины они не выходили.Было трое их=офицер,водила-солдафон и наверное капрал или сержант какой-нибудь.Особист прибежал сразу,кипишу много было.
Александр: sergei пишет: Это комендатура.Слева моя школа Щас этих деревьев помоему нет.По моему газон сделали-прошло 4ре месяца,а я забыл........склероз Ё МОЁ!!!
Александр: sergei пишет: Это вид с генеральской гостиницы.П Вы куда такие фотки здоровенные ставите? У меня в комп не влазят. свн пишет: , что ВАИшник приволок миссию на жесткой сцепке в комендатуру... такого в принцыпе быть не должно,т.к. авто территория другого государства........те бы хай подняли до небес,а наши бы опиздюлились бы по полной программе sergei пишет: нет бы такой: У нас точно стояли с обеих КПП.Как щас помню.......подходил,пытался прочитать.
Александр: ВВГ пишет: пройти двое ворот с суточным нарядом на каждых - это супер... наряд тогда наверное опи@дюлился по норме Еще раз прямо из окна сп.помещения видел как заехала на нашу свалку и фотали.Вот на фото где машины в далеке-было тыльное КПП,а справа бугор свалка,вот туда и заезжали.
Владимир Мельников : sergei Сергей, вот эти дома наших взводного и зампотеха. А проход к ним был мимо вашего парка сзади, если пройти мимо свалки у столовой артполка, потом по парку с платанами, потом мимо ещё одного парка, я не знаю чей он. БТРы они все одинаковые, а экскурсовода не было рядом, бродил и думал, как бы из чужой части деды не припахали и не отмудохали.
sergei: Владимир Мельников пишет: проход к ним был мимо Я понял ,Володя.Просто повторюсь-До 77 года(а далеел не знаю)КПП на кольцо было напротив нашей пехотной санчасти на армянштрассе...Но,потом эта территория стала охраняемой и маршруты попадания на кольцо изменились...
ВВГ: Александр пишет: бугор свалка,вот туда и заезжали Ты имеешь в виду свалку за забором 68 полка (за КПП со стороны Аммендорфа)? Там всегда копались немцы, цветмет выискивали за зиловский аккумулятор негодный (6СТ-90) давали 20 марок, его цена в скупке была выше. В приёмном пункте металлов за 10 негодных танковых АКБ получили больше 1800 марок ГДР...
sergei: В Ной-штадт приезжала приемка всякой дряни.От баночек и крышечек,до бутылок и тряпок.жена часто ходила сдавать всё ненужное...
Валерий: ВВГ пишет: свалку за забором 68 полка Да...,свалка там была большая,а ещё одна была за забором недалеко от столовой,где немцы тоже капались...собирали тарелки и ложки из алюминия!!!
Владимир Мельников : А к нам немец на баркасе приезжал в автопарк, забирал бутылки, обрезки проводки, старые аккумуляторы, радиаторы, трамблёры, генераторы, электролит слитый, стеклянный бой. Покупал бензин и масло с уайтспиртом. Потом ехал к свалке артполка, что была сзади тира у штаба и забирал туалетную бумагу и увозил всё это. Мы ему спихивали по сходной цене всё, что он, не упираясь, покупал за марки.
свн: ...так вот , Володь, всё хотел подытожить рассказы твои....В 82г-перевооружение на Т-80, с 83 по 86 гг полностью наша 27-я перевооружается на современнейшую по тем временам технику-на смену УРал-375----4320, ГАЗ-66-только у минометчиков в основном, "Мармоши" становятся раритетом и беспощадно режутся и сдаются в металлолом, Стрела -10, Шилка-уходят в старые штаты дивизий, .....это всё я написал к тому, что ты служил на , вернее не успел поймать ПИК или момент максимально идеального варианта ГОсударства к Армии в отдельно взятом Соединении, а застал еще не ахти какую службу....Я не беру такие вопросы, когда "закрыли лавочку" отправлять с Групп на целину, когда заводы МОПа работали только в первую очередь на склады опять-же Групп , что образовались Ставки Направлений и прочее-прочее...
Владимир Мельников : Да, Василий, мы попали на перепутье, когда новая техника начала активно поступать в вооружённые силы, но это было только с конца 1982 года наверное. На дивизионках и при выводе полков в лагеря столько насмотрелись на старое и убитое и до того было жопно на это смотреть и понимать, что на то же самое и немцы смотрят и понимают, что мы хиреем и думают поганые за нас мысли... Так оно и получилось. Некоторая леди из ближайшего нашего города Лейпцига сильно стала думать, как повернуть оглобли ГДР навстречу Бонну! И таки с помощью некоторых, особенно меченых, повернула и предложила поделиться нам нашей нефтью и газом, шо то оно не наше, а просто далеко от них раположено, руки дважды у них не дотянулись до тех месторождений, так они придумали, что наши богатства просто сильно не справедливо от Ойропы разместились, что они согласны, чтобы мы их качали, а они их делили в своей Ойропе.
Владимир Мельников : И вот чудно получалось, выезжаем на регулирование автобата, а там машины новые, а у нас в дивизии старые престарые, едем дальше...Идут гробы махины понтоновозы, еле ползут, чиркая железом, прогнувшим рамы сзади до бетонки, а в другой колонне идут свежие, новые без сдвоеных задних колёс, с литыми цельными толстыми дутышами болванками колёсами, высокие, ровные чумовозы с теми же понтонами. Значит поступать и заменяться постепенно начали. Потом первый урал дизельный пришли смотреть всей ротой, который появился в единственном количестве у начальника автобронетанкового склада у нас в автопарке на втором этаже. Всё не могли уродству его согласиться, морде кабаньей, вылезшему капоту вперёд и и так его обсирали и эдак, а у каждого в голове, а как он в деле? Разбили они тот урал, уснули на строящемся автобане и не заметили предупреждающих знаков, что взлётная полоса заканчивается. Погибли и водила и старший. Шуму по всей армии и группе было. Это было весной 1982 года. Я вот смотрю на фотки 1968-1970 годов и всё, всё осталось нам от них. Там Сергей танки выкладывал на полигоне и Эдуард выложил танчик, полтора десятка лет прошло, а мы их и регулировали из Ораниенбаума при вводе в Галле на праздники. Только шли они в большей части своей по городу уже на тросах, друг у друга, а потом жалкая картина разбитой техники в пустынях Ирака в 1991 году. Те же наши танки и грустно мне от того становилось и на себя я примеривал то вооружение, если завтра война. Фото из архива комендача 1968-1970 Николая Сидорова. (это наши боксы в 1968 году и газики те же были у особистов, редакции и у других)
Александр: ВВГ пишет: Там всегда копались немцы, Когда работали у немцев,как-то спросил у "бабушки",мы ее так называли......сколько эти "мусорщики" имеют со свалок..........сказала порядка 300М............а найти АКБ неверное редкостью было...............для меня дикостью было увидеть как немцы в мусорные машины с головой ныряли
sergei: Случай на танкодроме. « Вечерело. Солнце громадным красным диском уходило за горизонт, ярко подсвечивая верхушки деревьев. На танкодроме учебного центра заканчивался ещё один день напряженной учёбы танкистов. Тяжелые машины шли по трассе чётко преодолевая препятствия. В воздухе стоял гул двигателей, земля мелко подрагивала. Вот к исходному рубежу на большой скорости приближается очередной танк с большой цифрой 3 на башне. Возле створа столбиков он резко останавливается раскачиваясь корпусом. Ещё секунда и двигатель глохнет. Из люка выскакивает курсант и быстро бежит к танкодромной вышке. Чёткий и уверенный доклад руководителю вождения и вот уже в курилке друзья хлопают по плечам - ну как провёл. Открытое, довольное лицо отличника и комсомольца говорит само за себя. Как всегда - отлично. .....» Это в газете «За Родину» так пишут. На самом деле - серый день, хмурое небо, проливающее то дождь, то снег. Насквозь промокший комбез. Жирная, чавкающая глина под ногами. Перемешанная гусеницами танков до состояния поноса. Пока добежишь до танка перемажешься грязью по пояс. Залезешь на броню и долго чистишь сапоги и штанины специальной дощечкой, припасённой механиком инструктором. ( Когда залазишь в люк механика-водителя, сначала становишься на сидение ногами. После десяти посадок - в отделении управления будет филиал трассы. А инструктору то чистить.) Старая, задолбанная 54-ка бэшка. Изношенный двигатель, чадящий дымом и бросающим масло из выхлопной трубы на два метра. Просьба инструктора : - Ты только движок не заглуши. Аккумуляторы слабые, а воздуха нет.- И во время надо уложиться. Хорошо на препятствиях свои стоят. В случае какого косяка ведомость подрихтуют. И жрать охота. Как раз на мой заезд подвезли. Это на первом курсе щенячий восторг от осознания своего повелевания такой громадной машиной. А на четвёртом - уже неприятная обязаловка. Но рано или поздно всё проходит. Прошло и это занятие. По отработанной схеме, один взвод остаётся обслуживать препятствия, а другой - гонит танки в парк. Построили колонну, расселись по машинам и вперёд. Хоть и весна, но темнеет быстро. Хорошо дорога накатанная, не заблудишься. Шириной метров тридцать и вся в колдобинах. Почему все танковые дороги быстро превращаются в подобие стиральной доски - «сие есмь» великая тайна. Есть, правда, одно узкое место - насыпная дамба через низину с болотом, но механики опытные ездят здесь каждый день. В парк приехали уже затемно, дождь со снегом усилился. Закон танкиста - по прибытию в парк первым делом заправить машины. Потом уже поставить на стоянку, ободрать грязь снаружи и протереть ( читай - размазать тонким слоем) грязь внутри. Вот и всё нехитрое обслуживание. Уже закончили заправку ( масло МТ-16П на холоде густое, еле течет) - бежит дежурный по парку с командиром роты обеспечения. Там, говорят, танк сломался, Надо в парк притащить. Надо так надо. Дело житейское. Ротный выделил танк с опытным механиком, а наш замкомвзвод двух курсантов. Тросы таскать, да и командовать сверху. Поехали двое. Валера Смарнов и Слава Ковзин. Валеру назначили старшим. Он был суворовцем ( Свердловская кадетка), отличным спортсменом, шёл на золотую медаль. Мы с ним один год были сотумбочниками в раположении и два года одностольниками в столовой. Хотя особо и не дружили. Замкнутый он был. Славка. Славку не помню, Ничем особенным не выделялся. Курсант, как курсант. Быстро закинули два троса на броню и погнали. Валера за командира на башню, а Славка в боевое отделение. Там ветром не так дует. Механик - весенний дембель. Круче него только варёные слоновьи яйца. Было уже совсем темно. Порывистый ветер гонял мокрый, липкий снег, Заляпанная грязью фара еле светила. Но механик шёл на хороших оборотах. Оно и понятно - чем дольше провозишься, тем меньше поспишь. Внезапно (ох уж это слово), при въезде на дамбу, танк как- то дёрнулся и пошёл. Всем, кто управлял машиной знакомо это чувство. Вроде двигатель работает, гусеницы (колёса) крутятся, рычаги ( руль) в руках, а техника идёт сама по себе, по каким то своим прихотям. Танк юзом стал сползать к краю дамбы и медленно, как бы нехотя переворачиваться. Валерка, как тело более лёгкое, вылетел из верхнего люка и шлёпнулся в грязную жижу, проломив тонкую корочку льда. Сверху на него накатывалась огромная туша танка. Особенно ему запомнились вращающиеся, лязгающие гусеницы с, блестящими даже в темноте, отполированными траками. Я думаю, что всё это происходило в считанные секунды, но для Валерки они растянулись на долгое время ужаса. Многим из нас, видевшим смерть в лицо, знакомо это чувство неотвратимости происходящего. Ты видишь, что происходит. Ты понимаешь, что сейчас будет. И ничего, совсем ничего не можешь сделать. Эта невозможность как -то воздействовать на события парализует всё. Наверное, это и есть страх. Надгусеничная полка навалилась Валерке на живот и стала вдавливать в грязь. Гусеница приближалась к голове. Я не знаю о чём он тогда подумал, но слово пиздец, наверняка было. Вдруг двигатель заглох. Не может он долго вверх ногами работать. Масляный насос перестаёт подавать масло к подшипникам коленвала и его клинит. Уже в полной тишине Валерка уходил в трясину. Когда на поверхности осталась одна Валеркина голова, танк остановился. Можно это признать чудом. Можно долго сравнивать с осуждённым, помилованным на эшафоте. Оставлю это романистам. Когда всё замерло, Валерка стал хладнокровно оценивать обстановку.( Хладнокровно в полном смысле этого слова. Комбез промок, вода залилась за шиворот, напряжение спало и пошёл откат. Жуткий озноб. Всё тело колотило. Зубы лязгали так, что можно было прикусить язык.) Так. Помощи ждать неоткуда. Пока заметят отсутствие, пока разберутся, пока найдут - уже в лёд вмёрзнешь. С другой стороны - вроде цел, ничего не болит, пальцы на ногах шевелятся, значит ноги не сломаны. Надо как- то выбираться. Ухватился руками за траки, попробовал вытащить туловище. Не получилось. Наверное, чем- то зацепился. На нём, ведь, и комбез, и сумка и противогаз. Но тело не придавлено вмёртвую. Шевелится. Тогда он принял единственное, наверное, правильное решение. Одной рукой держался за гусеницу, а другой расстегнул пуговицы куртки и штанов комбинезона. Медленно, извиваясь, как червяк, срывая ногти на пальцах, полным напряжением сил стал вылезать из одежды и из под танка. Когда он вылез, даже жарко стало. Правда, ненадолго. Босиком, в промокшем ПШ, да на ветру тепло долго не держится. Теперь все его мысли были о ребятах. Что там? Как они? Все верхние люки в воде. Десантный люк на днище снаружи не откроешь. Его изнутри то замучаешься открывать. Вылез на дамбу. Нашёл какой то камень. Спустился вниз. Стал стучать по броне. Вроде кто- то изнутри ответил. Отлегло от сердца - значит живы. Что теперь делать? Что делать, что делать - за помощью бежать надо. Босиком, по грязево-снежной каше, один километр до парка. И он пробежал. И вызвал помощь. И пошли два тягача с комплектом полиспастов. И наш взвод растягивал эти полиспасты, с какой то ярость вколачивая в мерзлую землю анкеры. И танк вытащили из болота и поставили на гусеницы.. Первое, что бросилось нам в глаза, это механик водитель, сидевший по- походному, с высунутой на броню левой рукой и маленький транзистор, торчащий из-за отворота куртки. Солдат был мёртв. Славку вытащили из башни промокшего и замерзшего. Переодели в сухое и заставили бежать километр до парка. По-моему он потом даже не чихал. Через несколько дней, на общем построении училища, начальник училища вывел курсанта Смарнова перед строем и объявил его трусом, недостойным быть офицером и командиром. По словам начальника училища, курсант Смарнов не принял все возможные меры для спасения экипажа, что привело к гибели механика водителя. Не знаю, почему умный и любимый нами генерал сказал такие слова. Может, он так хотел взбодрить нас и повысить нашу ответственность. Может это эхо того, что пришлось выслушать ему. Я не сужу. С Валерой Смарновым мы встречались за время службы ещё два раза. Мы вместе учились в академии, правда в разных группах. Но, как я говорил, дружны мы особо не были. Третий раз мы встретились в начале девяностых годов. В Калининграде, в штабе 11 армии. Валера там служил в оперативном отделе, а я был отправлен из штаба ПрибВО дожидаться приказа на увольнение. Мы случайно встретились, обнялись и долго стояли обнявшись. Потом у него на квартире, на кухне сидели всю ночь, пили горькую и вспоминали жизнь. Вспоминали друзей, знакомых, ругали демократов, разваливших страну, военноначальников, которые в одночасье стали продажной поганью, делились думами на будущее. Случайно я вспомнил и эту историю и увидел в глазах Валеры слёзы. Это не водка в нём плакала. Это в глубоко сердце этого честного, умного и мужественного человека, занозой сидела та давняя, злая, несправедливая обида.
nikolai: Был и у меня случай. В Рагуне после стрельб, а я стрелял последним, снимаю ПКТ с машины, вылезаю на броню и прыгаю на землю.Пулемет держал за ствол. Во время приземления на землю пулемет ударяется электроспуском об землю, гремит выстрел и пуля пролетает возле уха. Вот такое разгильдяйство
sergei: nikolai пишет: Вот такое разгильдяйство У меня такой же случай в военном училище был.Учился на третьем курсе.Были ночные стрельбы.Отстрелялись,сняли с БМПшки пулеметы,а один не проверили.Остался там трассер.В часа два ночи вернулись в казарму,я пулемет взял за ствол и по полу потянул-крутой,дедушка...В казарме первый курс спал,потому,мы,типа шумели!!!!Мой друг ,комод,шел впереди...на плитке механический спуск прицела сыграл-выстрел-пуля пролетела над ухом товарища ,выбила кусок бетона в стене,срикошетила в глубину казармы,по пути разбив плафон и осталась догарать в стене...В общем,добились результата,молодых разбудили,но крутизна стекла в сапоги...
nikolai: Это все наше разгильдяйство. Сколько раз нашего брата-солдата инструктировали, а на деле вот такие нюансы. Стреляли мы раз на полигоне. До меня из БМПшки из гильзосборника выг.ребали гильзы и одна пулеметная попала под погон башни. Когда отстрелялся,доложил,что отвоевался и оружие разряжено. Машина разворачивается,а у меня в прицеле вышка. Потом ребята рассказывали,что с вышки офицеры сиганули перекрыв все нормативы. Оказывается за полгода до нас один бомбанул по вышке из орудия. Несмотря на то,что вины моей тут не было, а получил по полной программе
sergei: Да-уж,под дружественный огонь попасть не очень то и хочется...снова в училище-на огневой отправили нас вокруг мишеней траву косить.мы чуть покосили и закосили-улеглись спать.А тут стрельбы начались.Мы об этом не догадывались,потому,что еще стрельба не началась....я проснулся,вылез на бруствер.а тут очередь...хорошо по мишени...скатился вниз,мы по пластунски подальше...так за бугорком и просидели...
Александр: sergei пишет: ..так за бугорком и просидели... а самое главное?............наложили по сколько
sergei: по уставу накладывали утром,после утренней зарядки...Советские курсанты добром не разбрасывались...а по честному-страх перед обстаятельствами пришел после рождения дочери...я уже рассказывал,когда с сержантом в ущельи В Килете батальону засаду устраивали.До того момента мог что хошь,а тут на краю скалы постоял и умостился за камушком...Вниз не полез...
nikolai: Кстати о зарядке. За два дня до дембеля я пошел в дембельский наряд-дежурным по роте. Утром без нескольких минут до подьема казарму посетил дежурный по части. А так как наша рота жила на втором этаже я этот факт не заметил. Через минуту все дневальные прокричали " Подьем". Через минуту строю роту на зарядку и обьявляю форму одежды'' Каска. сапоги и трусы в скатку" И в это время с первого этажа поднимается дежурный по части. В итоге трое суток за день до дембеля
sergei: nikolai пишет: Каска. сапоги и трусы в скатку Без юмора попался дежурный...и не любопытный.на трусы в скатку мог бы и поглядеть...
nikolai: Не все офицеры без чувства юмора у нас были. Едем с Рагуна со стрельб на ЗИЛ-130. В кабине комбат. с нами в кузове полупьяный ротный. Стоим на перекрестке в каком-то поселке. Слева магазин и стоянка велосепедов. Команда ротного: Маны,мой велосепед стоит. А потом в роте спрашивал: Откуда велосипед? Ротный был у нас с юмором
ВВГ: nikolai пишет: на ЗИЛ-130. Все ЗиЛ - 130 были в нашей роте
Владимир Мельников : Продолжение рассказов про жизнь солдата в комендантской роты. Зимняя дивизионка 1981 год.Январь. Зимняя дивизионка. Три месяца прожитые в роте на многое открыли глаза, служба оказалась делом не таким уж и простым. Отношения складывались по нарастающей, сначала всё по типу игры в армию, карантин, присяга, первые регулирования, первые выезды и первые тревоги, а настала пора настоящим учениям и в людях, до селе, казалось, знакомых, открылись не изведанные, глубинные особенности. Зима в этот год, будь она не ладна для всех нас и меня в том числе, выдалась не совсем та, морозы и горы снега не улучшали наше настроение, а скорее наоборот, портили и пугали не только молодых, но и дедов в том числе. Так хорошо начавшиеся учения пошли не в том направлении, в нашей роте, не с того, не с сего, вдруг стали появляться полчища сильно заболевших солдат. Первое время я ничего не мог понять, люди, вполне здоровые стали покрываться сначала мелкими, а затем огромного размера фурункулами и прыщами, многие перестали носить сапоги и переобулись в полукеды, что числились сменной обувью. Вид таких солдат удручал и дезорганизовывал службу, солдаты в плохих взводах, мотоциклетном и ЗРПшном вдруг пачками стали инвалидами. Почему? Со мной ничего не происходило, хотя я сам промёрз на всех этих выездах до позвоночника и навечно приобрёл самые распространённые мужские заболевания, но никаких фурункулов или грибков подцепить не успел. Откуда большинство дедов и кандидатов получили грибок на ногах и фурункулы на шее и на плечах? Регулярная смена белья и частое мытьё не только в бане по субботам, но и в подвале из бойлера в умывальной комнате, казалось бы, должно было это исключить, но почему не исключило? Стоя дневальным на тумбочке после попадания в наряд не по очереди (не успел отдать честь замкомдиву Абрамову за 6 шагов и вытянул из его кармана пятак, налетел на 5 нарядов вне очереди, вот и отрабатывал их через день) В канцелярии напротив тумбочки у командира роты проходило, как раз по этому поводу совещание с командирами взводов и через тонкую дверцу было прекрасно слышно, что это ломало все планы на период проведения, каких-то очень серьёзных учений. Каких? Не знаю сам пока, но ротный свирепствовал и требовал освидетельствования каждой живой твари и требовал поставить всех «шлангов» в строй незамедлительно. Выдали на днях получку, накупили подшивы, зубной пасты, крема ля сапог и маленько побаловали себя колой, мёдком и пряниками в глазури из чёрного хлеба. Выдали сигареты и спички, мне, как всегда выдали рафинад полторы пачки за раз. Сахар пока никто не отнял, да и кому он был нужен? Сахара у дедов и кандидатов хватало своего со столовой и сахар для них не был проблемой, сахар таскал с собой в карманах и боялся, что старшина их вывернет и спалюсь по-новой. Спалюсь и попаду в наряд, но, когда 5 штук повесили разом на меня, я потерял меру воздействия наказания, 5 или 6, теперь не важно, как представлю себе сколько это в не досыпах, так падаю духом и молчу уже третий день подряд. Молчу и боюсь рот открыть, чтоб ещё не заработать люлей от кого не то. Смех и веселье вышибло из меня, осталось тупое, замедленное состояние. Спать не могу себя заставить, состояние умирающего от сна, но мучающегося бессоницей, что-то вывело психику из равновесия и торможу, торможу, торможу. Полотёр пускаю во время уборки, а остановить вовремя не успеваю, всё по фигу, куда он там летит, обо что стукается, что мне орут из закрытых дверей спящие в кубриках, не доходит и не фиксируется. Стою на тумбочке, а вышедшего командира взвода регулировщиков замечаю только, когда тот хлопает входной дверью, замполит вываливает из кабинета ротного и я не понимаю его приколов «Товарищ солдат! Не спи, замёрзнешь!», не понимаю и туплю. «Товарищ солдат! Проснись, ты дрищешь!» Пофигу, не доходит, хочу одного, хочу дожить до отбоя и удариться о матрац сильно головою и умереть на смерть до утра. Водит, аж мочи нет, две ночи в наряде, хоть и через день. Ещё три наряда впереди. Сдохнуть можно от такого издевательства и никаких болезней. Одни чирьями да фурункулами типа сучьего вымени покрылись, а у меня чиха не случилось. Взводные и замполит вплотную занялись шлангами. Всех бездельников повытаскивали из кинозала, из Ленинской комнаты, из каптёрок и учебных классов в подвале, выстроили прямо перед моей тумбочкой на первом этаже напротив кабинета командира роты Лемешко. Выстроили войско в пару взводов, в тапочках, в нательных рубахах и стали ждать выхода командира роты. Одни лучшие кадры комендантской роты, сплошь герои Шипки и Кушки, все бывшие, ныне заслуженные инвалиды. В роте жарко натоплено, на улице мороз градусов в шесть восемь, снегу сантиметров под тридцать пять, по обочинам сугробы от частой расчистки, почти, как в Москве перед новым годом. На дворе конец января, но мороз жмёт и не собирается поворачивать на весну. Командир роты и прапорщики обеих взводов Сергей Гузенко (мотоциклетного) и Михаил Чекан (ЗРП) вместе с замполитом роты старлеем Черноусовым стоят напротив старой гвардии. Я на тумбочке, дневальный второй, из молодых, работает снегоуборочной лопатой в курилке перед ротой, дежурный по роте крутится рядом со мной и кулаком сзади постукивает мне по почкам в моменты выхода ротного из своей каморки. Стоим навытяжку, едим начальство глазами, мне, честно говоря, до одного места, я готов заплакать от того состояния в котором по глупости оказался, ведь говорили же старослужащие, чтобы опасались все двух человек в дивизии, капитана в очках из танкового полка и замкомдива Абрамова. Говорили, да, что у них на лбу написано про фамилию и причуды? Не пережить обиды, что именно я лохонулся на этом. Ведь за 6 шагов начал идти с поднятой рукой, ну чего он, считать, что ли разучился, или я шёл на встречу, как то не так? 5 нарядов своею собственной рукой у него из кармана вытащил, плакал мой отпуск, убили во мне человека, оказался я в преступниках. Стою и жду вечера. Лемешко, высоченный хохляра, с высоко задранным подбородком вылетел из своей канцерярии и с места в карьер, ты! Рядовой Андрюшихи! Почему в тапочках? Так, это, грибок, товарищ старший лейтенант! ТЫ! Рядовой Мельник! Почему в тапочках? Тоже грибок! Ты! Ефрейтор Куприн! Почему в тапочках? Грибок, товарищ старший лейтенант! Ты! Грибок, грибок, грибок, грибок…. Тридцать человек и всё грибок?!!! Ротный в бешенстве, всех отправить в санчасть на прохождение медкомиссии! При наличии обманщиков, на всех составить соответствующий рапорт и отправить в пехоту! Разойдись! Через три часа построиться вновь в этом же составе, на руках иметь солдатские книжки с указанием: здоров! Чёрта с два! Через три часа все в том же составе в тапочках и бинтах с толстыми тампонами ваты под ними и гадкой вонючей чёрной мазью из-под них, фурункулы вам приказом не вылечить и не вышаманить. Люди действительно загнили и угробились, но почему выставили напоказ это только сейчас? Начинаю задним умом вспоминать, гнили, мазали себя, кто чем мог, кто чего достал через знакомых в санчасти и санбате, чирьи и фурункулы были с момента прихода меня во взвод почти у всех, они покрывали спины, шею, попу и другие места, по спинам нельзя было ни бить в шутку, не лапать по дружбе. Солдаты корчились, приседая аж до земли со следами в уголках глаз и охали от не чаянной боли. Грибковые ноги совали напоказ с осени и ходили в тапочках в конце строя роты и на обед и на построения. Но почему они опять повылезали и вытащили то, что гнило и болело вечно только сейчас. Ведь прошло столько времени с момента похолодания, когда все пообувались и всё пришло в норму, когда строй шагал без шлангов и тапочек? Ещё сильнее сморщились от боли и страданий ротные инвалиды, ещё больнее заскулили ветераны, стали, на вопросы ротного, «что же вы бойцы, раскисли, где же пример для подрастающего поколения и где наши выгнутые вперёд груди?» ответствовали: Поставьте нас в наряд по роте, по штабу, по парку, только не бросайте в терновый куст! Наказание и расстройство вы, но не люди, прошёлся по ним старшина роты. Разойдиться и шёб глаза мои вас бильше нэ бачилы! Хлопци разошлись, хромая в шесть раз сильнее, чем до построения и охая до обрыва последних нервов у прапорщика Верховского, который, как старшина роты принимал от командира роты это в качестве наказания на свою умную голову. Старшина роты и сам командир роты, да и командиры взводов понимали, что против медицины не попрёшь и либо бойцов действительно надо класть в санбат, либо надо, что-то придумывать самим. Мне было пофигу, ещё раз говорю, меня ничего не интересовало, кроме собственной болячки с 5 нарядами и позором перед ротным, который успел меня заметить, выделить и полюбить, в смысле, построить отношения на добропорядочной основе и покровительстве перед сильными. Но! Но гадко было себя чувствовать сейчас в присутствие кучи шлангов, которые не просто так выползли в тапочках напоказ, а зверски удумали, какую-то пакость. Сговор и не, что другое. Неужели командиры этого не видят и не понимают? Видят и понимают, но два десятка с лишним человек, не просто так забить приказами. Каждый имеет право отпроситься в санчасть и каждый имеет право на лечение. Странно и пока не понятно, почему терпели, столько мучаясь в сапогах с мокрыми от гноя портянками и засохшей кровью, а только вчера и сегодня полезли в тапочки? Неужели припёрло и мочи, терпеть больше нет? Почему, не стесняясь позора перед молодыми и своими товарищами из других не менее гниющих взводов, показали себя слабаками и шлангами, что самими ими так недавно ещё высмеивалось и презиралось? Презиралось, наказывалось и заставлялось помалкивать о своих болячках и не сметь соваться в санчасти и санбаты, во избежание недоразумений, в смысле битья. Старшина роты, после недолгого совещания у ротного и замполита, выстроил вновь свою инвалидную команду перед нами, но теперь, как они сами того не ожидали, на развод! Сачконуть у папеньки не выйдет никогда и теперь калеки маленько пожалели о содеянном. Старшина роты по списку давал каждому разнарядку на работу и бойцы покидали строй по одному, по двое и отправлялись, кто куда. Часть осталась при тумбочке и не прошло пяти минут, как загремели ключи у моего дежурного по роте из кармана, открылись обе решётки ружейки и калеки в тапочках потащили из неё в коридор сначала аграменные ящики со «стрелами», затем с секретными противогазами, затем и с остальным барахлом. Работа закипела до самого вечера, прибрались в ружейке по полной программе, вычистили все загашники и закоулки, открыли и проверили по списку всю амуницию и вооружение, умудохались так, что даже мне, не относящегося с жалостью к дедам, стало их впервой по-человечески жалко. В ружейке с инвалидами занимался дежурный по роте, в подвалах по каптёркам и учебным классам прошёлся лично старшина роты Верховский, выкинули из классов всё, что натащили деды и кандидаты со свалки, кресла, стулья, тумбочки, диваны. Выкинули не доделанные поделки на дембель, выкинули не дорисованные альбомные страницы и запрещённые фотографии с номерами машин, с фото казарм, фото с командирами и надписями на табличках. Выкинули фотоувеличитель, фотобачки красный фонарь, плёнки и фотобумагу. Побили фотоаппараты и приёмники, дорвался до любимого своего занятия командир мотоциклетного взвода Сергей Гузенко, оттянулся в удовольствии громить и портить людское, купленное на свои деньги или привезённое в отпуск из Союза. Всё полетело к третьему дневальному в тачку и поехало к столовой артполка на мусорку. Попали на глаза старшине роты, порезанные и уже ушитые сворованные дембелями парадки из его каптёрки, что располагалась на втором этаже в лифтовой камере. Полетели обогреватели, кипятильники, утюги, калориферы и чёрти, что ещё в ту же тачку, всё на помойку, вон из роты, орал Верховский и топал кривыми ножками, сцепив пухлые ручки у себя за спиной, выставив напоказ брюшко вперёд себя. Ор нескончаемым потоком стоял до самого обеда и утихомиривать старшину и взводного взялся сам командир роты, хламу накопилось под носом у его подчинённых столько, что диву можно даваться, как на глазах таких строгих командиров мы умудрились привезти со свалки? Затащить в подвали мимо тумбочки дневального, прямо мимо двери кабинета самого ротного диваны, кресла, столы и прочую лабуду?! Чем, в его отсутствие тут ночью занимаются его подчинённые, если полная тачка поделок и альбомов оказалась с верхом, а возить ещё видно и возить! Откуда столько хлама в каптёрке почтальона Семеновича, откуда столько говна в каптёрках самого старшины роты? Кто вообще в роте командует? Старшина роты со взводными или босяки? На фига матрацы в каптёрках и шинели с парадками? Для чего бойцу диваны и кресла? Откуда телевизоры и столько приёмников и фотоаппаратов? Откуда фотоувеличители и для чего столько фотобумаги и химии, красок и кистей, кружек и фужеров? И вообще, как давно там бывали мои подчинённые? Куда вы глядели и для чего вообще вы мне сдались? Удар по командному составу был сильным, оскорбительным и обидным и это не преминуло щас же мгновенно сказаться на всех нас. Все кубрики пошли под нож. Все тумбочки повытряхивали и всё лишнее повыбрасывали (мой сахар исчез сам не знаю куда, но в тачку он вряд ли попал, был слишком белый и заметный и я бы его сразу увидел) Полетели вверх дном постели, повытаскивали гитары из под кроватей и побили, повытаскивали припрятанные свитера и спортивную форму, носки домашние и плавки, полотенца из дома подарочные и еду, для чего спрятанную и кем, не понятно. Полетело всё и вылетело навеки из роты. Шмон стоял аграменный и добра было жалко до икоты. Сон сняло, как рукой, мир искривился и добродетель пала, ротный бушевал, но рота об этом пока не знала, надрываясь в очистке территории от то льда и снега, на ремонте технике и в нарядах по службам. Инвалиды мучились, но терпели и обиду скрывали до поры. Выброшенное в тачку вскоре оказалось возвращённым в автопарк, а со временем вновь перетащенным потихоньку в роту. Что смогли собрали там же на свалке быстро отправленные туда духи. Потерио оказались минимальными, но ротный об этом пока не знал и не зная этого немного успокаивался. Дело сделано, чистки проведены, шмоны в роте состоялись, можно двигать службу далее. Мы ничего, оказывается, не знали, но деды пронюхали от писарей, что грозит всем нам служивым. Пока мы играли в детские игры на КШУ, пока кололи лёд в мегатоннах, пока занимались самоедством и построением вертикали власти в роте среди разных призывов, люди в штабе получили секретные пакеты с указаниями провести самую главную игру за период службы под названием «дивизионка». Вот куда пропадать стали на все ночи подряд писаря, вот почему они приползали в третьем часу ночи с синими кругами под глазами, вот куда они мчались сразу после бега на утренней зарядке, они готовились вместе со своими офицерами к этим серьёзным учениям и измождали себя до истощения нервной системы ночными переработками и перегрузками. Построение роты на обед ничего хорошего ей не предвещало, командование рыскало и наносило упреждающие удары всем пытавшимся открыть рот и понять за, что такая немилость и преступникам и блотным. Вчера весь день провёл и я на очистке от снега всей территории и колке льда, позавчера и сегодня умираю от недосыпа и жары на тумбочке рядом с огненной батареей отопления. Мочи нет больше сопротивляться и я приваливаюсь на батарее после ухода роты строем на обед, приваливаюсь и аж слюни пускаю от того, как на меня сном накатило, просыпаюсь от непонятной тревоги, охватившей меня во сне и не могу понять почему? Оба дневальных ушли с ротой, дежурный спрятался в кубрике и топит массу втихую, тоже ловит момент, пока нет никого в роте, пока командиры убыли по домам обедать. Мне приказано бдить и при их первом появлении кричать Дежурный на выход. Но, куда там, на фиг бдить? Расслабон накатил на меня и я отрубился помахав на всё большим и красным и на тумбочку в том числе, дверь на паркетину законопатил, чтобы никто случайно не проник в роту в моё отсутствие на посту, полчаса, но я их использую по своему усмотрению. Никого обычно в это в время нечистая не приносит, все нормальные люди принимают еду в пищу и так мне сладко стало и радостно от того, что я остался сам себе предоставлен, что и не верилось даже. Выспаться солдату достаточно и пятнадцати минут, я же проснулся, наверное, немного позже. По-прежнему вокруг звенела тишина, дежурный сержант дрых, развалившись на кровати в кубрике ЗРП не раздеваясь, прямо весь одетый поверх чистой постели, лёжа на спине, чтобы не образовывались на щеках складки. Спал тихо, не дыша и не выдавая своего отсутствия. Я прокрался снова назад к тумбочке и добавил массы. Такого счастья и удачи давно я не ловил в свои руки, чтобы что хотеть, то и делать, прямо не боясь ни кого и прямо напротив кабинета командира роты. Закрыл глаза и стал снова пытаться загнать себя в сон. Не получилось, зато так сидеть оставалось кайфово и мечтательно. Мечталось о доме, о том, что сейчас дают на обед, сколько оставят дневальным и можно ли будет подольше проторчать в столовой, поедая обед во вторую смену. Время утекало в минус, дежурный появился сам без моей побудки и мы стали с ним ждать прибытия роты с обеда. Через некоторое время послышались сначала слабые намёки на пение, затем песня грянула на полную катушку, стали слышны громко ударяющие о брусчатку каблуки сапог и рота встала по команде «рота, стой! Раз, два!» Минута, вторая, строй рассыпался и меня сменили на тумбочке довольные от приятного обеда оба дневальных. Очередь настала идти обедать нас с дежурным по роте, мы выперлись на крыльцо и тут мне дневальный говорит, Вова, а где твой штык-нож? Твою мать! Пустая пластиковая коробочка пенальчик пусто болтается на ремешке на ремешочке. Штык нож был, да сплыл! А дежурный по роте, делая удивлённые глаза и строя из себя дурачка, спрашивает: как нет? А куда ты его дел? Ты же перед тем, как мне отлучиться с ним на поясе был! Я????? Глаза в его добрые смотрю и не хочу даже думать, что этот человек, в благодарность за то, что я его караулил, когда он у зенитчиков на кровати дрых безбожно, мог мне подлянку сделать и так, товарищ сержант, а вы не брали? И дежурный по роте Гузенко Сергей на крыльцо скачет! Я руками загораживать пропажу и назад в роту. Он ко мне, почему не отправляемся в столовую и тянем время, я придуриваться в ответ и бочком, бочком к выходу, а у самого матка опустилась и не поднимается. Какой там обед, штык нож пропал и не знаю, где его искать, а дежурный по роте сержант приказывает быстро идти с ним в столовую. Выскакиваю, как удареный бревном, с крыльца и спешу, перебирая ножками, за сержантом. Тот не подавая вида начинает травить мне душу страшными карами и отправлением сначала на ГУБу, а потом и вовсе из роты в пехоту, я не могу собраться с мыслями, потею, но ничего положительного в голову не приходит. Не могу понять, когда я последний раз видел у себя на поясе штык нож? До того, как привалиться на батарее спать или после? Но это даже не главное, главное в другом, как я встану на тумбочку перед кабинетом ротного на виду без него? Что я скажу вразумительного им в ответ, когда обнаружится его отсутствие, что я буду сдавать в ружкомнату в шесть вечера? Когда меня отправят на ГУБу, уже сегодня или завтра с утра, в какую часть меня уберут из роты после отсидки с ГУБы? Попасть на ступеньки столовой не получается, я то и дело промахиваюсь и падаю руками вперёд на сержанта, тот ругается и отпихивает меня с ором назад. Обед проходит в механическом глотании того, что горой навалили того, что подкладывает в утешение мой сержант дежурный. Сержант с наряда по столовой и деды, которые там оказались пиз..юхают меня по чём зря и издеваются надо мною по поводу того, что ем сейчас последний раз котлеты, что в пехоте они мне будут приходить только во сне, издеваются и одновременно жалеют, что мог бы из меня раздолбая получиться неплохой мопед, но! Но пехотинец из меня получится пожалуй даже ещё лучший, уж там-то мне не позволят спать на тумбочке и терять оружие, которое доверила мне Родина. Удод я по их меркам и говно. Обратно ноги меня уже не несли, а шли не гнущимися ходулями. При приближении к роте меня прошибло в пот, а при виде кучи начальства, прибывшего после обеда в роту, я совсем упал духом и еле попадал на ступеньки крыльца. Пока народ толпился на крыльце и в курилке, мне благополучно удалось прошмыгнуть мимо кабинета ротного и спуститься в подвал. Дежурный приказал драить краны в умывальной комнате, туалетах на обоих этажах, драить бритвой писуары и очко и не вздумать казаться на глаза офицерам. На вопрос, где штык нож, врать, что первое придёт в голову, типа, он мешал и я его отцепил, щас надену, извините товарищ прапорщик. Летела пена белая из под аседольной щёточки и паста гоя, горели руки огнём от работы, а латунь от длительного трения, блестела керамика и сияла чистотой кафельная плитка. Всё, что можно я надраивал и натирал до самой сдачи наряда. После шести часов в гордом одиночестве заставили меня, как провинившегося убирать роту по новой уже за новый наряд по роте. Старый наряд из кандидатов и новый из того же призыва гордо стояли на тумбочке или делали вид, что убираются на улице и на втором этаже. Ноги не носили меня больше, а штык нож так и не нашёлся. Я тайно облазил все мыслимые шкафчики и дверцы, тщетно, штык нож исчез из роты и больше не появлялся. Усталость это одна половина несчастья, это хрен с ней, выдюжим, но что я сейчас новому дежурному по роте сдавать в ружейку буду? Вот это да! Время около семи, новый дневальный кричит о построении на ужин, я пропал навеки и готов прятаться в подвале, лишь бы не разоблачили и не отправили на ночь на ГУБу. Дежурный по роте из нового состава выгоняет меня на улицу и отбирает на ходу у меня запрятанный в сапог пустой пенал для штык ножа. Я не понимаю, чего он это делает, но когда он, улыбаясь вытаскивает из своего сапога штык нож и вставляет его в мой чехольчик, я начинаю соображать и въезжать в суть произошедшего! Меня развели, как лоха, штык нож упёр мой же дежурный по роте сержант, упёр, гад, скорее всего, именно тогда, когда попросил его покараулить и зная, как духи ведутся на эту уловку, вычислил и меня, подкрался, отцепил у спящего дневального и пошёл спокойненько себе делать вид, что спит и ничего не знает. И это гад, столько времени, зная, что это сделано его руками, меня успокаивал тем, что больше трёх суток за штык нож не дают, что в пехоте много у него знакомых и там тоже люди служат и что не чего ссать, дембель и там состоится, правда не при всех целых рёбрах и зубах. Гад, просто гад и никто больше, вот стоит сейчас передо мной на построении и ждёт, когда рота соберётся, чтобы идти на ужин. Даже виду не кажет, что поступил подло, а я так его уважал и верил до сей минуты, что украли в самом деле не наши из роты ребята и уже полдня служил в мыслях и делах не в роте а в одном из пехотных полков. Просто скотина и больше никто.
