Форум » Армейский юмор » Армейские байки(часть 1) » Ответить
Армейские байки(часть 1)
Admin: Различные рассказы армейской службы,страшилки и байки.....
sergei: Володя.в пехоте в роте было 82 человека по штату.По штату военного времени 110 человек.в батальоне,а главнюком там был комбат-таких рот набиралось-три,да минометная батарея.да всякие взвода,типа связи...гранатометный взвод...а потом еже и разведчики появились и противотанковая батарея...Вобщем набегало.А в полку таких...так,что твои ощущения молодого бойца-очень точно подмечены и описаны! ЗдОрово!!!
Владимир Мельников : Дописываю, сегодны открытый урок давал на город, некуда бежать, припёрли и не выкрутишься, попробуй скажи, что сколько можно, скажут, а ты, как хотел. Про присягу большой материал получается, мелочи вроде, можно было про еду, праздник пропустить, да чего-то рука не поднялась, может и Вы так же отмечали в клубе и не один раз праздники, 23 февраля мы попали в клуб в артполк, что стоял сзади нашего гаража.
Владимир Мельников : Продолжение рассказа "Присяга", часть пятая. А был ли праздник, чего больше ждали, того 7 ноября или сего 4 ноября? Так нету сегодня 4 ноября, нет и не будет, Минин с Пожарским были, да были, а колышет ли их победа кого, да пожалуй только самих историков и колышет, вымучено правда, через Указ президента, который повелел зимою птицам петь и подснежникам распускаться. Вот и распускаются на экране телевизоров и телефункенов подснежники, а народ простой, как отмечал раньше 7 Ноября, так и продолжает это самое 7 без Указу и без оглядки на ящик, с парадом ошибочка вышла, парады народ любит, парады о его чести и достоинстве говорят, да и не очень забугорный дядя Сэм жалует у себя авианосца под названием «одна шестая суши», даже и в таком состоянии, с небольшой течью в борту, что расположена по ватерлинии в районе Тбилиси. Течь и заделать можно, заделать с помощью самих «Дата Батоне», как заделали пробоину в другом месте, в районе незалежной ватерлинии, впереди зима, дай Бог чтобы не такая горючая, как нынешнее лето, течи в открытый океан из топливных баков больше нельзя допускать, топливо самим нужно, хватит травить его налево и направо. Ждали праздника люди, сидящие в зале, да, конечно ждали, но почему вели себя наплевательски по отношению к власти, я имею ввиду по отношению к тем и к тому, кто всё это организовывал, проводил, речи толкал, ораторствовал, вперёд агитировал идти к новым победам, а привыкли, скажу я вам, привыкли, как к своим папа и мама в доме, к тому, что суп всегда на столе, курочка на второе, компот на третье, а когда это всё есть, то человек и сам не знает чего он ещё хочет, язык не на привязи, болтается между нёбом и землёй, как у гончей собаки, говорить не заказывали, запреты сняли, мели Емеля, твоя неделя. Человек существо себе на уме, тело-то у него и правда одно, но на одном стуле в клубе умещается сидеть везде аж по двое, если кто и сидел по одному, тех в расчёт не берите, те в это время спали, их в теле «дома не было». По двое и на наших откидных стульях сидели, пока один речи слушает, второй успевает дать оценку этим речам, погрустить о доме, о маме, о тёте с большими сиськами, о нынешнем обеде, о том, как шляться забурится с друзьями, одному пока боязно, а первый всё слушает, всё лапшу на уши принимает, прикрывает второго, который дальше этого зала ушёл, ушёл и налил первачка по первому стакану, сидя дома в тёплой компании, тёплой от того, что с вечера начали праздник, как законопослушные люди отмечать, праздник-то большой в несколько дней, поди без должной подготовки продержись до выхода на работу, враз без подготовки можно и на работу не выйти, прогул схлопотать, так что тут с умом надо к этому великому делу подходить, День был по осени величайший в истории аж всего человечества, соответственно и пить должны в том же порядке, всем миром, всем значится, человечеством, чтобы, значит отказников не было. Загремели одни под фанфары в Советскую армию, зато возвернулись другие, более подготовленные к празднованию, тех соплей не жалко, пусть там пороху понюхают, а эти в самый раз, так изголодались, что одним бабка, кабанчиком не отделаешься, ставь бабка на печку вторую закваску, праздник отгуляем, за возвращение воинов примемся, урожай буряка хороший получился по этой осени, продукт в дело производить надобно пока мыши его там не поточили в труху. Праздник был, для меня уж точно этот праздник значил больше, чем празднование Нового года, праздник Новый год я считал детским и всё, что происходило во время его празднования, считал сказкой, эти дурацкие наигранные поздравления, ряженые Дед Мороз и Снегурочка, для меня Дед и Снегурка были существами сбежавшими из театра к людям мультяшками в человечьем обличии, не более того. Новогодними подарками душу не ублажить, конфеты с лампасетами фигня из сказки, человек живёт настоящим, настоящее было 7 и8 числа, парад на Красной площади самая вкусная конфетка, её вкуса хватает на целый год, сколько не вспоминай вкус, прогрохотавший по брусчатке, всё равно до следующего года не распробуешь, по всем каналам мира мусолить ту конфетку будут, все страницы газет дегустационными балами украсят, от зависти вкуса чужих межконтинентальных конфет лопаться будут не только крикливые газетчики, лопаться так же будут и во всех штабах НАТО и СЕАТО. Я праздника ждал, я его и дождался, здесь даже приятнее и понятнее отмечать, тут, когда на тебе красные погоны и не далече присяга, празднуется реалистичнее и адреснее, чем там, в Москве через стекло голубого экрана. Шум потихоньку стал сам собою угасать, как угасает свет в зале перед просмотром кинофильма, в президиум стали подниматься очень уважаемые и достойные люди, зал по привычке, оставшейся ещё с гражданки, недружно поддержал аплодисментами и отдельным фулюганским свистом. На свистуна цыкнули со стороны командиров взводов, набросились словами, но дальше этого дело не пошло, торжественная момента наступила, слово взял начальник политотдела дивизии, невысокий подполковник, широкого телосложения, вам бы он напомнил своей комплекцией товарища Лаврентия Палыча Берию, в таких же старорежимных очках, невысокий, сильно коренастый, даже, я бы сказал, слишком