Владимир Мельников : Продолжение рассказа. Сколько буду служить в роте, столько будет самым любимым занятием воровать штык ножи у дневальных, противогазы, подсумки или автоматы на учениях. Столько раз люди будут очковать от ожидаемого наказания или бегать в противогазах в поисках пропажи, а тот, у кого украдут, будет это делать с открытым забралом, но отбитыми почками ночью. У меня это был последний случай, когда стащили, что-то. На всех учениях я привязывал автомат ремнём к себе, когда спал на перекрёстке или в наряде в лесу стоя. Закидывал через плечо и ремешком его с бляхой к себе. Штык нож прятал в сапог под кожаные штаны, противогаз прятал под себя и ложился сверху спать на него и не холодно груди на хвое спать и спокойнее во время сна. Самым подлым среди всех командиров в этом отношении окажется не вышедший от солдатских своих будней сам наш взводный Сергей Гузенко, который однажды схлопочет от дедов хорошей взбучки и три дня проходит в чёрных солнечных очках среди снегов и морозом, но об этом впереди. Отметелят его деды в подвале, накинув на голову в темноте одеяло, отметелят, да не отучат, а только разозлят и дело дойдёт у того до паранои с угоном из автопарка через запасные ворота со стоянки УАЗиков и аккумуляторов целыми пачками. Не хорошо, когда этим грешат солдаты или сержанты, но когда этому уподобляются взводные, это уже очень не хорошо и не порядочно. Умумукавшись с уборкой и прощёный за порядочность, наивность, доверчивость и не выёжистость, мне выпало прощение от сержантов, с моего наряда и с нового наряда по роте. Они сами прикололись, проучили, так сказать, дурака, но и сор из избы не стали выносить, себе происшествие выписывать вместе с наказанием. Оба были мы с ним хороши и он и я. Понял я и простил потом его, а он мне больше ни разу об этом не напомнил. Спасибо ему, проучил и будя! Товарищ по призыву при построении на ужин попробовал посочувствовать, спрашивая за нож, да оказалось напрасно, нож не пропадал, а я купился и полдня нервы себе дёргал по одной. За сахар спросил, не до него сейчас, даже и не жалко, несколько кусков успел спробовать, только нёбо им изодрал, этим каменным рафинадом, да, хрен с ним, на учения хотел прихватить, может заварки маленькую пачку Краснодарского чая раздобыли бы и побаловали себя ночью в наряде, когда все уснули бы в палатке у печки, а теперь… да хрен с ним… На вопрос, а что, ротный про нож прознал таки или тихо? Откуда я могу знать, он хитрый, утром подгонит «зебру», вещь мешок старшина вынесет из каптёрки, кинет в кузов и назад в роту делами заниматься, а мне догадывайся сам, карета подана, помнишь, как того парня из нашего взвода осенью, когда мы только-только в карантин попали, раз и нету хлопца. Один выезд в город и поехали в Вёрмлиц. Недавно перед новым годом заскакивал с оказией, упросил своего командира захватить в Галле, помнишь? Да, помню, помню, ты то, как, писать будешь, если, что? Буду, отвечаю. Лучше бы не трогал тему, опять вспотел по спине, жалко из роты уходить, но самое страшное ГУБа, никогда себя не представлял в залётчиках, а на ГУБе тем более, я же самый примерный и послушный в жизни и вдруг моментально исчез из числа значимых людей и опустился в самые низы и презираемые ничтожества. Наряд на кухне, завидев меня пока вместе с ротой, удивился не меньше меня самого! Кто не знает пока всей истории, не могут понять, почему мне целый бачок картошки и жареной вымоченой трески суют, укают в ненависти к духу, но успокоенные, что так надо, что я сегодня отправляюсь сначала на ГУБу, а через три дня они меня больше не увидят и что преступник имеет право на повышенную порцию хавчика. Кто с уважением относится ко мне, как достигшему с малолетства службы больших уголовных преступлений и выровнявшихся с ними по числу преступлений и наказаний, но большинство смотрят на происходящее, как на комедию и не одобряют мой поступок и уже вычеркнули меня из числа «войска королевского». Ужин съедаю не больше нормы, наряд ворчит, не довольный моим отношением к их благородному поступку, но меня это, кажется, уже и правда не волнует. Видно они больше понимают, раз прощальный бачок отвалили, они больше меня прослужили и повадки Лемешко выучили на отлично. Время до отбоя проходит без вызова меня по инстанциям, отбой и я пока ещё в роте, пока вместе со всеми. Ощущение счастья быть в такой воинской части, таком коллективе, с таким командным составом и такими военными задачами, стоящими перед комендантской ротой, какой же я идиот, как же я мог расслабиться и почувствовать себя на минуту дедом! Дешёвые понты и такая расплата за пол часа сна на посту. Как стыдно завтра будет стоять на разводе и слушать, как тебя позорят и выпирают из роты вон, ужасно, не передаваемо страшно, гадко и обидно. Ночь навалилась горячечным кошмаром и бредятиной, всю ночь я носился за БТРами по заснеженным полям и никак не мог попасть в окоп, чтобы спрятаться, отсидеться и убежать домой в Москву, всю ночь мой мозг выматывал из меня душу и под конец, не вытерпевший дед, разбудил меня и велел пойти пописать, уж больно я во сне мучался и буровил вслух, рядом с его койкой. Утро, подъём, зарядка, завтрак, развод, колка льда, а меня никто не трогает. Я снова ломом колю, который день лёд и не верю, что пока оставили в роте. На другие сутки снова в наряд и холодея от ужаса только и делаю, что хожу одной рукой размахивая щёткой или полотёром, а другой, придерживая штык нож у бедра. Чокнуться можно, как это трудно и надоедливо делать, но другого не вижу для себя. В каждом приближающемся ко мне и пытающемся втирать очки вижу потенциального вора и ещё крепче прижимаю штык нож и поглядываю на него для того, чтобы лучше убедиться, что рука сжимает именно его, а не что другое, находящееся в том месте. Ем в столовой передвинув штык нож на мотню, чувствую его своим хреном и продолжаю трапезу. Ночью во время положенного сна прячу нож под самого себя, подворачиваю одеяло так, чтобы нельзя было подлезть и вытащить, пока я буду 4 часа в отключке. Продёргиваюсь во сне и первое, что лапаю, так опять его. На месте, попытка поймать упущенный сон, а все мысли о штык ноже. Сутки в наряде проходят. Остаётся ещё два наряда вне очереди, уже легче, но всё равно много. Теперь я сам оказался в шкуре зачумлённых дедов и кандидатов, ранее радовавшийся и одобрявших старшину роты с ротным за такую справедливость и наказание моих обидчиков и обидчиков всего моего призыва. Теперь с ними в одном возу, хомут шею натёр, а впереди ещё две бессонные ночи. Хоть и через день, но высыпаться не получается, недосып накапливается и хожу, покачиваясь от стены к стене. Вечером сменяемся, ужин, после ужина сказали, что хорошее кино привезли. Вот это по нашему, сяду к батарее у окна на первый ряд, чтоб деды не заметили, что сплю во время сеанса и хоть сегодня отосплюсь и кино заодно послушаю. Деды перестали тюкать, ещё бы, три дня подряд дух пашет вместе с ними, отвалили и кандидаты. Кажется дело идёт на поправку, иногда и залёты помогают заработать некий авторитет и дают известные среди разных призывов поблажки. Кино начинается вовремя, первые титры на экране, сон накатывает на меня навеянный весёлой музыкой и огненной батареей отопления. Что начинает сниться понять пока не возможно, динамик надрывается, а я в первом ряду и всё достаётся мне. Организм борется за сон и я вижу нечто, но всё киношное тоже почему то присутствует в моём сне, но что произошло далее понятию не поддаётся! В глаза вдруг врывается яркий огненный сноп света, комета, взрыв солнца? Глаза режет от боли, все вскакивают и бросаются на выход в открытую дверь, из двери их подгоняют скорее покидать помещение, атомная война? Солнце упало на землю? Сердце лупцует в груди кроличьим стукотом туко-туко-туко-туко, герои продолжают сражаться на белом экране, их почти не видно, но по грохоту звуковых колонок бой идёт не шутошный, война на экране в самом разгаре. Ольшанский из кинобудки орёт через квадратные дырки для проекторов в зал и не может получить ответа на вопрос, куда все поскакали и что такого случилось в роте и что делать ему? Не осознавая, что произошло и не подавая вида, что я спал и всё прозевал, тыркаясь между отброшенных вверх откидушек сидений пытаюсь делать, то, что о делают все, создаю хаос и разжигаю панику. Люди ломятся в проём двери, растекаются по коридору, я за всеми и ничего не могу понять. Впереди меня полторы сотни солдат в коридоре шириной два метра, сам пока нахожусь в самой нижней наклонной к кинозалу части коридора, впереди ор, команды и крики на разных языках. Пожар? Но дыма не видать, тревога? Тогда почему я не слышал команд дневального по роте? Успеваю маленько прийти в себя, успокаиваю сильно стукающее сердце, расспросами выясняю, что прибежал посыльный из штаба и по дивизии объявлена тревога, начинаются самые большие и длительные учения. Вот это новость! Никто так скоро этого не ожидал, хотя и готовились и ожидали, но как всегда оказались облапошенными. Странно, но командиры взводов, сам ротный и замполит и даже начальники АХЧ и столовой и старшина роты, почему то в полевой форме и с тревожными чемоданчиками. Откуда дровишки? Из штаба, вестимо! Вот засранцы, знали ведь и ни слова. Сами быстро по домам смотались и прибыли в роту готовенькие и ждали у ротного в кабинете и планы планировали, что и в первую очередь делать. Одна команда сменяет другую. Мы, проживающие на втором этаже, получаем оружие после того, как это сделает первый этаж, несёмся в свои кубрики и делаем то, что делают старослужащие. Это приходится делать впервые по настоящему, выгребаем всё содержимое из тумбочек и сваливаем поверх заправленных коек, матрацы вместе с содержимым тумбочек и одеялом с простынями закатываем в колечко и бросаемся с этим грузом вниз на первый этаж, далее на крыльцо роты, поворачиваем направо к пандусам погрузки и бросаем, как попало в подогнатые кузова машин. Летим назад в роту и сталкиваемся с навстречу бегущими с первого этажа комендачами и зенитчиками, которые уже получили оружие и теперь вместе с ним тащат свои матрацы и бросают в другие машины своих взводов. Минута и мы врываемся тоже в роту, заскакиваем в ружкомнату, хватаем свои автоматы и противогазы и выносимся через другой проём ружкомнаты и снова ныряем в помещение. Это помещение-сквозной проход из коридора роты в автопарк, наша каптёрка регулировщиков, здесь на вешалках аккуратненько развешаны наши регулировочные комплекты кожанок с тёплыми штанами и телогрейками под куртками. Форма одежды на этот раз необычайно чудная и смешная. Нам выдают не только уродские шерстяные намордники, как собакам, но ещё и страшно позорные аграменные серые валенки, называемые в Сибири «лохами». Валенки на литой резиновой подмётке, выше колен и тяжеленные, меры нет. Придуманы они без галош, но с подошвой от промокания для глубоких снегов, это, чтобы в нём галошики те не потерять, (соскочат с чёрных валенков и в снегу по пояс те не нашаришь типа того) Форму надеваем, потеряв кучу времени на эти проклятые чуни. Никто не знает, что сначала, брюки надевать, а затем валенки или сначала валенки, а потом поверх натаскивать на них донизу штанины брюк? Получаем этими же валенками по горбешнику и от взводного и от дедов в том числе. Наконец соображаем, как это делается. Шуму много, время выезда упущено. Сейчас попробуй, на морозяке в десять градусов, чего-нибудь заведи! Ни один мотоцикл с места не сдвинется. Обсуждаем проблему с мотоциклами, но на выходе попадаем в облако пара и газующую, на плохо прогретом движке ГАЗ-66 «зебра». Две зебры на ходу поджидают нас и готовы в любой момент вынести нас на себе из дивизии. Настроение мгновенно у всех поднимается до высшего градуса и идёт гут одобрения в виде неясного мычания гасимого нашими намордниками. Ещё новая проблема, как попасть в кузов, когда ноги не гнуться от жопы? Смех и хохот, грохот хохота, когда первые духи в попытке одоления заднего борта сваливаются вниз и мучаются в изнеможении забраться в кузов. Попробовал я, ноги не гнуться из-за не разрезанных задников у выданного имущества, что делать, не знаем. Пробую ножками елозить, они соскальзывают и не за что зацепиться, чёрт его. Ёрзаю, ёрзаю, сзади орут и руками под жопу подпихивают, ещё секунда и кончу прямо в штаны. Состояние возбуждения от невозможности, что-то сделать частью тела, находящегося у меня ниже пояса. Такое чувство кончины я испытывал во время лазания в школе по толстому канату, когда до потолка высоченного спортзала, оставался метр, но сил больше не было, а залезть надо было и кончить не фиг было дело. Все это чувство когда-то испытали и теперь меня прекрасно понимают. Наконец догадываемся откинуть задний борт и заползаем на пузе в кузов. Зрелище комичное, но что делать. В кузове деды экстренно велят разрезать задники у валенок сантиметров по десять иначе при снятии с регулирования все окажутся попадавшими на дорогу на пузо, из-за того, что никто не собирается изменять порядок посадки и она по видимому и сегодня будет проходить по старому, на скорости. В суматохе и начавшей выдвижение машины, не у всех получается штык ножами располосовать правильно валенки сзади. Некоторые дюже вумные режут для верности их ещё и спереди. Пусть режут, им и отвечать за порезанное перед старшиной роты. Валенки выпросил взводный у старшины, что он назад возвращать тому будет, не наша забота, что мы не люди, что ли, чтоб в этом дерьме страдать. Порезали, ноги выпростали под лавки, стали усаживаться по-человечески. Два часа, нам говорили, требуется по времени, чтобы вся дивизия покинула территорию и исчезла за границами КПП, не знаю, сколько уже прошло, но регуля сегодня, по-моему, последними покидают свой парк. Раньше такого не было, виноваты матрацы и эти чёртовы валенки. Выезжаем за ворота нашего парковского КПП и уходим в направлении стелы. Через задний борт видим суету около штаба дивизии, там идёт тоже эвакуация штабного имущества, стоят подогнанные ЗИЛ-131 и комендачи с писарями закидывают в кузова ящики и мешки, сшитые из плащ палаток. Стоят БТРы охраны и машины ГАЗ-66 батальона связи, недалеко на площади привычные две БРДМки охраны опергруппы, которая вот-вот сорвётся с места и двинет впереди всего штаба, далеко уходя от всех на хорошей скорости. Сзади штаба виден уголок кузова нашего ЗИЛ-157 электростанции, Сергей Бодров обеспечивает электроэнергией штаб и тоже вскорости переключит всё питание на источник бесконечной мощности, то бишь , на сеть 220 вольт. Странное дело, я никак не могу до сих пор понять, в штабе у связистов был свой дизель мазовский, который крутил динамо-машину в 100 килловат! Почему возникала необходимость в питании всего штаба от дизеля в 20 килловат? Вопрос на засыпку специалистам. В кузове старички завели разговор за знамя дивизии, его пошли получать наши отличники боевой и политической подготовки, лучшие зенитчики Наумов, Крамаренко и Петров. Первый раз слышу про то, что знамя, оказывается, тоже покидает территорию части, я думал, это дело настолько святое и неприкасаемое, что, как Ленин, никогда Мавзолея не покидает, а тут всё так просто, пошли получать и поедут вместе с зенитчиками нашей роты на БТРах вслед за УАЗиком командира дивизии. Обстановка становится максимально приближенной к боевой, раз такое дело. На улице стоит хороший морозец градусов в 9-10, а может и все 12, сырость проклятая усложняет систему счисления и проникает за шиворот плотно укутанного тела. И что я заметил, чем ты сильнее себя кутаешь и пытаешься контролировать то самое тепло и кукарекаешь над ним посекундно (от безделья!), тем холоднее и психованнее тебе становится, ты начинаешь себя изводить только тем, как лучше пристроиться и не шевелиться, удерживая в щелястом кузове «зебры» тепло. На улице действительно очень холодно для Германии, даже бывалые солдаты неохотно поддерживают разговор, поговорить-то есть повод, но только отдельные злые реплики затыкают умников и я не могу сосредоточиться на том, куда едем, сколько дней всё это продлится и где будет привал и спать, будем сегодня или нет? Время до отбоя далёкое, до сна, в смысле слова. Пока нервы не дёргают по поводу, хочу спать, пока интересно, пока потные и мокрые от облачения в тысячу одёжек, пока можно не кукситься и не опускать себя в глазах товарищей своим видом, умирающего лебедя. Езда к коллективе не рекомендует казать свои худшие стороны и потребности, умирай, но марку держи, потом свои же перед новыми призывами зачмарят и позору не оберёшься, терпеть пока нет надобности холод, не знаю, как намордник тихонько стащить, чтоб охолонуться от жара. То не мне одному не в моготу, Толян Куприн, за ним другие срывают удушливые намордники, закрывшие своей собачьей шерстью всё лицо, кроме узких щёлочек для глаз, все плечи до половины рук. Душно и сыро под комбезом из ватных штанов и куртки с огромным воротником. Нет больше мочи, срываем и мы, духи с черпаками. Гулок одобрения прокатывается по кузову, деды с одобрением относятся к тому, что люди с младших призывов понимать стали службу и не собираются позорить комендачей, значит не зря столько они их чмарили и мытарили, выросло мало-мальски достойное поколение регулировщиков. Ведь они отлично помнят наказ старых регулей, убывших с достоинством на гражданку, чтобы не жалели мамкиных сынков, дрочили до посинения и не теряли имидж самого боевого взвода роты. Через задний борт успеваем отметить, как у артполка и ЗРП идёт погрузка под подошедшие из парка машины личного состава, как мимо штаба вытягиваются колонны БТРов и другой колёсной техники. Едем дальше. Рядом со стелой притулились наша колонна опергруппы, видно ждут БРДМы охраны и электростанцию, ждут также УАЗ-469 начопера и машины связи, что пока остаются у штаба дивизии. Далее, вдоль всей аллеи спортгородка, напротив здания ГДО, до самого ЦКПП дивизии, стоят машины комендантской роты, это наше законное место при всех выездах на учения. Как только опергруппа уйдёт немного вперёд, сразу за ней вырываются машины с командиром комендантской роты на УАЗ-469, машины с передвижным командным пунктом, машины штабные салоны высшего командного состава, за ними штабные машины секретчиков, шифровальщиков, картографов, разные грузовые машины с прицепами, походные кухни на колёсах, автобусы штабные с машинистками и секретутками, официантками и поварами из числа женского персонала, транспортные зилы с водовозками и хлебовозками, прицепными кухнями, далее машины редакции, особого отдела, финчасти, и просто машины и машинки с палатками, щитами-полами, кроватями и матрацами, углём и печками. Кинопередвижки, заправщики и последней замыкает весь цирк на колёсах машина техпомощи. Вру, замыкает машина регулировщиков «зебра». Она пока находится на месте, в роте. Она ждёт, когда все покинут часть и только в этом случае отправится собирать нас с перекрёстков, обгонять на хорошей скорости все, ушедшие далеко вперёд колонны и станет снова нас десантировать по городам, городишкам, дорфам, просто перекрёсткам в лесу и в поле. В роте в качестве наряда, оставили самых бесполезных людей на войне. Ни один калека, метивший в наряды, не смог спрятаться от дивизионных учений. Оставили банкира, финансиста и кладовщика со склада дивизионного, который на фик не нужен был сейчас никому. Гиблое дело, оказалось для тех, кто не смог спрятаться, нытьё только опустило их в наших глазах (молодых призывов), на что они, честно говоря, расчитывали, зная не по наслышке, что никого в роте в этом виде учений оставлять не положено, но объяснение не требовалось, всё и без этого было очевидным. Очевидным было только одно, пять или шесть дней с утра до ночи на перекрёстке, голодному и умирающему от невыносимо морозной и снежной зимы 1981 года. Зимы и в Москве 1979 года была такой силы холодной, что газ не горел из форсунок на кухне, а тлел, что обогревались чем только кто мог придумать, что окна законопачивали одеялами для того, чтобы хоть капельку удержать в квартирах тепло, аварии на теплотрассах случались так часто, что все Московские обкомы и райкомы партии днём и ночью мобилизовывали коммунистов и приравненных к ним комсомольцев и солдат инженерных войск со стройбатом для ликвидации течей и разрывов магистральных теплопроводов огромного диаметра. Как сильно будет хреново, я сейчас самолично смогу убедиться. Снятые намордники надеть по форме не успели и позасовывали в спешки в противогазные сумки, пошли команды на высадку и пора было вставать у своего станка разжарившимся регулировщикам. Выскочили за ворота и первые три человека выпали, не вылезли, как люди, а именно выпали или попадали на четвереньки от непривычно глупой формы одежды. Валенки совершенно не цеплялись за металлический край борта, они разъезжались и гирями тянули сразу за борт, как в омут. Встать с земли в них оказалось не так-то и просто, мужики помогали друг другу и как клоуны в цирке засеменили в прикольной обувке к кабине старшего машины за указаниями. Сергей Гузенко, не открывая дверцы кабины, как обычно, а лишь чуток приоткрыв стёклышко, промурчал, что-то несуразное, типа, не ссы, замёрзнешь или типа того. Где приказание, а где шуточки, пойди разберись, глупое поведение взрослого человека на войне, всё опошливать и переворачивать под свои приколы и своё видение обстановки. Каждая его выходка обязательно озвучивалась и перекривлялась с ненавистью в кузове среди солдат и обязательно в оскорбительном тоне. Салага, салабон, всего на год старше нас, а мнит из себя такого крутого чувака, что постыдился бы, всего на полгода дедов-то старше, а никак не может от своего солдафонства избавиться и взрослеть до командира взвода. Ещё один, не легче, не хуже в роте кадр появился, только, что испечённый из учебки, прапорщик зенитчик Михаил Чекан, кривляка и совершенно пустое место с точки зрения мысли, одно только и способен делать, крутить на башке шапку или фуражку. Он даже при докладе старшим офицерам умудряется её на голове гонять с одного места на другое, как трясучка его разбила. Вот дурная привычка и никто его не охолонит, смотришь на такого и сам начинаешь невольно то же самое делать.
Владимир Мельников : Продолжение рассказа. Ребята остаются у места остановки машины, собираются в кучку для обсуждения регулирования 3 перекрёстков, делят, наверное, кому, какой занимать. Мы трогаемся и думаем только об одном, впереди ночь, с коном обломались, спать не где, матрацы покидали в кузова машин и где они родимые, поди разбери. Успокаивает другое, регулирование ещё в достаточно раннее время и есть надежда посмотреть на гражданских немок и немчиков, на машины и вообще на жизнь большого города, где только выкинут? Мои прописанные места, это выезд из дивизии, на трамвайке. После эстакады за вокзалом и пока на этом участке всё. В кузове становится немного свободне, можно не давиться кильками в бочке, садимся на минуту свободнее. Через край заднего борда, не прикрытого тентом, видны убегающие назад справа кусты Спортхалле, слева забор и рельсы прочернённые в глубоком снегу. Снег заносится сухой крупой и изморозью в кузов и охлаждает наши крепко утюхтеренные тела. Хочется от борта подальше свалить к кабине. Дудки, Вова, там в темноте сбились в стаю старослужащие, попрятавшиеся по законному праву от службы. Ну и хрен с ними, щас выпрыгну и пошли они все разом с из законами и правами, встретились бы они мне в Москве, прошёл бы мимо и руки не протянул бы. Трамвайку проскочили и снова, два человека на выход. Только прицелился куда падать из кузова, чтоб не угодить на скользкие рельсы, как за шкирку схваченный, лечу на скамейку назад, пара не понятно кого, то ли старики, то ли черпаки, вываливаются наружу и гоп-гоп валенищами к кабине. Визглявое приказание из кабины взводного и мумии качаясь с ноги на ногу, как медведи по глубокому снегу, отваливают от кузова и теряются за левым бортом. Всё пятерых потеряли, едем дальше. На трамвайке дело дрянь, ни трамваев, ни немок. После восьми вечера только пара полицейских с чёрными крашеными автоматами за спиной, да собака овчарка на поводке. Аллес махен, всем спать до трёх тридцати, потом к четырём на работу. Жадные немцы всё просчитали в своей голове, когда и как эффективнее экономить электроэнергию, каким образом разгрузить грузопотоки и перевозки пассажиров, когда секас, а когда шнапсис принимать. На улице метлой повымело народец, любоваться не чем, ползём ближе к кабине. Прикрыть бы тент, но кто же тебе позволит, греться, что ли сюда забрался, греются у печи или за столом с пузырьком, здесь люди на войну собрались, сиди и не дёргайся. Выходим на автомагистраль А-80 и двигаемся по ней к вокзалу, но не поворачиваем на Мерзебург и не проскакиваем прямо под эстакады по направлению на Лейпциг, а разгоняемся на ту эстакаду, что пересекает трамвайный круг у вокзала (у высоток) и уводит к Берлинскому мосту. На моё место после моста меня не ставят, оставляют Миколу Чистяка, мы же уходим ещё дальше. Там я ещё ни разу не стоял, куда едем. Город очень красивый, даже если смотреть на него из кузова машины через проём, автострады освещены хорошо и дороги чисты от снега, «Кулаки», памятник из мрамора, я никак до конца не могу понять и разглядеть. Что они хотели этим показать и мне не понятна, вся суть композиции, глупые и хитрые немцы, вроде за нас, за коммунизм, а до конца не разоблачаются, отделываются полумерами, полуборьбой, присвоили себе «кулаки», «они не пройдут», «но пассаран», « товарищ амиго, дружба, фройншафт!». То ли дело наши памятники, ясно и понятно, ни какого тебе авангардизма, а эти вроде, как боятся чего-то или через силу делают и памятники хитрые ставят. Машина гонит на всю катушку, от воя мостов и карданов, от гула протекторов и свистящего ветра за бортом не разобрать о чём стали говорить оставшиеся у кабины старослужащие, сейчас каждое слово дорого, сейчас всё надо слышать, чтобы выжить и не попасть впросак. Больше меня не бросят на перекрёстке, не дамся, хватит, зло за тот случай ещё бродит во мне. Машина тормозит у странного тёмного сооружения, вокруг темень и пустота, ни домов, ни пакгаузов, только во все стороны протянулись стальные рельсы и стоят узенькие вагоны и бочки. Виднеются, не то тепловозы, не то, даже и не верится глазам, самые, что ни на есть обыкновенные паровозы! Стоим и пока ни каких команд, затем хлопает дверца и командир взвода лично подходит к заднему борту, спрашивает, обращаясь сразу ко всем нам сидящим здесь «есть кто регулировал на 500 км метровом марше этот перекрёсток?», есть. Я и я! Кто, я? Головка от патефона?! Представляться надо! Один голос затыкается, второй «рядовой Христов!». Вылазь из кузова, остаёшься тут. Товарищ прапорщик, а прошлый раз нас двое было? Хватит одного, трамваев может уже не быть, один справишься. Христов сваливает, мы трогаемся. Резкий удар по тормозам и голос взводного из приоткрытой дверцы «Мельник?, будешь помогать ему!». В кузове ни движения! Я тоже молчу и не дёргаюсь, я не Мельник. Мельник дальше у кабины спрятался в куче народу и сохраняет тепло таким образом. Машина начинает трогаться, взводный хлопает дверцей, а мы все сидим и никто не вылезает! Едем потихоньку набирая обороты, выруливая с обочины к огромному железнодорожному мосту, никто не высаживается! Чувствую, как по спине ползут мурашки! Сейчас будет взрыв. Или взводный нас всех на фик выгонит из кузова и погонит перед машиной по трассе до самого Ораниенбаума или поубивает прямо здесь в кузове. и сквозь обороты двигателя начинаю отчётливо слушать змеиное шипение шшшшшшш это со стороны дедов в мой адрес, ты, что сука не понял, что это тебе приказали, ААААА!!!! Песец, рыба такая есть на свете, валенком в морду от кабины и меня ветром сдувает за борт. Петя Мельник, к кому обращались, остаётся в кузове, а я вместо Мельника вылетаю и растягиваюсь на четырёх точках. Хохот по поводу находчивого бойца и прикольное десантирование духа слышатся ещё долго в ночи, а взводный, так ничего и не заметивший, спокойно удаляется по маршруту расставлять регулей до самого полигона Ораниенбаум, туда мы выдвигаемся, то наш родной полигон и там место нашего сосредоточения. Я от обиды не знаю куда деваться, ушибленых колен не чувствую, душевная травма глубже. Товарищ на перекрёстке, слава Богу, не видел моего неудачного падения и обрадованный неожиданным появлением меня в его поле зрения орёт на всю ивановскую площадь и лезет с обнятиями. Поднимаюсь с четверенек, отряхиваюсь, подбираю валяющийся рядом на снегу автомат, обтираю и его по инерции, пробую руками колени, жить можно, валенки облегчили удар благодаря высоко скроенным голенищам. Автомат кидаем за спины и решаем, что и как тут надо регулировать. Перекрёсток простой, машин почти нет, трамвайка уходит на мост и на ней тоже глухняк. Тут и одному делать нечего, любят в армии страху нагонять и всё усложнять. Христов собирается показывать поворот на мост, мне выходит дело перекрывать трамвайку. Работы ноль, перекрикиваемся через площадь, намордники у обоих в противогазных сумках. Надевать и не думаем, расчесали и без них всю вспотевшую шею и лобешник. Из какой дряни их делают, неужто и правда из собачьей шерсти, фу, гадость, только, что эта шерсть была на жопе у собаки, а теперь у тебя на морде и губах, тьфу проклятая. Начинаем осматриваться и вслух обсуждать обстановку, всё наигранное, говорим лишь бы поддержать разговор, три месяца в роте, а что за люди вокруг, пока не сроднились и не скорешились по настоящему, нет времени, то на одни работы уведут, то на другие, только в строю, да в столовой всегда вместе, да и то, а если в наряды, то ты, то он, только и помнишь, что парень из Вологда и что передние фиксы, это память о драке перед армией за бабу, вот и всё. Знаешь ещё, что его передразнивают все в роте только лишь за то, что он говорит чудно и всё время «окает», да так окает, что все буквы «А, Б,В,Г,ДЕ,Ё,Ж…» у него в «О» превращаются, как только его люди вообще понимают? Я тоже с трудом разбираю, разговариваю, а сам скорее догадываюсь, чем точно знаю о чём речь. Но парень хороший, правда с самого карантина заневезло ему из-за того, что очень упрям и шкодлив не в меру, это он первый в карантине вынес в каманах чернягу со столовой и был уличён в этом. Это он перед строем ел целую буханку черняги на втором этаже перед кубриком номер 13, а мы стояли всё это время по стойке смирно и держали правую ногу вытянутой вперёд, носком на уровне колена и умирали от сильного напряжения. А он нагло отламывал огромные кусяры хлеба и швырял насильно в нашу сторону, чтобы ловили и тайно ели вместе с ним, когда сержант уходил в дальний край коридора. И мы ведь ловили куски, ели и сами сгорали от этого, нам приносили по целой буханке и мы, встав рядом с ним, давились, плакали, но впихивали в себя куски не промокшего от слюны хлеба, слюны просто уже не выделял столько организм, но мы глотали, икали до рвоты, но буханку впихивали в себя а потом мучились животами и проклинали чёртового нехватчика. Всё было, были и совместные наряды и по столовой и по роте и вот теперь совместное регулирование. Там, где ты вчера, кого-то ненавидел или надсмехался, сегодня приходится дружбу водить и оказывается парень-то не плохой, просто не из той формации, мозги правильно на жизнь смотрят и вовсе не идиот, каким себя, почему то выставляет. Конечно и я много раз включал дурку, но не я один видать такой, служить, знамо дело, попервах, кто же хочет? Оно легче, когда кто-то делает, а ты со стороны наблюдаешь, да оценку даёшь, правильно ли сделал, что не согласился, не труднее и не грязнее тебе работа достанется, ничего удивительного, человек сам не знает, как себя поведёт, сам много раз этому удивляется потом. Перекрёсток не то, чтобы тёмным оказался, но освещается только по обочинам, да на самом мосту, свет, скорее всего, исходит от снега, покрывшего всё вокруг себя. С одной стороны от нас город, с другой стороны пустота, вернее железнодорожная пусота, горы рельсов и не мае никого на путях. Дальше к вокзалу стоят составчики, присыпанные снежком и больше ни гу-гу. С моста нам навстречу ползёт вдруг строенный трамвай, ползёт не стоит, не то движется или то мостяра такой длинющий, но уж больно долго он на нас едет. Чешская Шкода, красная, как кумачовое знамя, сверкая ярко освещённым салоном не обращая на нас внимания, проходит своим маршрутом в сторону моста на быках, мы пока ей путь не преграждаем, это дело поручено регулю, стоящему по сторону моста, ему лучше нашего видно, когда из-за поворота покажется колонна, спешащая к мосту, вот тогда трамвайчикам и перекроют кислород. Ожидание колонн всегда дело волнительное и привыкнуть к этому не возможно. Бояться тут не чего, немцы нас всегда слушаются, останавливаются и стоят тихонько на любое количество времени. Мы, конечно, их уже порядком достали за время своей оккупации, но, что поделаешь, мы первые этого хотели, сами на нас дёрнулись, теперь даже не думайте и рыпаться, три с половиной десятка лет под нашим сапогом, это вам не лёгкая прогулка на восток, сидите в пластиковых кабриолетах и дышите через раз. Стоим, ждём высоко задранных огней, следующих с равными интервалами, ждём и не успеваем опять. Только ты на минуту отвернулся по своим неотложным, не отлитым, так сказать, делам, как вот они первые БРДМы из охраны опергруппы и вся колонна за ними на коротком поводке. Колонна не большая, до десяти машин, не более, но движется очень оперативно, слажено и забирает на поворот на полном газу, нам-то, в принципе и регулировать её нет необходимости, на мосту и около него на подъезде чисто, только снег белеет и мы чёрными пятнами с катафотами на груди в свете фар. Но дело, есть дело. Я на трамвайку встаю, Христов прямо перед мордой головной машины выскочить успевает, отдаёт честь, но опаздываем. Из кабины подполковника, начальника оперативного отдела вдогонку к нам с оборотом назад, показывается кулачище, но нам до этого…. Машины с хорошими движками, не попёрдывая и не стреляя холодными моторами, выносят легко своих седоков на мост, не чувствуя встречного уклона и скрываются за его горбом на той стороне. С перекрёстка соглашаемся не уходить, начопер мужик мягкий и вряд ли продаст нас, но может и нажаловаться, учения серьёзные и ответственность большая. Стоим, ждём настоящие колонны, эта не в счёт, эту регулировать не интересно, сама проедет от точки до точки и ничего с ней не случится и терять в ней не кого, машин в ней с гулькин нос. Напряжение растёт, работа началась, понимаем, что такие большие колонны техники регулировать до селе не доводилось, но в этом то и весь смак. Стоять на перекрёстке очень почётно и значимо, это начал и я понимать, понимать, гордиться и хозяйничать над всеми. Да, даже хозяйничать. А, что? Такое начальство едет порой, столько офицеров, столько машин и техники и все подчиняются тебе и управляются твоей волшебной палочкой, ну чем не кайф? И шик?! Дождались. Колонна ползёт со скоростью ровно в 30 км в час, интервалы ровные, первая машина комдива, за ней машина НАЧПО, за ней замкомдив, потом НШ, потом уазы служб, за ней уаз командира комендантской роты Лемешко, потом череда автобусов, салонов генеральских и остальная техника из нашего парка. Дрожь пробирает от вида надвигающейся знати, начальства один важнее другого, жезлы включаем и замираем по стойке смирно. Регулировать не чего и не кого, если и был трамвай, то остался на той стороне, тута метлой всех вымело. Мы в таких случаях говорили так, наступил для немцев «День Советской армии», сидите дома и не рыпайтесь, подавят вас или так прижмут на обочинах, что полопаются от наших объятий ваши пластиковые бока и дома ваши превратятся в руины. Жезлы висят вдоль туловища, по телу проходит лёгкий мандраж и застревает в кончике шеи у основания черепа, машинки, как игрушечные прыгают на трамвайных путях и строчкой направляются в гору. Главное позади, командир роты, вроде, замечаний не делает, но понимаем, что нервничает и чем-то смущён, доходит, мы нарушаем положенную форму одежды, намордники поскидывали и это его напрягает. Сказали надеть, значит так и должно оно быть. Либо идём и поём в строю все, либо идём строем и не поём, но петь и стоять через один без намордников не положено в армии и понимаем, что последствия не приминут нам сказаться за эту самодеятельность, ротный нас всех успел достаточно для себя запомнить. Наша колонна проходит и не успеваем натянуть намордники, как выныривает колонна такой длины, что становится страшно от обилия БТРов и БРДМов, зилов, газонов и ещё много чего. Первые машины следуют за современными УАЗами, за ними газики и сплошным потоком БТРы. На головной машине, не то знамя полка, не то огромный красный флаг, офицеры и прапорщики сидят сверху на башнях на подушках(так нам сказали бывалые старички), ноги свесив внутрь машин, воротники у всех подняты и застёгнуты на клапаны, шапки, правда, пока не с опущенными ушами, держатся молодцом, но понимаю, что им приходится сейчас так не сладко и ехать в таком положении до самого полигона, а то и то дальше, приятного мало. Сразу становится приятно от того, что сам недавно чуть не вляпался в подобное дело, не пожелав учиться и забрал документы из военного училища, вот было бы дело и я бы примерно так ездил свои 25 лет до пенсии, от этого становится менее обидно за свою не райскую службу в регулировщиках, да, что сравнивать, на меня сейчас поток ветра со снежным крошевом не летит и не продувает насквозь, я снимусь и в кузов крытой брезентом машины, а тут собачья служба вот в таком положении не одну зиму и ни одно лето. Честно, мне очень было их жалко и в чём та служба в армии заключалась, что за неё так цеплялись и лезли в военные училища, где был не шутошный конкурс, что за жизнь по коммуналкам и общагам, ни угла своего, ни работы бабам, тоска и солдаты, тупые и ленивые. Жалко, но в то же время присутствовало чувство неполноценности, что, вот, они могут и делают это дело, а ты думаешь только о том, как бы скорее свалить с перкрёстка, добраться до тепла, нарубаться и завалиться спать и чтоб тебя никто не беспокоил, а они делают настоящую суровую работу и как у них ни зубы не болят, не кашляют они, не ноют от холодрыги и сидят, послушно исполняя приказ и устав на ледяной броне и ещё умудряются управлять всем своим войском, собранным со всех республик Средней Азии и Кавказа. Как они их понимают и на каком языке изъясняются, как можно поставить человека в караул, когда он тебя не до конца понимет, кого останавливать, а в кого стрелять можно и когда. Мы придурялись изо всех сил, чтобы не работать в первые месяцы службы, а как в пехоте? Как в артполку, у танкистов? Рука устала держать высоко поднятый жезл, еле сил на это хватает. Одежда толстая, всё затекло в момент, впору опустить её и стать спиной к трамваям, которые могут показаться вместе с машинами, но сделать это боюсь, откуда они знают, что на грудь и спину регулировщика ехать не положено. Может даже, наоборот, у них свои правила, а я их не изучал. Стою, умираю, рука колотится, но опустить боюсь. Колонна пехоты прошла. За ней пошли пушкари, повалили УРАЛы катюши, потом ЗИЛ-131 с пушками на прицепе, причём каждая пушка имела странное колечко и цеплялась им за фаркоп, потом пошли сплошным потоком автомашины с живой силой, расчёты к пушкам и гаубицам. За пушкарями пошли потоком зенитчики на своих задрапированных «ОСАХ» в сопровождении головных БТРов, потянулись машины с живой силой, как и у пушкарей, за ними снова поползли машины и машинки из других подразделение. Прошли стройной колонной на новеньких ГАЗ-66 и БТРах связи батальон связи, потом помчались странные создания: спереди ЗИЛ-131, а на фаркопе у него лодка на колёсах с винтом сзади, носы лодок обрублены под прямым углом и для чего это сделано, стой и думай. За ними выползли странные существа, это были гробы до неба на просевших задними мостами со сдвоенными колёсами КРАЗы, еле пердевшие от страшно тяжёлой ноши, ползли медленно, загородив всё на свете, за ними шли гусеничные машины с каким-то металлоломом на горбу похожим на перевёрнутую ЖД ферму или кусок моста. Шли краны и бочки, гусеничные тягачи с пушками на прицепе, ГАЗ-66 с миномётами на прицепе и солдатами в кузовах, всё ползло и гудело на весь город. Удивляться и ещё раз удивляться, ползли старые дряхлые БТРы типа «крокодил» на двух и трёх осях, ползли старички мормоны и зилы, видавшие времена Никиты Хрущёва, ползли мини машинки из санбата и госпиталя на колёсах, лезли химики со странными бочечками и кунгами на колёсах ГАЗ-66, ядовитые и опасные для меня войска, опасные для моего молодого организма своей непонятностью назначения и лишностью в войсках. Ни какой войны химической нет и не предполагается и войска, по моему убеждению, эти халявные и странные. Я бы их распустил и не верил в химическую опасность, а их чёртовы АЗК и противогазы выдал бы им перед списанием на гражданку в качестве материальной компенсации заместо выходного пособия, как же они всем надоели своей надуманностью и заумностью. Ладно, медики, у них хоть спирту раздобыть можно или с сестричками переспать, ну эти же, просто дармоеды и растратчики матбогатств. Не смог я удержать всё это время поднятую вверх руку с жезлом, затекло во мне в плечах и отвалились сами руки, техника пёрла мимо и конца краю ей не предвиделось. Что-то кричали друг другу мы с Христовым воодушевлённые по первах, мурашки гоняли от копчика к головному мозгу и обратно, а потом настолько привыкли, а затем так устали, что по фиг было это регулирование, немцев никого, хрена лысого мы тут вообще делаем? Всё пересмотрели, ничем нас уже больше удивить нельзя, пошли опять БТРы и ЗИл-131 с живой силой, наверное, опять пехота пошла из какого-нибудь другого полка, сколько же этих гробов на колёсах, где же они столько набрали командиров? Машины несутся на большой скорости, догоняют ушедших вперёд, из глушаков у некоторых вываливаются прямо на снег искры и катятся по дороге сдуваемые ветром. Снегопад усилился и мы с Христовым совсем перестали быть заметными на перекрёстке, облепило снегом так, хоть веником обметай, а оно всё сильнее и сильнее расходится, кружит и метёт так, что мама не горюй. Сто раз пожалел я за это время, что добровольно расстался с намордником, вот бы, кстати, пришёлся, не так бы в душу дуло и снегом залепляло лицо. Как немец прилепился к моему заду, я заметить не успел, стоит, бедный, и стёкол от снега уже не видать, стоит и я спиной к нему стою. Он в трабанте, я снаружи. Что с одинокой машиной делать в таких случаях, пропустить под шумок или пускай помучается? Решил проблему свою Ганс сам, завёл моторчик, сдал чуток от моего зада назад, включил, гад, первую передачу и нырь в строй между машин, только и видели мы его с Христовым. Ну и чёрт с ним. Час стоим не меньше, машин не убавляется, нет этой реке края…. Стоять и смотреть на газующую братию, сметающую всё на своём пути уже надоело и захотелось поскорее отделаться. Машины ещё шли около получаса, потом стали появляться окна между колоннами, потом пошли одиночные машины и БТРы, потом отставшие понтоновозы, потом МТОшки потащили кого-то на прицепах, потом заправщики, потом немцы стали появляться, видно их, где то хорошо продержали. Мы ушли с перекрёстка и только при появлении отдельных машин, не стараясь для них выбегать снова на рабочее место, просто махали с обочины жезлами на мост, хотя другой дороги то и не было и кроме, как ползти туда, надо было крутым идиотом, чтобы повернуть назад в город к мосту на быках. Метель разыгралась не на шутку, снег сыпал беспрестанно, ветер дул порывами и мелкой снежной пудрой забивало дыхалку, снег залетал во все щели в автомобилях, забил собою радиаторы машин и люки БТРов и БРДМов, запорошил все дороги мешал движению. Его столько навалило, что машины шли по нему в колеях продавливая и образуя треки позади себя. Подмораживало. На дороге оставаться было больше не в моготу и машину свою мы с Христовым ждали и материли всех святых за то, что же они так долго нас не забирают?! Уже всё, что могло быть вытащено на тросах из боксов, проехало и пропердело в сторону Ораниенбаума, все, кто мог разглядеть нас на перекрёстке, указали нам наилучшие пожелания, проведя пальцами от уха и далее вверх по направлению к Богу.
Владимир Мельников : Продолжение рассказа. Три часа, не меньше, никак не меньше, а машины ещё нет. Роба кожаная задубела и гремела на морозе, в теле не осталось и капли тепла. Не ведая, что делаем, бросили к чёртовой матери перекрёсток и ударились в бега вдоль обочины, 50 метров в одну сторону, 50 метров в другую, буря не позволяет разлепить даже один смотрящий глаз на дорогу перед собой, снег сухими сугробами юлозит под огромными валенками и кроме, как потери сил не вызывает, но есть и плюсы. От сверх усилий в борьбе со стихией моментально становимся мокрыми от пота и быстро согреваемся. Машину, которая нас должна снимать успеваем заметить из дали, да и как не заметить, когда все глаза на дорогу проглядели, а вращающиеся мигалки на крыше кабины за сто вёрст в темноте видны. Радости нет предела, за нами приехали и мы свободны. Теперь бы поскорее забраться в кузов и ух! Ух, как мы там сейчас развернёмся. На учениях отношения складываются гораздо мягче, чем в обычной службе, отношения чаще принимают товарищеский характер, работа одинаково не сладкая и все понимают, что не за что человека тыркать и шпынять, отстоял человек положенное на перекрёстке, имеет полное право на отдых и покой, увага такому человеку обеспечена, минимум, как до приезда на полигон. Машина останавливается, а не катит, как в прежние времена, оно и понятно, в валенках не побегаешь за газоном, а уж тем более, что и в кузов без помощи один не заберёшься, только травмируешь себя, а учения только начались, даже самый глупый это сейчас понимает. Руки из кузова протягиваются и подхватывают нас под мышки и за ремень на брюках, переваливаемся дедами морозами и от нас тут же шарахаются в стороны. Э,э,э поосторожнее, откуда вы такие белые, там, что, снег идёт? ХА-ха-ха, шутят мужики, сами только, что от туда, юмор хороший, здоровый, значит место у кабины нам обеспечено. Не спрашивая разрешения пробираемся по качающемуся на скорости кузову машины, цепляемся изо всех сил за скамейки, но вползти вверх по металлическому и скользкому от снега кузову не можем, машина идёт в гору на мост и надо чуток подождать. Чуток наступает, мы несёмся с горки и кузов машины наклоняется вперёд и нам, наконец-то, удаётся прилепиться ко всем. Народу не много, в кузове полно снега, понимает от куда его здесь столько. Тент у заднего борта пристёгнут наверху на крыше и вся задняя часть кузова завалена сугробами по углам. Надо, что-то делать и бороться с холодом и снегом. Молча сидеть долго не можем, прорезается от смелости голос и я предлагаю опустить тент, пока не засыпало кузов вместе с нами. Все гулом загудели соглашаясь, но делать никто не собирается опасную работу, хотя каждый понимает, пока доедем, позамерзаем и позаболеем, как пить дать. Деваться не куда, пытаюсь добраться до заднего борта в одиночку, хренушки, машина несётся и очень часто обгоняет наши же перехваченные машины из колонны, её водит с одного края к другому, стоять, вообще не получается. Валенки проворачиваются на металлическом полу со снегом на 180 градусов и в момент можно вылететь за борт. Видя мою беспомощность, кто-то цепляется за мои бока руками и ищет брючной ремень, чтобы получше за него меня ухватить, получается. Каску приходится с шапкой скидывать и передавать сидящим и наблюдающим за нами со стороны. Руки без перчаток на ветру быстро перестают слушаться, голова высовывается из кузова и волосы моментально забиваются снежным крошевом. Я понимаю, что я полный идиот, но отступать поздно и руки крепко меня удерживают, надо расстёгивать ремешки крепления и скорее в тепло. Одному до конца не удаётся доделать всю работу, меня со злостью, кто-то из наблюдателей, отшвыривает назад в кузов, суёт мою ледяную шапку с каской, перчатки потеряны, найти их на полу в снегу не удаётся, и я расстаюсь с ними до приезда на полигон. Умник из старослужащих, моментально, на свежую голову дорасстёгивает пару ремешков и гордый от выполненной работы долго и громко себя нахваливает и повторяет каждому сидящему духу «учись, салага, старик салагу не обидит!» Тент опущен, в кузове наступает полный мрак и тишина, ветра нет, снег не залетает, собираемся в кучку к кабине, прижимаемся, как можно ближе друг к другу и проваливаемся каждый в свою массу! Всё, дело сделано, теперь до самого полигона в течение часа вряд ли кто потревожит. Регуля потихоньку будут набиваться в банку с селёдками и в банке будет становиться всё теплее и уютнее. Ночь в самом разгаре, метель разбушевалась не на шутку, каждый прибывающий не находит себе места от нервного шока, холодрыга такая, что ни намордники не полный кузов народу не спасают погибающих. Деды раскидывают и вышибают молодых с передних рядов и лезут по головам своих же товарищей ближе к кабине, будто там печка или обогреватели установлены. Лезут и велят нам ложиться на них сверху и греть изо всех сил, задним велят обхватывать их руками и тоже согревать, как можно. Понятно ещё раз за сегодня становится мне, почему так активно рвались все деды и кандидаты в деды в наряды. Никто не хотел умирать. На прошлом шмоне поотнимали свитера, шерстяные носки, спортивные костюмы и трико, отобрали бушлаты и шинели, приготовленные для этой цели, раздели, так сказать и разули людей догола. И вот теперь им приходится умирать из последних сил. Хреново им сейчас и мерзко за то, что столько копили, из отпусков специально для учений везли тёплые вещи, прятали и всё насмарку, всё отняли и порезали на глазах у них штык ножом, взятым у дневального с тумбочки. Старшина роты тогда бушевал и говорил им, что все ваши чирьи и грибок именно от грязного заношенного и никогда не стиранного домашнего белья. А раньше он нам другое говорил, что, мол, все болезни от сырого климата и плохой воды, которая протекает в свинцовых трубах, вот и верь теперь его словам. (На следующую зиму я тоже притараню из Москвы свитер с обрезанным горлом и укороченными до локтей рукавами, тёплые носки и спортивный шерстяной костюм, но он мне не понадобится, я уже буду ездить в тёплой кабине и пользоваться им буду очень редко) Регулей мы сняли практически всех, мест, в общем-то, больше в кузове не оставалось и по всему было видно, что с минуты на минуту мы должны прибыть на конечный пункт, указанный в кроках регулировщиков. Мысли наши у всех сейчас были заняты только одним, вот ехать бы так не останавливаясь, как можно дальше, ехать всю ночь, чтобы не тревожить своё угретое состояние, устаканившееся положение, зная и хорошо представляя, каково сейчас на морозе, по колено в снегу и метели ставить палатку и налаживать новый быт. Будь она проклята эта армия, сидел бы я сейчас дома и не видел бы злых рож и гнусностей не слышал бы, ходил бы с папочкой в институт, за бабами ухлёстывал, покупал бы им красные гвоздики у грузин на рынке, дарил бы им тюльпаны и ромашки, твою мать, куда меня и не только меня, занесло! И сдалась мне эта долбаная Германия и чего я тут вообще забыл, а по ходу дела, мы и правда приковыляли. Машина рыкнула и пошла ломать свой кузов, переваливая нас с одного борта на другой, швыряя на скамейках до потолка и разрываясь на пополам в ямах и канавах. Точно, приехали и едем по полигону, объезжая ряды заметённых снегом машин. Выглянуть, чтоб глянуть, наружу не получается, стенки бьют по морде и вверх, вбок, вниз, вбок, вбок, провалились, тормознули, рванули назад, аж до боли сжались в пружину на лавках…Что там происходит, он, что вслепую, что ли едут?! Куда их чёрт занёс, что, дорог для нас уже нет или мы заблудились? Машина рвёт кардан и глохнет в один момент, бах всех сидящих в кузове о борт, встали, заглохли, подавившись от натуги. Тишина. Стоим в какой-то канаве или окопе, машина на боку, в кабине матерятся и лезут наружу, мы молча притаились и пытаемся последние минуты выжать из сна и понежить себя уютом и теплом. Шевельнись и получаешь по горбу, не известно от кого, может даже от своего призыва или чуть постарше, тепло и только тепло, сохранять и бороться за живучесть, гасить любые потуги шевельнуться или выпростать затёкшие руки или ногу. Сидеть, лежать и не забывать бояться. Нас пока не собираются беспокоить, Гузенко уходит искать ротного, а Сергей Лавриненко или просто Лавруха, шкандыбает по сугробам держась руками за борт, чтобы не провалиться под машину в канаву, подходит и начинает говорить с нами прямо через тент. Выясняем у него, что все дороги запружены техникой, часть поломана и стоит мёртвым грузом. Ему пришлось послушать Сергея Гузенко, нашего взводного и ломиться напрямки по канавам и буграм, сейчас не знает сам, где наши и пошёл пешком искать их вперёд. Говорим ему спасибо, но ему до нас уже дела больше нет, так просто вылез, ноги размять, да на мосты посмотреть, крепко посадил машину или нет? Посадил крепко, без тягача не выбраться, нам от этого ещё гаже становится. Умник чёртов, зачем он этого пацанёнка в прапощицких погонах послушал, ведь второй год дослуживает, все полигоны объехал, а тут соплю послушался, вот теперь и сидим в яме. Деды матерятся, Серёга предлагает, пока нет взводного, попробовать качнуть машину. Его все дружно посылают к своему прапорщику и наступает тишина. Серёга забирается в кабину и пробует запустить мотор, пока тот не остыл. Машина, странное дело, и не собиралась ломаться, мотор вжикает с первого раза и хорошо себя ведёт на малых, затем средних и напоследок, на высоких оборотах, не рвёт жилы и не пердит и не постреливает, грамотно гудит и кажет свою мощь и здоровье. Сергей всё таки пробует уговорить нас вылезти и вытолкать машину из канавы, мы молчим, а потом огрызаясь говорим ему обидные слова, проси, мол своего прапорщика, он у тебя дюже вумный, як вутка, тильки шо плавать нэ вмийе! Га-га-га-га… шутка самим понравилась. Из кузова дураков нет вылезать. Минут через двадцать доносятся звуки приближающихся шагов и направляются сначала к кабине, а затем от Сергея к нам. А, ну быстро, я сказал, к машине! Будем машину толкать! Сначала половина вылезла и начала раскачивать машину, которая влетела так, что и качать-то не чего было, потом взводный стал рвать и метать, выгоняя из кузова всех и заставляя по настоящему приложиться, но не делать всем вид, что, типа, толкаем, но только мешаем машине этим. Взвод здоровенных мужиков облепил газон, Сергей с нашей помощью так начал газовать и рвать обеими мостами грунт из под себя с такой силой и настойчивостью, что машина из последних сил выбиваясь, всё таки сумела вырваться из плена и заглохнув напоследок встала на макушке канавы. Ура! Дело сделано, быстро на посадку. Сергей снова запускает мотор и довольный щерится из кабины в нашу сторону. Спокойный крупный парень из Украины служит больше года (91979-1981 осень) водилой на новеньком ГАЗ-66, отлично содержит машину, а красив собою, своими огромными голубыми глазами, как у девушки, что где же его крали и почему их нет сейчас рядом с ним, им было бы на что полюбоваться и кем возгордиться перед подружками, где ж ты коханочка его, спишь, скорее всего, сейчас в жарко натопленной кузбасским угольком татой хате, спишь и не маешь времени, когда вернётся к тебе вот этот простой и скромный парень, полный геройских поступков и не давно само лично споймавший супостата, иностранную миссию связи, эх Серёга, любят и сохнут по тебе девки, хороший ты хлопец, были бы в армии все такими, проблем бы меньше было. В машину посадку отменяет командир взвода, строит нас у машины и начинает читать приказ. Нам приказывается прямо сейчас, не приближаясь к месту расположения нашего лагеря, отправляться назад и искать на дорогах Германии и полигоне в целом, пропавший БТР со знаменем дивизии! Вот так, ни больше, не меньше. Твою мать, мы тут при чём? На фиг нам, какой-то там БТР, пусть даже со знаменем дивизии, прямо сейчас сдался! Мы каким боком к этому прилепились? Кто это придумал? Почему все уже в палатках дрыхнут, а мотоциклисты должны неизвестно, где и не известно куда пропавших уродов, которые промахнулись мимо полигона и их понесло блудить в ночи и теперь их кто-то должен искать и за ручку приводить домой! С этой несправедливостью и вопиющей глупостью нас загоняют обратно в кузов, командир взвода, психически укушенный тщеславием и гордостью от выпавшего на его долю поручения, готовый нас всех угробить и заморозить ради того, чтобы выслужиться и ради того, чтобы его кто-то там похвалил за это. Но, это же за нас счёт! А мы, каким боком тут оказались. В двухстах метрах разглядели большой, ярко освещённый лагерь с нашей ротой и штабными палатками, палатками водил, комендачей, писарей, КЭЧ, зенитчиков, но только не нашей, а нас туда и близко не хотят подпускать. Нас посылают туда, не знаю сам куда, ищите, так сказать, ветра в поле. А, что, тот БТР самый завалящий или там командир дундук из молодых или там рация не установлена или тут вообще всё наикось и сикось, как мог БТР со знаменем отбиться, если все ехали только по указанному регулями маршруту, у каждого свои кроки и колонна шла целиком без разрывов и БТР со знаменем шёл сразу за колонной штабных уазиков, начиная от самого комдива и заканчивая нашей МТОшкой. Удивительно и не понятно, все сидели жопами на крышах, все всё обозревали и ногами рулили по плечам водил, как такое могло произойти. Но делать солдату не чего, его пинками загнали в кузов остывшей «зебры», усадили на скамейки и погнали в ночь и холод всем скопом, всем взводом, битком набитым кузовом, для чего? А спросите, а, наверное, чтобы взводному не скушно одному было и меньше обидно, что мы в палатке бы остались, а он искать своё счастье уехал с Серёгой. А может он думал, что мы без него делать будем, а может думал нас в цепь поставить и пошукать по Германским полигонам трошки? Не знаю я, но сейчас думаю, что просто приказ дали, а он на взводе и искать поручили всему взводу от имени комендантской роты, вот и всё. Да ещё на тот случай, если вдруг они опять сядут, где снова вот как сейчас в канаву, чтоб было кому вытащить машину пердячим паром. Куда нас повезли того червоного прапора шукать, так из кузова с опущенным тентом видать не можно було, но шукалы усю ничь. Все злые и не довольные, заняли свои прежние места, нас опять положили сверху и снизу на умирающих от холода дедов. Мне досталось место у левого борта почти у кабины, сверху со средней седушки скамейки на меня навалился старичок боровичок и велел его покрепче обхватить руками и не вздумать ронять на пол, сверху на себя он положил ещё одного молодого в полусидячем положении и так начали делать все. Одни держали за туловище(я), другие с той дальней правой скамейки держали за валенки ноги на своих коленях и согревали их руками, машина не ехала, а носилась по буграм и рытвинам, рыскала из стороны в сторону, дёргала и рвала мосты и карданы. На таких горках и ухабах, колдобобинах и рытвыинах мы летали по всему кузову и не знали за, что можно руками и ногами уцепиться, будь она проклята эта жизнь, этот БТР со знаменем, все те идиоты, которые в нём потерялись, тот, кто нас потащил искать и тот, кто отдал этот приказ. Час или может больше мы кувыркались и трахались о скамейки жопами, летая от кабины к заднему борту. Не могли понять, как машина вообще может выдюживать с полной нагрузкой, по снегу по самую ступицу, в бездорожье и не заглохнуть, не сломаться, не оторвать от натуги свой кардан и спалить своё сцепление. Таких зверских испытаний ей вряд ли сами конструкторы не предписывали и не рекомендовали проводить, Боже, ну, будет ли этому когда конец?! Какой дурак сказал нашему взводному, что их видели сворачивающими за всеми вместе на полигон? Едут гады сейчас по гладкой дороге к какому-нибудь городку, притулятся у гаштедта и будут вымогать хозяина открыть свой дрыньк и начинать угощать за свой счёт бойцов невидимого фронта. Или колбасят на своих четырёх мостах, как в такси, по этим самым канавам и не чувствуют по чему их несёт не чистая, по бетонке или по старым окопам. Говорят, что на новых БТРах это практически не различимо и экипаж себя в них очень комфортно чувствует? Правда ли или брешут? Черти и есть черти, закрылись сейчас в бронике, облепили руками два двигателя и греются около них до утра, пережидая, когда утихнет буран, якобы сориентироваться и спокойненько вернуться обратно к своим. А вообще-то, ребята, это не шуточки, это ЧП дивизионного масштаба, за это, кое кого по головке вряд ли погладят! Нет мочи, хлопцы, больше держаться одной жопой за скамейку, а руками удерживать борова в своих объятиях, скорее бы остановка. Машина порыскала ещё немного по редколесью и начала странные манёвры выполнять. То, что они очень вредные и опасные, мы почувствовали всеми жопами одновременно. Машина стала задирать передок так высоко и брать такой крутизны подъём, что весь взвод бросил заниматься ерундой и уцепился во имя спасения дембеля своего за рейки кузова и скамейки. Машина еле, еле ползла и не могла выползти из какой-то гадости под названием овраг. Понимая, что взять по прямой этот склон не удаётся, водила применил другую тактику, он стал машину класть с борта на борт и пробовать выбраться из оврага змейкой. Не получилось. Машина заглохла и мы поняли, что нас сейчас начнут снова гнать наружу, чтобы её толкать и вытаскивать на руках из оврага. Так оно и получилось. Сергей Гузенко снова скомандовал всем нам покинуть машину и пробовать её выталкивать, куда и сами не понимая куда. Где мы и куда мы сами с ним заблукали, оставалось только догадываться. Мороз ещё больше вырос, а буран так разошёлся, что отойди от машины на четыре метра и ты покойник. Овраг или огромная балка, куда нас привёл Сусанин номер два была агроменная и не просматривались её размеры, склон был поросшим мелкими деревцами странно подозрительно культурного вида. Деревья росли до безобразия рядами и в строгом ранжире сбегали строчками сверху вниз. Что-то сильно напоминает мне это, но, что, пока не могу сообразить из-за сильного мороза и метели. Намордники понапялили ещё там, в Галле, сейчас они спасают от снега, но мешают говорить и думать. Голова под ним чешется и добраться под шапку с каской нет возможности, чешем прямо всё вместе с шапкой и каской. Сергей Гузенко, понявший, что теперь его самого искать придётся кому-то и огребать люлей не планировалось изначально, а делать уже не чего, сливайте воду, товарищ молодой прапорщик, пока она не застыла или скорее заводите мотор и включайте прожекторы, будем себя искать и кричать «помогите люди добрые!». Запустили снова движок, колёса до половины в снежном покрывале, у нас снег доходит до края высоких валенок, спасибо папеньке, старшине роты за подарунки, выручили и говорить не чего. Мороз и снежная сыпь убивают в нас надежду на хороший конец, прапорщику мы своему не верим, завёз и сам не знает, что делать, растерялся и срывает на нас зло. Кричит и велит разбредаться и искать дорогу или типа того. От машины отходить боимся далеко, но всё равно он нас гонит прочь и мы разбредаемся огрызаясь и ворча. Я ссу больше всех. Кругом ни зги не видать, бельмом свет от фар и прожектора, ходим по кругу вокруг машины и никто нам не указ. Прапорщик надрывается в глотке, но результат отрицательный. Кругом метель, холодина жуткая, руки, ноги не чувствуются уже, но ни жилья, ни тропинок, ни чего! Прапорщик сдаётся и чтобы не растерять до конца свой авторитет приказывает брать из-под седушки у водилы топор и приступать рубить всё, попадёт под руку. Начинаем рубить, не выбирая, что рубим. Рубим, не то сливы, не то алычу, рубим похожие на садовые, деревья и тащим к машине. У машины скопилась выше кузова гора деревьев и её пытаются поджечь бензином, плеская из банки на пионерский костёр из веток. Бензин вспыхивает и с гулом отлетает, сдуваемый порывами ветра. Мелочь покрывается мизерными светлячками и остаётся дымить и тлеть, гасимая снегом. Снова и снова плещут в кусты бензином, результат тот же. Пробуем поступить по умному, сворачиваем портянку на ветку, окунаем в канистру с бензином, чиркаем зажигалкой и огромным факелом начинаем, подсовывая туда и сюда, разводить вселенский костёр. Пламя набрасывается на деревья и кустарник, начинается разгораться и трещать, стреляя водяными пузырями сырых деревьев. Огонь становится высотой до кузова и выше, мы разбегаемся от неимоверного жара в стороны от костра и протягиваем в его сторону руки с мокрыми рукавицами и рукавами курток. Спереди начинает на кожанках закипать гуталин, положенный нами в больших количествах при чистке комбезов, сзади от холода и мороза спина становится колом. Крутимся, как кабан на вертеле, но тепла получить не можем. Спереди горим, сзади околевыаем. Поворачиваемся, всё происходит наоборот. У некоторых начинают дымиться кожаный куртки, то ли пар выходит и снег тает, то ли пересохло и начинает подгорать тряпка. Воняет дымом и гуталином, у людей настроение поднялось, и жить, вроде, стало можно. Что делать нам дальше, не знает никто. Дрова, нарубленные всем скопом, быстро обгорают, сначала в тонких веточках, затем разваливаются в стороны ошмыганными искрящимися охвостьями, костёр резко сжимается до размеров шашлычного костерка и в который раз звучит команда Сергея Гузенко рубить дрова и тащить их сюда. Деды и кандидаты выслуживаются больше всех, нам по фигу, по-моему. От костра, понимаем, толку всё равно никакого, близко подойти не возможно, горит лицо и сохнет кожа до треска, спина один хрен лопается от мороза, только зло берёт, но в кузов Сергей не пускает. Понимает, что позасыпаем и поморозим себя, а ему за нас отвечать. Глупейшего положения в армии я не наблюдал и такого больше с нами не случалось. Взводный по юности возраста просто растерялся и гнал водилу в поисках знамени под смерть вместе с нами, он слишком проникся службой и долгом и винить молодость преступно, каждый из сидящих на себя тоже примерял, как минимум, отпуск за найденное знамя дивизии, а что тогда о Гузенко говорить. Конечно хотелось навести шорох и ему, да кто же знал, что Германия, хоть и маленькая, но заблудиться можно в пределах одного Советского полигона. Мороз взвёл наши нервы до предела, старослужащие взяли инициативу в свои руки и стали помогать взводному, стали отдавать за него команды, дело пошло на лад. Нас разделили на пары и велели перемещаться в буран только парами, поделили на команды и велели каждой из них нести топливо для себя. Деревца в округе сотни метров полетели в костёр в порядке живой очереди. Каждый подходил со своими ветками, сучьями, брёвнышками и кидал их в костёр, грелся свою норму времени, пока горели его ветки и снова отчаливал в поисках дров. До самого рассвета с середины ночи мы жгли огромный костёр и регулярно прогревали движок у машины. Под утро от костра и мытарств нас стало морить и клонить в сон и бойцы тайком стали пробираться в кузов «зебры», валиться на лавки на спину и дрыхнуть. Как можно себя так не любить, чтобы забить на всё и лечь спиной на ледяные скамейки? Ложились и засыпали мертвецки, всем стало на всё наплевать, сильнее пытки сном не испытывал ничего. Мы, молодняк и черпаки поддерживали изо всех сил догорающий костёр и понимали, что пора с этим кончать. Взводного уже никто не слушал, а что он нам мог такого сделать? Согреть? Чем? Накормить? Да у него самого в кармане мышь сидела на аркане. Вывезти отсюда? Знал бы, как, не завёз бы сюда! Тогда что? А ничего, Упал его авторитет до нуля и он это сам видел, но не сдавался в силу своего говнистого характера и делал столько вокруг себя шуму и суеты, что всем надоел и забился к водиле в тёплую кабину.