широкий в корне, с умным высоким лбом, человек внешне напоминающий скорее профессора из ленинского Совнаркома, времён самого Октября, чем современного комиссара и я подумал, что не хватало в зале пожалуй малого, только одного, появления самого товарища Ленина и его верного товарища, товарища Дзержинского, вот тогда бы кворум был полный, все были бы в сборе, собрание посвящённое Великому Октябрю, можно было начинать. Собрание начали, как положено в армейском коллективе, текст обращения к присутствующим и обращение партии к народу в красных погонах зачитывали тоном приказа, так оно короче и понятнее, чего воду в супе толочь, как говорят наши повара, всё должно быть кратко, как выстрел, понятно, как удар прикладом, доходчиво, как спящему фофман. Во время подобных речей отпадает охота закрывать глаза и вымучивать себя попытками уснуть, при таком слоге, как у выступающих, возникает только одно желание, внимательно присмотреться к окружающим и попытаться понять, один ты тут такой тупой или все, умные как ты, что там говорится и почему оно не зацепляется за редкие извилины мозга, это сеанс психотерапии или все здоровые, и говорят не для нас? Неужели я и правда такой отсталый и тупой, что ничего не могу усвоить из того, что говорят с трибуны, для кого это говорится, для тех кто в президиуме или для всех остальных, или это послание нашим потомкам, которые будут обладать мощными двухядерными процессорами, способными расшифровать данный вид речи. Я был поражён на повал, но сидел так же ровно, как посадили старослужащие часом раньше, сидел и пробовал на лице создать такое выражение, которое говорило бы за меня, то что я всё понимаю из того, что уже прозвучало здесь и сейчас, не ровняйте меня с собою, я ведь недаром студентом кличусь с вашей же самой лёгкой руки даденной. Какая стыдоба, как на коллоквиуме, ни хрена не знаю, а работу защитить надобно по любому, сиди и молчи, не наделай глупостей. Может старослужащие и не успеют спросить о чём оратор только, что сейчас сказал, что он имел в виду, произнося до того непонятные выражения и словосочетания, что даже мне самому не курящему и то захотелось поскорее выскочить на перекур, так было тошно не столько от того, что приходилось слушать, сколько от того, что предлагалось, полагаясь на прмерное содержание текста речи, сделать. От того, что предполагалось сделать, БАМ в узел мог завязаться, а реки, направляемые вспять могли в слезах своих захлебнуться. Для кого интересно всё это писалось, кому адресовалось, перед кем отчёт держалось? А никто того и сам не знает, так повелось когда-то, да так оно и сейчас делается. В зале оно конечно хорошо, но и хорошее когда-то надоесть может, а делегатам несть числа в зале, всё идут и идут, бумажка к бумажке, шпаргалка к шпаргалке. Интересная закономерность вырисовалась, только сейчас её заметил, речи, ладно, в голове не задерживаются, но странное дело, а слова-то наизусть из всех выступлений помню, когда успел выучить, да и была ли в том надобность, уж и сам не припомню, но точно знаю, кто с чего начнёт свой доклад, о чём говорить будет, чем своё выступление закончит, а о чём я сам себя спрашиваю, это говорит, а? Да всё о том же, урок-то все на изусть знают, только словами красивыми рассказать не могут, выходит я на подобие собаки типа Шарикова, стал ? Выходит, типа, да. Всё понимаю, но на фига то, о чём говорят выступающие делать в самом деле надо, ни фига сказать не могу. Скорее бы и правда на кислород, вонища донимать и расположение нашей роты стала, среди запахов армейских своих родных не меньше стало появляться, духан аж до президиума докатился, стали и там покашливать, из графинов попивать, в карманы чаще руки казать, из кармана в карман, что-то перекладывать. Всё, конец, запах перекрыл слова, бесполезно повышать голос стоящему на трибуне, звёздочки не того размера, голос не того калибра, сопли не успели высохнуть под носом, теперь в клубе всё по Владимиру Ильичу «низы не хотели слушать камсу, верхи опаздывали на банкет», наступил переломный момент в обществе и ведущий взял управление на себя. Резолюция, принятая на торжественном собрании представителей всех слоёв общества была зачитана и одобрена всеобщим голосованием, прозвучала команда «рота, оставаться на месте», а вокруг нас со всех сторон снова забурлила река краснопогонников, среди которых мы могли раствориться талым снегом и потеряться до самого дембеля, столько было в полку людей, что правильно сделали умные головы, дав команду нам «рота, оставаться на месте». Люди ушли, вонь осталась с нами в зале, её накопилось слишком много, чтобы так быстро покинуть помещение, она пошла следом за нами по команде «рота встать, рота выходи строиться на улицу». Собрание закончилось вовремя, лёгкие хватив чистого кислорода, вытеснили порцию топлива в мозг вместо углекислого газа, мозг, получив неслыханное количество окислителя повёл себя очень не дружелюбно по отношению к его обладателю, мозг вскружил человеку голову, человек потерял равновесие и чуть-чуть не оказался в горизонтальном положении. Длительное присутствие людей в спёрднутом помещении, привело организм к отравлению, а внезапный выход на кислород, к внезапному головокружению, чего естественно никто не предвидел, но слава Богу обошлось малой кровью, пара тройка праздничных подарков в бок и затылок, выправили положение туловища, оно приняло норму, строго прописанную в уставе, заняло место в своей шеренге и по команде «рота, с места с песней, шагом марш» покачиваясь с борта на борт, направилось в своё расположение. Мы вышли в открытое море, море парадок было от края и до края, всё пространство перед клубом было заполнено солдатами пехотного полка, вокруг нас, пока мы проводили построение, курилось в синем мареве, такого полкового перекура мне видеть ещё не приходилось, на нас смотрели со всех сторон, «чужие» среди «своих» изрядно потравив никотином, выравнивались в шеренги, послушно выполняли другие команды, вертели напоследок головами и ударив с места строевым показушным шагом, с места с песней грянули детскую ротную песню, сочинённую явно третьеклассником, который сидя в кружке пионеров со своей пионервожатой, сочинял «не складушки, не ладушки, прямо