Владимир Мельников : Продолжение рассказа. Мы бросили тот поганый костёр и тоже полезли к остальным в кузов, но, все плацкартные и купейные места были заняты спящими, будить кого-то было боязно и мы возвертались не солоно хлебавши к костру. Стали травить себя байками про, вот сала бы сюда, мы бы его на палочку, а оно капало бы жиром, да прямо на подставленный чёрный хлеб. Заткнитесь! Уроды и без вас тошно. Это из кузова. Затыкиваемся и понимаем, что всё у дедов под контролем и духам воли они даже в трёпе не дадут. Рассвело маленько вокруг, да и от снега светло было немного, оглядываться стали и ни фига не видать ближайшего жилья, дорог или высоковольтных столбов, хоть в бинокль смотри, ни чего! Понял Гузенко, что нас давно тоже искать начали и решил взять инициативу в свои руки, гоношистый больно хлопчик попался нам во взводные. Такие и остаются на сверхсрочную и на прапорщиков, те, кто не наигрался в солдатскую войнушку и решил перед своими сослуживцами вдогонку выслужиться и показать свои геройские дешёвые способности. Сначала это, а в потом другое. Улетать на дембель, а кем быть на гражданке, ни профессии ни специальности, либо в ментовку, либо с вилами на коровник или на свиноферму, вот и оставались такие на прапорщиков или сверчков. Оставались и становились для себя и домашних видными и достигшими высот людьми. Большого ума командовать взводом солдат не требуется, знай, чем их гнобить и гасить их и рули себе потихоньку. Тебе кажется, будто это ты командуешь во взводе и дисциплина на тебе держится, а оно, как раз наоборот. Дисциплина держится на жестоких порядках, установившихся неуставных отношений между призывами и поддерживается и не без участия самих мелких прапорщиков. Известно ведь, не стоит прапорщик над нами день и ночь, в смысле, над каждым работающим, но вот вопрос, а почему тогда эта работа делается на отлично и хорошо? А от того, что дед сказал сделать и за себя и за тебя и ты как миленький вкалываешь и не смеешь настучать на него, кто ночью рулит в отсутствие командиров? Деды и кандидаты. Даже свои гнобили друг друга. Да, а почему нет? Почему, если дали норму времени на то-то и то-то, то я должен вкалывать, а ты спать? Иди и делай вместе со мной. Старослужащие припахали, а ты не сделал, получи сразу от всего их призыва, приказал старшина роты, замполит, ротный или взводный, а ты не сделал, получай сразу от обеих палат. Да и сама человеческая порядочность, наличие совести, уважения и ответственность тоже не отменялись и присутствовали при всех служивых. Одно в армии плохо, ты понимаешь, что тебе это точно не пригодится и тебе это совершенно не нужно! Ничего на гражданке мне не нужно было, ни стояние на тумбочке, ни рытьё окопов и стояние на морозе на перекрёстке, ни вот эти костры ночью в буран на чужом бугру, ни принятие пищи на снегу, ни палатки, ни собирание бычков и дурацкие политзанятия. Я сам свою жизнь устрою, как мне того захочется, а это всё идёт только через силу и приказ, поэтому и встречает яростное сопротивление. Все всё понимают и все грамотные. Но я против умирания без толку сейчас вот тут в чужом краю и не известно, за какие такие мои грехи. Все высказали своё отношение и к службе и к учениям и глупостей много увидели и непродуманность и головотяпство и всех собак на командиров глупых повесили. Костёр больше нет желания поддерживать, страшно даже подумать, что мы натворили. Деревца-то посажены и правда рядочками, а мы их сикирами на уровне колен положили на землю и спалили не за что. В сад колхозный нас нечистая занесла, не иначе, пора валить отсюда, пока хозяин или полицаи не припёрлись. Это, кажется и до взводного дошло. Быть хозяином Германии, но не до такой же степени. Машина и минуты больше не могла здесь оставаться и торчать бельмом на снегу. Сергей Гузенко, наш командир и начальник, велел нам немедленно гасить костёр и забираться в кузов. Костёр гасить, не распаливать в буран, ногами снегу накидали со всех сторон и прощальным белым столбом из пара и дыма долго провожал нас с того бугра. Машина снова пошла мытарить нас по канавам и буграм, валяя спящих со скамейки на пол. Учения начались для нашего взвода не очень ладно, как оно дальше пойдёт, посмотрим. Часа полтора нас ещё возили по не езженым дорогам, затем вывели на более-менее ровную лесную просеку и через некоторое время мы уже ехали по хорошей асфальтовой дороге к своему Ораниенбауму. Лагерь разбили на холмистой местности, кругом росли сосенки не очень старого возраста, таким соснам лет по пятнадцать от роду, под такими самые маслячьи места. Технику замело снегом, дорожек было протоптано не очень и мы попрыгав на землю, оказались в глухих местах, с ровным белым снегом и уходить дальше шага от машины ни кому не хотелось. На нас никто не обратил внимания, завтрак давно закончился, мы, очевидно, пролетели. Сергей Гузенко приказав нам срочно искать машину с палатками и матрацами, велел ставить палатку и указал рукою в направлении высоченного холма, ставить будете там. Сказал и удалился докладывать о ночных приключениях и невыполнении задания. Идти по глубокому снегу, какому дураку охота, кроме, как посылать духов и черпаков. Но такова наша доля, собрались и взяли направление на ЗИлы-131 с прицепами, что стояли под маскировочными сетями в сторонке. Солдаты нашей роты, выспавшиеся и позавтракавшие горяченьким, большинство в маскировочных пятнистых халатах, (откуда понабрали только?) стояли группками и обсуждали свои примитивные солдатские проблемы. Курили и фотографировались. Нам сразу стало за себя обидно и завидно за них. Поздоровались, спросили за знамя???? Они и не в курсе, не в курсе, что мы только, что приехали??? Сильно удивились и пожелали вешаться на ближайшей берёзе. Шутку юмора приняли, закурили Донских вместе с ними, поплевали палками табака из сигарет, поскулили по цивильным сигаретам, спросили за завтрак. Пролетели, почти час назад кончился. Ясно, на кухне ловить не чего, будем ждать обеда. Где все палатки? В твоей, да, машине? Угу! Давай откидывай тент, доставать их будем, с печкой, кольями, трубой и углём. Мужики, спрашиваем у них, как тут ночью-то? На чём в палатках спали? На щитах и матрацах! Ни фига себе! Радости нет предела, компенсация за прошлую ночь, ура, живём. Палатка из кузова полетела в снег и я с хлопцами поволокли её в сторону бугра, куда нам указали ставить. Сзади волокли печку, тащили щиты, колья и трубу с углём. Как ставить палатку, опята не занимать, солдат с первого раза понимает свою задачу, для этого его учителям лишь требовалось показать один разок и навалять хороших пилюлей по местам, которые попались под руку тогда. Снега оказалось непомерно много, и раскидать его ногами нечего было, и думать, не накидаешься. Ставить решили прямо в снег. Поставили, пошли за лопатами к нашим взводным водилам. Лопаты притащили, снег из-под брезентового полога полетел наружу. Часть снега оставили для того, чтобы придавить им края палатки, чтобы ветер их не поднимал. Поставили печку, распалили. Холодно и не уютно, на улице даже, пожалуй, теплее. Закинули на пол щиты из досок, на них разложили радами матрацы и нас выгнали из палаток на построение. Метель прекратилась, и выглянуло яркое солнце. Глаза от недосыпа и от яркого белого солнца резало песком, и они слезились от этого, мешая видеть перед собой и мешая нам смотреть против него на стоящего перед строем командира взвода. Командир взвода сообщил нам, что он узнал от командира роты, что БТР со знаменем прямо перед самым нашим прибытием, вернулся в целости и сохранности, что они тоже всю ночь пробовали найти дорогу и не могли это сделать в буран, но сейчас уже всё позади и нам от командования он передаёт благодарность! Ясно, наврал про свои подвиги, а про то, спалили пол колхозного сада, скорее всего до дембеля будет помалкивать. Ну и хорошо, что всё и все нашлись. А, как на счёт хавчика? Старшина роты сказал, что-нибудь сейчас сообразит, а пока приказано поставить людей в караул возле техники и палаток и велено выставить пикеты подальше от лагеря?! Чего он сказал? Какие ещё пикеты? Первый раз слышу про это и вот так оно всегда и бывает, только подумаешь о плохом, тут же оно обязательно материализуются твои самые худшие мысли. Идти в караул и быть дневальными по палатке мне не досталось, назвали фамилию и фамилию Вовы Тюрина и вот тот самый пикет упал прямо в наши руки. Что досталось остальным делать, нас уже не волновало, надо было выгребать из этой ямы, и мы кинулись к старшине Александру Алабугину, солдату, который ходил у старшины роты в помошниках и служил в нашем взводе больше года. Алабугин перепоручил это дело Вите Стоге, ефрейтору, человеку особо приближённому к Гузенко и удалился. Витя велел топать за маскировочными халатами туда, где мы брали палатку с матрацами, облачаться в них прямо поверх регулировочных комбезов и быстро возвращаться к палатке. Комбезы нашлись, попробовали натянуть, нормально, даже прикольно и понтово немного, почухали в них мимо всех к палатке. Витя, не говоря долгих слов, кивнул головой в сторону выхода из лагеря и велел не отставать от него. Потопали след в след, так он нас науськивал и внушал нам загадочным голосом, что пикет, это, мужики, очень секретное место, где вы должны лежать на земле не шевелясь и не дыша и во все глаза высматривать врага! Ясно? Ясно, но пока не дошли и не попробовали, пока не ясно и холодно. Куда ты нас потащил опять в сторону, обратную от палатки и чего ты нас агитируешь пикетами и разведкой, когда спать охота и нет мочи ногами перебирать по глубокому снегу, а тебя так ничего и не берёт, прямо не убиваемый солдатик и лопочешь и лопочешь, хоть бы дал трохи языку отдохнуть. Завёл, хоть мы тебя и уважаем больше всех и выделяем из твоего призыва за гуманность, сам-то дорогу обратно надыбаешь или только и сможешь по следам вернуться? Притащил в самую глухомань под сосны, ни звуков лагеря ни слыхать, ни людей не видать, разведчик хренов. Выбрал ямку в снегу под разлапистой густой сосенкой с низко опущенными до земли ветками и велел ложиться на снег и лежать, ждать два часа, когда нас сменят! Витя ушёл, а мы вдвоём остались. Вова достал пачку сигарет, бензиновую дешёвую и вонючую зажигалку. Он нашёл себе занятие, а, что делать мне, стою и думаю….. Вова про дом, маму, бабу, ребят стал рассказывать, я думаю о том, куда бы мне притулиться, чтобы хоть часок поспать. Кругом бело и тишина среди сосенок. Что мы тут забыли и на фига мне всё это нужно было? Вова курит, гонит сон сигареткой, я думаю. Не говоря Вове не слова, лезу под сосну и ногами начинаю выгребать из под неё снег наружу, Вова перехватывает мою мысль и кидается к соснам ломать нижние лапы. Моё дело, выкопать поглубже яму, Вова уже натаскал копну сосновых веток, их оказалось вруг больше, чем требовалось для вырытой мною ямы в снегу. Начинаем расширять яму в снежном сугробе и закидывать её дно лапником, получается неплохо. Если человек способен ещё думать и заставлять что-нибудь делать, то до того времени он не пропадёт и сможет выжить в полевых условиях. Выживаем и мы. Яма готова, валимся на подстилку и не сговариваясь визжим от восторга и находчивости. Что нам приказали делать, мы и не собираемся, понимаем, что это игра и пока нас не контролируют, считаем себя не забитыми духами, а вполне приличными людьми, оговариваем порядки в роте и прижимаясь бочком друг к другу, бормоча и не понимая, что мелем, каждый проваливается в свой сон. Всё, мы в пикете, нас ни один враг в ямке под сосной в жизнь не сыщет, да и какие тут могут быть враги? Учения ведь, всё понарошку. Спим. Что снится, не понимаем, холодно или нет, тоже не ощущаем, комбез с ватными штанами, маскхалат, намордник, трёхпалые рукавицы, да разве тут почувствуешь мороз? Ямка, что доктор прописал, веток столько, что аж с головой накрылись, два часа, как минимум нас искать не будут, ну, как тут не расслабиться? Кто нас отыскал первым, свои или враги, но шарахнуло по ушам, телу и мозгам так мощно, потом ещё, потом снова и снова, горы снега свалились сверху на наше логово, а нас подбросило и вымело из берлоги наружу, сердце колотило и не находило покоя, сосны при каждом БАХ-БАХ-БАХ роняли за раз весь ночной запас снега. Что-то стреляло так страшно и громко, так нервно и пакостно, что мы кинулись смотреть, где, это и что это?? Выскочили на половину горы, внизу была разбита стоянка нашего лагеря, а где-то за лесом, совсем рядом, воздух разрывали такими резкими и гулкими выстрелами, что полы палаток рвало с кольев от ударной волны и маскировочные сети ходили ходуном. Сон, как ветром сдуло, боевых стрельб нам ещё ни разу не доводилось слышать, что стреляло и почему так резко и такими страшными бахами, что человеческое сердце от страха лопалось на половинки. Инфразвук от выстрелов давил на весь организм и не позволял спокойно чувствовать себя. Спуститься с горы к палатке и узнать,что стреляет, побоялиь, всё же пикет и так покидали всё и тут околачиваемся. Заинтригованные, но не получившие ответов, пошли назад в гору. Стрелять не прекращало очень долго и сколько мы с Вовкой лежали, столько и вздрагивали от сильной силы ударов, стреляли так близко, что по ощущениям тела, это было будто прямо рядом с нами, а если говорить об ощущениях, которые мы испытывали, находясь в лежачем положении, то это был вовсе не кайф! Мы лежали и пробовали снова задремать, но думали и ждали только этого-БАХ! БАХ! БАХ! Земля детонировала вместе с нами, ну, лупят, ну лупят, из чего, интересно? Два часа в засаде пролетели, более-менее быстро, потом стрельбы закончились и мы задремали. Растолкал нас боец Колька Чистяк, его послали к нам с банкой горохового концентрата и почти пустой банкой из-под армейской тушёнки, он ещё принёс пол буханки черняжки и несколько кусочков сахару, которые вытащил из кармана и которые так потом долго хрустели от песка, попавшего однажды в тот карман. Колюн пришёл сказать, что деды просили передать, что сейчас их очередь менять, но они дрыхнут в палатке, типа перед караулом на пост, но вставать не собираются, они сказали, заладил долдон, сказать, чтобы вы за них тоже побыли тут и вот вам ещё передали из палатки поесть. Кто передал, почему мы должны тут оставаться, а они отсыпаются в палатке и им взводный не указ? Я не могу знать, они сказали….. , твою мать, заладил, они сказали, они сказали! Скажи лучше, из чего это там так стреляют, может знаете там в палатке? Говорят, что стрелять почали танки на полигоне, это далеко отсюдова, это не тут вовсе. НИ фига себе, думаю, а кажется будто, что танки стоят прямо за соседней сосной! НЕ, то далеко отсюда. Радости ты нам Коля не принёс, но за объедки с барского стола спасибо, конечно, Вова, с чего начнём пир доедать? Гороховый концентрат догадались погреть на печке, через дырки пар ещё продолжал выходить, тушёнка каменная, да её и греть не надо, столько желе и сала белого оставили, будем делать гросбутерброды из него. Жира из банки наклали поверх чёрных кусков хлеба и усевшись по- татарски начали пиршествовать. Разговор сразу приобрёл желанный добрососедский характер, что ни соврёшь товарищу, всё прокатывает и одобряется, верится и глотается вместе с куском хлеба, помазанного жиром. Запах, блин, просто давишься слюною, воздух морозный и свежий, скулы ломятся от давно не принимавшейся пищи, трескаем так, что аж за ушами хряскает. Нарубались хлебом, разбавили гороховым десертом и на боковую. Враг забыл про наше существование и мы тоже его не ждали, нам сейчас не до врагов было, мы покидали по кусочку рафинада и принялись на сытый желудок травить байки. Сколько нам тут ещё кантоваться, потеряли счёт времени, к холоду привыкли, да и выбора нам не оставили, положили и лежите, начальство думает, что всюду у него зер гут и порядок, а ты и лежи и думай, поймают тут и попробуй отбрешись, почему вторую смену тута валяешься, да ещё плохо дежуришь! До обеда никто так и не появился, перед обедом нас сменили и кончились наши сурковые времена. Обед отвалили, как положено, горячий суп из рожков, гречка с мясом и компот с хлебом, да, дали по солёному огурцу и луковичке в придачу. Обедать разрешили в палатке, тут мы с Вовой и узнали пренеприятную для себя новость. Кроме наряда, пикета и караула, всем разрешили три часа побыть(поспать) в палатке, эта новость нас так обидела и допекла, что у меня чуть котелок от злости не выпал, мы, значит, там под чёртовой сосною соснули службы, а тут люди, разморенные жаром, на свеженьких матрацах с одеялами, раздетые до ПШ, каждый на своём матраце сверху топили массу и только и делали, что нас дурней обсуждали и хихикали, как же сегодня некоторым не повезло! Смотреть в глаза всем было противно, но в армии кому, что выпадет, то и хлебай. Гордые, что полдня пробыли в пикете и осмелевшие, что нам теперь всё разрешается, сразу после обеда в наглую остались в палатке. Кое-кто попробовал нас выставить из неё, но те же деды, что нас оставили за них дежурить, попросили сержантов, вежливо так, чтобы нас назначили по очереди у печки дневалить, те согласились через силу и мы перекочевали к выходу из палатки и примостились рядом с нею. Ещё полдня прошли. Взвод, что-то там делал снаружи, мы изнемогали от безделья в палатке, деды спали на матрацах, в палатку время от времени забегали кандидаты, типа погреться и выгнать нас тоже на мороз, но, дудки, им дали по рогам и мы продолжали поддерживать огонь в печке. Кандидаты грозили расчитаться с нами после ухода весенников на дембель, но мы этого уже не боялись, мы знали, придут новые духи и про нас частично забудут.Время незаметно прошло и вот вам ужин и отбой. Все свободные заняли свои матрацы, которые мы ещё в обед сюда притащили, наши матрацы в говно были перемяты и изгвазданы, всеми без разбору валявшимися на них за день, но, где, чей и почему, в армии не принято думать, упал, если нашлось свободное место, вот оно и твоё, лежи и делай вид, что всем доволен и спишь и тебе дела до чужих разговоров нету. Весь вечер только и говорили о танкистах и сегодняшних стрельбах. Стреляли, говорят водилы, настоящими, не болванками, выстрелы были слышны по всей округе, но было это километрах в трёх-пяти от нас, никто близко не разрешит палатки поставить. Но и здорово, ребята у танкистов сейчас! Вот это настоящая служба, а что у нас тут за служба, о чём на гражданке расскажешь? Да, ладно, брось, у нас круче служба, кто, ну, сам подумай, кто регулировщиком служил? То-то, единицы! А в комендачах много народу служило, а? Опять же единицы, при штабе самой дивизии, ты всё своими глазами видел, всю армию и всю службу знаешь, вон, кого охраняем! И мы с Вовой тут же переглядываемся и хихикаем. Э, я не понял, вам там смешно? Молчим. Смешно, спрашиваю, это Куприн Толян из кандидатов, но борзый, что тебе дембель? Надо отвечать, все слышали, что это я смеялся. Смешно, говорю. Пауза. Щас начнут фофманы хреначит. Тишина. Если, кому смешно, то сейчас я сделаю тому так, что всем станет весело! Понял, повтори! Понял, больше не буду. Суки, готовятся занять места дедов. Остается половина срока до апреля, но и у нас оно прибавляется к черпакам, тоже, что-то, да значит, если на то пошло. Засыпаем и наконец-то по человечески спим, спим, спим просыпаемся, ходим поссать, снова спим и нет конца той ночи, вот, что значит не на лапнике из ёлок на снегу спать, а в собственной койке, пусть и на холодной земле, но под тобою щит из досок и ещё матрац! Роба висит на вешалках, которые мы таскаем с собою, они сделаны из проволоки тройки, вернее, из сварочной проволоки электрода, который принимает форму и помещается в валенке очень легко и всегда готов служить солдату.Печка мощная, мороз держит, окошки слюдяные, свет поступает через них, ещё темно за бортом. Автоматы стоят в козлах, сами поставили стволом к стволу, вот вам и пирамида, валенки тоже у печки сушатся, велели за ночь дневальным их менять по кругу и просушить к утру все до одного. Взводный сам сказал дневальному, приду, сушишь дедов, прибью! Сушить все подряд, до утра, чтоб все были идеальными. Спать дневальному нельзя, работы полон рот. Коля Чистяк или Цыбуля, как его окрестили после фильма про тайную прогулку сержанта Цыбули в тыл врага, пошёл при мне на пописать, возвращается, портянок, которыми были обмотаны валенки, нету, спрашиваю его про них, ему по фигу, он, по-моему, даже не понял, что поссать ходил и типа того, не проснулся или не хотел просыпаться, и повалился прямо в валенках на матрац. Бах и храп? Вот это человек! Что значит для солдата в армии сон. Провалился и я. От жара и духоты, от спёрднутого и влажного воздуха всех разморило и понесло скидывать с себя нательные рубахи, спят голые по пояс, в палатке не жар, а огонь, кто же так раскочегарил или это на улице отпустил мороз? Просыпаться и разобраться всем лень и пусть сгорю, но не отворю! Дневалит мой призыв Христов, парень хитрый до невозможности, парень который по прибытии в карантин повёл себя сразу дедом, дедом вёл и сейчас и вести так будет до самого дембеля, не убиваемый и не задрачиваемый ни кем, все очки, все норки, все наряды и неимоверные припахивания, а ему по хрену мороз, убейте его, но он стоит на своём, хулиган из хулиганов, передние зубы стальные фиксы, выбиты в многочисленных драках на гражданке и если бы в армию брали зеков, зек законченный и фиксатый по натуре. ГОРИМ!!! Кто крикнул и поднял тревогу? Толян Куприн, парень из Казахстана, горим, все на выход! По мне и товарищам, которые сейчас лежали возле меня у противоположного от входа конца палатки, стали скакать злые демоны, все почему-то ломонулись босиком именно в нашу сторону, в сторону стоящего оружия, но хватать его не собирались, а выпрыгивали босиком прямо в снег под кем-то задранный край палатки, специально придавленый снегом, у меня были секунды сремени на сборы и телепортацию через дыру в стене, успеваю заметить, что гора валенков осталась у самого выхода из палатки, что буржуйка белая вместе с трубой и сыплет искорками от неимоверного накала, что металлическая железка жестянка, что надета на трубу тоже красная! Во, раскочегарил барбос, а может и не он даже, мало ли кто там менялся за ночь, но все стали валить всё на него и оно так и оказалось. На всё про всё у нас были секунды, куда сигаем, и как оно босиком будет нам на морозе в снегу, пока не думалось. Первое и последнее, пожар и надо прыгать наружу, пока живой.