роте по макушке», сочинял и сочинил таки преглупейшую песню про то, как «как-то раз солдат, девчонку повстречал, девчоночку хорошую и ей понравилась шинель военная, фуражка красная и звёздочка на ней, и ей понравилась шинель военная, фуражка красная и звёздочка на ней….» и радости-то у того пионэра от того, что сочинить получилось таки, но ещё больше радости он получил, услыша однажды, как его детскую песню приняли официально за ротную песню и как солдаты комендантской роты ходят под неё в баню и столовую, да вот теперь сподобились от клуба земляков по оружию отвалить. Солдаты пехотинцы, как дядька говоривший мне про себя «пузотёрная, на два вершка землю стесавшая, гвардейская пехтура», в Венгрии он служил радистом, в крокодиле на фотке сидит с наушниками на ключе. Они стояли, они курили, они были у себя дома, мы уходили, они оставались, когда ещё свидимся, какой случай сведёт вместе. Мы уходили без страха, во всяком случае, у меня он кажется и правда пошёл на убыль, такие же пацаны, что и у нас, такие же мордастые, репа, как репа, у многих даже щёки из-за спины выглядывали, такие не у всех наших были, полным полно таких доходяг, как я, не качёк не репа, обычный пацан 48 размера, 42 обуви вес 63 кило, пара кирпичей для лучшего сцепления с булыжником, уж больно он скользкий был у нас в дивизии, едой не избалованный, ну поступивший в ВУЗ, ну на пару занятий успел сходить, но а больше и сказать-то нечего, ну тщеславный, ну не без этого, об отпуске мечтавший, а другие, что во сне не об этом разве мечтали, ну не определившийся, что есть, сколько есть, ну разгильдяй, в смысле не учёный, но ведь не пропащий же в конце-то концов, взяли в армию, так выколачивайте Стеньки Разина волюшку, приводите к общему с ротой знаменателю, учите, я ведь обучаемый, я ведь не как все, я с пятого раза лучше запоминаю, чем некоторые с третьего. Мы уходили, песня не гремела, мы её орали показушно, орали на публику, не для сэбэ трошкы, орали для тех, кто в спину нам глядел. Слушайте, а может я всё тут придумал, да, скорее всего, да на фиг мы им сдались со своим пением, курили хлопцы у себя дома, а эти, примазавшиеся к ним, мирно уходили, спасибо что мирно, и уходили на своих ногах, а то у нас в комендантской роте было перед этим походом говорено, что мы если того, ну сами понимаете чего, то мы мол, того, ну, тем из соседнего полка, ну типа накидаем угольев за шиворот, спасибо ума хватило не сцепиться, долго бы растаскивали горы трупов с двух сторон. И от чего в людях такое живёт, вот мы, это цивиль, а вон те, то не такие, как мы, а что из этого следует, а? А следует то, что побить бы их неплохо, так, на всякий случай, чтобы знали, что мы элита, а те так себе, с боку припёка. Видел, забегая вперёд, скажу в деле соседей, зимой это было на полигоне, снегу полные окопы, белое, белое поле и цепи от горизонта до горизонта, у меня матка, от виденного, опустилась до не куда, а люди тихо шли по полю на эти окопы, а в окопах такие же люди, спокойно на морозе стояли и ждали когда те, что на них шли, подойдут ближе. Что там должно было в итоге получиться могу догадываться, учения шли, но от увиденного моря снега и безысходности в открытом поле, мне до сих пор холодно, я очень был напуган тем кином, которое сам видел. Мороз был не так, чтобы себе, но подумать только, сколько надо в этом окопе простоять без движения, я за сколько солдат сюда привезли, и когда их покормят, когда их отсюда выведут, а ведь и ночные вылазки не бойсь предусмотрены, вот от чего уважение к людям в красных погонам появилось, я бы умер от холода и подчинения силе приказа, наверное ничто так не укрепляет силу воли и не воспитывает в салаге мужчину, как сидение в окопе, полном снега и не имея возможности, как либо повлиять на события, некуда бежать, этим всё и сказано. Нас командир взвода Гузенко наверное специально попугать возил с регулирования, надобности регулировать мотострелков скорее всего не было, у них своих регулей видели сколько раз на дорогах, точно пугануть мопедов вздумал, получилось скажу вам откровенно, как не получиться, с регулирования на трассах, не в роту на обогрев, а к чёрту в поля, засыпанные под завязку рыхлым снегом, тоже мне бармалей. Туда сюда, вот вам и обед подкрался, опять за стол, опять солёные бочковые помидоры, лучок по головке каждому, вот радость жёнам наших командиров, у которых была хорошая традиция, приходить к нам в роту к мужьям для совместного просмотра кинофильмов по выходным и по праздникам, вот духан стоять будет после солёных помидор с репчатым луком, а рагу-то какое сегодня на второе молодцы повара збацали, я за такой хавчик, готов даже с дембелем повременить, как это у них так получается, мясо сладко-сочное с рагу из свежей тушёной капустой и картошкой резаной по-деревенски, как это можно утушить не переговняв продукты в котле таких размеров, тут на сковородке дота-то передавишь всё, жрать тошно, а тут пацан в белых портках из Чувашии, белой куртке, рыжеватенький, такой простой, такой юморной, но как готовит паразит, где только там нахватался паршивец. Первое перловое не кайф конечно, но рассольник без керзы и дома не получается. Пробовал потом уже на гражданке грибной суп с перловкой, шрапнель, шрапнелью, но торкает конкретно. Да и в концентрате тоже за перловку слово скажу, повкуснее некоторых рисово-гороховых смесей будет, есть в ней смысл, в керзе-то, что ни говорите, очень полезный для пищеварительного процесса продукт, сейчас некоторые целители, я сам это слышал, используют перловку для выведения шлаков из зашлакованных организмов горожан, употребляющих регулярно в пищу, исключительно красную и чёрную икру, честное слово, не вру. Про третье и в пехоте знают, что оно без капусты, тут и у нас и у них единое мнение в этом вопросе, ни к чему компот портить сахаром, от сахара погибает витамин «С», погибают деды в каптёрках по ночам от его отсутствия в их чифире, погибает наряд по столовой, погибают водилы и писаря, если этот сахар попал на обед и не дошёл до них по системе «ты мне, я тебе». Но и без сахара компот имел свой кисловато-мыльный вкус и даже положенных полкружки было достаточно для того, чтобы подвести итог праздничного обеда. Поели, а как известно