Владимир Мельников : Продолжение рассказа. На дворе мороз и темень, палатка горит и вправду, горит почему-то с макушки, горит большим пламенем, скажем так, факелом в небо и начало этот факел берёт прямо от красной трубы. Секунды на снегу босыми ногами и не чувствуем уже их, сейчас все станем Маресьевыми, ноги точно отрежут по самые яица. Руки, ноги, зубы, всё тело и нутро дрожат и не можем сообразить и понять от чего, понятно, от страха и холода, но страх и паника вещи разные. Понимаю задним умом, каково значение паники в армии и на войне, ясно же было, огня в палатке нет, вот они валенки, вот оружие, почему стадное чувство по крику одного идиота выперло босыми на снег и мороз, почему завалили пирамиду с оружием, где противогазы, подсумки, почему куртки и вещи все оставили и никто не прикаснулся из всего взвода к чему-нибудь и не начал бороться за живучесть, хотя бы чего? Паника страшное дело, а отсутствие учений на случай пожара или ночного нападения не проводились и проводиться никогда впредь не будут до дембеля. Родное авось и я тоже хорош, всем крикнули выскакивать и нам велели, выскочили, герои, типа быстро покинули палатку, молодцы. А во что одеваться и обуваться и чем воевать? А тот, кто командовал, дурак от рождения, а в армию по ошибке взяли. Смотрю на оружие и одежду, на валенки, вижу их стоящими и невредимыми, но ни один человек из взвода не дёргается в сторону палатки, стоим и греем ноги о снег! Секунды стоим, но они кажутся вечностью. Караульный возле палатки заметил, как загорелась палатка и подхватив с той стороны край палатки, чтобы не терять времени, взял и крикнул нам снаружи про пожар, вот и ответ, почему все идиоты и я ломонулись в этот проём, все подумали одно и тоже, если от туда кричат пожар, то там нет пожара, там наше спасение и русский человек не боится снега и мороза, он просто берёт и смигает в дырку в сугробы и другим велит делать, как я. Толпа собралась у палатки, а она разгорается сильней и только один самый отчаянный, тот, который орал про пожар и первый сиганул наружу, Толя Куприн, крикнул Вите Стоге, Пете Мельнику и Юре Андрюшихину, чтобы те крепко уцепились за растяжки и подсадили его на крышу палатки! Представляете цирк, человек босиком, ноги в снегу, сам, как есть Чапай, белый и без головного убора, со всей силы разгоняется, подпрыгивает, подтягивается на колу угловой подпорке, подтягивает к пузу ноги и на карачках по косому скату, который качается во все стороны и готов обвалиться вниз, карабкается, хватаясь за краешек брезента, что образовался по диагонали от верхнего кола до углового, карабкается, съезжает вниз и вновь рвётся к пламени, бушующему на макушке. Горит карман, в котором лежит красная от жара металлическая пластина, надетая на трубу и предназначенная для того, чтобы от трубы не мог загореться брезент палатки. Горит клапан, которым прикрывают ту самую дырку для трубы, когда не пользуются печкой. Клапан не был пристёгнут, его, видно, задуло ветром на трубу, он начал тлеть, потом вспыхнул и караульный это дело в ночи приметил и рванул к нам и первое, что пришло ему на ум, рвать край палатки с ближнего к нему края. Толян, не понятно за, что уцепившийся на верху (скорее всего за главный кол в макушке палатки, не за трубу же) рвал голыми руками горящий край клапана, орал от боли, но не сдавался. Ему, наверное, в тот момент больнее и обиднее всего было то, что он с таким трудом взобрался на виду у всех, что только он это один сообразил, что надо делать, сообразил, сидит, рвёт и кричит от боли, попробуй отступи и палатка сгорит и всё, что там осталось тоже, босиком много не навоюешь. Напало на парня простое человеческое упрямство, и отступать теперь было себе дороже и позорнее. Куски горящего клапана полетели вниз, на макушке огонь был оторван и оставалось только погасить сам карман и края начавшей гореть палатки вокруг железки. Мы тоже не стояли и не ковыряли в носу пальцами, по команде Вити Стоги мы бросились кидать на палатку и Толяна, пласты смёрзшегося снега и закидали его вместе с горящим клапаном. Про то, что стоим в снегу никто и не подумал мыслить и ныть, пламя сбили и ломонулись назад под полог палатки. Толяна, съехавшего на жопе по брезенту вниз, схватили и начали тискать и сдавливать все в своих объятиях, пожали руки и мы ему, он сейчас был для всех героем и спасителем наших жизней и имущества с оружием, все смотрели на него и уже завидовали тому, что отпуск, сто процентов, тому обеспечен и даже сомнений никаких быть по этому поводу не может. На всё про всё ушло несколько минут, но какое впечатление это оказало на нас и окружающих! Все свободные от сна рванули в нашу сторону нам на выручку, через несколько минут у палатки появились и ротный и замполит и наш командир взвода. Пока их ещё не было, все накинулись на свои комбезы и валенки, каждый понимал, что спать больше сегодня не дадут и надо заметать следы по бырому. Синюшные ноги, сведённые в ревматических судорогах, растирали своими портянками до состояния клешней варёных раков, так нам было велено старичками. Автоматы похватали и положили, каждый возле себя, комбезы натягивали, кто сидя на матрацах, кто прыгая на одной ножке у выхода из палатки. Командир взвода влетел в палатку следом за Лемешко, нашим ротным и Кузьмичём, нашим замполитом, все, кто, как кукожился в попытках одеться, так и зависли наполовину облачённые в форму. Что здесь произошло? Доложите по полной форме! Товарищ старший лейтенант, палатка нечаянно загорелась, но мы её успели погасить, Куприн Анатолий отличился при этом и если бы не он, то, наверное, она бы сгорела. А, где были вы в это время, товарищ старшина? Спал, как все. А дневальный тоже спал, КАК ВСЕ?! Заминка с ответом (спал сволочь, но как об этом сказать?) Никак нет, я лично проверял, клапан ветром задуло, он и загорелся. А какая должна быть температура на выходе из трубы и почему раньше такого не было? Раньше клапан был пристёгнут, товарищ старший лейтенант. Правильно! Раньше и бабка была девкой, а когда дед её трахнул, она стала мамкой того дурня, шо печку раскалил до красна, мне караульный уже доложил об этом! Всем приказываю через три минуты построиться у палатки, а вы товарищ старшина, отправитесь со мной писать подробный рапорт по поводу случившегося! Всем строиться! Время темень на дворе, все ещё не поднимались в положенные 6 часов, наш взвод стоит по полной форме одетый, в намордниках, валенках и с жезлами, на головах белые каски с красной полосой и звездой. Всё начальство перед строем читает нам всем мораль и кроет нас всех до одного одними и теми же матюками. Идиоты, придурки и как вас только в армию забрали, и кто вас таких сделал? А старшина роты ещё яснее ясного изъяснился заявив нам: ото лучше я сам бы вас усих зробыв, ото тоди, бачешь, може ж з вас трохы люды и получилысь бы в мэнэ! О! вот так и не рангом ниже. Лучше бы он сам для себя, как Урфин Джус, или Папа Карла, сделал солдатиков и играл с ними в войнушку, а мы ему, видите ли, не подходим, мы, типа, пальцем деланы! Всё, сон долой, утро ещё одного дня испорчено и точняк, дивизионка пошла не так, как мы трепали в кубриках о ней. Час, не меньше, нам читали морали по очереди, потом притащили устав и заставили вслух повторять прочитанное для всех. Потом велели раздеваться, так, как наступило время подъёма и начинать жить дальше по распорядку дня, делать зарядку, стоя в снегу и вращая тело по и против часовой стрелки, наклоняться и разгибаться, приседать (и падать при этом на жопу в снег и хохотать от дурацких упражнений), затем умываться, бриться, чистить форму и валенки. Затем приборка помещения и территории вокруг палатки, а затем повели строем в сторону походной кухни на колёсах вездехода. Завтрак, не отходя далеко от кухни (до палатки было около сотни метров), мытьё котелков сначала снегом, а после снега тёплой водой. Утренний осмотр и развод на работы. Какие работы? Обыкновенные, у нашего Гузенко до сих пор леса в Германии стоят не до конца прибранные, вы думаете, откуда у немцев ни одной хворостинки, ни одного сучка не валяется по лесам под деревьями? Так то наших рук работа, то его глупая башка придумала убирать все места стоянок, как будто в заповеднике, не оставлять после себя ни мусоринки, вот чудак и любитель дармовщины. Другие командиры взводов заводили подчинённых в палатки, заставляли приводить себя в порядок, подшиваться, штопать порванное, отдыхать, читать им лекции и рассказывать про свою службу, про армию и вообще про жизнь на свете, у нас же на подшиву и чистку сапог отводилось времени, как на дивизионной гаупвахте заключённым под стражу, секунды, от силы пять минут. Вот послал, так послал нам Бог командира, где же такие родятся самоеды? Жизнь в засыпанном снегом лагере протекала, как и на прошлых КШУшных учениях, проснулись по расписанию в 6 утра, оседлали своих коней и на рекогносцировку, приехали с разведки, сразу за завтрак, покушали и в штабную палатку с сумками и портфелями на совещание и военные игры на картах и в песочнице. Разница состояла лишь в том, что машин около штаба стало в этот раз в десять раз больше и территория для их размещения была выделена приличная. Прибывали командиры полков и подразделений участвовавших в учениях, часть воинских подразделений не входила в состав нашей дивизии, но придавалась из состава армии для организации переправ через Эльбу и другие водные преграды. Газиков и уазиков скопилось, как лошадей на ярмарке в Сорочинцах. Все прибывающие водилы первым делом начинали показывать окружающим себя и свою машину, у каждого на груди был прицеплен целый иконостас не заработанных, а выданных из сейфа командира роты или батареи, комплект солдатских значков с гвардией в придачу. Водилы, пока не знакомые друг с другом делали вид, что ухаживают за машиной, а пообвыкнув начинали встречать своих старых знакомых, лезть к ним с объятиями в слишком показушном виде, представляли тем своих новых друзей, знакомились с остальными и дело налаживалось, разговор переходил в нужное русло. От долгих сидений прогревали по нескольку раз машины, пробовали сбиваться в кучки по чужим машинам, находили, что поесть и чем угостить товарищей, говорили о командирах, службе в полку, о письмах с гражданки, о новинках вооружения, передавали по цепочке армейские слухи и сплетни про жён командиров, про поездки к немцам с жёнами за покупками, про детей, про привычки и заскоки своих шефов. Радовались, когда было, что про своего начальника рассказать, радовались или наоборот сожалели, что не там служить подфартило, трепались, а сами поссыкивали и поглядывали в сторону выхода из штабных палаток, чтоб не спалил их командир в толпе набившихся и загадивших командирский кабриолет служивых, хоть таких же, как и он сам водил. Солдат, есть солдат и место его на своём посту, вот будет свободное на то время, вот тогда и собирайтесь не по делу! Совещание заканчивалось для отдельных офицеров, машины резко отваливали и исчезали за белым от снега бугром. Скоро закончится основное и тогда мы все снимемся и двинемся маршем туда, откуда только, что вернулись старшие офицеры, проводившие разведку на местности. Сбор по лагерю произошёл не позднее 9 часов утра, звуки запускаемых моторов огласили лес, сети маскировочные упали с кольев, электрик Бодров поскакал по сугробам и бездорожью сматывать свои закидушки-шланги с электрическим током. Регулировщиков первыми выпихивали из лагеря и нам до конца пока ни разу не удавалось увидеть, как всё здесь завершается, в смысле, как быстро штаб сворачивается и как это происходит, лично нам на свёртывание одной палатки хватало десяти минут и на месте не оставалось ровным счётом ничего, ни щитов, ни матрацев, ни кольев с печкой и трубой. «Зебра», вращая свои мигалки на кабине, придавала нам ускорения и нервозности, всё казалось, что не успеваем и нас уже ждут на перекрёстках, и это действительно было так. Одновременно с нами ломали свой быт и комендачи, они на подобие муравьёв тащили из штабных палаток всё, что попадало под руку, они торопились больше нашего, их ждала опергруппа штаба и времени на разборку двух большущих штабных палаток отводилось мизерно, оба ЗИЛ-131 с прицепами подогнали вплотную к месту погрузки и работа закипела ещё активнее. БРДМы охраны, не оглядываясь ни на кого уже начали выдвижение из лагеря и встали далеко от нас и образовали собой начало первой колонны. За ними в хвост пристроились связисты на своём ГАЗ-66, затем их обогнал УАЗ-469 начальника оперативного отдела и встал в основание колонны, мы закончили погрузку своего имущества и стали грузиться в кузов и готовиться к отъезду на регулирование. Несколько минут прошли в ожидании командира роты, который весь распаренный и мокрый, с потными, сбившимися волосами на лбу, носился по лагерю и старался своим крутым нравом ускорить сбор и выезд из лагеря. До нас его вынесла нелёгкая вместе с особистом, два офицера зачитали нам приказ на переправу через Эльбу и просили быть предельно внимательными на переправе, особист слушал и пока не распространялся о цели своего визита. Переправа через Эльбу зимой по льду? Разве возможно подобное? Особист так нам ничего и не сказал, добрый он слишком, какой0то и не тянет на свою должность, старлей с усами Тараса Бульбы, не более того. Наверное так положено ему обходить владения и присматриваться ко всем здесь находящимся, смотреть на внешний вид и настроение бойцов и командиров, слушать разговоры в которые говорят солдаты, писать служебные записки и составлять рапорты вышестоящему начальству о состоянии дел в курируемых ими подразделениях. Снова посыпал мелкий снежок, а мороз и не собирался ослабевать, подмораживало и в кузове не больно приятно было себя чувствовать после палатки. Скамейки ледяные, в спину из-под тента дует и нет от этого спасения, подпихивай руки под борт, не подпихивай, рукавицами спину всю не перекроешь. Хватает рук только почки защитить, так и поступаю, руки обе за спину назад и держу их там дря сугрева спины, а тронемся, надо будет держаться за, что-то, да ещё и деда удерживать на себе, ведь опять завалятся на нас и хана, ни ногой пошевелить, ни руки переложить, затекут, сиди и не кукуй. НЕ ной, а то получишь на орехи, терпим до поры до времени, а что делать? Такие в нашем взводе порядки, ждём и не надеемся, что сами до этого доживём, так духами и останемся навсегда. Обидно. Машина начала движение, интерес к службе возрос, сейчас едем регулировать колонны в сторону Эльбы. Старики говорят, что все переправы проходят в районе города Магдебурга и Магдебургского полигона, самого большого полигона в Германии. Там своя третья ударная армия стоит, вот туда и держим сейчас путь. Тент с зади снова приторочен и никто не предлагает его опускать. Ныть запретили, умирать у заднего борта не отменили, сидят там Тюрин с Христовым, наш призыв, духи, а им всё нипочём! Не убиваемы об асфальт и не умираемы от любой холодрыги, откуда столько здоровья, сидят все облепленные наметаемым снаружи снегом, ресницы в инее, намордник аж искрится от снега, а они гогочут, эскимосы, как есть эскимосы, неужели есть люди, так спокойно относящиеся к морозу и ледяному ветру? Оказывается, есть, вот вам пример, и никто их туда не сажал, они сами эти места для себя определили. Ну, оно понятно почему. С осени эти места считались козырными и тут садились самые сексуально озабоченные и шумливые, любители понтов и дешёвой популярности. Сейчас они попрятались у кабины, где не дует и где целая когорта духов облепила их и согревает изо всех сил. Эльбу мы видели и не однажды, проезжали специально по тому самому мосту, где наши повстречали американцев в 1945 году, проезжали через старинные ворота и видели памятник, поставленный в честь нашей встречи. Не впечатлил, устарел морально и слеплен на скорую руку, как все послевоенные монументы, сейчас делают из гранита и мрамора, сейчас опять Эльба. Тогда по ней плыли вывороченные деревья и перекаты волн на огромной её скорости течения были впечатляющи, а что теперь? Замерзает ли она когда или всё такая же шалопутная и неугомонная. Едем на большой скорости, км 70, не меньше, иногда прибавляем, пока всё спокойно. На редких остановках выбрасываем регулировщиков, но пока не видно, что нас убавилось хоть на сколько-то. По пути своего следования встречаем много автоколонн с колёсной и гусеничной техникой, такое ощущение, что двинулись все войска, находящиеся в Германии. Чьи они? Не можем сказать, как не пытаясь рассмотреть номера машин. Многие номера замазаны солидолом и на них налеплены тряпки или обёрточная бумага. На бортах БТРов тоже номера закрыты чем то и номеров не видать. На стёклах машин налеплены картинки с квадратами, треугольниками и кругами, это опознавательные знаки частей. Их нам надо помнить хорошенько и отправлять только в определённом направлении, это я помню и пробую сейчас примерить это дело на себя. Дорога пошла в низину и стали часто попадаться водоотводные канавы и канавки, они разрезали луга и были практически пусты от воды, но достаточно глубокие, насыпи, по которым мы передвигались, были очень узкими, обсажены толстыми вербами и тоже высокими. Толстые стволы деревьев образовывали сплошной коридор, а сами стволы были окрашены в белый цвет по типу дорожных столбиков. Эта дорога нас вывела на просторный луг бесконечного размера и мы свернули с брусчатки на простую накатанную на траве снежную дорожку и поехали по лугу до насыпи, пересекающей весь луг. Насыпь была железнодорожной и по ней ходили двухэтажные электрички. Подъехав к насыпи, мы выбросили одного регулировщика и переехали её на ту сторону и встали. С насыпи была видна пойма большой реки, но она находилась от нас в нескольких километрах и до неё тоже лежало голое и заснеженное пространство. Голое, голое, только у насыпи кустарничек и больше ни лесов, ни посадок. Что мы тут позабыли и кого ждём? Спрашивать не полагалось, мы просто сидели в кузове, мёрзли, терпели холод, а метель всё расходилась, всё сыпала снегом и в кузове его столько под валенками скопилось, что бери лопату и кидай его обратно. Регулировщик на той стороне помаялся немного, да и пошкандыбал к машине, прилепился со стороны командира взвода к дверце и стал о чём-то того упрашивать. На железке было пусто, на лугу никого, чего мы выперлись сюда и кого ждём, да взводный либо опять заблудился, либо мы так быстро ехали, что все прибудут не ранее чем через пару часиков к переезду. Регуль, видно, надоел своим нытьём Гузенко и тот разрешил ему забраться к нам в кузов. Только он сюда залез, как начал настрополять всех против взводного, мы молчок. Полчаса посидели, околели, аж думать больно, но действий никаких предпринять не можем без команды, вспоминать стали ту ночь, когда палили пионерский костёр из садовых деревьев и кустарников, сто раз взводного вспомнили и простили. Какой бы дурак разрешил такое, а он сам спровоцировал нас и взялся заводилой быть и предводителем воровской шайки. Интересно, а немцы уже узнали про нас или они нас бояться, как огня и не сунутся никуда, посадят новый садик, что им стоит это сделать по новой? Интерес у сидящих в кузове появился, когда все услышали шум идущего поезда, это та самая электричка, что мы видели ранее, прошла в обратном направлении. Вагоны двухэтажные, но состав совсем смешной, четыре вагончика, в вагонах, по-моему, никого. Гузенко приказал завести мотор и одному человеку остаться у переезда. Тот, кто уже был высажен сидел тихо и не шевелился, все стали ждать кто первым решится покинуть машину и встать в самом скушном месте и этим человеком оказался я. Нет, мне было достаточно тепло под навалившимся дедом, моё место было почти у кабины, сидеть бы придавленным, да сидеть, но! Я захотел срать. Просто срать и больше сдерживать себя не мог, да грубо звучит, но что делать? В городе это сделать куда сложнее. Мою инициативу зарубили на корню, врезали локтями в обратку, я не сдавался, процесс, так сказать, был запущен. Стоит человеку только подумать об этом, а оно, ети его через коромысло, уже полезло. Получая пинки в спину я стал пробираться по спящим к выходу. Тысячи матюков не остановили меня, ноги за борт, автомат вперёд на снег и я почти на жопу приземлился снаружи. Адью, товарищи, мне сейчас не до вас, успеть бы раскопать лунку подальше от переезда. Машина покатила с горки от переезда по направлению к далёкой переправе, а я не чувствуя по собой ног понёсся к еле торчащим из снега лознякам. Я летел быстрее пули из ружья, все прохожие глядели на меня. Вот так, примерно и у меня было. Снегу вдоль насыпи по обрез валенок, что там под снегом, не знаю, ноги проваливаются, но моя цель кусты, туда, скорее, мочи больше нет терпеть. Из-за горизонта опять, кажется, едет електричка, разъездились, понимаешь, не дадут простому солдату просраться на воле. Выбираю место покустистее, ногами разгребаю место для отложения личинки, электричка видна хорошо. Да пошли вы все в ней сидящие, не до вас. Пробую разоблачиться, дело не простое. Курка кожаная с подкладкой застёгнуты на потайные пуговицы, руки не гнуться от холода, движемся ниже. Ещё одна проблема, все штаны на кузиках, кальсонов пара, вниз ничего не опускается, сука, мешают высокие, выше колен валенки, щас обосрусь стоя, электричка почти рядом. Хоть бы присесть, но присяду и уже не встану, процесс пошёл неуправляемый, электричка рядом со мной, я отворачиваюсь стою голой жопой к окнам, но продолжаю скидывать штанов дюжину и всё безрезультатно.
Владимир Мельников : Продолжение рассказа. Отчаиваюсь и от бессильной злобы на валенки, дрыгаю по очереди ногами в попытках скинуть их поскорее, чтоб сделать своё неотложное дело. Получается освободиться о валенок, остаюсь на снегу в одних портянках, сажусь и ооооо----кайф, кайф ооооо,,… блаженство и сразу вспоминаю анекдот про Петьку и Чапаева, когда Чапай спрашивал за кайф, а Петька, сам понимая это по своему, говорил, что он, мол, знает, что такое кайф и может Чапаю его получить. Так вот, заставил он Чапая купить целый ящик пива, пить его и терпеть, не отливать, пить и терпеть. Чапай пил, пил, терпел, терпел, но больше нет ему терпеть мочи, а Петька всё приказывает, пей, пей, пей ещё и тут Чапай не смог больше терпеть, скинут портки, да как жахнут струёй пенной в зенит, как проняло его, он как закричит: Кайф, кайф, настоящий, невиданный кайф словил я! Вот так и я. Электричку проводил своим выставленным задом, снегом вытерся, отодвинулся, натянул портки, завалился на спину и тал лёжа на спине в снегу вытряхивать из портянок снег, наворачивать их по-новой и натаскивать на ноги огромные валенки. За то время, пока я делал очень важное для себя время, подтянулись колонны с понтонами и полезли через переезд без меня. Мне до переезда надо было ещё топать и топать. Что регулировать, ясно и без наставлений, переезд не оборудован ничем, кроме трижды нарисованных по очереди красных полосок на знаках, ни шлагбаума, ни световой, ни звуковой сигнализации, просто дорога поперёк рельсов и всё. Моя задача заключалась не в перекрытии поездам пути, а совсем наоборот, перекрытии кислорода всем, кто вздумает сунуться на переезд перед приближающимся поездом. Очень хорошо, что я решил самую главную для любого регулировщика проблему и могу крутить головой на 360 градусов в поисках приближающегося поезда. Откуда он в этот раз покажется, не известно, из-за шума ревущих чумовозов услышать шум приближающейся электрички, нечего было и думать, просто стой на переезде и наблюдай за дорогой в оба конца. В одну стророну я могу обернуться за спину и разглядеть аж до горизонта, а вперёд смотреть сквозь строй проползающих мимо тебя машин более проблематично. Интересно ведь мне в упор рассмотреть ту технику, с помощью которой мы сейчас будем переправляться на тот берег, что они на себе такое тащат железное с барашками в виде металлолома. Что это за конструкции и как они их до воды через топкий и песчаный берег доставляют? Как в воде с этим обращаются, кто и где их этому учил? Пока зрелище не из приятных, старые и помятые не то КРАЗы, не то ЯРАЗЫ, Ярославльского завода, древние и еле передвигающиеся по снегу. Двигатели должно быть когда-то представляли из-себя мощнейшее из мощнейших, а сейчас дымящие и только знай, что захлёбывающиеся в рёве, но не кажущие изменения в возможностях показать силу, только рёв и дребезжание железа, как ползли черепахами, так и ползут того, гляди развалятся на ходу. Господи, как же они чадят и сколько они интересно жрут топлива? Это же почти танк на колёсах, а убитый солдатами всех призывов до смертного состояния, бедные машины, как вам сейчас приходится тяжело. Наблюдая за тяжеловозами понтоновозами, мне показалось, что они прямо срут топливом из выхлопных труб, из этих труб постоянно, что-то текло и прыгало внутри бульками, что это, вода из глушака или соляра? Вот гробы, так гробы. Следом за ними ползли мостоукладчики на базе старых танков, топливовозы, БТРы, ЗИЛ-131 с катерами на фаркопах, тягачи кузовные, просто колонны техники, состоящие из кузовных машин с имуществом и личным составом, бочкарей и кранов на базе кразов и уралов, для чего и куда всё это ползёт, что там впереди творится и как бы на всё это самому посмотреть. Показалась сзади опять двухэтажная электричка, понял, что настала моя очередь командовать, выскакиваю перед чумовозом цистерной и встаю замертво с поднятым жезлом. В кабине прапорщик наверное по началу подумал, что это очередной камикадзе-смертник, который обалдел от службы и мороза и бросился под колёса его авто. Поезда ещё ему из кабины и не видать, прапорщик обалдело вертит в разные стороны головой, не соглашается с тем положением, что всем, значит можно проезжать было, а ему нет и вот это «недоразумение в чёрной робе с катафотами на груди» смеет ЕМУ? ЕМУ, преграждать путь и не пускать его, позориться перед, рядом сидящим с ним водилой, ах ты гад, открывается дверца, прапорщик выскакивает на подножку и начинает материть меня под свист прибывающей электрички. Сволочь, я тебе сейчас устрою, уйди, дай проехать, у меня важный груз, уйди по хорошему, уйди и машет руками, как пропеллерами. Я стою, электричка теперь видна и ему и она уже так близко, что, по моему, пора ему угомониться и заткнуться, сесть в кабину и подождать всего минуту и я снова отойду на обочину. Бочкарь на первой машине заглох, прапорщик соскочил с подножки и с водилой кинулись под капот, потом в кабину, снова под капот. Глухо. Аккумулятор только клацает бендиксом, а сжатого воздуху не взяли с собой, амбец полный и торчать вам пока не дёрнут вас через переезд. Движение застопорилось и скорее всего в этом моя вина тоже имеется. Ищу пути для бегства, прапор злой и кулаки, что мои два вместе сложенные, вмажет по роже и прав будет. Их там ждут, а они ЧП тут устроили. Колонна тяжёлой техники разорвалась на переезде, первая её часть скрылась из виду, а сзади всё поджимали и поджимали прибывающие машины. Делать было нечего и прапорщик помчался вдоль колонны, стал приставать к старшим машин и просить, чтобы его кто-нибудь дёрнул и они смогли завестись и убраться от переезда. Желающих помочь не оказалось, никто не решался на проведение опасных манёвров, кому охота сползти на обочину и там самому застрять в глубоком снегу и не промёзшей до конца земле, тем более на таком сыром лугу. Прапорщик пробежал колонну до самого конца и только там нашёл себе попутчиков. Разваливая на чёрные со снегом вперемешку пласты, двигался по обочине к переезду большой четырёхосный ПБ-60, он не ехал, а юлозил из стороны в сторону, разваливая месиво вывернутыми в одну сторону передними мостами, его носило по снегу, он выравнивался и снова сползал с более-менее наезженной дороги. Глубоченные канавы из воды, грязи и гор снега оставались за ним, броневик полз, дымил из своих труб с двух сторон голубым дымом, но не сдавался. Прапорщик сидел на верху, уцепившись за скобу руками и показывал, куда надо ехать, машина чадила, но шла плавно и ровно. Ровно, в смысле, не прыгала, как сумасшедшая по кочкам, она плавно копировала ямы и переваливалась через них задирая задние или передние мосты. Вот это вещь, вот на такой бы на рыбалку по болотам, где хочешь проедет и не сядет на брюхо. А ещё я слышал, что каждое колесо имеет свой привод и подкачку, что до 13 отверстий из-под пуль может поддерживать компрессор и машина имеет два движка сразу. Двигатели все форсированные и мощные, правда, хлопот с ними, но это у каждой техники грехи имеются, это не показатель. Машина хорошая, правда, холодная, как наша «зебра». БТР приблизился к переезду, обошёл топливовоз, встал за переездом и стал работать на холостых оборотах. Прапорщик сиганул с него, погрозил для наведения на меня страха своим кулачищем и полез с водилой за кабину за тросами. Одной парой тросов не обошлось, накинули пару на крюки и стали стаскивать машину с переезда вниз. Завели её только, когда она сама пошла под уклон, смердячим дымом вдарили из глушителей, чуть не вмазались на коротком поводке в бронемашину, тормознули разом и стали убирать тросы и прощаться с выручившими их бойцами. БТР описал круг и вернулся к переезду, встал задом к подъезжающим машинам и остался в таком положении с тросами на снегу до вечера. БТР, оказывается, полагался для всех таких случаев и на каждом опасном участке нас всегда будут поджидать бойцы на таких вот машинах, готовые выдернуть любую машину, будь то переправа или перекрёсток или переезд. За чужими проблемами пролетело быстро время, в желудке стало бурчать и просить поесть хоть чего не то. Перед выездом из лагеря старшина роты каждому регулировщику выдал по шматку сала в вощёной бумаге, крупно посыпанного солью и примерно по пол буханки чёрного хлеба и ещё дал по несколько кусочков рафинаду, это, наверное, у самого себя украл. Сало и хлеб все запихнули в противогазные сумки, и я не знал, когда его можно будет начинать есть. Сказали, это НЗ, неприкосновенный запас, есть только в самых экстренных случаях. А когда конкретно можно рубать сало? Сколько времени? Да, чёрт его знает, но жрать при наличии сала и хлеба охота и нет мочи это скрывать от организма. Плюнуть я решил на приказы и последствия, больше сопротивляться самому себе не мог, полез в сумку и стал воровать сам у себя хлеб. Полезу, тайно корку отломлю, зажму в ладони, водилы и старшие отвернуться от меня, а я раз, одной рукой намордник вниз с носа тяну, а другой, как слон, кидь туда корку хлеба и стою, пускаю слюни и мороженый в снежную искорку хлеб. Размачиваю, как сибирские калачи и тащусь от удовольствия. Радуюсь тому, что моя служба самая лёгкая, стой и указывай куда ехать, а вот им каково, думаю, день и ночь, тяжело гружёные махины гонять, чуть заснул или засмотрелся по сторонам и в канаве кверху понтоном. А топливовозам? Миг и ты на небе, хорошо, если соляра, ну, а если бензин? А когда сало можно есть? Колёсная техника прошла, за ней поползли танки. Они пришли другой дорогой сюда, но переезда не смогли миновать, пришли не все своим ходом, часть машин на перекрещенных тросах, часть с работающими двигателями, но тоже на тросах, почему, не знаю. Машины были наверное пятидесятых годов, Т-55 и поновее, но до того допотопные с раздолбаные, что и воевать на таких скорее всего нельзя, наверное это из учебного центра или с полигона, на них наверное обучают водить и преодолевать преграды, стреляют тоже из них, а новые скорее всего не показывают, это секрет, понятное дело. Эти добивают, обучая только недавно прибывшее пополнение, этих и не жалко, если утонут на переправе, где же они их откопали? С танкистами двигались летучки и в их будках имелись встроенные буржуйки, они дымили брикетом и там был, наверное, сейчас Ташкент. Танки шли с откинутыми обеими люками, в правом люке торчало по одному танкисту на башне, механики-водители выныривали из-под башни с правой стороны танка, если смотреть на него спереди.Там был такой сдвижной лючок, отъезжавший в сторону и оттуда то показывалась голова в шлеме, то проваливалась вниз и так происходило с ней постоянно. Танки плыли в мареве из сизого дыма и столба копоти, который каждый танк выпускал сразу с двух сторон от своей машины, они гремели траками и лязгали железом, земля содрогалась и вибрировала при приближении машин к переезду, воздух превратился в гул и смрад, стоять вблизи машин было просто невозможно, танки всё время поправляли своё положение на дороге, газовали на подъёме и почти замолкали взобравшись на рельсы, качались, как на качелях, снова прибавляли газу, окутывали облаком смрада и пара и меня и себя и сваливались вниз с насыпи и там начинали притормаживать и вставать в ожидании прибытия остальных. Колонна из танков и летучек переправилась через переезд, слава Богу электричек пока больше не прибывало, наверное время было обеденное и хитрые немцы экономили на перевозках и электричестве, возить было не кого, чего гонять порожняком составы. У меня появилась возможность вплотную заняться поправкой своего здоровья, танки прошли, техники больше не прибывало, пора распечатывать НЗ. На улице стояла холодрыга ой-ёй-ёй, в поле, на макушке переезда и того хуже. Ветер на морозе много чего значит, как бы люди не одевались, не напяливали на себя горы тряпья, всё равно наступает пора, когда из-за отсутствия движения, вот, как у меня сейчас, стоя часами на одном месте, тут вот на пупке с рельсами, тело затекает от давящей на него массы навешанных причиндалов и стянутых тело ремней, от тупого стояния в валенках на одном месте. Это вам не сапоги, в которых можно устроить забег на местности, в этих чунях посрать нормально человеку нельзя, не то, что резвиться и скачки устраивать. Да, не замёрзли пока ноги, но сколько можно человеку находиться безвылазно на улице с морозом в 8-10 градусов? Нет, не меньше, а если и меньше, то ветер прибавляет к градусам свои минусы, да если учесть проклятую немецкую влажность, сколько можно стоять и за сало не приниматься? Полез сам у себя сало воровать, руками лезу, а мозгами себя костерю, не смей трогать, старшина проверит, люлей отвесит! Руками сало достал и от соли штык-ножом очищаю, а вентиляция сознания продолжается, не смей, получишь от дедов за сало, что сожрал раньше времени. Сало и слова доброго не стоит, сало с живота с сиськами на коже, не сало, горе. Такое и в рот противно брать, его бы на гражданке обошёл бы на рынке и купил бы с четыре пальцев толщины, хлебом кормленого и молоком поеного, тьфу, а не сало. А соли-то, соли навалили, от души, куда бы её деть? Сало ни ножом ни зубами не режется и не жуётся, резина и есть резина, но голод не тётка, начинаю рвать, оттягивая в сторону обеими руками и пробовать глотать не жевавши. Аж слёзы от горя появились, во, жизнь и еды полно, а съесть не даётся окоянное. Танкистам ещё хуже, чем мне, смотрю, стали они из машин своих вылезать и кучками собираться на улице, закурили, прячутся от ветра за танки, курят, трясутся от холода. Шлемофоны не застёгивают, но вижу, мёрзнут в лёгких комбезах парни, что толку от тех поднятых воротников, продуло их насрозь через открытые люки, обогрева нет в них никакого, только в теории обогреваются, что там вообще можно нагреть? На башне всё нараспашку, у механика поддувало, размером с человека, это же какую тепловую пушку туда надо поставить, чтоб людям было в танке терпимо. Ерунда всё это, вон, как их за руки тащили наружу и приставляли полуоколевших и недвижимых к броне, это сколько же они бедняжки вымахали в подвешенном положении головой наружу, глотая дым и копоть в перемешку с грязью от впереди идущих машин? Это, где же их сгрузили с платформ или они прибыли вместе с нами по дорогам своим ходом? Танкистов стали определять по будкам с печками, наверное, в первую очередь пустили греться механиков, остальные более-менее кучкуются у своих машин. Когда же они дальше поедут и почему так надолго застряли тут. Время пошло на вечер, стало смеркаться, пошли круги перед глазами, это бываает тогда, когда человек долго вглядывающийся в одну сторону резко оборачивается и начинает видеть, не то, что есть перед ним на самом деле, а сначала круги и только потом различать в наступающих сумерках те реалии, которые скрывались за тёмными кругами. Про меня хоть и не забыли, но забирать отсюда явно не торопились, меня намертво присобачили без цепей к этому продуваемому и гиблому месту, хотя чего винить кого-то, сам напросился, да и на учениях ты Вовка, а они, оказывается, вот такие вот разные бывают. Молодец, что догадался подзаправиться и справить вовремя свою нужду, скоро станет ещё темнее и тогда можно будет не стесняясь делать всё, что тебе пожелается. Танкисты получили приказ на выдвижение и удалились от переезда, от них я унал, что переправу сегодня навести не получилось из-за льда, который покрыл реку и прилегающие её берега, понтоны не смогли сбросить, чего-то у перевправщиков не достаёт и всё отложили на завтрашний день, а ночью они будут пробовать ломать лёд и готовить места для сброса понтонов и наведения наплавного моста через Эльбу. Вот так вот, а я весь день только и мечтал о том, как мы проедем по переправе и сам первый раз в жизни смогу побывать на понтонном мосту и смогу похвастать в письме своим студентам в письме, родителям и чувихе. Стемнело до такого состояния, что валенок на ногах не видать, автомат, сука, мне за день так оттянул плечи и настолько насточертел, что я хотел его либо выбросить подальше, либо ещё какую кару придумать для него пострашнее и бросить ведь не бросишь, вспоминается сразу украденный на днях на глазах штык-нож у меня в наряде по роте, и кто их только придумал такими тяжёлыми и железными. Переправа не заладилась и на следующий день, то ли средств им не хватало, то ли лёд толстый был в намеченном месте для её наведения, то ли и не планировалось её вообще наводить, не могу ответить. Меня с этого перекрёстка сняли ближе к отбою, запихали в кузов, ни слова не сказали ни плохого, ни хорошего, все спали мервецким сном, всем всё было пох, люди были умучены голодом и холодом, сало распотрошили конечно все, но толку от этого было не много. На морозе надо горячим спасаться, пусть это обычный кипяток и кусок рафинаду, но это и есть настоящее топливо, от сала я, аж до утра все совал в рот снег и не мог утолить жажду. Какая же его зараза так просолила и зачем я его всё сожрал сразу, это не сало, это бомба, губы мои от соли и от ветра потрескались и облупились, жажда мучила, и не было ей утоления снегом. Рафинад я успел сожрать перед салом, от хлеба чёрного пошла изжога и стояла под кадыком неотступно. При каждом позыве она огнём разливалась и спускалась вниз к желудку, там давилась вместе со мною и я ждал новых приливов. Из чего в армии пекут чёрный хлеб и почему от него такая обильная изжога. По прибытии на гражданку я на чёрный хлеб долго смотрел, как на диверсию против народа, есть стал недавно и то только под селёдку или когда пьяный. До места, где разбили лагерь комендачи, добирались долго, кругом были заторы из техники и пока всё это объехали, да пока простояли в ожидании очереди на проезд на полигон, время подошло к отбою. Выгружались сонные и озабоченные только одним, скорее ставить палатку и пока сон не разогнали, валиться спать и греться, греться, греться. Палатку далеко от машины, в которой она перевозилась, тащить не стали, весь лагерь уже давно отдыхал, мерно гудел на окраине лагеря дизель, дающий электроэнергию, на деревьях в нескольких местах были привешены лампочки и слепили яркими точками, язык не ворочался и мы передвигались, как сонамбулы по снегу, загребали его своими клешнями, спотыкались о корни и падали на колени. Деды ругали нас за то, чтобы мы не порвали регулировочную форму, а работать в этой форме, я вам доложу, оооо и ещё несколько матерных слов в придачу. Попробуй поставить палатку, укутанный в кокон, перетянутый сто раз ремнями и ремешочками. Поставили палатку с горем пополам, закинули на пол щиты, на них матрацы, поставили печку и стали палить тряпки смоченные в соляре, закладывать в топку брикеты бурого угля и спать на ходу, протягивая руки в сторону огня и качаясь от усталости и пофигизма. Откуда-то притащились дежурные по кухне, притаранили нам в палатку два огромных солдатских термоса с ужином. В одном чай, ещё тёплый, но уже мыльного вкуса и гречка с тушёнкой. Поставили и к нам присоседились, мы им вопросы кидать: где мы и что вообще происходит тута? Всё очень плохо, мы тоже без обеда, только распалили кухни, всем велели двигаться к переправе. Старшина роты велел гасить форсунки и обещать, что на том берегу успеем, хоть с задержкой, но сготовить обед, говорил, что хлопцев обеспечил НЗ на такой случай, не маленькие, догадаются и слопают то, что положено в противогазные сумки. Снялись с насиженного места и стали строиться в колонну и начали выдвижение в сторону переправы, но, но простояли без движения на дорогах и вернулись сюда обратно, сказали, завтра по-новой будем переправляться. Блин, опять целый день умирать на морозе, где-нибудь на ветрогоне, хоть бы, что пододеть надыбать, да, где? Деды и кандидаты есть не стали, их и из пушки уже не разбудить, как попадали, кто где, так в намордниках и валяются, а в палатке воздух уже посуше и потеплее стал, поскидывали намордники и почувствовали, что живём, под ногами на снегу бачки с ужином, котелки в вещевых мешках, да где те мешки, так, руками поедим. Есть руками приходилось на пересыльном пункте в Калинине в кадрированной дивизии, тогда нас впервые посадили по 10 человек за деревянные столы и такие же длинные лавки, такие на похороны или свадьбы ставят, вот и мы, на свои похороны уселись кушать. Стоит на столе бачок и чайник без ручки и пара обитых эмалированных кружек и больше ничего, мы смотрим длуг на друга и удивляемся, а наряд по столовой говорит нам, все так едят, вас тут перебывало на пересылке, что клопов в халупе, лопайте, если голодные, а нет, так пи…дуйте отсюда. Вывалили мы содержимое из бака на стол, а в том содержимом видно пшено не провеянное, гороховые половинки и всё это склеено клейстером картофельным. Чай с жирными густыми блёстками, будто машинное масло до этого там находилось и сахар размокший на жирной алюминиевой гнутой мисочке, слёзы потекли от грусти и безысходности, отломили каждый по куску комбинированной каши, попробовали, зёрнами не обрушенного пшена поплавали и не знаем, как остальные, но я прямо сбежать надумал из этой проклятой армии. Чай и пробовать не стали, отравиться резону было мало, пошли побираться по своим друганам, у гоко-то ещё консервы сохранились домашние. Съели руками и не чухнулись, да и много-то съешь той сухой гречки, да ещё сидя на корточках в полусонном состоянии? Ели, скорее по инерции, раз принесли, надо есть, когда ещё дадут? Подцепляли гречневую кашу кусками черняги и объедали с краёв вместе с намокшим хлебом, давились, запивали чаем, спасибо фляжки остались при нас на поясе. Чая с собой налили про запас, чай, не вода, его за еду принять завтра можно будет и кусок запить на морозе, сладенькое всё же. (Великое спасибо старшине роты, хоть вспомнили про нас регулей). Старики, завидев бы, как мы ели, поубивали бы нас на том самом месте, они такого себе, наверное, не позволяли никогда, хотя, как знать, что там в их службе было, может и такого не было, может ещё хуже всё было. Печку раскочегарили до красноты, поделились, кому дневалить и пристроились, кому куда выпало, рядом со старичками на матрацы, не раздеваясь и не разуваясь. Ночь проспали без тревог и приключений, утром поднять было людей проблематично, всё тело затекло, ноги в валенках не отдохнули за ночь, все чувствовали себя так, будто снопы молотили на них. Командир взвода, как всегда, бесился и орал, что сгноит на самых плохих перекрёстках, что специально снимать нас не будет подольше с перекрёстков, но на его ор и причитания никто не обращал внимания, на мороз идти дураков не было в 6 утра, гад и есть гад. Никто для него зарядку не отменял и уборку территории тоже. Водные процедуры, умываться, бриться и остальная каторга, это в такой мороз-то? Чтоб ты заблудился, где в лесу и все 5 дней дивизионки с дедом Морозом и Снегуркой общался, а нас бы оставил на недельку в покое, может, пожили, как люди и откуда, скажите, пожалуйста, такие неугомонные служаки берутся? Все взводы над нами потешаются и подъёживают, кого не встретишь, один вопрос, ну, как ваш взводный е..ёт вас? Е..ёт, да пошёл он…! Деды стали шутить с горя и говорить про меж себя: напишу маме письмо после учений и попрошу её щеночка купить маленького, чтоб, попрошу назвать его «Прапорщиком», а приду на дембель, щеночек подрастёт и превратится в большого и злого кобеля, меня не признавшего, а я тогда того «Прапорщика» возьму и повешу на дереве, чтоб поставть в этом деле жирную скулящую точку.