после этого надо поспать, а где можно духам и черпакам безболезненно поспать, да-да, именно там, конечно там, в милой, уютной ленинской комнате, куда сразу после обеда, вроде бы как для написания родным писем, и стекался разношерстный народ, разношерстный потому, как деды и кандидаты туда никогда не ходили, некогда им было письма писать им уже за год все написать успели, теперь на дембель ждали, а не важно сколько до него осталось, написал сынок маме, а та и правда ждать начала, всё село на уши подняла «мой-то сказал давеча, выписываться скоро из армии будет, будем с отцом пристройку к дому строить, придёт, на покров к Маринке сватов зашлём, двух кабанов по весне авансом взяла в колхозе, вон уж какие вымахали, будет что продать и купить к свадьбе Ивану, а то и гроши может какие на книжку положим к приходу обувку, одёжку какую-никакую справить придётся, чай марки-то по чайным, да на подарки Маринке спустил, а дождётся, чи не дождётся та Маринка, так то ещё вилами на воде писано, охохохохохо, жизнь наша деревянная, корыто моё дубовое» Поспали по прибытию в роту, потом снова поспали, даже самим удивительно стало, что это так вожжи отпустили наши, кинулись из ленинки на воздух, инстинкт всё-таки верх взял и вовремя, старшина роты пошёл шухер наводить, полетели клочки по закоулочкам, спалились мотористы в автопарке в цехах по ремонту двигателей, хлопца из отпуска на вокзале встретили из роты, к себе привезли сначала, а у того компот вишнёвый в чемодане стал закисать, это они потом так оправдывались, а хлопцы те, ну те что из мотылей, сердобольные оказались, да и плату к тому же попросили за услуги такси, так вот, ту баночку под названием «четверть» и откупорили. И, что, спросите вы, а что, отличный вишнёвый компот, этого года урожая, ушёл в лёт, пили прямо из банки, я сам так е раз делал, чего там старшина не положенного усмотрел, ну а как его пить, то компот в каптёрке, когда кружки находятся в столовке, машины разукомплектованы, стаканов в бардачках не имеется, что им оставалось делать, скажите нашему товарищу прапорщику Верховскому, ну маленько накапали на грудь и колени, так пили-то из полной банки, горлышко-то во какое широкое, он что сам на Украине компоты не заготавливал, не пил зимой через край, да там все так пьют, и воду через край из ведра пьют, подумаешь вишни на асфальт выбросили, ну убрали бы потом духи, ни куда бы не делись, вечером бы и замели перед сдачей наряда, сами в очередь стояли в наряд на праздник. Как можно было жрать те вишни, когда они так перваком пропитались, что ими же отравиться можно бы было это вам не компот ведь. Попало ни за что, ни про что, отпуска на месяц отменили, на губу в тот же день, тех, которые вишни из компота на асфальт в парке кинули, увезли, за что увезли, так никто ничего и не понял. Всем велено было в роту возвращаться, нас, как самых быстрых, отправили по чайным в поисках зажравшихся чужими хлебами солдат, собрали построение, пять раз да полчаса пересчитали, довели счёт до восьми раз за час, из курилки каждый боялся отлучиться большее, чем до гальюна на втором этаже, каждый хотел, как можно ближе быть около ротного начальства, ел глазами командиров и требовал стратисфакции личности, требовал вернуть ему доверие, подорванное не любителями вишенок. Что будут давать на ужин, никого не колыхало, ибо угадывать это не имело никакого смысла, ужин у всех родов войск одинаков, по осени жидкая картошка пюре с жареной селёдкой из трески, зимою, весною и летом снова каша с рыбными бычками в томате. Ну максимум, в чём разнообразие, так это картошка, с пережаренным луком и рыбные бички в томате, но это скорее исключение из првил, чем норма. Настроение у всех подавилось так, как картошка в пюре, отпускники ходили мешком прибитые, называли суками только, что вернувшегося из отпуска, говорили, что они не такие, что компот бы и не вздумали бы вести через две границы, что после них всё хорошо пойдёт, не справедливо мол их лишать за тех, которые компотом облились, ходили, ходили, да в кинозал покричали заходить, Ольшанский цветную киношку у ГДОшных киномехаников затырил. Снарядить для этого мероприятия пришлось правда аж двух бойцов, зато один успевал там эту часть в ГДО посмотреть, а когда бежал к нам, то и у нас причащался по новой, и так до конца «дачной поездки сержанта Цыбули» Луком в зале не воняло, напрасно я строчки писал, все гости были в цветасных платьях пошитых у гврнизонных модисток, офицеры собак на нас не смели спускать при дамах, казали из себя вполне приличных мужей и отцов для солдата, мы тоже вели себя, как в сельском клубе, громко разговаривали на публику, старались каждый на себя обратить внимание, одичали поди даже мы без цивильного общества, Цыбуля фулюганил на экране, угонял немецкую бронированную технику, нам было весело вместе с ним, мы были на его стороне против немцев, мы были ближе к немцам сейчас в зале, чем он там на экране, нам некого было бояться, ибо Цыбуля их много лет назад всех победил, кино рокотало проектором, в окошке мелькали тени механиков, рота во время пуска очередной части кричала «Ольшанский рамку», старшина роты в шутку по доброму огрызался поворотом головы назад в сторону окошка киномеханика «Ольшанский, три наряда вне очереди, если порвёшь ленту», ибо папенька лично побеспокоился за киношку из первых рук, но и слово видать дал им немалое, раз так беспокоился, а может успокаивал себя недавним происшествием, и тем, как с горяча пришлось обойтись с любителями компота, что и говорить, праздник не удался, но как там хлопцы на дивизионной губе, покормили их чи не. Кино мелькало кадрами один к двадцати четырём, в глазах стояло другое кино, а как там дома, спать пожалуй уже легли, завалились после гулянки на боковую, ну и ладно, здесь тоже не плохо, завтра ещё один выходной, а после опять потечёт время учёбы, зубрёжки текста присяги, уставов, и всякой другой всячины. Праздник подходил к концу, через миг вечерняя прогулка на свежем воздухе, отбой и баиньки, спасибо Боженька за сегодняшний удачный денёк «день прошёл, хрен с ним, новый настаёт, у с…ка», вот наш сегодняшний девиз, с ним и жить дальше будем, день прошёл, не ближе к смерти, но ближе к нашему дембелю.
sergei: Владимир Мельников пишет: большой материал получается и хорошо Владимир Мельников пишет: клуб в артполк, что стоял сзади нашего гаража. сколько фильмов я в детстве в нем посмотрел111
свн: Каждому участнику форума персональный календарь на 2011!!!! http://calendar.axeeffect.ru/
Владимир Мельников : Продолжение рассказа "Присяга" часть шестая. Второй день начался с лёгкой пробежки, дежурный по роте оказался самым небоеспособным прапорщиком в ГСВГ, человек, который считал, что бег является заблуждением по определению, что во время бега из человека выпадают последние мозги, человек существо не приспособленное для этого, что существуют механические средства передвижения, то бишь машины, что даже кавалерия не смогла против них устоять, не то что пехота, что бегать в общем вредно и пора ставить точку, это был, как вы смогли догадаться, зампотех роты, человек временно безногий, то есть ноги-то у него имелись, но пользоваться он ими часто опасался, ноги были травмированы, а правая даже очень. Миниск лишил товарища прпорщика средства быстрого перемещения и если бы не крепкая палка, хрен бы он нас в автопарке, вообще бы догонял. Палка была из родной российской берёзы, выросшей в неволе. Кто-то сказал в войну про Русские берёзы росшие в Германии, а все так и подумали, что фашисты всё за собой подгребли, даже пленили наши исконно русские берёзы, правда я чего-то не догоняю до сих пор по этому поводу, в Англии тоже полно наших красавиц, но может они туда попали не в рукаве британских моряков, приходивших караванами в Мурманск, может они по ленд-лизу туда попали, не слышал никто об этом, уж больно жалко мне наших сироток, оставшихся стоять в нашем бывшем гарнизоне, стоят они перед крыльцом моей роты, как им там без меня живётся, не обламывают ли их студенты на веники для бани, хотя о чём я говорю, какая баня и какие веники, без русского духа, какая получиться у них русская баня. Зампотех наверное и со здоровыми ногами не очень ратовал за бег, это от человека зависит, командир роты с замполитом и командир взвода мопедов, наоборот решение всех вопросов решали бегом, пукнул во время просмотра кинофильма, бежим три круга вокруг роты, а потом досматриваем кино дальше, потребовал детского мыла, бежим в противогазах на стадионе тройку кругов, но зампотех был из другой породы, он эту теорию считал глупой и вредной затеей, у него была своя и более эффективная система воспитания, он людям привык доверять, но чтобы человек в эту теорию поверил и не сомневался сам в том, что когда-нибудь он по доброй воле и в трезвом здравии обманет зампотеха, тот убеждал таким приёмом, как личный пример. Зампотеху некогда было чикаться с ротными придурками, требовавшими индивидуального подхода, он к пустякам типа зарядки так и относился, как типа к пустякам и напрасной трате полезного времени, его бы воля, зампотех всё расписание в роте подогнал бы под ремонтно-восстановительно-обдирочно-покрасочно-грунтовочно-сварочно-электро-заправочно-помывочные работы. И эти работы начинал бы с пяти утра, как они начинаются в Рыльской колонии, а заканчивал бы в одиннадцать вечера, как они заканчиваются у меня на даче в июле месяце во время строительно-заборных работ под присмотром запотеха по имени мама. Зампотех был то, что надо, только палкой, как жезлом маршала махнул и сказал, чтобы пробежали честно по малому кругу, проверять не буду, а посмеете срезать, сяду в УАЗик и посмотрим, где вы по утрам пропадаете с замполитом, ибо мне дюже интересно стало посмотреть на маршбросок из-за ветрового стекла автомашины. Ну как после этого можно кого-то обманывать, даже дембеля пробежаться попробовали, попробовали, да деды засмеяли, потеряли нюх говорят, пора на покой, не срамите комендачей, сойдите с трассы, на обратном пути подхватим, не выдадим. Не бег, а занятие ананизмом, так даже мне неприятно бежать было, ну что это за бег, срам, но не бег, толпа на пожар мчится наверное красивее. Зарядки вообще не было, так, по привычке вломились в автопарк, а там никого, куда он делся наш дежурный по роте, аж непрятно стало от такого пофигизма, всё настроение насмарку. Да, я не любил бегать по утрам, но оказалось, что если не бегать совсем, то становилось непонятно присутствие меня здесь, как военнослужащего вообще, оно с одной стороны-то приятно за сегодня, да, но к чему тогда втягивать было в систему столько народу, поиграли твоими чувствами, втянули тебя в секту армейцев перворазрядников, не довели задуманное до конца, бросили сами первыми свою же придуманную идею фикс и в кусты. Хороши товарищи командиры, сегодня зампотех, а завтра ротный на прогиб бойца махнёт рукой, даст ему немного марок и скажет «а, ну её к такой матери эту службу, сходи в офицерское кафе, купи себе водки», а замполит вдруг ещё дальше глупой идеи ротного пойдёт и предложит за СОЧи съездить с ним в бордель к девкам из Венгрии у вокзала, про своего взводного уже не хочу и мечтать, от того можно в такой ситуации дождаться предложения отрегулировать транспорт с помощью ротных регулей, аж до Брестской таможни. Не, я без зарядки не хочу, пусть я сам боюсь говорить эту ересь вслух, но кажется вокруг немая стена поддержки из так называемых сознательных, как сказал бы замполит, костяка роты. Пропал день, еда не лезла в глотку, люди шлялись по роте и автопарку без дела, прогулки с приключениями не получились, вокруг соседей, у артполка и ЗРП было полно народу, в чайную к ним пробиться не получилось и с третьего разу, деньги не отнимали явно, но в решимости взглядов, окидывающих нас и слепому было понятно, что войти и покупать скорее всего не станут препятствовать, но вынести за пределы двора артполка не дадут. Стояли такие же дух плотно прижавшись к стенам, тупо уставясь в пол, но при приближении отклеивались и отжимали от улицы, оставляя открытой только дорогу в свою чайную. Увернуться с первого раза не получилось, дико уставясь на наши красные погоны долго думали, как мы из пехоты, оказались у них, ведь имеется чайная у каждого подразделения, что за духи, на что покусились, даже в отсутствие мани, всё равно чайная остаётся в нашем неприкосновении, да, стоим, ну и что, стоять не привыкать, дома у нас ещё сидят на корточках и что, день могу сидеть, два, на третий деньги дадут, очередь занимать не надо будет, двадцать девятый день стоим. Спасибо хоть посмотреть пинком под зад разрешили, как теперь выходить, надо будет думать. Хорошо прилавок товарами завален, чего только нет и в универмаге и в самой чайной, ой а это кто развалился на стульях и нам дружелюбно сигналы SOS подаёт, подгребайте, огребать будете. Кто, да что разрешил, почему ослушались, может кто из наших послал, ах сами пришли, ну да, конечно, понимаем, нас увидели и вдогонку побежали искупление от будущих грехов выкупать, есть такая опция в какой-то вере, там можно и от настоящих и от прошлых и от будущих грехов покаяние