Владимир Мельников : Продолжение рассказа. Зачем же собаку вешать? Собаке, собачья смерть. Ну, а собаку-то зачем всё же вешать, мать ведь её твоя кормила, поила? А, отстаньте! Темень и холод, до завтрака час и чего ради нас из палатки выгнали, не везёт и всё тут. Завтрак, сборы, палатку в кузов и всё. Опять поле, тягачи и танки, БМП, БТРы и всё, как вчера. Всем надо в первую очередь, машинами заставили все полевые дороги, машины в несколько рядов на лугу, все жду, когда же сапёры наведут переправу? Никогда. Её так и не навели, а может то была просто игра, может зимой их условно наводят. (И следующей зимой 1982 года так же будет, только летние дивизионки откроют путь на тот берег Эльбы, но об этом позже). Колонны проторчали зря, солдаты успели пообедать в таком положении, а под вечер нас развернули и направили маршем на Либерозу. К ужину добрались до полигона, сплошь состоящего из песка и гуляющего позёмкой ветра. Регулирование выморозило нас до самых кишок, питание сплошь сухим пайком, мороз и мелькающие мимо тебя чумовозы, бесконечные колонны бронеавтомобилей старой конструкции и крокодилов, новая техника, старые БМП и танки, колонны, колонны, колонны. Палатки ставили на голом песке, здесь снег сдуло и он собрался у редких деревьев, потеплело или тут близко Польша и влияние Балтики ощутимее? Ужин, настоящий горячий ужин с хлебом, а не мороженными искрящимися кирпичами, горячий чай, горячий, даже не верится, что мы это сейчас едим и запиваем. Все чёрные от копоти, почернели намордники, грязная в пыли и саже форма, валенки облеплены комьями песка, песок в хлебе тоже чувствуется, потрескивает. (Летом жрать не возможно будет сообще, ни первое, ни второе ни хлеб, один песок и пыль, ездить в кузовах будем только надев на морду противогазы, чтоб не задохнуться от пыли) Стали говорить, будто здесь при немцах концлагерь был и рядо есть ещё место, типа Миллероза, и там то же самое. Поползли слухи, что комдив очень злой и не довольный тем, как проходят учения такого масштаба. Стали умники говорить, что из Либерозы всегда направляемся в Гарц, что марш будет на целый день и сейчас все должны выспаться, как можно лучше. Мне это не улыбалось, опять целый день на холоде, стоя и наблюдая, как нормальные люди едут в кабинах, в кузовах, да, там тоже не май месяц, но там хоть сидеть можно и ветра нет, а тут? Ночью снились колонны, идушие на меня, я пробующий их отрегулировать, машины и танки не слушающиеся меня, какие-то немцы с автоматами, наш взводный перешедший на их сторону и ставший власовцем, я спасающийся от него и его немцев…. Чёрти, что, наверное сказались эти дни вселенского переселения, я никак не ожидал, что в одной дивизии может быть столько танков, БМП, БТРов, тягачей, катюш, пушек, понтоновозов, миномётчиков и просто зилов и уралов с солдатами в кузовах. А сколько, интересно, в Группе войск? При передвижении только нашей части, мне казалось, что только одни мы и воюем, что мы заполнили техникой все дороги Германии, а как же остальные дивизии, а чем они сейчас занимаются, или они тоже в то же время про меж наших колонн ходят? Уж больно много всего, колонны идут в течение дня и пройти не успевают. Утро сырое и промозглое, сырость забралась под одежду и колотит по утру, зуб на зуб не попадая, скорее бы горячего дали. До рассвета ещё далеко, но уже и без него можно кое, что разглядеть. Машины выстроились в многочисленные параллельные колонны в одном направлении мордами, что это значит? Значит много их и по другому даже на таком огроменном полигоне не поставить, все должны быть под рукой, всё должно быть на виду. Мне сразу вспомнился смотр колёсной техники недавно, тогда машины выстраивались таким же макаром и сейчас это повторяется один в один. Завтрак проходит чуток раньше обычного, чувствуется, какая-то спешка и нервозность, всем командирам передалось плохое настроение командира дивизии, люди боятся оплошаться и ведут себя на опережение, стараются всё успеть и ко всему быть готовыми. Вот и завтрак подогнали в половине седьмого, сейчас, что-то будет, в армии ничего просто так не делается. Появляется начальник штаба с командиром роты, замполитом и всеми взводными, обходят нашу колонну, разговаривают со старшими машин и водителями, принимающими пищу. Подходят к нам, мы отставляем котелки и приветствуем своего непосредственного начальника. Нам желают приятного аппетита, спрашивают, что рубаем, показываем, спрашивают, получаем ли мы дополнительный паёк, как положено регулировщикам, киваем и говорим про сало. Сало? О, сало вещь хорошая, а по много дают? Хватает, ещё остаётся. А вот это не порядок, всё, что выдано, положено съедать, служба трудная у вас, но почётная и ответственная. Начинают мозг выносить и попрощавшись, отчаливают от нас и направляются к другим взводам. Там всё повторяется один в один, ясно, начальника штаба пропесочили за промахи, так он решил общением с низами себе душу отогреть и отвести инфаркт миокарда на более поздние сроки, правильно делает, всё проходит, пройдёт и это. Кто первый проронил слово «сбор», так и не поняли, только задёргались все в разные стороны, кто доедать решился в темпе, кто скорее по карманам хлеб совать, кто котелок снегом теронул и в вещь-мешок пырнул. Помчались к палатке одни, другие с вещь-мешками в сторону машины, откуда их доставали. Понеслась Маша по кочкам, сегодня середина учений, ещё мучиться три дня. Учения обострили отношения между людьми, грязь в палатках, далеко до кухни, палатки ставить и разбирать никто не хочет, за едой идти тоже из-под палки, умываться, бриться, лишь бы сделать вид, чтоб отстали, подшива чёрная, как ночь, ею все тебе тычут в морду, а когда подшиваться и мыться, когда чистить зубы, когда нормально посрать не где, обоссали у немцкв все углы и столбы на перекрёстках, срамота, да и только. Вот теперь ещё раз ясно и понятно, от чего старички тогда в шлангит ударились всем призывом, вот она, правда, жизни. А кого это к нам ещё пригнали около взвода? Зенитчики, никак? А вас, каким ветром к нам прибило? Далеко видно закинут нас сегодня, раз целый взвод припахали на регулирование. Как интересно ставить то их будут, когда у них ни жезлов, ни робы чёрной с катафотами, да и вообще, на фига они нам? Зенитчиков расставили сразу на первых дорогах и перекрёстках по полигону и в ближайших дорфах, где собственно, регулировать было не чего, а требовалось просто задать направление головным машинам, чтоб те не пошли блудить по Германии. Нас повезли полно Ценным составом и стали расставлять по городкам и городам, по настоящим перекрёсткам и штрассам с интенсивным движением. Сколько этих городков, похожих один на другой, сколько интересного и необычного в чужой жизни, но, выставили, забрали, снова выставили и снова в кузов и обгонять рассредоточенные по рокадным дорогам колонны. Оставили меня в диком месте, в обычной деревушке, указывать выезд на главную дорогу и при необходимости её же и перекрывать с другого конца. Деревня в два ряда домов, старая низенькая кирпичная кирха в одну маковку и никого на улицах. ТО ли на работе люди, то ли нет тут никого, поумирали от страха все, стою и жду машины. Никакой радости или достопримечательности, просто деревня и дорога проходящая через неё насквозь. Колонны с тяжёлой техникой через меня не пошли, прошла однажды, какая-то часть и в течении пары следующих часов больше ни кого. Стало ко мне закрадываться в душу чувство брошености опять, вот, чувствую, что опять глухняк получается, хотя гоню мысли от себя, ведь шли же машины, и я их направил куда надо и наши туда уехали, а больше нет никого и всё. Стою и ищу, где бы пописать, но так, чтобы успеть обратно на перекрёсток вернуться. Только придумал куда забуриться, как вылетает на огромной скорости будка на колёсах, вся в солярошном чёрном дыму и проскочив мимо меня в правильном направлении, бьёт по тормозам, открывается дверь со стороны старшего машины и прапорщик Василий Захарченко сипло кричит, стоя на подножке в мою сторону: эй, давай быстро в будку полезай, ваши велели мне вас собрать по дороге! Быстро в будку, пошёл, пошёл вперёд, это водителю походной солдатской кухни на колёсах. Во, собаки, точно, не зря мучил себя догадками, прошли колонны основной дорогой, это аппендикс, какой-то получился или резервный путь, выставили, так, на всякий пожарный, вот и прошли несколько коротких колон мимо меня всего, понятно стало почему в такую дыру поставили. Видно много было путей, по которым можно было выехать из Либерозы, а чтобы все машины пошли в нужном направлении. Германия полна дорог и дорожек и каждая из них ведёт на полигон, их столько в ГДР, что диву даёшься, где самим немцам жить? Учения, это и радость и горе для простого солдата, но и на них можно поискать позитивчик, вот, например города и деревни, как у них всё классно получается, ни одного деревянного дома, кругом кирпич. Говорят, что уехать из деревни невозможно, за дом приходится выплачивать кредит в течение 25 лет, есть и большие кредиты, это же несколько поколениям хомут на шею и главным в семье считается старший сын, так это или не правда, говорят, а раз говорят, то значит слышали от кого-то, а тот сам с кем-то говорил, значит надо верить хотя бы этой информации, появится новая, сравним со старой. Едем в сплошь состоящей из нержавейки машины. Всё внутри походной кухни на базе ЗИЛ-131 нержавеющее, скользкое и блестящее, стоять в валенках на прорезиненной подошве большая проблемма, сесть не где, только на столах можно примоститься, но кто же тебя такого чумазого туда пустит, сами на ногах вокруг котлов прыгают. Машина изнутри представляла из себя следующее: впереди поперёк будки перед кабиной размещалась варочная панель со встроенными в нержавейку двумя котлами с водяными рубашками и форсунками, встроенными в них снаружи. Форсунки работали на солярке и грели воду, которая омывала сам котёл и получалось так, что готовили на пару и пригорать ничего не могло по определению конструкторов. Форсунки в данный момент гудели наподобие реактивного двигателя МИГ-21, повар готовил воду для обеда, фиолетовое пламя било во что-то, а ударившись о встречную преграду, со злости обхватывало в клещи то, что мешало вырваться наружу и гоготало от радости и счастья. Горячий воздух с чёрным дымом вырывался через пламегаситель, накинутый на стальную трубу, и освободившись от обузы тесноты, радостно размахивал чёрным флагом и рассеивался на просторах ГДР. Левая половина кунга на колёсах была отведена под разделочные столы с ящиками, набитыми посудой и всякими поварскими причиндалами. Правую половину занимали шкафы из нержавейки с хранившимися в них крупами, солью, приправами и ещё чем-то, не всё удалось рассмотреть, видел только то, что открывалось или выдвигалось. А вообще мне было здесь тесновато, повар, помошник дневальный и я. Три человека для тесного кунга многовато, согласитесь, я вообще удивляюсь, зачем они меня подобрали, проехали мимо бы и сказали, а мы никого не встретили, может я бы к немцам сгонял погреться, я серьёзно говорю, мысли у меня такие уже были и не один раз. А, что мне, умирать брошенным, я что, собака, которую выкинули на мороз, пусть себе снежную нору роет и пропитание добывает, а хозяин будет самогонку хлестать, да холодцом закусывать? У меня уже и план созрел и сценарий в голове лежал, ещё час не покажутся на глаза и при первой возможности пойду в ворота стучаться, попрошу позвонить в Хайдэ, нас так учили, да, серьёзно, говорили, если потеряемся, останавливать немцев и просить сообщить в Хайдэ, они, мол, знают про нас. Наивный был и доверчивый, я и правда думал, что стоит мне попросить немцев и они тут же выполнят свой гражданский долг, ведь должны понимать они, как важна моя персона для дивизионки и что значит потеря бойца для армии? Интересно сейчас, а вышло бы чего путного или вызвали бы полицейских и грабёж приписали мне, а? На морозе и с голодухи чего только не придумаешь, и чего только не выкинешь, не ожидая от себя самого. Присмотрелся я в той деревушке к одному домику, выглядывали глаза из окон в мою сторону, занавесочек-то они часто не вешают на свои окна, я всё-всё разглядеть успел, может пожрать обломилось бы малую толику, а, ладно, человеку всегда всего мало, еду внутри тёплой походной кухни, разделся до пояса, дышу свободно, стянул проклятый намордник с каской, освободился от ненавистного автомата с противогазом, жую кусок хлеба и закусываю аж целой луковицей, которыми меня угостили добрые люди, понимающие нашу службу, жую, макая густо в соль луковицей, трескаю до ломоты за ушами, рубаю так, что сам перестал слышать гул форсунок и пытаюсь справиться со слезами, которые прошибает ядрёная Чипполина, а повар с помошником ржут и не могут успокоиться, гляда на то, как я справляюсь с гостинцем. Извени, брат, больше пока у самих ничего нет, комбижир белый, зелень, макароны, рис, гречка, лавровый лист, соль, да хлеб. Белый посчитан, только чёрного не жалко. А мне, что белый, что чёрный, лук, это здорово, жаль сегодня без сала выбросили на регулирование, я бы дал ему жару, ну, да и так не плохо. Едем и по окнам приседая, поглядываем, кто лучшее увидит снаружи, на ту сторону и кидаемся, прилипаем к мутным, запотевшим от пара окнам, оооо, уууу, ни ху….себе! Живут гады! Да у нас на Полтавщине краще! Где, брат, наша с тобою Полтавщина и Гомельщина с Борисполем и Жмеринкою? Скоро горы, начинаем очковать по этому поводу. В горах я бывал до армии, знаю, какие в Сочах и Пицунде перевали и горные серпантинные дороги, а на этих колымагах не проверенных и с водилами первого года службы, разве не страшно по горам-то ездить? Едем и пугаем страшилками про пропасти и лавины. Здесь снегу в горах ещё больше, должно быть, что там у немцев понаделано, не опасно ли нам туда соваться, столько тяжёлой и не габаритной техники. Не ужели потащат и туда понтоновозы и катера на буксирах или они уже отвалили от дивизии и остались у Эльбы продолжать свою игру в дивизионку, а танки? Не ужели и они пой дут по горным дорогам, зачем из Либерозы их гонять на другой конец света, нет, наверное мы туда только штабом поедем, остальные останутся лагерями на Магдебургском или других полигонах. Едем, в окна зуркаем и сплетни наводим, врём, кто, что вспомнит, лишь бы разговор поддержать, проверить всё равно некого посылать. Врём про богатсво в доме, про блядей и чувих, про свои геройские подвиги на гражданке, врём, а не врать нельзя, скушно правду слушать, переживать нужно, сочувствие выказывать товарищу, а у тебя самого проблем выше гландов, взять хотя бы институт, например. Сейчас у моих студаков сессия, что это такое? Я только из писем могу узнать, как оно учиться и первые четыре экзамена сдавать, а перед зтим 14 зачётов, один сложнее и ненавистнее другого, а злые преподы чего стоят? Тоска, отстану я и не смогу потом учиться, не будет мотивации, армия-то позади будет, чего бояться и чем меня потом можно будет родителям запугать, а? То-то. Но, говори, не говори, а не догоню я уже своих, придётся с салагами учиться, хреново, но одно успокаивает, я буду их гнобить и презирать, за то, что эти маменькины сынки попрятались от армии (про себя молчу, как сам прятался, я же уже честно служу, куда деваться, я отмылся, я как все!), я им устрою, дай срок дослужить, а там мы свою политику построим на курсе! Много переговорить успели, а вот и первые проблемы, на дорогу выпускают с предварительной проверкой состояния тормозов и рулевого. Отогнали на обочину наши же регуля поднятым вверх жезлом, а там все собрались, ВАИшники, зампотех с командиром взвода мазыты, ротный и ещё какой-то прапор с чёрными погонами, высаживают водилу из кабины, запускают сами движок, секунду ждут и пробуют тпронуться, рулём крутят от горизонта до горизонта и на месте, до пробного трогания и во время движения. Что за строгости? Проверяют и нашу кофеварку, отпускают и мы пристраиваемся за всеми в ожидающую всех остальных, колонну. Повар принимается засыпать промытую крупу в котёл, разделывается с капустой квашеной, разрешает дожрать остатки её нам с помошником и зырится в окна. В дверь снаружи стучат, это пришкандыбал наш старшина роты, спрошает про готовность обеда, остаётся довольным ходом процесса, но вылупливается на меня и пробует выгнать меня из будки, я понимаю, что мне тут вовсе не положено находиться в регулировочной одежде и готов десантироваться на улицу. Старшина выгоняет, а куда меня девать, сам не знает, потом разрешает находиться, но с одним условием, чистить горы картошки для офицерской кухни, которая находится чуть-чуть впереди нас. Бегу за оклунком картошки к полуприцепу и возвращаюсь назад. Повар уссывается проходимцем папой, старшиной роты, прикалываясь по поводу того, что тот своего никогда не упустит, всех припашет и всех озадачит. Ржёт и помошник, говорит с приколом, дай ему волю, он каждому регулю на перекрёстке по баку с картошкой поставить готов и как миленькие в свободное от регулирование время, будете хреначить ножичком картоху. Го-го-го-го-аааа!Вот заразы, юмористы, хреновы, влип я. Лук с капустой и хлебом, даром, что ли хавал? Опять заразы прикалываются, а, как в армии без приколов и подъёжек? Кажется, тронулись, пошли хорошим накатом, куда он так разогнал машину, под уклон ведь идём и очень даже под хороший уклон. Машина набрала хорошую скорость, впереди тоже идут больше тридцатника, сокращаем разрыв между машинами, я с ножиком наперевес, с картофелиной в руках, помошник тоже за нож взялся мне помогать, а как иначе, повар палкой полез деревянной помешивать в котле, всё зашибись! Одно плохо, напарили, вся одежда стала влажной и душно от сырого водянистого воздуха, который в холодном помещении ещё и мурашки от холода по коже распространяет. Летим! Страшный удар по кузову оглоблей из стали, что это? Не переносимый для слуха человека скрежет коробящегося металла и дерева над самой головой, крыша кунга рвётся в самом передке в районе дымоотводной трубы, она раздирается легко и быстро, дыра образуется с размер люка у танка, дымина из обеих форсунок перенаправляется прямо в салон и мгновенно заполняет удушливым огненным составом всё пространство, машина продолжает двигаться, будто ничего не произошло, мы в панике, не знаем, что должны делать и единственное, что успеваем, это откидываем защёлку и отталкиваем надаж дверь кунга. Дверь летит в обратном направлении, мы её хватаем с дневальным, повар пробует загасить форсунки. В машине всё же видно тоже, что-то почувствовали, а может быть, и оглянулись через заднее стекло, но ведь не так просто на горной дороге выбрать место для остановки и приткнуться на обочине. Сзади такие же духи-убийцы подпирают, раззявив рот, и строя из себя крутых парней и кто даст гарантию, что эти бравые неумейки не смахнут себя вместе с тобой в пропасть и не лучше ли поостеречься? Правильное решение, машина стала принимать по касательной правее, правее и остановилась, пропукая, летящие следом машины и не собирающиеся останавливаться. Нечистая всех гнала вперёд, каждый хотел попробовать себя в трудных условиях, каждый хотел приключений и экстрима. Прапорщик Василий Захарченко, старший машины, начальник АХЧ роты, толстый, как боров, кило под 150 весом, еле перебирая конечностями летел и пыхтел, как последний боец. Лицо его было белым, белым, он открывал рот, как домашняя рыбка и красиво его закрывал, пух-пух-пух, ртом выпускал воздух. Точно, ПУХ или Винни. Что же такое могло произойти, что нас так покалечило без причины? В кунге оставаться минуты больше было нельзя, чёрный ядовитый дым заполнил пространство и лез наружу и через дыру в небо и через открытую дверь. Мы пулей оказались рядом с будкой и кинулись осматривать пробоину, ё-моё! Отэ-то дырища! Двое пролезут и не застрянут, крутим головой в поисках врага испортившего нашу жизнь и находим в сотне метров от нас. Это странное и виденное впервые мною сооружение-ворота, смастыренные из стального балочного профиля и установленные прямо от одного края дороги и до другого, подрезали нас по высоте и мы, задев балкой трубу, торчащую довольно высоко с пламегасителем, вскрыли сами себе крышу, наподобие консервного ножа. Кто их тут, эти ворота поставил и с какой целью, но думать об этом надо было прапорщику раньше, а что до духа водителя, так с того, как с козла молока, какого-либо толку. Дурак, он и есть дурак, научился заводить, трогаться, тормозить и глушить и считает, что уже шофёр! Маленький, не выше метр пятьдесят пять, нос кнопочкой, стоит и только слышно: не видел я её, товарищ прапорщик, не видел! Идиот, как такое сооружение нельзя было не заметить, а если ты на права сдавал, так должен был и про ограничение габаритов по ширине и по высоте выучить! Скотина, это нея, это прапорщик стал ругать горе шофера, ты, не шофер, ты водитель кобылы и что теперь прикажешь нам делать? Котлы целы? Это к повару. Целы, я форсунки загасил на всякий пожарный. Молодец, хвалю. Давайте лезьте хлопцы на крышу, будем думать, что теперь с трубой и вообще делать. Ёкарный бабай, на морозе лезть на чёртову верхотуру. Попёрлись в чём выскочили на будку. Забрались и ужаснулись, здесь в полевых условиях ни хрена не зробишь, тут кувалдой рихтовать треба, ломок или монтировочка хорошая нужны, ээээ, натворили делов. Повар не при делах, он кашу с борщём полез доваривать, а нам пришлось брать в руки кувалду, ахать ею по трубе, сбивать пламегаситель, он теперь, как корове седло годился, монтировкой выгибать скукоженное железо, выбивать поломанные доски и более-менее законопачивать дыру. Многого на холодрыге не успели толком починить, главное, как просил Захарченко, это дать возможность на ходу повару готовить обед и чтобы дым поменьше попадал в будку. Да, куда там! Всё, что вылетало, возвращалось вовнутрь кухни на колёсах. Ох и удружил ты нам водитель кобылы и на фига я в эту будку полез. Тронулись потихоньку, прапорщик просил потерпеть, сказал нам, что за ним дело не станет и не обманул, выделил банку свиной тушёнки на троих и просил помалкивать, не распространяться до прибытия в роту особо. Банка тушёнки, это же столько мяса! Ноги скользят по мокрому полу, залезли жопами прямо на столы, плевать, сколько можно стоя от борта, до борта летать, дави её штык-ножом, намазывай жир с лаврушкой на чернягу. Не было счастья, да несчастье помогло. В будку весь встречный поток ветра влетает и гуляет по кунгу, нет от него спасу, как не кутайся в робу. Давимся на холоде холодцом с жиром из банки, пропихнуть не можем от жадности куски в глотку, веселимся от безысходности положения и поддерживаем друг друга разговорами, а иначе хоть плачь. Форсунки гудят, варят первое и второе, повар кидается к котлам, голова его в шапке, окутывается морозным ветром и скрывается в пару открытых крышек котлов, отпрыгивает он к нам, все глаза в слезах и красные уже, как у рака, хреново парню служба даётся, варить тоже, оказывается, не сгущёнку из банки трескать, тоже служба. С пяти утра, а бывает и раньше и до самого отбоя со своими котлами и поварёшками, ни пожрать, ни посрать, ни отдохнуть, только и гоняют все кому не лень, то один начальник припрётся, то другой, один умнее другого.
Владимир Мельников : Окончание рассказа. Горы Гарц. http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/8/86/Harz_map.png Фото того заправщика и сам его водила Ерашов слева стоит на первом фото, на втором он сидит, а я пульцем указую. Обед практически был готов, можно было бы и стоянку устраивать и покормить горяченьким своих бойцов, но, служба, есть служба, ломимся вперёд и всё про Эйзенах разговоры наводим. Дорога стала настоящей горной и по сторонам смотрели с замиранием сердца. Водитель удачно копировал все повороты и пока вписывались всюду и дистанцию тоже соблюдали, но вдруг всё изменилось, пошли только почти на одних притормаживаниях и скрипе тормозных колодок, местами юзало и кидало на обочину. Колонна стала допускать разрывы и по-моему, это делалось намеренно, спускаться, целуя впереди идущий кузов, резону было мало, надо было и от задних держаться подальше, какие у них там тормоза, кто их регулировал. В одной из самых низких точек образовался странный затор из ПБ-60 и БРДМов, наших ротных машин и ещё чего-то, стали притормаживать, а потом вовсе встали. Выпрыгнули из кабин водилы и старшие и побежали вперёд, мы тоже не усидели и побросав картошку чистить, попёрлись вперёд, смотреть, что там случилось, раз все бегут туда. А случилось то, что случается всюду, произошла авария и погибли четыре солдата из пехоты. Оказывавется, один из БРДМов, водитель которого не справился с управлением, полетел на всю катушку с горы и протаранил впереди идущий ПБ-60, обе машины загорелись и говорят, будто в них, что-то взорвалось и четыре трупа увезли уже. Зрелище страшное и виденное нами впервые, вот она правда жизни, одно дело, когда тебе зачитывают на вечерней поверке приказ по Группе войск и перечислением погибших, повесившихся, сбежавших, отравившихся спиртом техническим или прибитым немцами, это далёкое и неправдоподобное, а чтобы из твоей дивизии, на обычных учениях гибли пацаны из-за простого духа, да и сам он наверняка накрылся в этом гробу на колёсах, как их все называли, вот обидно и даже не верится и тут же вспоминаем про свою трубу и кашеварку. Нас никто не хочет слушать, авария без трупов, это вовсе не интересно, это своим в роте расскажете. В машину возвращаться никто не собирается, все поразинули рты, поразвесили уши, привирают, кто на что способен, количество сгоревших увеличивается и мы разбредаемся в отсутствие новых приключений. Техника обгоревшая, но не до такой степени, чтоб наводить ужас, горело, скорее всего внутри, потом сбили огонь, а люди вероятно нахлебались дыма и просто угорели или получили сильные ожоги,это произошло, видимо, когда мы отстали и рихтовали свой кузов и выправляли трубу от печки. Машины стали объезжать место аварии пробираясь опасливо мимо них по самому обрезу дорожного полотна, ползли пять км в час. Так всем стоять до вечера и до полигона в жизнь не добраться. Очередь настала для нашего ротного УРАЛа бензовоза. Машина тихонько начала сворачивать в объезд побитой техники и всё вроде шло хорошо, но, но шофёру показалось, что не сможет он левым бортом разъехаться и вероятнее всего, зацепит торчащий жопой к проезжающим БРДм. Старший машины, наш зампотех Твердунов Юрий Алесандрович, выскочил из кабины и пошёл осматривать габариты для рулёжки, водитель же Ерашов, продолжал махать в кабине руками, работая над огромной баранкой, и виляя передними колёсами стал включать заднюю скорость, чтобы чуток побольше образовался запас для манёвра. Твердунов втал перед машиной и подняв перед собой обе руки перед грудью, начал зазывать взмахами машину к себе, двигайся, мол, всё отлично, проходишь и не беспокойся, давай, давай, давай, ещё, хорошо, хорошо… Водила бензовоза, не переставая махать до бесконечности то в одну, то в другую сторону руками, лежащими на баранке, решил прапорщика не слушать, а сдать чуток назад, а не двигаться, как ему помогали руками, вперёд. Ему, наверное, из высокой кабины лучше было видно и он всё же хорошо чувствовал её габариты, он стал сдавать медленно, почти не заметно для окружающих, назад и когда сам зампотех понял, что водила прав и правильно рулит, сошёл с проезжей части и направился к машине, чтобы забраться в кабину и продолжить движение. Машинв замерла на минуту, зампотех взобрался уже на подножку, отвлёк своим вниманием шофёра и тут УРАЛ, удерживаемый на тормозах и готовый трогаться, неожиданно дёрнулся назад, наверное водила резко отпустил сцепление и бросил педаль тормоза, топливовоз соскочил задними мостами с твёрдого покрытия, резко задрал морду, оторвав передок от асфальта и пополз в пропасть. В кабине началась паника, водила, по ходу дела, уже держал машину на скорости, и что было мочи вдарил по газам. Машина, странно сползая боком вниз в пропасть, продолжала бешено молотить всеми тремя мостами и сопротивляться своей, сто процентной гибели. Щебёнка летела назад, как от жерновов мельницы, мосты выли сильнее движка, зарывая огромные колёса в грунт, но удержать полную топлива цистерну уже не были в состоянии. Оставалось одно, не сдаваться и продолжать удерживать, сколько можно в таком состоянии машину, а помощи ждать было не от кого, все метались перед кабиной и кричали, бросайте её нах… прыгайте, прыгайте, да, что же вы не слышите, что ли?! Машина медленно сползала со склона и приближалась к росшим по обочинам пропасти соснам, передком бампера, правой его стороной УРАЛ цепанул сосну и она застряла между ним и радиатором, машина на время замедлила своё сползание, но продолжала молотить вовсю ивановскую мостами, дымина от сгорающей резины валила из-под протекторов, из под капотав тоже чадило, как из худого глушитела. Машина умирала, но не сдавалась, держалась из последнего. Нашу толпу зевак стали разгонять появившиеся мужики в танковых комбезах и мы приняли левее и освободили подошедшему задним ходом ПБ-60, стали помогать растаскивать толстенные тросы и накидывать на крюки. Зампотех так кабины и не покинул, только смотрел под низ подножки назад под мосты, перевешиваясь через открытую дверь, уцепившись одной рукою за скобу на торпеде. Из-за дыма топливовоза почти не стало видно, но тросы успели накинуть на крюки бампера и БТР стал пробовать потихоньку их натягивать. Получилось. Машину рвануло за тросами, но застрявшая сосна ещё дальше пролезла и стала только непреодоливым препятствием, но не спасителем, как минуту назад. БТР рвал из под себя снег, бушевал всеми колёсами и разворачивался не по своей воле в одну линию с тросами и УРАЛом. Манёвра ему не доставало, на асфальте сплошной лёд после пробуксовки и ослабить тросы нельзя ни в коем случае, машина не известно, как там себя поведёт и легко утащит за многими тоннами УРАЛА плюс топлива в цистерне в пропасть и их, как на аркане. Народу собралось вокруг столько, что если всем взяться за колёса и бочку топливовоза, то можно было бы на руках его вынести и поставить на ровную дорожку, сколько народу, столько и советчиков. Прибыло начальство ротное и штабных офицеров понабилось, а сделать ничего большего не в состоянии. Приказывают подгонять ещё один ПБ-60 и брать УРАЛ на вторую пару тросов, но уже встать так, чтобы бронемашины могли тащить в разные стороны горы эту погибающую бочку. Не было возможности встать цугом, поворот и зауженная часть дороги, плюс побитая техника. Накинули тросы и стал второй БТР расходиться в сторону горы, откуда мы все приехали, а первый ждал наготове и утягивал Ерашова в направлении движения колонны. Получалось, как в басне, только в роли телеги сыступал топливовоз, в роли лебедя и щуки БТРы, рвавшие машину из пропасти наверх, но расходящиеся в разных направлениях. Тщетно и бесполезная затея, машина и де дёрнулась дальше, чем стояла до этого. БТР энергично принялись работать всеми мостами и реветь моторами, закутывая окружающих зевак таким же густым дымом, что и УРАЛ себя в пропасти. Бесполезно, вкрячилась сосна за бамперище и только хвоя, да шишки с неё с корою летят. Трещит ствол, но, дудки! Хрена вы меня возьмёте, я тут столько бурь и лавин перевидал, а то, какие-то колымаги вздумали меня на раз сделать! Не взять на таком подъёме полную топлива машину, нет возможности её спасти, придётся бросать, жаль, хорошая была машина, но, приходится и не такое переживать. На то они и учения, жаль машины, кто виноват, оно, конечно разберёмся по прибытию на место, потом в дивизии добавим, кого надо снимем и кому надо, выговор по партийной линии влепим, сливайте топливо из цистерны! Это начальник штаба приказал и злой и расстроенный удалился к своей машине. Как сливать топливо? Да его же там несколько тонн? Как можно такое добро под откос своими руками, а немцы, а эти, что скажут? Спасибо, пожалуй, не услышиь, Эх, машины жалко и как это так повернулось, вывернули, и было разъехались ребята, эх, ну как же так, ох, какое горе. Командир роты старший лейтенант Лемешко, матюкаясь и сожалея, что всё случилось именно в той роте, где он был командиром, раздевшись до кителя, бросился вниз по склону к машине сливать топливо. Жалко было, но машина была дороже. Пробовали некоторые умники топливо спасти, по канистрам разлить или типа того, но при такой ёмкости и стоящих, врастяжку на дороге БТРах, разве возможно? А если машина оторвётся с крюков или лопнут тросы, а сосна? А если та рухнет или вывернется с корнем? Полетит всё вниз и любители топлива тоже. Сказали слить и освободить дрогу, значит, приказ надо выполнять, какой бы он крутой не был. Пробрался ротный к панели управления заправкой, дотянулся до вентилей и пошло пеной красноватого цвета, беззвучно и совершенно безобидно сливаться топливо в пропасть. Постояли минут тридцать или меньше БТРы и по команде снизу опять попробовали выдернуть УРАЛ из пропасти. Сосна качалась и не отпускала. Тогда придумали ослабить трос первого БТРа, что тащил на выход из ущелья и выбирать потихоньку трос в обратную сторону. Ослабили, машина не отпускала бампером сосну, стали БТРами рвать бампер, не обращая на то что происходит вообще и что может произойти далее, рвали, съезжаясь назад за тросами, выворачивали обеими мостами в зацеп и крутились по кругу на месте, пробуя взять силой сцепления поставленных боком передних мостов. За баранку УРАЛа пересел сам зампотех, солдата вытащили силой. Одно дело командир погибнет, другое дело салага пацан, хоть и прослуживший больше чем полгода. Пацан и есть пацан, от горшка два вершка, ростом мне до груди. Но, молодец, не растерялся, не зассал, сам бы теперь до конца справился, с двух БТРов не слетишь, топлива тоже нет, жить можно, покрепче бы ногами БТРам уцепиться, да где? Места нету и горы не дают манёвра. Сел зампотех и стал в сторону от сосны колёса передние гнуть, выгнул почти под 70 градусов и отмашку рукой из кабины врезал. Стали БТРы не тащить теперь машину, а валить на бок, тросы натягиваться пошли струнами, а мы вдруг стали на бампер обращать снимание, а он, гнётся, гнётся и как хлопнет, сосна назад пошла со всего маху и давай мотать кроной и стволом, а бампер отогнулся под 90 градусов, как пластиковый, машина почти лега набок, пошла команда первому БТРу двигать потихоньку а второму сдавать назад. УРАЛ, работая своми мостами, дёрнулся, как сом из воды, стал выкапываться из ям, образованных при буксования, поднялся в оттопырке на дыбы и медленно поплыл в гору за первым БТРом в направлении движения колонн на полигон. Второй БТР продолжал сдавать назад и упёрся в обочину, готовый подхватить, если, что случится с тросами первого. Тогда первому БТРу приказали остановиться (УРАЛ вылез передним мостом на асфальт и они стали мешать друг другу). Обойти БТР, стоящий поперёк дороги, чтобы прицепиться цугом, нечего было и думать и первый буксировщик, не ослабляя натяжения тросов, потихоньку стал давать газку и поволок, поволок, поволок за собой, странно погнутый передок УРАЛа и выволок-таки того из провальной ямы. Машины были забрызганы грязью и еле дышали и нервно подрагивая боками своих тел, дело было сделано, человек вышел победителем из сложившейся критической ситуации. Топливовоз разодрало поперёк рамы, кабина одним краем задиралась выше другого, бампер почти оторвало, а правый край его топорщился страшным крюком и уродовал ранее красивую машину. С БТРов скидывали тросы и колонна приготовилась к выдвижению через горы на полигон. Были ли ещё пути туда, откуда мне знать, я туда, как и многие, направлялись первый раз в жизни. У солдата не спрашивают, кинули в кузов и повезли, нравится, не нравится…. Учения продолжались. Обед наш накрылся, вся еда превратилась в месиво. Жалко было труда, хотя, что только солдаты не пробовали, чем их только не пытались кормить, съедим и это, это я да ещё пара человек знает про обед, а остальные лапу сосут в кузовах, на перекрёстках и в кабинах. Сам весь вчерашний день без горячего обходился, сегодня, хоть вот оно, под боком, протяни руку и поешь! Пока все зевали, позамерзали и не заметили сами, как, оно, когда плохо кому, то не до себя, то, что рук, ног не ощущаем, это только попав в кунг поняли. В кунге (поварской) было не теплее, чем на улице, но затишье от ветра, плюс запахи варева из котла! Повар не стал тянуть кота за яица, не говоря ни слова, полез в шкаф, загремел посудой, достал миски и молча стал накладывать второе в них, накладывал на троих, краешками губ улыбался и : война войною, хто первое попробовать хочет? А сам ложкой рисовую кашу без ничего уплетать. Все, но сначала самое вкусное, тоже ложки похватали и кашу рубать. Никому не говорите, ясно? Конечно, яснее ясного, давай, что ты там только, что предлагал. Попробовали первого, хлеба не могли наесться, борщ горяченный, от кислой капусты и томатной пасты набубуханой в миски, скулы сводит, Дырка нам всё покоя не давала, стали думать после хавчика, чем бы её законопатить? Придумали, запихнули мою куртку в мешок из-под картошки и сунули на ветродуй, чёрт с нею, лишь бы тут усидеть. В машине стало более-менее терпимо, потом надышали и от котла тепло шло, пока варево остывало и нам тепло отдавало. Ехали и думали, хана теперь Ерашову за УРАЛ, хана зампотеху и ротному, взводному мазуты тоже наваляют, жалко всё это видеть, а самое страшное, а вдруг и правда в БТРе и БРДМе солдаты погибли, вот родителям горе и как оно так случается, интересно. Вроде ехали куда-то, и бац, бац, столько происшествий за три дня учений. А если в масштабе всей ГСВГ посчитать, это сколько человек погибает и сколько техники без войны гробится. Не зря нас гоняли целыми сутками, а мы прятались по норам от начальства, хернёй всякой занималиь в каптёрках и кубриках. В лагерь, который разбили уже не нашими силами, мы прибыли ближе к темноте, Штабные палатки освещались, наши мотоциклисты отдыхали частью, другую часть ещё не сняли и первые ждали вторых. После прибытия на место, мне этот край совсем не понравился, снег и мороз такой силы, что провались они к едрёной фене, эти самые Гарцы и что здесь в них находится. Знаю только одно, что тут, где-то есть подземные заводы и город Нордхаузен, где делали ракеты Фау, по кинороману про полковника Млынского запомнил, что потом Американцы стёрли с лица земли этот город и всё. Бескрайняя темень и снег, одно спасение палатка, натоплена так изнутри, что баню дома так не топил, прочувсвовались к дубаку мужики, накочегарили от души видать, ну и правильно. Эх, знали бы, что мы видели сегодня, от зависти лопнули бы, хотя чему радоваться? Но, что случилось, то не по моей же просьбе, то без моего участие, я просто был свидетелем и простым наблюдателем, окромя машины нашей, но про это молчок, говорить пока не велели. Обедать по второму разу мне совесть не позволила, я и так боялся, что, не дай Бог прознают, что я лучше всех сегодня добирался, хана, выставят снова на ночь у палатке и заставят духов отгонять от будущих дембелей. Их много здесь, сам слышал. На верхотуре проторчали ночь, затем до обеда, а сразу после обеда стали собираться в Галле. Горы проскочили в «зебре» быстро и без шума. Что там ещё приключилось и с кем, про то не помню. В Галле добрались удивительно быстро, успели до отбоя машины заправить, сами с походного стола поесть и вот она наша любимая казарма, встречай своих замороженных и простуженных. Эх, какая всё-таки сила валенки на морозе, ребята и как они нам на дивизионке сгодились и как жаль, что всё тёплое бельё, в виде трико и свитеров с носками конфисковали перед учениями. Знали гады, что делают, всё пособрали, а как бы оно нам пригодилось. После учений пошли чирьями покрываться все, как один, откуда они только лезли, почти каждый насчитал их на себе не по одному, но меня пока Бог миловал. Первые появятся только в мае месяце, да размером с кулак, откуда эта зараза там бралась у солдат, но одному радуюсь, от грибка не страдал и домой не привёз, грибок пострашнее фурункулов будет. Неделю приводили себя и машины в порядок, бампер бензовозу заменили на новый, старый пробовали греть и рихтовать, прилаживали, прилаживали, да и выкинули под забор на заднем дворе. Кабину поправили, вроде и не заметно стало, что её изуродовали когда-то, но грамотный механик сразу отмечал её ненормальное расположение, но, что ей, замуж выходить, ей это не требуется, хотя к сиське её столько машин присасывалось и кормилось бензинов, хорошая была кормилица, слава Богу, что жизнь её не укоротили, дали пожить немножко и другим бойцам на ней поганять по дорогам Германии, чухая всегда только предпоследней в колонне.Что было нашим командирам? Да, кто же расскажет, но, как служили, так и продолжали служить и вроде вели себя так, как будто это для нас событие, а для них это норма на каждый день.