получить, не безвозмездно естественно, как бы на пожертвование в пользу бездомных в твёрдой валюте. Пропал день, из огня, да в полымя, что лучше, чужие на улице или свои в чайной, наверное свои, ну как на своих можно валить, своё говно не пахнет, за стол пригласили, даже места получше уступили. Господи, аж от сердца отлегло, ну чего Бога гневить, свои они и в Африке свои, не будут ведь напоказ прямо вот тут нас опускать, не с руки им, там в роте пусть что хотят с нами, ладно, стерпим не простим конечно, но сейчас мы это уже сами почувствовали, что дело пошло на лад, по глазам присутствующих дедов, было заметно, что они сами тут чувствуют себя не в своей тарелке, гоношатся перед нами, но сердце не обманешь, интуиция подсказывало, что наше присутствие прибавило им весу и укрепило волю и желание не уходить отсюда, а наоборот, задираться до конца, присутствие солдат с чёрными погонами, ничего не покупавшими и не известно, что тут вообще делавшими, солдаты были разных возрастов призыва, солдаты подпирали своими телами стены заведения, солдаты внаглую рассматривали чужаков, они мысленно отнимали нашу колу, ели печенье и кушали печенье, руки сами полезли в карманы, где лежали марки, а их было у нас, поверьте, марки легли крепко в руки сами, но этого делать не надо было, нет, солдаты столбы не покинули своих постов, как могли они на это пойти, стены ведь рухнуть могли, где тогда тусоваться за неимением дискотек, если не тут. По движению воздуха и шелесту купюр любимые дедушки правильно поняли наше состояние, меню, сказали они, меню здесь не подают, подсказали нам они, что если вы хотите, что-то купить, то мы здесь посидим, а вы пойдите и выберите себе по вкусу, то что вам больше глянется, можете даже здесь посидеть и спокойно поесть. Широте души наших дедушек не было предела, спасибо, что не ушли по-английски, сидят себе тихонько, на столе ни крошки, чего приходили, никто не может ответить, ни посуды, ни крошек. Сколько так вот тут наши сидят, наверное не меньше, чем те, которые у стеночек, как истуканы стоят, может тоже стояли раньше, но перед нашим приходом поморились, да попадали на стулья, смотрят нам в спины, а мы и не замечаем, рот варежкой раззявили и давай марки транжирить, куда их ещё девать, как не на прожрать сейчас, когда ещё 7 Ноября наступит, завтра опять мытарить начнут, знать спускать настало время для нашего капитала. Себе всякого говна накупили, а про дедушек и не подумали, мысли конечно мелькали, мол, надо бы угостить, сидят, нас от нечисти берегут, обберут и глазом не моргнут, тоже небось свои деды отправили, кого за спичкой, кого за сигареткой, а кого и за печеньем. Куда деваться им, где деньги и сигареты со спичками и печеньем, дык, кроме этого места, пожалуй, и нигде нет, вот стоят и делают вид, что просто так сюда заглянули, никому, мол, не мешаем, стоим, молчим. Накупили: банку мёда в бумажной коробке, три бутылки колы, три пачки печенья несколько штук жвачек и с улыбками до ушей, двинули к своему столику и уселись довольные собой. Как среагировали на наш усест за стол дедушки, да никак, как разговаривали тихонько о своём прожитом, так и продолжали говорить, о чём они говорили, да поди пойми, начала разговора мы не слышали, а сейчас и подавно, на столе еда из поднебесья, на кой нам знать их тайны, а дудушки нам «да вы кушайте, кушайте, на нас внимания не обращайте, мы ужо повечеряли, ешьте, вы молодые, вам жить», а сами даже немного носы отвернули в сторону, мол, да не смотрим мы на вас, не собираемся смущать своим присутствием. А кола не открывается почему-то и печенье лежит, так, как упало на стол, даже жвачки по карманам не разошлись, так горкой и прилипли одна к другой, а слюна уже горло драть стала. Ну чего вы не жрёте, жрите раз купили, а мы, сидим и смотрим на то, что должны жрать, но что-то нам подсказывает, что делать этого не надобно, чуем подвох, но пока не можем понять откуда. Спички есть, спрашивают? Ага, наверное после сытого хавчика «на покурить» потянуло, ну что, знакомое дело, конечно говорим есть спички, вот нате и коробок пошёл по рукам гулять. Чё смотрите, открывайте, пробу снимать будем и долой целлофан с печенья. Мы не можем в толк взять, что они делать собираются, а спичка уже зажжена и поднесена к вынутой из пачки печенюжке, печенюжка приприкосновении пламени сначала начала коптить, но потом вдруг вспыхнула ярким смолистым пламенем, да как загорится сантиметров на девять вверх, прямо под потолок. Те, которые стенки подпирали, в испуге отшатнулись, потеряли опору, стены качнулись, но удержались, пламя за минуту проглотило всю площадь съестного, и коснулось старческих ладоней. Послышалось «видели, из чего это сделано, из нефти конечно, и вы собирались это есть?», стоило задуматься, а огонь в умелых руках уже перекочевал на мёд в бумажной коробке, мёд и нам сразу показался подозрительно дешёвым, а после того, как, брызгая и треща, стал рассыпать зажигалки вокруг нас, стал и вовсе отвратителен. О происхождении жвачек, речи и без пробы быть не могло, жвачки точно делали не из того, из чего делали мёд, их делали из того же материала, из которого делали кондомы для сексуальных женщин Германии, об этом мы и без спичек знали. Мы сидели и смотрели на фокусы, еда из нефти лежала на столе, деды смотрели на нас, истуканы стали по своим местам, что делать дальше никто не знал. Еда представляла из себя опасность, это наконец-то стало очевидным и для нас и теперь становилось понятно что делали тут наши дедушки, почему на столе у них ничего не было, почему люди в чёрных погонах стояли и молчали там, где их с утра поставили. Дедушки были командированы из роты специально затем, чтобы предостеречь таких, как мы, олухов, которым ясно было сказано «до полгода ногой ни ни в чайную», ну вот, а мы не послушали, ещё одна момента и наши жизни пошли бы молотка у гробовщика, два удара и готово, там тебе не тут, тут тебе не там, как говорили вятские лесорубы в нашей роте. Дедушки сидели и молчали и я набравшись смелости не долго думая, а я никогда долго не умел думать, взял да и выпалил, а может вы нам поможете это умять, ведь, если рассуждать в свете молекулярной механики, то получается примерно, как у Архимеда «тело впёртое туды, равно выпертой воды», это же первый закон Архимеда, который в условиях тотального производства продуктов в условиях железного занавеса, путём механического расщепления молекул сахарозы, выращенной путём кристаллизации ионов сахара, при высокой степени сжатия в специальном автоклаве, с выходом сухого продукта кратностью 4а. На предложение «всё это умять», меня чуть из-за стола не выкинули, кто? Да все, и духи и дедушки тоже, никто ничего не понял, мои бараны поняли по своему, что я, мол, ишак меня нюхал, вздумал лизнуть кое у кого взаймы авторитету, а дряхлые дудули, те приняли предложение «всё это умять», никак не меньше, чем предложение «умереть за Царя», сожрать эти эрзац продукты, оказаться кверху ластами на берегу жизни, прогулять свой законный дембель и это за ради чего, за ради предложения одного единственного полупридурка духа, который вот тут, здесь и сейчас, уже посмел возомнить себя равным, возомнил себя не больше, не меньше, чем распорядителем кредитов, а кредиторов, понятно, бьют. Бьют не здесь, за столом грех бить дураков, их бьют ночью вызывая в подвал в каптёрку, чтобы умные не видели, как бью дураков. Здесь лишь спросили ласково «эт ты кому предлагаешь сожрать всё это, это не нам ли случайно, да как ты о нас мог так плохо подумать, наслушался там на гражданке гадостей о нас, о дедах, а мы может специально тут в армии застряли, чтобы тебя дождаться и доказать тебе, голова твоя порожняя, обратное, смотри и на ум мотай» и после этих слов взялись за трапезу, «они нам ещё угрожают едой, а мы их тут с самого утра дожидаемся, сидим, всё интересное в роте пропустили, ждём, чтобы кого из вас дурней от смерти спасти после обжорства сурагатом» и только мы видели мёд с печеньем. Кола не долго шипела, пара арахисовых орешков моментально её успокоила, орешки, сбивая силу, заложенную в энергии углекислого газа, поднимаясь, то вверх, то вниз, замедляли процесс кипения, то есть, процесс образования пузырьков воздуха и отрывания их от дна. Мы сидели и чувствовали за собой неосознанную вину, в чём она проявлялась, понять было трудно, но нам реально было стыдно за свою тупизну. Ляпнуть я успел вовремя, но почему всё пошло не так, как предполагали, никто из духов понять не мог, со стороны было видно, что либо мы лохи последние и нас крепко свои поимели, или мы идиоты от рождения и это наше дальнейшее кредо, или это одна из шуток закрепившихся за старослужащими комендантской роты, а что это именно комендачи, пожалуй никто уже и не сомневался. Теперь немного глаза наши раскрылись на предмет долгого стояния в проходах, подпирая своими телами стены чайной, да ради такого спектакля, как наш, можно с ночи за контрмаркой очередь занимать, главное, это бесплатно, «иди и смотри». День, так плохо начавшийся с утра, кажется удался, не только им, солдатам в чёрных погонах из артполка, но и нам самим удалось попасть на редкостный спектакль, где каждый зритель сам становился участником постановки. Режиссер правильно поймал истину момента, зритель остался доволен своим поступком, гора посуды с орешками на донышке и кучи мусора от обёрток, лучше любого конферансье возвестили всех окружающих о том, что «керосин хлопцы кончився, кина бильшэ нэ будэ, идить лучше хлопци до дому, до хаты». Марок больше не было, марки были запрятаны в укромном мне месте, сидеть и лупкать друг на друга не имело никакого смысла, отрыжка колой привела нас в чувства и на вопрос «ну, что пойдём вместе в роту или вы посидите и покушаете ещё немногоздесь? Смотрите сами, мы в принципе уже уходим, если что можем следующий раз опять вместе сюда прошвырнуться, смотрите сами, где нас найти вы сами хорошо уже ориентируетесь, заходите почаще к нам в каптёрку в подвале вечерком после отбоя, если что, у нас всегда есть свежая картошка фри и чай с сахаром, ну давайте мужики, варежкой здесь без нас особо не хлопайте, сами видите, сколько тут голодных глаз, обуют и глазом моргнуть не успеете, что тоже спешите в роту, а, ну так нам тогда вместе с нами по пути, у кого сигаретка посуше, угости дедушку, нет, если сыроватые, то у меня свои есть» Прямо сказки Пушкина, по усам текло, да в рот не попало, спасибо дедушкам, никто нас и пальцем не тронул, пару раз потом с ними сходили, так потом до самого дембеля нас там никто не трогал, чего спрашивается сначала испугались, люди, как люди, если есть своя полковая чайная, но нет полковых грошей, то как там в Белорусском кино сказано «иди и смотри», что люди и делали, шли и смотрели, как другие покупают и «это» кушают, а через полгода, пообвыкнув сами потихоньку начинали разговляться, чтобы начать такое есть, большая смелость нужна, это вам не на полигоне болванками из закрытых позиций по немецким хаусам стрелять по пьяни. Рассказать кому, не поверит, чтобы сами своими собственными руками отдали свою тётю чужому дяде, да не было на нас Миколы Цыбули, появился у нас такой персонаж в мотоциклетном взводе после просмотра кинофильма про удачную поездку по тылам противника неудачника сержанта Цыбули, лучшего моего другана, Колюна с под Сорочинской ярмарки, ото тот був ще кадр, «жох», сказалы бы мини на Полтавщини, вин казав колысь мини, що ото колы вин йисть галушкы и ото як удрух одна, чи дви у макитри остануться, то вин довго нэ думайе над Тим, що знымы йому робыть, вин оти уси пинадкусувайе, виписля того як зйисты нэ сможэ. Скажите, а как бы вы поступили в сходной ситуации? А никак, вас с нами не было, у вас были свои ситуации, очень близко похожие с нашей, я даже отвечу вам почему, а режиссер у нас был общий, дедовщина. Никто никого не обижал, не притеснял, не отнимал, всё произошло так, как в сериалах Дискавери, когда один зверь поменьше добыл косулю, а другой, тот, который с гривой на шее, взял, да и скушал, он даже не делал угрожающих рыков, просто пошёл в ту сторону, где было много еды, а другой, голодный, не зная силы того гривастого, поступил так, как подсказывал инстинкт самосохранения, оставил добычу, нарыл нычку и кружным путём рванули снова по горячим следам в чайную. Нычка маленькая оказалась для успокоения ущемлённого самолюбия, пошли по шерсть, да вернулись сами стриженными, с умом бы сейчас надо, как-то всё провернуть, правильно ведь поступают командиры, сначала рекогносцировку на незнакомой местности проводят, а потом зная броду, лезут в воду, лопухи комендантские, воткто мы после этого. В разведку пошли парами, приблудился к нам ещё один, очень большой любитель молочных продуктов и стало нас две пары, как мессеры заходят в атаку парами, такую тактику и мы применили на этот раз, заходить решили сразу, следуя одна пара за другой, держаться решили в пределах прямой видимости, так, чтобы как только на первую пару обратят полкачи внимание, вторая пара догоняет первую пару и начинает на виду у чёрнопогонников ломать комедию, на тему : стойте, деды послали нас, чтобы вы докупили сигарет поштучно, молоко и мёд, а ещё сказали, что если вы не дай Бог, что-либо затырите, то в роту можете больше не возвращаться. Таким образом мы считали, что сможем ввести противника в заблуждение, споря и толкаясь будем отвлекать внимание на себя, а вторая пара спокойно успеет прикупив всё «для злых дедов», смотать удочки, а мы ретировавшись, сможем пустые свободно рвать свои когти оттуда. До момента покупки всё так и произошло, выйти тоже дали, но на выходе попали на дежурного сержанта в чёрных погонах, который наводил в чайной подобие порядка, а по русски, просто давал сапогом под жопу своим духам, не разбирая кто из какого подразделения, дежурный офицер с мелкими