nikolai: В батальоне были только ГАЗ-66 у минометчиков. Если выезжали всем батальоном, то ехали на автороте
ВВГ: nikolai пишет: В батальоне были только ГАЗ-66 у минометчиков. Автомобили были ещё в хоззводах, ПАКИ на ЗиЛ 131 ЗиЛы -157 Топливозаправщики БТР ещё что то
nikolai: А что у нас в полку еще были 157-е? При мне в 74 и 75 на территории нашего и 68-го формировались батальоны для отправки на целину. Толи с дивизии, толи с армии собирали ГАЗ-51 и ЗИЛ-157. У нас в полку оба года собирали 157-е. Вот я и подумал, что и наши 157-е отправили
sergei: nikolai пишет: А что у нас в полку еще были 157-е? 157-е мормоны были в 243 даже до конца 80-х... Володя снова рассказы выставил...Когда читать...или так-"когда работать?"
ВВГ: nikolai пишет: собирали ГАЗ-51 Газ-51 уже точно небыло хотя и их в 1976 ещё выпускали
nikolai: При мне еще гаубицы таскали 131-ми до лета 1975г. Тащил я как-то по молодости лет бачок картошки, были в наряде по кухне, .. Выхожу из-за боксов автороты, а навстречу дежурный по части. Я рванул обратно, ,бачок засунул под ЗИЛка и в свою родную картофелечистку рванул. Сижу я картоху чищу, а тут вваливается тот от кого я убегал с бочком картошки. Молчали мы,как партизаны. Но старлей пощупал у каждого пульс и вычислил меня. А потом обьяснил, что не надо было бегать-все прошли через это т.е. были салобонами
свн: В отставку КОНКРЕТНО отправили "Мармоны-трумэны-крокодилы",т б ЗиЛ-157 в 1986 году , причем разбраковкой дб заниматься рембат..., но там ребята вечно занятые---они стрелки перевели на ремроты....В течении года все 157 (кроме спецмашин) были порезаны-движки, мосты, КП-сданы в рембат....
sergei: свн пишет: Мармоны-трумэны-крокодилы",т б ЗиЛ-157 в 1986 году Помоему у нас в батальоне один до 88 года стоял.а потом я в штаб ушел и уже не знаю,но спорить не буду-это машина хозвзвода.В памяти уже не осталось...
свн: Я и написал..-кроме спец машин.., к коим относились ПАКи, всевозможные летучки, эвако и тягачи...
ВВГ: nikolai пишет: При мне еще гаубицы таскали 131-ми до лета 1975г. Когда я пришёл в полк уже была батарея из Самоходок - "Гвоздика" 122 мм (прицепные пушки были в 68), которую при мне же развернули в дивизион... свн пишет: Я и написал..-кроме спец машин.., к коим относились ПАКи У нас в полку все ПАК - 125 и ПАК - 200 были на базе ЗиЛ -131, И даже ЗиЛ 157 (варемка как то так на слух звали) из нашей роты ушла на целину и Была заменена на МТО АТ на базе ЗиЛ 131. Но 157 в полку еще оставались, был даже 1 БТР на базе 157
свн: А у меня был ПАРМ-1М (рем мастерская автомобильная) -состояла из 3-х машин :-2-а ЗиЛ-157 (1982 года рождения-эфиопский вариант с ГУ руля и эл.системой зажигания).., делали арабам.., но те отказались....отправили в войска!!!
ВВГ: свн пишет: А у меня был ПАРМ Да помню в ремроте были такие машины (наши боксы 3 взвода были рядом с боксами ремроты) В 157 в кунге была буржуйка и тепло и картошку жарить можно, а в нашей МТО печка была на солярке менее практичная в этом плане
Валерий: ВВГ пишет: батарея из Самоходок - "Гвоздика" 122 мм (прицепные пушки были в 68),Да,со временем всё менялось....У нас уже были *Гвоздики* 2С1,КШМ и Поники,и в каждой бат..была прицепная пушка.
nikolai: Пушки пушками, а дело было так. После весенней проверки 75-го нас 8 человек во главе со взводным припахали работать на союзников на каком-то маленьком заводике. Т.к. я до армии работал автослесарем меняпоставили к сверлильному станку. Станок по моим понятиям, был громадный. Под 90 градусов вращались два патрона по четыре сверла в каждом. Мне надо было закрепить корпус клапана, нажать на кнопку и восемь отверстии тут и есть. И вот тут я решил показать как надо работать, т.е. пятидневку за четыре дня, пятилетку к 26 декабря. В спешке, которая была ни кому не нужна, я плохо закрепил деталь и в результате восемь огрызков сверел остались в корпусе. Тогда слово" Швайн" я хорошо понял от немца-мастера
sergei: nikolai пишет: вот тут я решил показать как надо работать Второй шанс дали? Или полный отлуп!
nikolai: Перевели на другую работу нарезать резбу в этих же деталях. Но после того как я оставил огрызок метчика в корпусе меня опять понизили в квлификации. На это раз я ставил на вентиль барашек и закручивал винтик пневмоотверткой. Оттуда уже не выгоняли-не куда больше
sergei: nikolai пишет: не куда больше Да!!!!Рабочие места там сами убирают!!!! Посмешил!!!!
nikolai: Мы же фактически были патцанами, дури в голове много. Как говорил наш ротный, а он человек уважаемый был, вы -это дедсад с большими х.......
свн: Да..., "пятилетку за три дня!!!" немцы до сих пор не понимают...Дружил с одним немецем, который заведовал складом металлов на заводе металлоконструкций г.Галле....подсадил его на "красную рыбу"-кильку в томатном соусе....один раз он мне и говорит:" Василь!!! Надо минола!!-заправить кары-болгарские!! " -"Гут!!Завтра приеду..., а заодно ты мне уголка загрузишь!!"......На том и порешили...Приехал в полк, зампотеху рассказал, он дал команду нач.ГСМ-Жене Букалюку.....Утром маленькой колонной в составе ЗиЛ-130 с полуприцепом и УрАЛом -375 заправщиком с 10-ю тоннами АИ-93 приехали на завод....Кары стояли в ряд, готовые к заправке....Даю команду водиле УраЛа заправлять по порядку , а сам поехал загружаться уголком.....Через часа 1,5-2....встретились....выехали и в полк....!!!!.....Через сутки звонок от зампотеха-срочно в штаб!!! Приезжаю, смотрю -на шефе лица нет...Он мне:-Чем заправлял кары???? Я ему-Топливом!!!....Он:-Каким???....Я:..АИ-93.....Он мне :.........Вася!!! Ты ох@ел!!! 30 каров раком встали....движки стуканули!!!!!.........Без слов!!!!!!!.....Я ему говорю, что немчура про дизтопливо ничего не говорил....., а я откуда знал, что кары на ДТ......!!! Короче, когда приехал к немчуре..., тот в трансе....что-то бормочет....я ему ящик картонный "красной рыбки!!!!".....немного обмяк...., ещё ему минтая в масле.....!!!...немного отошел.....!!!! Но впоследствии уже и металла стал давать на нужды Армии Освободительницы в три раза меньше...., а нам было похеру!!!! Водила обученный , помошник-грузчик обученные....Я немчуре что-то лопочу, он нифуя не понимает, объясняю,....а в это время мои бойчины лишние уголки в нашу кучу подкладывают.....Всё нормально было!!! И волки сыты ,и барашки не блеют!!!!
sergei: Да.уж!!!да и нам в то время было как нашим детям сейчас!!!!А считали себя такими взрослыми и самостоятельными,да и наши начальники были старше на лет пять в среднем....
Александр: nikolai пишет: В итоге трое суток за день до дембеля Коля скажи спасибо што на дембель в такой форме не отправили!
Александр: Валерий пишет: ,и в каждой бат..была прицепная пушка. при мне еще небыло.........наверно доукомплектовали..........это наверно для отправки на обед(сигнальная) или "отбойная"........или время отстреливать
Александр: nikolai пишет: На это раз я ставил на вентиль барашек Еще бы один косячек и на метлу!
ВВГ: Я лично возил солат на "Буну" цемент зарабатывали, Часто на Вагонбау Аммендорф, там делали для Союза купейные вагоны, там же был ленолиумный завод, - возил туда. (у нас в роте тем линолиумом были обернуты все аккумуляторы - обслуживались легко), Еще постоянно на Насосный завод (Пумпенверке выпускал насосы до невероятно громадных), оттуда солдаты постоянно несли всякие фигурки сделанные из песка который использовался в качестве шаблонов для литья (опоки что ли - забыл название) Что имели с этого в части не знаю, но когда комполка сказал что немцы к 7 ноября солдаткий клуб отремонтируют, они пахали ночами но клуб был готов к сроку...
Александр: ВВГ пишет: что немцы к 7 ноября солдаткий клуб отремонтируют, За нашу работу нас сортир цивильный сделали........с пластмассовыми цепочками-дергалками. и в полк всяких строй.материалов было
Александр: Не про армию ,но в тему.В начале 90х,когда в Юрге на заводе работал,начали наши в Кёльн возить фланцы для труб из нержавейки,директор што-то замутил.Возили Камазами,тогда еще пускали.И вот отправляют два Камаза,40тонн этих фланцев.Привезли,туда-сюда,немцы обнаруживают што нет на деталях номеров,у них там типа положено штобы каждая железяка была пронумерована.Скандал,контракт горит,у директора волосы дыбом.Короче оставляют одного водилу их маркировать вручную-молоток в зубы,клейма номерные в руки и вперед.А номера помоему чуть-ли не десятизначные.Он там два месяца тюкал.
nikolai: Валера, скорее всего мы на этом заводе ипахали. Оттуда мы таскали всякие безделушки литые. В основном кресты с распятым Иисусом. Гансики тоже для себя отливали ширпотреб. Там мы еще помогали забор бетонный ставить. В одном месте надо было дорогу бетонную долбать. Немцы притащили компрессор с отбойным молотком. Молоток был ростом чуть ли не с меня и не нажимного действия, а с включателем как на электродрели. Ну я и испытал его-засодил так что пришлось тащить еще один молоток и выдалбливать этот.
Валерий: ВВГ пишет: ленолиумный завод О....,я на этом заводе работал недели две!!!!
sergei: ВВГ пишет: Что имели с этого в части не знаю При смене зампотыла в полку, по таким работам зависло 100000 марок.Ходили.потом по ротным.Списывали на зубную пасту...и подворотнички...
sergei: Александр пишет: Он там два месяца тюкал. Отец рассказывал в середине 70-х ,может в 75-76 гду в танковом полку обнаружили пропажу бойца.Ему на дембель,а никто не знает даже-кто это...Стали выяснять-оказывается его еще духом на Буну отдали.Он институт по теме закончил.сам был толковый.Прижился там.Ему зарплату Гансы платили.так два года и прослужил.А тут дембель.Когда за ним приехали-очень не хотел возвращаться!!!История подлинная.так-как в это время мой двоюродный брат служил в полку.Они с отцом это бурно обсуждали....
Владимир Мельников : Мармон особистов с пацанами из ООО, мармон-салон НШ дивизии, мармон с гидроусилителем руля, зажиганием с ключа и генератором переменного тока, это наша машина с отличной печкой, тишайшим ходом и запуском двигателя нежнейшим и мгновенным образом. Наша электростанция с Геной Лобасом.
nikolai: А кто знает,что в 68 полку среди ясного дня угнали танк?
Владимир Мельников : Однажды в нашей роте стали менять трубы отопления и пришёл один человек немец по происхождению, целый день он трахался с тем, что не спеша, не торопясь, возился с рулеткой и блокнотом. Весь день! Мы над ним уписывались и сто раз уволили с работы. представляете, работать совершенно не умел. За кувалду и скарпель не хватался, не рушил стен и не вытирал пот со лба, курить не ходил, тачку не смазывал, на нас хрен клал и нас это невыносимо бесило и нервировало, мы по теории давно эти батареи скинули, трубы порезали и штыри заново вбили. На два дня Ганс старик лет 65 исчез, а мы подумали, что он надорвался от работы и помер. Мы сразу подумали, что теперь мы будем с теплом, придут наши правильные вольняги теплотехники из подвала, что под зданием особого отдела и финчасти располагался, и в момент с помощью одной кувалды, газового ключа и четырёхэтажного мата, за три дня всё сделают. Ошибались, этот гад оказался сильно живучим, он притащил на Баркасе кучу заготовок с резьбой, газовый комплект на колёсном ходу и за один день развинтил и свинтил всё отопление в роте, мы только и успевали ему батареи оттаскивать и новые подтаскивать. Один, крутил и крутил, а потом раз и пошло тепло.
ВВГ: sergei пишет: Когда за ним приехали-очень не хотел возвращаться!! Я писал, что мне начальник строевой части сделал документы на поезд и сказал езжай если сможешь... Я на вокзал а меня не пускают, мол приказ комдива и ли коменданта во время призыва отпускать только самолётами, в том числе и отпускников. Каким то образом вернулся в полк, конец апреля а я из дембелей роты один остался, а Джамбулская область по разнарядке после 9 мая. Тут тёзка мой из комендантского взвода на газ 69, спрашивает почему не уехал, ну я объяснил. А он говорит еднм с нами во Франкфурт оттуда уедешь. А меня уже и на вечерней поверке никто не кличет кому я нужен Ну и рванул я с ними. Оказывается наш сверхсрочник-спорсмен потерялся где то в Берлине. По слухам: Жил там с какой то фрау, у которой была дочка обслуживал обоих, умел делать деньги фрау подарил "транбанта". Короче, его наши успели выловить раньше криминальной полиции за день рассчитали и отправили в сопровождении молодого лейтенанта в Союз до Бреста. Была суббота, магазины закрыты в основном а у этого парня марок наверное несколько тысяч за полгода или больше. На автостраде остановились у гаштета он нас угощает заказывай что хошь Ну я попробовал безалкагольного пива да сосисок натрескался. Перед Франкфуртом у Газ 69 накрылось фередо... Мы остановили Вольво "Совтрансавто", чтобы дотащил но он отказался сославшись на то, что на иномарке нет крюков ни фаркрпа. и посоветовал поймать Маза. Мы стали голосовать, остановился немец на вартбурге и довёз нас до вокзали и ни пфенинга не взял. Пришел поезд Вьнсдорф-Москва а меня в поезд не пускают у лейтенанта в загранпаспорте виза не открыта и везти он меня не мог а ни я ни он об этом не знали. Поезд ушёл сижу и скучаю в кармане не более 10 марок и я один, что делать не знаю. Только в коммендатуру сдаваться. Тут заходит в зал какой то старлей, и всех кто был в вокзале из неприкаянных человек семь вписал к себе в паспорт и мы погнали на Эрфуртском поезде. Как ехали отдельная история. Выхожу в бресте на вокзале получил свои 10 руб., выхожу на перрон а навстречу идёт с двумя тёлками под ручки наш сверхсрочник поезд пришёл часа ну на 2 -3 раньше и но уже оформил девок ну шустряк по лицу было видно
Admin: sergei пишет: по таким работам зависло 100000 марок.Ходили.потом по ротным.Списывали на зубную пасту...и подворотнички... Это что списывали 3 года потом...
sergei: Admin пишет: списывали 3 года потом Меня спросили как я к нему отношусь?Я сказал,что мужик не вредный.Дали подписать список приобретений...Думаю,что не одному ему досталось все,а может и меньшая часть из поделеного...Когда немецкую дивизию расформировывали,в гарнизон заходили колонны немецкой техники с "гуманитарным товаром"Простым смертным ничего не досталось,но все рассосалось по высоким кабинетам...Так же произошло и при расформировании Базы Хранения в Перми,где я продолжил службу.Офицерам даже вшивый тулуп не продали-все в рыночную экономику.Даже СКСы распродали!!!Когда мы узнали...но тогда и нас стали увольнять...
Александр: nikolai пишет: что в 68 полку среди ясного дня угнали танк Не в нашем не могли!!!!!!!!!!!!Это или 243м или в 244м!!!!!!
Александр: Валерий пишет: О....,я на этом заводе работал У кого не спроси........все у немцев работали...........а кто тгда Родину защищал?
Александр: sergei пишет: .Когда за ним приехали-очень не хотел возвращаться Вот испортили человеку карьеру!
sergei: Александр пишет: в нашем не могли не прикидывайся!!!В Вашем могли Всё!!!
sergei: Александр пишет: кто тгда Родину защищал У каждого это понятие свое!!!!Вот и градировалось-кому война,а кому....
sergei: ВВГ пишет: начальник строевой части сделал документы на поезд и сказал езжай если сможешь Обычно все уезжали!!!!Тот кто ссадил был не в теме!!!это же ходячее ЧП для ,уже высокого начальства!!!!Ведь,кто то мог и в Германии немок подцепить...и оказаться в центре скандала!!!
ВВГ: sergei пишет: Обычно все уезжали!!!!Тот кто ссадил был не в теме!!! Сергей был какой то приказ комдива или коменданта во время призывной- дембельской компании всех отправлять только самолетами вместе со всеми А в поезд я один попасть не мог, потому что меня должны были вписать в загранпаспорт офицера (прапорщика, у них было ограничение по количеству), в какую то специально открытую визу поэтому меня не ссаживали, а не меняли требование на билет... sergei пишет: не прикидывайся!!!В Вашем могли Всё!!! Наш комполка, после выхода дивизии по тревоге, доводил информацию об ущербе нанесённом немцам дивизией, на 68 полк всегда приходилась ровно половина. При выходе в запасной район, всегда БТРом пол дома у немцев уносили.
sergei: ВВГ пишет: А в поезд я один попасть не мог, да я понимаю!!!Даже знаю путь доведения приказа до исполнения и все нестыковки.Но дело сделано.Просто комдив за такое распоряжение мог получить такую головную боль...а с ком. полка потом спрашивай-не спрашивай-боец уволен из рядов вооруженных сил!!! ВВГ пишет: после выхода дивизии по тревоге По маршруту слдедования в Рагун ,была такая площадь,посередине которой стоял столб.При каждом выезде его кто нибудь сбивал,а потом все это снова восстанавливалось...а на повороте стоял дом,в который обязательно въезжали.Хотя намного реже...
Admin: Александр пишет: Не в нашем не могли!!!!!!!!!!! В Саненом полку все танки без движков стояли...
Admin: Александр пишет: .все у немцев работали...........а кто тгда Родину защищал? Я не работал...Чё я негр ,что-ли...Вот я и защищал ,в отличии от вас..
Admin: ВВГ пишет: При выходе в запасной район, всегда БТРом пол дома у немцев уносили. Эт Саня с Валеркой ...руль не могли ни как поделить..
Валерий: sergei пишет: В Вашем могли Всё!!! Во-во,правильно!!! И у ганцев работать и Родину зачищать Admin пишет: все танки без движков стояли... Это ты чего на 68-й телегу катишь nikolai пишет: угнали танк Александр пишет:
Валерий: Admin пишет: Чё я негр ,что-ли... Эдик,а мы у немцев на работе отдыхали Один раз когда работали на линол.заводе,мы нашли ведро полное шоколада...Я об этом раньше писал!!!
sergei: Это были не мы! Кто помнит времена перестройки, тот меня поймет. Нам, молодым, не познавшим всех перипетий судьбы наших родителей, было интересно жить во второй половине восьмидесятых прошлого столетия. Особенно интересно было жить тем, кто не думал о хлебе насущном, сытно ел и сладко спал за государственный счет, будучи курсантами военного училища. Я не беру во внимание, что и образование мы тоже получали даром. Только теперь, с высоты прожитых лет, накопленного опыта и объема противоречивой информации, хлынувшей на нас в постперестроечное время, можно оценить, насколько беззаботны и безответственны мы были тогда. Все познается в сравнении. И, нам, детям шестидесятых, уже есть с чем сравнивать. А тогда... Тогда с глотками первой «свободы» мы получили возможность смот-реть по ночам «Взгляд» и прямой эфир возрожденного Масляковым «КВНа». Мы слушали Сахарова и возмущались его речами по вопросам войны в Афганистане и проектом его конституции. Мы играли в демократию, голосуя за одного из нескольких депутатов претендующих на один мандат. Нам нравилось бывать в кооперативных кафе и покупать водку у таксистов. В магазине она была крайне редко, да и та по талонам. Талоны же были на все кроме спичек и соли. Мы были последними, кто вступал в коммунистическую партию, наивно веря в то, что наш приход изменит ее к лучшему. Какими мы были идеалистами! Девушки были стройны и красивы, юноши волосаты и подтянуты, а наши родители еще полны жизненной энергии. Нам хватало сил гулять ночи напролет, а после сидеть на лекциях и рисовать графики сна в тетрадках. Но и сейчас мне, ни на минуту не жаль того, что я жил в то время. Оно было прекрасное! А какие фильмы хлынули на широкие экраны кинотеатров и маленькие телевизоры темных видеозалов. Наши дети не знают их названий. «Хон Гиль Дон», «Роки», «Рембо», «Сердце Ангела», «Секс миссия»... Да разве все упомнишь? Но, многосерийные приключения Кинг-Конгов я помню, до сей поры. Олег Сидоров и я сидели в самом холодном месте училищного быта. На нашем языке его называли «Арктикой». Нет, там совсем не было холодно, даже наоборот, тепло и светло. Просто тот, у кого имелись задолженности по предметам обучения, до времени их ликвидации лишался увольнения в город. А без выхода за стены родной alma mater на душе было довольно прохладно, вот и прозвали наши предшественники такое состояние «Арктикой». Настроение было скверное. В кинотеатрах города последние дни шла очередная серия очередного Конга. Счастливчики, кто уже посмотрел, наперебой рассказывали в курилке все подробности этого «киношедевра», а мы, с Олегом, глотая дым и слюни корпели над чертежами и эпюрами кривых моментов, в тайне мечтая занести «хвосты» и приобщиться к миру киноискусства. И мы таки успели вечером в субботу поймать преподавателя и, превзойдя самих себя защитить свои опусы. Но в воскресенье фортуна пронеслась мимо нас. Данные по успеваемости подавались в учебный отдел в субботу до четырнадцати часов... Когда все увольняемые ушли в город Олег подмигнул мне и проследовал в курилку. Курить я не хотел, но выражение его лица заинтриговало меня. Присоединившись к нему, я весь превратился в одно большое ухо. Сидоров подозрительно заглянул за двери курилки и, убедившись в отсутствии нежелательных свидетелей, заговорщицки зашептал: - Сейчас три часа, ротный придет с проверкой к семи, мы в легкую успеем с тобой на четырех часовой сеанс и без палева вернемся назад. Риск был велик. В случае обнаружения нашей самоволки городу грозила изоляция от нас как минимум на месяц. Допустить такого непристойного отношения к одной из святынь земли Русской я не мог. Предупредив дежурного по роте, что идем кататься на лыжах и, захватив спортинвентарь, мы отправились в сторону лыжной трассы. Времени на переодевания в гражданку у нас уже не оставалось, поэтому у кинотеатра мы появились в спортивной форме. Кстати, молодые ребята уже тогда ходили в городе в подобном виде, и это, как и сейчас, не считалось дурным тоном. Правда, на спинах олимпиек у нас красовались набитые краской через трафарет логотипы нашей бурсы. Но нас это не смущало, ведь мы были в предвкушении прекрасного, до которого оставалось каких-то пять минут. Достав сигарету, и сладостно затянувшись, я представил себя в кресле кинозала. И вдруг мой взгляд упал на водителя, остановившихся неподалеку от меня «Жигулей». Что-то до боли знакомое показалось мне в его глазах, подбородке, губах... - Атас! Ротный с автооблавой! - прорычал мне в ухо Олег. Двигаясь в сторону стоянки такси полушагом, полубегом мы ввалились в просторный салон зеленоглазой «Волги». Заметил нас ротный или нет, нам было невдомек, но испытывать судьбу уже не хотелось. - Шеф! Гони к тыльным воротам училища, где баня, знаешь? Таксист, как и все нормальные мужики того времени служил когда-то в армии и был с нами солидарен по определению. Два раза ему повторять не пришлось. На всех парах, видавшее виды такси выжало из себя все, что смогло. И уже через десять минут мы с лыжами на плечах ввалились в родную казарму. Судя по скучающему виду дневального в канцелярии было пусто. Но кто мог дать гарантию, что это навсегда. Побросав лыжи и скинув с себя спортивку, мы с полотенцами побежали в умывальник. Благо наш вид не вызывал сомнения в том, что нами было пройдено на рекорд училища и его окрестностей не меньше десятка километров. Ротный появился через минуту. Пробежав мимо смирнокричащего и опешившего дневального, он громко гаркнул: - Гришина и Сидорова в канцелярию! Дежурный метнулся извлекать нас из умывальника. Его взгляд говорил о сочувствии нашему «горю». Переглянувшись и сжав мышцы ягодиц, мы побрели в указанном направлении. Чем ближе была цель нашего путешествия, тем мрачнее становились наши мысли. Но в канцелярии мы увидели сильное удивление на лице нашего отца-командира. Очевидно, он ожидал лицезреть, что угодно, кроме голых торсов вызываемых им курсантов. Олег нашелся мгновенно: - Товарищ майор! Это были не мы! - выпалил он. Немая сцена продолжалась долго... Кстати, эту картину про Кинг-Конга я посмотрел много позже. И если честно, то был сильно огорчен, было бы из-за чего тогда пропадать
ВВГ: sergei пишет: Кстати, эту картину про Кинг-Конга я посмотрел много позже. И если честно, то был сильно огорчен, было бы из-за чего тогда пропадать Вот вот, слишком падки мы были тогда на заморские этикетки. Этоже надо до стольки лет дожили и сникерсов не пробовали, отстой да и только...
ВВГ: sergei пишет: По маршруту слдедования в Рагун , В мое время мы по тревоге никогда всем полком не выходили в Рогун. Обычно, практически силами автороты мы вывозили побатальонно пехоту в Рогун, а траков в Ораниенбаум... Ну и естемтвенно мы из Вёрмлиц шли другой дорогой: Аммендорф-Лениналее-100 маршрут и километров через 18 влево на Рогун-Ораниенбаум В карантине водителей до Рогуна и обратно прокладывался 150 км. марш...
ВВГ: Admin пишет: ..Вот я и защищал ,в отличии от вас.. Эдик, кого ФРГ от Американцев...
nikolai: Александр пишет Александр пишет: Не в нашем не могли!!!!!!!!!!!!Это или 243м или в 244м!!!!!! Александр, как раз в 68-м полку и угнали. А догонял его на БМП техник 3 роты нашего полка. Гнались за ним до водопроводной башни. Там он и подорвал себя, подложив под себя Ф-1. А с прапоршиком техником 3 роты мы потом приговорили фунфурик Шипра.
ВВГ: Николай, об этом случае, даже я не помню, хотя смутно что то проблескивает, но если не был очевидцем, то в памяти мало что остаётся... И где была водопроводная башня не помню ...
nikolai: Она гте-то на вьезде в город. Такая старинная. на ней кажется, даже год написан был, из красного кирпича. Когда ездишь в кузове, а не в кабине, то точно сказать о ее местонахождения не могу. Когда ездили в Рагун взводный показыва на эту башню
Валерий: nikolai пишет: подложив под себя Ф-1 Вот и проясняется наш полк....Один на САУшке хотел Заале переехать,другой на танке покататься....
sergei: ВВГ пишет: по тревоге никогда всем полком не выходили в Рогун. ВВГ пишет: прокладывался 150 км. марш... Я об этом и хотел сказать,а по тревоге все в запасной район выходили...и далее по плану учений... ВВГ пишет: Эдик, кого НАТО от себя!!!! ВВГ пишет: сникерсов не пробовали В конце 80-х,когда Горбатый продал ГДР и границы были открыты.в ФРГ ездили не только наши прапорщики и сверчки,но и вся молодеж ГДР рванула туда.Заводы стали ощущать нехватку рабочих рук.На уровне руководства .самого высокого,было дано негласное разрешение на работу у немцев нашим женам.Моя жена тоже устроилась на конфетную фабрику.Они расфасовывали начинку сникерсов.Её отправляли в ФРГ.А на втором этаже был цех,где эти сникерсы делали.Только они назывались Луна(у фрицев Марс).Жена пачками приносила со смены.
ВВГ: nikolai пишет: Когда ездили в Рагун взводный показыва на эту башню Значит, в направлении Аммендорфа
sergei: nikolai пишет: Александр, как раз в 68-м полку и угнали. Подтерждаю.Это случилось,когда я там учился.Отец рассказывал об этом.Боец ничего не поломал и не раздавил.Что-то там с детской коляской было связано.Типа он перед ней остановился,и тогда на танк залезли...Говорят он и е сопротивлялся...Но уже подробности улетучились...
nikolai: Боец этот был педофил. Мы в то время и не знали что это такое. Все что связано с этим держалось в тайне. Когда кто-то пожаловался на него, он и пошел на такой шаг. То что он подорвался я слышал от офицеров
Владимир Мельников : Северная водонапорная башня на Кармаркс-платц, там, где Берлинский мост. К ней можно проехать и от моста "на быках" Последнюю фотку с башней мы сделали из окна трамвая, когда ехали от дивизии на вокзал. Последние фотки, это внутри так эта башня устроена. [/url]
Владимир Мельников : Башня на Лютер-платц. Внутри башни.
Владимир Мельников : Башня у вокзала. Три последние фотки сами сделали, когда в 2009 году там были.
Владимир Мельников : Ещё две башни. Вторая на Димиц платц расположена. Первая, пока сам не знаю, где.
sergei: nikolai пишет: Боец этот был педофил Про это точно не говорили...но про жертвы уже не помню...
Александр: ВВГ пишет: кого ФРГ от Американцев... Он за Латвию воевал!!!!!!!!!!!
Александр: Валерий пишет: .Один на САУшке хотел Заале переехать, Не вышло...............нам его потом во Франкфурт отвозить пришлось.....жалко комбата
Александр: У меня тоже есть башня. Это мы сняли при въезде в город....прошлым летом.правда фото на ходу....замазалось. скорее всего северная а это я в инете нашел
sergei: Наша полиция нас бережет! (Из инета) Отец рассказывал случай из практики, когда он работал участковым. Выехали на задержание особо опасных, взяли с собой кучу народу. Даже одного кинолога с овчаркой Джеком прихватили. Звонят в дверь, им открывают на стандартное "Соседи снизу". Собака, видимо, почувствовала начало экшна и рванула вперед всех участников операции. Дорогу ей преграждал только тучный участковый Женя с соседнего района. Здоровенная псина пролезла у него между ног и бросилась в квартиру. Однако Женя, от неожиданности, сел на спину Джеку. Так они и въехали в притон. Участковый Женя, размахивая табельным оружием и издавая истошные матерные воли, верхом на бесстрашном Джеке. Батя говорит, что раньше никогда не видел, как рыдают особо опасные. Даже наручники не пригодились.
nikoklai: Я действительно плохо помню где нас возили в Рагун. Что хорошо помню так это то что потом попадался "Интеротель Галле" В то время я кроме своего областного Кирова ни чего не видел и это сооружение меня поразилоh
ВВГ: Николай, с полка мы выезжали на Аммендорф (где с утра бегали на физзаряде вокруг поля и мимо боксов автороты), в Аммендорфе делали левый поворот на Лениналее (брусчатка посредине с трамвайными путями) и в районе Жд вокзала поднимались на эстакаду и слева был этот интеротель и дальше по 100 маршруту уходили из Галле, и примерно через 18 км сворачивали с него на Рогун-Ораниенбаум, после чего проезжали мрачную деревню (Зальфурткапелле так как то), в котрой практчески никогда не видели людей даже днём.... А выезжать из полка через КПП от офицерских домов (в направлении Хайде) небыло смысла, особенно колонной по узким улицам петлять, но и оттуда тоже можно было в принципе проехать тоже....
Владимир Мельников : Мужики, выкладываю обещанное фото, где комендачи задержали Английскую миссию связи и на этой фотке слева мальчишка из моего призыва по фамилии Вася Ядвийчук стоит. Он из Одессы и возил в дивизионной редакции нашей газеты начальника редакции на стареньком задрипаном ГАЗ-69. Носили они заразы, к стати, чёрные погоны! Мы с ума сходили и обзавидовались им. Вася в шапке солдатской.
sergei: Не берусь судить, какие хохмы выдаем мы, пытаясь говорить на нерусских языках, они над нами смеются, а мы над ними, в итоге - дружественная «ничья»... Ленинградский военный округ, Заполярье. 198лохматый год. Начальник штаба батальона инструктирует заступающий караул (многонациональный) и в конце пламенно-устрашительной речи добавляет: «А вчера к нам для строительства складов прибыли военные строители. Это недисциплинированный сброд, который шатается в фуфайках по гарнизону и ищет приключения на свою жопу. Если забредут на пост - задержать и доложить начальнику караула!». Ночером раздается звонок на пульт начальника караула: «Таварищщ лийтинант! Часовой второго поста рядовой Худайбердыев! Зидэс фуфайка стоит, гарнизон шатает, жопа переключател ищет!».
Владимир Мельников : Сижу акоп, вижу бежит немеский краснаармеес, он крищит мине "Рус, ставайся!". "Рус нет, есть Елдашь, хошь, бери!"
sergei: Опубликовано ср, 01/25/2012 - 22:05 пользователем владимир макаро... был и у меня подобный случай.служил я в конце восмидесятых в СА в славном городе Шяуляй(это в Литве).ну,а под конец службы отправили меня и пару таких же дедушек-дембелей на "дембельский аккорд"в соседнюю часть аж в соседнюю Латвию в город Екабпилс.занимались мы там навешиванием ворот на боксы АБАТО,и был у нас,конечно ,старший,который на майские праздники благополучно срулил домой,кинув нас,так сказать ,на произвол и скуку на неделю в чужой части.спасибо Горбачеву,который решил поучить уму-разуму непокорные прибалтийские республики и объявил эмбарго на нефтепродукты. а все привыкли,что на своем ПАРМе мы шарахаемся туда-сюда,и заправившись под завязку 95-м ("Уралы-375" на дерьме не ездят!)смело проехали через КПП и направились в ближайшую гаражную зону.новость облетела зону вмиг,и изголодавшиеся автовладельцы выстроились в очередь с разнообразной посудой в руках.о каком-либо национализме тут же было забыто,царили мир и дружба народов.продавали мы казенное имущество по госцене - 20л канистра по 6 руб(до сих пор не пойму почему),а так как баков было два и они были просто огромными,то вскоре у нас образовалась довольно-таки приличная сумма.Душа требовала праздника..."Дядя,а самогон где бы взять?"(если кто помнит - тогда еще и сухой закон был,водка по карточкам,а какие у солдата карточки,да еще и в братской республике?)- обратился я к одному гражданину с наполняющейся канистрой.тут же выяснилось,что у него и можно,а вот у его соседа Пятраса брать не стоит,т. к. качеством хуже.Пятрас с этим не согласился и тут же предложил попробовать,попробовал у того и другого и решил взять у обоих.закусив лишь жгучей луковицей понял,что в прибалтике самогон - не самое главное достояние.тем более что мои кореша были с тех краев и на пиве чуть ли не выросли,мне же в центральной России пиво доводилось пить не каждый день,но тоже очень захотелось.что ж,баки успешно опустели и ,расспросив дорогу у благодарного местного населения под возгласы "Приезжайте еще!" двинулись к ближайшему источнику пенного напитка.ехать пришлось почти через весь город,да и по прибытии "пивняк" произвел тягостное впечатление - пыльное от близости дороги строение было разрисовано какими-то свастиками и лозунгами непонятного,но явно недружелюбного к оккупационной армии содержанния.тут же еще встал вопрос - никто не хотел идти,боялись и возможных инцидентов,и патрулей - за пару недель до конца службы отдыхать на чужой губе никому не хотелось...наконец,поддавшись на уговоры друзей(""Макар,тебя же всегда за местного принимают!" -это святая правда,этих двух недолабусов одного с Риги,другого с Даугавпилса местное население категорически отказывалось принимать за земляков,вступая в разговоры сразу со мной на различных местных наречиях)спрыгнув с высокой подножки могучего автомобиля и обозвав компаньонов в очередной раз трусами и напомнив .что теперь они должны мне как земля колхозу геройски двинулся через стоянку...да...мое прибытие произвело некоторый фурор,так наверное,белые входят в негритянский бар где-нибудь в Гарлеме...так и я в старой,но аккуратно в обтяжку ушитой(привилегия "дедушек")советской военной форме заявившись средь бела дня в местный пивняк вызвал некоторое замешательство,но так как я не стал орать "Слава КПСС!" поливая всех из калаша,а скромно встал в конец очереди,то присмотревшись народ решил,что я местный ,волею судьбы засунутый в чужой мундир,к тому же на все вопросы я отвечал "гярай!"а очередь ивзивалась раза три,то мужики решили пропустить меня без очереди.а вот продавщица была очень не рада,узрев меня перед прилавком"не пуду я зольдатту продафать пифо!меня потом командиры пудут ругатть!""да ладно тебе"- вступились за меня мужики"выпьет пивка и уйдет,у солдата жизнь несладкая".продавщица сдалась"Ладно,сколка путылка -одна,две?""тридцать"скромно ответил я."Трисдесмитц!"взвилась опять тетенька,а мужики одобрительно зашумели и опять уговорили ее...и вот я выхожу с ящиком пива и еще несколькими бутылками сверху в руках ,а на стоянке - патруль!Курвас блядас!и что теперь делать?!но патруль,равнодушно скользнув по мне взглядом.....проходит мимо!Да и понятно - средь бела дня солдат усираясь несет ящик пива - явно же не себе,а в машине,как положено,старший,наверное...корешей своих я чуть не убил,слава о моем геройском поведении моментально облетела гарнизон,но верили немногие.поверил моментально наш старший,узрев по приезду заваленый пустыми бутылками кунг.жутко матерясь и брызжа слюной он велел от них избавиться.хорошо,а тут и 9 мая скоро,и ящик надо отдавать...короче сдали мы бутылки в тот же павильон,приняли меня там уже как родного,правда пузыри я уже не таскал,заставил корешей отрабатывать..вот такая история,извините
sergei: ПОМОЧЬ ХОТЕЛИ или как морпехи "Приму" продавали Это было ещё в те давние времена, когда камуфляжи были большой редкостью. В армии носили песочки и афганки. А в морской пехоте - ту красивую форму, на смену которой и пришли камуфляжи. Впрочем, они пришли не только в морпехию, а и вообще в нашу жизнь. Куда ни кинь взгляд - кругом камуфляжи, камуфляжи, камуфляжи. Хорошо, что хоть береты чёрные им оставили. Впрочем, не оставь - их бы всё-равно носили. Носили же армейские полковники папахи, когда их уже отменили. А тут-то дело куда более серьёзное. А ещё был в то время период дефицита. Сейчас молодёжь и не знает слова такого. А тогда он был. То на одно, то на другое. И в тот момент курящие матросы и солдаты срочной службы оказывались в куда более выгодном положении, касаемо табака, чем их сверстники на гражданке. Потому как срочнику полагалось по десять сигарет без фильтра в сутки. Почему без фильтра и почему именно десять? Да кто ж его знает! Хотя, нет. Знаем. Потому что столько и таких написано в норме пайка. А вот почему в норме так написано - вот это уже нам неведомо. Хотя нормы пайковые, как известно, научно обоснованы. И экспериментально подтверждены. По крайней мере, так должно быть. И в это мы свято верим. А вот почему сигареты испокон веку идут по продслужбе - это уже вопрос вопросов, на который ответа вам никто и никогда не даст. Но сейчас мы не об этом кулинарном парадоксе. Одно дело, когда ты в постоянном месте дислокации и старшина норму эту до тебя, как правило, через день доводит. А на полевом выходе - когда там считать, некогда. Получил боец три пачки на неделю и рад. А в пачке то 20 сигарет. А на семь дней ему ведь 70 сигарет положено. Отсюда у старшины во время полевого выхода неслабая экономия получилась. Но нормальный и умный старшина этой экономии всегда дельное применение найдёт. Поощрить бойца, к примеру, надо. Да мало ли чего. В то лето одни учения сменялись другими, дома почти не бывали. И сигарет наэкономилась коробка - подмышку не каждый обхватит. Морская пехота, как правило, внушает обывателям восхищение и благоговение. И даже немного страх. Восхищение и благоговение - потому что кто ж не уважает морпехов! Красивых, сильных, бесстрашных! А страх - потому что кто ж знает, что им в голову взбредёт, когда они выпимши и количество их равно или более некоей критической массы, когда разум ихний действует спонтанно и коллективно. В тот день критическая масса состояла из одного молодого высокого плечистого капитана - командира роты и двух мелких, но очень шустрых прапорщиков - старшины и техника. Последний выход этого лета окончен, ротный после получения досрочно капитанской звезды неделю назад всё ещё немного шатается. Настроение у всех троих боевое, приподнятое. А потому как завтра им предстоял путь длиною в день в родные пенаты, где... деревня - он же деревня и есть, а тут-то какой-никакой городишко, то хотелось им погулять, покуражиться. Коробка «Примы» при входе на местный базар была разом продана по оптовой цене, по этой причине в карманах имелось денег для посещения, к примеру, ресторана. И они шли в нужном направлении, хохоча и дурачась в пределах приличия. Как известно, в жизни всегда есть место подвигу. И нужно всегда быть готовым его совершить. И морской пехотинец всегда к совершению этого самого подвига готов как никто другой. Вряд ли вы найдёте кого-нибудь более готового. Ну, если не подвиг свершить, то хотя бы что-нибудь доброе сделать людям - только попроси. На помощь звала женщина. Судя по голосу - молодая. И даже, наверное, красивая. Орала, что говорят, благим матом - до хрипоты. Предметом её негодования был какой то конкретный парень по имени Лёшка. Видимо, негодяй конченый - так решили друзья. Голос доносился из открытой форточки второго этажа. Вход или входы в эту типовую двухэтажку был, видимо, с противоположной стороны. Но у героев наших не было времени ни на раздумья, ни на оббегание дома с последующим вычислением местоположения помещения из окна которого и доносились крики о помощи, не прекращавшиеся ни на минуту. Да и какие же они морпехи, если второй этаж будет им преградой?! Для них, как известно, нет преград! С быстротой молнии на плечи упёршегося в стену капитана-гиганта взобрался один прапорщик, а к нему второй. - Ну всё, Лёшка! Чтобы я ещё хоть раз тебя подпустила! Не дождёшься! - А ну открой! Убью козла на хрен! - заорал прапорщик Колька, сильно, но аккуратно, что чтобы не разбить стекло, несколько раз стукнув в оконную раму - Кому говорю? Открой! Рама внезапно открылась и женская рука чем-то быстро и сильно ударила Кольку в лоб. Все трое упали на газон, но тут же вскочили. Свирепые и готовые порвать вместе с тем самым Лёшкой и саму его женщину. Хотя крики её всё не прекращались. Задрав головы на открывшееся окно, увидели в нём строгого вида красавицу в белом халате. - Куда лезете, придурки?! Рожает девка, чего надо?! Чего в окна лезть? Дома или вон на лавочке ждите! - видимо перепутала она Колькину физиономию с лицом того самого Лёшки и вновь захлопнула окно. Обойдя вокруг здания, наша троица узнала,прочитав табличку на двери, что это больничный корпус. И на втором этаже как раз родильное отделение.
Владимир Мельников : Дарю нашим путешественникам, которые промазали мимо Борделя в силу сильного пьянства пива! Галле.Ведьма. Мы таких пачками встречали ночью в свою поездку.
Admin: Вот с такой Саня точно изменил бы Инге...
ВВГ: Да страшноватая она по моему , хотя знающие говорят, что просто водки было мало
sergei: Владимир Мельников пишет: Дарю нашим путешественникам, которые промазали мимо Борделя в силу сильного пьянства пива! Галле.Ведьма. Мы таких пачками встречали ночью в свою поездку. Володя,открывая твои фотографии,всегда открывается вирт бордель...Или это только мне ты его подарил???К сожалению зарегистрироваться там не хватает смелости (желания???)
sergei: Раняя зима. Город Москва. Старший машины - капитан Д. Бодро залез в кабину ГАЗа и бросил взгляд на раскосого гитлер-зольдатена. - Сколько служишь? - нахмурившись, буркнул капитан. - Пошти дува хода, таварыщ капитана! Капитан заулыбался. Два года службы, проведённые в зверинце этой обезьяной за рулём, обещали старшему машины несколько минут сладкого сна. Доподготовка пройдена... опыт имеется... за два-то года... - Ездить-то хоть, долб...б, умеешь? - беззлобно с улыбкой осведомился капитан, передёрнув озябшими плечами. Абориген уверенно тряхнул головой. - Так точнома, умэю! - Ну, поехали! Всю дорогу меньшой брат уточнял, куда и когда поворачивать, чем заслужил ещё большее уважение со стороны старшего машины. - Таварыща капитан, направ? Налев? Получив утвердительный ответ, абориген, закусив удила, старательно вращал руль "газика". Недолго проехавши, военный автомобиль подъезжает к круговому движению. - Тащ капытан....направ? Сонно зевая и кутаясь в бушлат, капитан махнул рукой: - Прямо - по кольцу... Стоявший на другой стороне кругового движения гаишник выронил свисток изо рта, наблюдая как "газик" с чёрными номерами, лениво перемахнув через бордюр, поехал прямо через клумбу в центре кругового движения. Так же осторожно слез с бордюров на другой стороне и проехал дальше - прямо мимо гаишника с отвисшим ртом и жезлом, мимо прочих остолбеневших участников дорожного движения. Всё это время капитан в предынфарктном состоянии заглатывал в себя воздух для того, чтобы проехав мимо гайца, разом его выдохнуть в раскосое лицо тонким фальцетом: - Пидарас!!!
ВВГ: Как солдат, он чётко выполнил команду : , и даже немного срезал дорогу , чего ещё желать то , а капитан теперь точно знает откуда выделяется адреналин
sergei: ВВГ пишет: Как солдат, он чётко выполнил команду : , и даже немного срезал дорогу согласен...он же не сказал,что танкист!!! Потому то в Германии и были справки старших машин.Практически права.Я ,где то на форуме выкладывал свою... Нехер спать,коль хочешь без проблем обойтись.Да и свои мысли надо выражать точней.Потому,для адоптации слова и задействуется кулак.периодически...
sergei: 2008 год. Работали мы командой на одном из предприятий в районе Сибири, налаживали технологию на одном мясоперерабатывающем заводе, расположенном в глуши. Завод только-только поменял владельцев и нас пригласили помочь наладить проблемные участки. Там было много забавных историй, о которых я обязательно расскажу, но позже. А сегодня расскажу уникальный случай, которому я так до сих пор не могу дать оценку. Постараюсь рассказать популярно, без специфики и профессиональной терминологии. Итак, поступила задача от руководства завода разобраться и наладить работу дефростера. Дефростером на мясокомбинате называют помещение, в котором идет разморозка полутуш свинины и говядины до необходимой температуры, как в толще мяса, так и на его поверхности. По всему дефростеру снизу расположены трубы, по которым циркулирует пар и есть сопла, откуда пар поступает в камеру. В мясо втыкается термометр, подключенный к блоку управления. Как только температура в толще мяса достигает нужной – процесс останавливается. Очень важный процесс! Не разморозишь до конца - потом обвальщики будут ругаться и руки морозить. А если слишком сильно разморозишь, то мясо начнет нагреваться и как следствие сушиться – терять влагу из мышц, что чревато потерями. Инструкция от блока управления им по наследству не досталась. Директор завода сказал, что надо настроить все, а то у них или ледяное мясо или потери. Говорит – может, мы с управлением не можем разобраться? Мы с инженером-механиком-холодильщиком из нашей команды отправились осматривать проблемный участок. Заходим, начинаем рассматривать конструкцию, все изучать. Появляется дедок, в засаленном ватнике, в такой же засаленной ушанке и начинает за нами наблюдать, очень сильно интересоваться тем, что мы делаем. Дед: - Здорова сынки, а чо вы тут делаете, а? Я: - Привет дед, работаем. Не мешай. Дед: - А что делаете-то? Я: - Дед не мешай, говорят же тебе. Мы уже привыкли, что всегда, когда приезжаешь на объект работать – все рабочие все выспрашивают, интересуются. Перед каждым не "наздоровкаешься" – надо работать. Дед: - Ну, я тогда пойду? Я: - Ну иди, конечно. Дед ушел, мы продолжили заниматься изучением блока управления. Тыкали кнопки, смотрели что происходит. Изучали следственную связь от нажатий кнопок. Нажимаешь кнопку – через некоторое время начинает подаваться пар. Многое было непонятно. Дед постоянно приходил и поглядывал на нас и опять исчезал, словно растворялся в висящих под потолком тушах в клубах пара и тумана. Прошло несколько дней, в течение которых мы делали эксперименты. Размораживали полутуши, прикидывали параметры программы, писали инструкцию по пользованию. Деда видели постоянно, он все время крутился где-то рядом, помогал грузчикам закатывать туши по подвесному пути, убирался в дефростере. Настал день, когда мы пригласили руководство в дефростер, вручили им распечатку с инструкцией по эксплуатации, что я писал по вечерам, продемонстрировали размороженные полутуши, показали принципы управления. Директор предприятия говорит: - Молодцы ребята! Дело сделали! Теперь объясните все Семенычу, и я подписываю акт приемки работ. И тут выходит тот самый дедок. И хитрющее так улыбается. Руководство отдает распечатку и уходит. Семеныч остается. С: - Ребятки, так что же вы тут делали-то? Я: - Дефростер настраивали, искали оптимальные режимы для автоматики. С: - Так автоматика ваша нихера не работает уже как лет пять. Я: - Не понял тебя, дед, о чем ты? С: - Повторяю, автоматика ваша нихера не работает. И не работала НИКОГДА! Я: - Дед, да ты чего? Ну как не работает? Ну, все же работает, ты чего? Мы же тут не один десяток тонн за неделю дефростировали. С: - Так пока я не включу вентиль с паром, ничего и не работает. Я: - А как же все наши режимы работали-то? С: - Так я покручусь около вас, пойму, что вам надо, так и делаю. Смотрю «пуск» нажали – я вентиль немного приоткрою. Тут только один вентиль – и от того насколько я его открою все и зависит. Потом потрогаю мясо – и уже решаю, что ему нужно. Есть грех – могу остограмиться в обед. Отсюда и косяки - могу заснуть, могу не поймать температуру! Я: - А почему ты раньше не сказал? С: - Так вы же оба меня слушать не хотели, все отмахивались! Ладно, пойду вентиль крутить, - сказал дедок и опять затерялся в висящих тушах и тумане. Мы с коллегой переглянулись и молча смотрели друг на друга. Такого в нашей практике не было. © Главный технолог
ВВГ: А что, в Союзе справки старшего не практиковались? Дело в том, что шофера в армию попадали прямо с курсов, не имея никакого опыта. Естественно в автороту старались подобрать людей, потом из них подбирали водителей на транспортные машины. Я ездить боле менее умел, с детства лез за руль. Поэтому на 150 километровый марш, я пошёл уже на на Зил 130, и сразу же попал в транспортный взвод. За второй год на бортовом тентованном ЗиЛу, я прошёл примерно 50 000 км. и это уже был достаточно весомый опыт, тем более дорожные пробки уже тогда в ГДР были не редкость. Особенно, когда я попал в Берлин, а это уже не Галле
sergei: ВВГ пишет: А что, в Союзе справки старшего не практиковались? Нет!!!Просто садились и ехали!!!
sergei: Итaк, история из жизни грызунов или кaк бороться с пьянством нетрaдиционными способaми. Был у меня приятель, биофизик. Изучaл он кaкие-то тaм процессы высшей нервной деятельности, a объектом ему служили трaдиционные белые мыши. Было у него их в лaборaтории видимо-невидимо, эксперименты с ними проходили вполне успешно, диссер был уже вот-вот кaк близко, но грянул кaпитaльный ремонт здaния институтa и пришлось ему рaссовывaть своих мышек по друзьям, знaкомым, другим лaборaториям и т. д. Чтобы не пропaли результaты, знaчит, кропотливой рaботы многих месяцев. Нa время, конечно, покa тaм рaботяги трубы меняют и стены штукaтурят. Большую чaсть мышек он просто отволок к себе домой, блaго жил он тогдa близко от институтa. Женa его буквaльно взвылa от тaкой компaнии, грозилaсь дaже к мaме нa время уехaть, a вот трехлетняя дочкa - тa тaк просто в неописумый восторг пришлa. Сaми посудите, мышки тaкие беленькие, чистенькие. Игрaлa онa с ними все дни нaпролет, зaбросив плюшевых мишек и кукол. Купaлa их в вaнной, нaряжaлa в кукольные плaтьицa, a однaжды тaк вообще придумaлa их aквaрелью покрaсить во все цветa солнечного спектрa. Получилось ну просто зaглядение, по-моему, дaже сaмим мышaм понрaвилось. Потом все устaкaнилось, мышки уехaли нaзaд в лaборaторию, но история неожидaнно получилa продолжение. Кaк-то рaз рaзговорился мой приятель с соседом по лестничной клетке - с которым, кстaти, у них смежный бaлкон был. Сосед и говорит: - Ты знaешь, я вот уже месяц кaк "зaвязaл" совсем (до этого он ни один вечер тверезым не приходил домой!). - ??? - Дык допися до чертей! Предстaвляешь, сижу нa бaлконе и тут вдруг мышь выходит. КРАСНАЯ! А зa ней ЗЕЛЕНАЯ! А потом ФИОЛЕТОВАЯ! Я кaк тaкое увидел, тaк смертный зaрок дaл - ни кaпли больше этой отрaвы!
ВВГ: А это уже реальный результат, а не диссертация
Александр: И кодироваться не надо! Смех смехом а у меня знакомый с чертями разговаривал......тот сидит на краю стакана и разговаривает......да такие умные вещи говорил
ВВГ: Винипух расказывает, о том что пятачёк опять напился до чёртиков На что у винипуха спрашивают, мол как он узнал А тот отвечает, что сидят они в пяточком бухают, а по нему (пятачку) чёртики так и шастают, так и шастают...
sergei: ШАШЛЫК ИЗ МОЛОДОЙ СВИНИНКИ Майор Степаненко* Сергей Викторович (за глаза для всех Степан) был высок, ещё довольно спортивен и очень горласт. Он говорил так, что те, кто его не знали - думали что он орёт. Если же орал же он - то туши свет, сливай воду, стройся на подоконнике. Вешайся, короче. Никогда не стеснявшийся никому сказать в самой откровенной форме то, что думает и по выпуску много лет прослуживший в морской пехоте - сейчас он в нашей маленькой деревне был не то что бы грозой какой, а уважаемым офицером и авторитетным человеком. После того, как их полк расформировали, а в бывший штаб теперь въехал отдел тыла флота, где он и дослуживал «до старости» начальником отделения вооружения гарнизончика нашего, жизнь его стала относительно размеренной. Размеренность эта заключалась в том, что кроме квартиры в одной из затерянных между Приморских сопок пятиэтажек, обзавёлся он ещё и дачей. Всё лето он там жил. Да и зимой тоже. Банька, огородик. И пешком чуть больше пяти минут от кабинета - аккурат на полпути между штабом и бухтой. Красота! Воскресное утро, стоим с ним у входа в штаб. Он курит, довольный, что с дежурства сменился и впереди ещё целый день, который, похоже, выдался солнечным. Я просто стою, принял у него смену и проводить вышел. Братья Аброськины, весёлые и с какими-то котомками, прутся через бывший полковой плац. Старший, Володька, деревенский футбольный бог, когда-то у Викторыча срочную служил. Вечно безработный, промышлял он, в основном, тем, что раскапывал кабеля медные, оставшиеся от частей ранее в огромном количестве рассеянных по сопкам и сдавал их местному королю металла. Младший же, Лёха, дембельнулся в конце весны и по этому поводу они с братом всё ещё гудят. Хотя уж скоро осень. Ввиду того, что дачами они соседи и разница в возрасте у Володьки с Викторычем небольшая, общаются они с ним на «ты». По-соседски. Хотя, когда пьяный, обращается Володька к бывшему ротному не иначе как «товарищ командир». - ЗдорОво, мужики! - подходят и запросто здороваются. У нас деревня - все друг друга знают - Викторыч, пойдём на сопку! Шашлычка пожарим. - Что, удачно кабелюки вчера нарыл? - говорит, затягиваясь и прищуриваясь, Степан. А у самого уже улыбка на щеках. Потому как шашлыка поесть под водочку он ещё какой не дурак. - Только это, Викторыч, у нас всего поллитра с собой. Мясо-то много. А вот выпивки маловато на троих-то будет. На природе-то... - Даже не вопрос! - бросив сигарету в урну, Степаненко возвращается, вскрывает свой кабинет, отливает из канистры «шила» и счастливый присоединяется к соседям. - Вить, ты мою предупреди, что я на мероприятии. Буду вечером. - Само собой! - отвечаю. Хоть я употребляю мало и исключительно по поводу, но гляжу на них и радуюсь за товарища и соседей его. Погодка классная. Шашлычок. Только непонятно почему в сопку, а не на море пошли. Впрочем, как говорится, на вкус и цвет... Посидели они хорошо. Душевно. Предположительно, крнечно. Шашлык из молодой свининки был хорош! Погода - тоже. Разговоры... О жизни. О службе. О женщинах. Естественно. И так они прониклись к друг другу доверием во время этого возлияния, что Викторыч дал младшему ключи с печатью и послал в кабинет за дополнительной поллитрой шила. Зная, что наш Степан и не на такое способен, я, конечно, позволил Аброськину-младшему вскрыть кабинет, правда, под моим надзором. А доверие его иссякло враз и полностью в этот же вечер по приходу домой, когда он увидел убитую горем жену. - Что случилось, Олечка? - глаза Степана, как у быка, начали наливаться кровью, а голос - медленно переходить на рык. - Ой, Серёжа, ночью то кабанчика уперли, прям из стайки. Наверное, из соседей кто, знали, что в наряде ты. Собаку надо заводить... И вот тут уж Викторыч действительно орал!
sergei: Собрались мы с соседом валенки делать. Зима скоро, снег выпадет. В валенках идешь, снег кряхтит от напрасной потуги дотянуться до трудовых ног своими холодными щупальцами. А ногам тепло. Благодать. Покупные валенки это разве валенки? Свои валенки - загляденье просто. И узор какой можно по кромке пустить. В таких валенках и отношение другое. Не как к шалопаю, а как к хозяйственнику, крепко стоящему на промерзшей земле. У Михалыча такие валенки. Но он никому их не продает. Даже за самогонку. Есть в нем что-то от мирового империализма. Выменяли мы у Михалыча два мешка шерсти. Сказали, подушки будем набивать. На валенки может быть он бы и не дал. Чужая душа - потемки. А так дал. Хорошая у него шерсть. С себя он что ли стрежет? Но вонючая. Так клок возмешь, вроде приятно пахнет. А мешок откроешь, хоть нос затыкай. Перебрали ее, скатышки всякие повыкидывали. Ох и нудная эта работа. Самое то для бабы. Сиди и балякай. Спина только затекает. Выпили немного. Чтобы спина прошла. Притащил я корыто из сарайки, сложили мы в него шерсть и поставили на стол. Все-таки в наклонку работать неудобно. Да и на спину никакой самогонки не хватит. Нагрели воды, залили. Мало. Только-только шерсть намочили. Сосед пошел еще воду греть, а я остался шерсть перемешивать. Вдруг слышу “бабах”. Через некоторое время снова “бабах”. У меня так все и замерло. Мать честная! Я же Лешку забыл накормить. Лешка это хряк мой. Живет в сарайке. Когда он голоден, то начинает о себе намекать. Отходит в самый дальний угол, разбегается и пятаком в дверь “бабах”. Дверь трясется, сарайка того поди развалится. И так хоть весь день. Ему все равно, у него мозгов с рождения не бывало, а мне действует на нервы. Взял я лохань с отрубями и пошел кормить свой зимний рацион. Поставил лохань на землю, отодвинул засов. И где была моя голова? Я сделал это имено тогда, когда мой хряк был на излете действующей на нервы траектории. Дверь резко распахнулась, со всего маху вдав мне по носу. Я взвыл и упал навзничь. Хряк же, встав одной ногой в лохань, стал жадно пожирать отруби. Хорошо, что нос мне не сломал, скотина. Стал я его обратно в сарайку загонять. И так, и сяк его толкал. Хоть бы хны. Еще бы, цейтнер с гаком. Попробовал лохань выпнуть, куда там. Все представляло собой незыблемый и непоколебимый, чавкающий памятник моей глупости. Беру в сердцах жердь и хрясь ему по спине. Жердь переломилась, хряк поднял на меня свои поросячьи глаза. Я захолодел. Лешка-то с рождения без мозгов был. Но что-то ведь двигало этим куском сала? И вот это что-то так нехорошо на меня посмотрело. Он молча двинулся на меня. Я шагнул назад. Он еще шаг. Я снова шагнул назад. Он хрюкнул всем своим телом и засеменил ко мне. Я взвыл, не помню как, добежал до ворот и забрался на крышу завалинки. Хряк внизу кругами ходит, я смотрю на него сверху. Даже не пытаюсь думать, отдышаться бы. Тут открывается дверь и выходит сосед, держа на вытянутых руках кастрюлю с кипятком. Я кричу ему: “Осторожно! Во дворе злая свинья!” Он подымает на меня свои очи и спрашивает: “А?”. Дальше как в замедленом кино. Сосед, говоря свое судьбоносное “А?”, уже занес ногу для следующего шага. Ему бы обождать чуток, но поезд истории неумолимо несся вперед. Промахнувшись мимо ступеньки, он начал падать вперед. Его нога нашла землю, но вместо того, чтобы остановиться, сосед подпрыгнул и со всего маху окатил Лешку кипятком. Окрестности огласил вопль боли и настоящей свинячей ненависти. Лешка стал носиться по двору как угорелый. Сшибив у стола ножки, он сделал еще круг и убежал в огород. Его вопль не стихал ни на минуту. Падающий стол не удержал на себе корыта, и черная вонючая каша с головой накрыла лежачего соседа. Сосед вскочил, и окрестности огласил второй вопль, правда, наполненый более осмысленными восклицаниями. Так они и орали, один в огороде, другой во дворе. Я стоял над ними, как дирижер над оркестром, правда без фрака и палочки. Тут открывается калитка и входит жена соседа. Увидев нечто волосатое, вонючее, больше всего похожее на бешенного черта, она хватается за грудь и медленно оседает на пороге. Увидев жену, сосед смолкает и бросается в объятия, пожаловатъся на судьбу и несправедливость обстоятельств. Но противоположная сторона совершенно превратно истолковывает истоки его поведения. Сосед получает ногой в лоб и летит навзничь. Соседка резво вскакивает, выпадывает за калитку, захлопывает ее и держит с той стороны. Я ей сверху кричу: “Аня, ты что? Это же твой муж!”. Подняв на меня глаза, она распахнула калитку и медлено приблизилась к лежащему соседу. Тот замычав, протер лицо рукой и умоляюще уставился на нее. Она повернулась ко мне и посмотрела на меня. Я захолодел во второй раз. С криком “ирод, что ты с ним сделал”, она побежала к завалинке. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Я по крыше перебрался на сарайку, а с нее в огород. Хряк уже успокоился и с философским видом пожирал капусту. Изредка похрюкивая и поглядывая на наши перемещения по пересеченой плодами природы местности. Лешку совместными усилиями загнали обратно в сарайку. Стол починили. Сосед отмылся в бане и с увлечением рассказывал Ане производственный процесс появления красивых валенок. Я изредка поддакивал ему разбитыми губами, прикладывая к глазу запотевшую бутылку самогонки. Вдалеке мычало возвращающееся стадо, иногда кукарекали петухи. Было тепло и уютно от мысли, что живешь ты не один, а рядом с такими чудесными и отзывчивыми людьми.
ВВГ:
полная версия страницы