звёздочками на погонах и повязкой на рукаве, делал примерно то же самое в универмаге, только более культурно, сапоги он свои не пачкал о грязные попы военнослужащих, он неожиданно резко поворачивался к группе бойцов, становился во фрунт и приложив руку к фуражке подавал выстрелы команды, на языке известному всем, кто хоть раз надевал на себя военную форму. Команды были настолько содержательны, что переводить на 104 языка, народов, населяющих СССР, надобности не было. Одна только ладонь, поднесённая к виску, означала для духов, наказание не ниже, чем три наряда вне очереди. Нашего ротного я таким никогда не видел, ни в начале ни в конце службы, наш Лемешко не умел так делать, руку к виску и смерть, Лемешко убивал словами, не прибегая к мимике жестов, здесь были командиры страшнее и против ладони приставленной к виску не очень-то и попрёшь. Валить надо отсюда и как можно скорее, пока не дошла очередь до нас, самоволка показалась мне детской забавой, там не известно, напорешься на кого или нет, а тут стоит, как регулировщик с жезлом на перекрёстке и все трабанты прекратили своё движение, дожидаючись разрешения от человека с жезлом. То, что красные погоны, нас напугало ещё больше, хоть и мечтали мы уехать на дембель в чёрных погонах, но переодеваться сейчас, как-то не хотелось, два злых слова и твоя мечта исполнится, тебя с радостью переоденут в другую форму и поставят на другой перекрёсток жизни. Валить мимо сержанта, пока лейтенант не освободился. Двое с покупками ноги смогли унести, нас же отсекли от основных сил, арьергард принял бой с неравным противником, у них на руках повязки, у нас по жопе мурашки, заберут, к себе отведут, полотёры танковые всучат и поставят на путь истинный, на дорогу жизни в казарме артполка длиною в одну комендантскую жизнь, будет тогда нам «широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек». Надраешься как следует, намоешь полов, по почкам за препирательство с нарядом артполка, получишь, а по возвращению в роту ещё добавят, а после могут посчитать за дезертиров и насовсем выгнать туда, откуда только, что пришёл на полусогнутых. Не знаю, как мои друганы, но я заочковал, что влип, колу с молоком, купленные на мои несколько последних марок, наверное уже кто-то допивает, но не я, моя рука вместе с рукавом зажата в объёмистом кулаке гориллы, плеть второй руки напарника находится в параллели с моей рукой. Товарищу по всему видать, ещё больнее, чем мне, но что нам делать дальше не знаем ни мы с товарищем, ни сержант. «Марки остались? В каком кармане? Купишь солнечных пачку, я сказал!» приговор трибунала прозвучал бы нежнее этих, сквозь зубы сказанных слов, чтобы лейтенант не смог догадаться о мародёрстве подчинённого, находящегося при исполнении. Сигареты никогда не покупал, всегда считал для себя, что если не курю, то и покупать для других не буду, но вот скажите на милость, пришлось, а выбирать и разбираться не научился, пришлось, чтобы угодить, купить первые попавшиеся, лишь бы поскорее отделаться, да вырваться на свободу. Какие на мои крошечные марки можно купить сигареты? Я вас умоляю, да только немецкие, не лучше наших северных или донских, дали первое, что подходило под стоимость, да и расчёт был, какой? А боится он своего командира, этому будет несказанно рад, ещё спасибо скажет, это он такой смелый, пока дежурный офицер занят своими бродягами, пачку в руки и бегом на выход. Сигареты-то в руки попали, да не так оказалось всё просто с нашим выходом, как держал нас сержант крепко, так и повёл из чайной на улицу. За угол отвёл и сказал нам по дружбе «В общем так, я буду ждать вас здесь каждую получку, лучше приходите вечером, меня здесь каждая собака знает, скажете, что вы пришли в чеченцу и вам меня позовут, будете покупать мне с каждой получки сигареты и жвачки, себе за это всё остальное, вас здесь больше никто не посмеет после этого трогать, ясно?» Ясно, хрена тебе лысого, но не сигарет с нашей получки, правильно старшина роты говорил о том, что до полгода запрещает нам посещать чайные и магазины, видно тоже данью облагали в прапорщицкой учебке, человек с головой наш старшина, дольше в артполк ни ногой. Второй раз за один день в одном и том же месте прокол, ну невезуха, так невезуха, спасибо из роты никто не видел, до дембеля попрекали бы, как пить дать. Летели без оглядки не глядя друг на друга, два мужика не справились с одним, чёртова субординация, дома штакетиной огрели бы, узнал бы почём пачка сигарет, зашли бы из-за угла, подкараулили, до пупка бы штакетиной развалили, а сигареты себе бы вернули, это же надо, так разозлил. Правильно говорили, не ходите по малу в чужие чепки, ходите толпой, так нет же, чёрт нас дёрнул с нашей рекогносцировкой, совсем забыли, что рекогносцировку офицеры проводят, а мы солдаты, чтобы качественно провести её надо звёздочки носить с собой, как тот, что руку к виску и «товарищ солдат, ко мне, бегом марш!» Топот сапог, несущихся из под арки придурков, привёл в весёлое состояние наших напарников, они сидя недалеко от пушки, что стояла на постаменте перед казармой артполка, в парке на скамеечке, устроили ржачь по нашему поводу, печенье у одного из них крошками посыпалось изо рта, кола пеной повалила у другого. Сволочи, они свободно и безнаказанно выпорхнули под нашим прикрытием, а сейчас плевались печеньем и транжирили колу на ерунду, на пену изо рта, пускали печенье на корм дроздам, а нас опущенных устно сержантом, колотило и клокотало, и из-за этих придурков и из-за нежданно нагрянувшей проверки в чайную. Всё, сказали мы с напарником, в следующий раз вы пойдёте вторые туда. Нееет, туда мы больше не пойдёёёёоом, молоко отобрали ещё не доходя до выхода, туда никто из нас больше не пойдёт, пойдём в свою чайную, туда, где казармы ДОС, где парикмахерская, у санбата или лучше в генеральский магазин, там пока данью никого не придумали облагать, да и тёлка там за прилавком кое кого дожидается и кажется мы знаем кого, и снова пузыри из колы, крошки печенья изо рта и ржать ржу согнувшись пополам. Ишаки вы, говорю я им, чего бы вы понимали в тёлках, у самих небойсь руки усохли от работы под одеялом, оторвались бы, отдохнули, волосами ведь ладони покроются, к дембелю совсем зарастут. Почему зарастут, а сами на ладони, зырь, зырь на мои. Идиоты, купились на голый крючок, как бычки, которые на любой «бульк» в воде, бросаются и насаживают прожорливые пасти на остриё во время нереста. Жрачку половину съели, половину просыпали на землю, бутылки закинули подальше и толкая кулаками под рёбра, понеслись от парка в роту. Недалеко смогли ноги унести, наряд по автопарку всё это видел через сетку забора типа «рабица», давно наблюдал в засаде. КПП не бросишь, духов к порядку не приведёшь, но дождались, когда рыбка сама в сети поплывёт, а рыбка-то глупая, откуда уму-то взяться, когда с момента призыва считай один месяц и прошёл-то, откуда ему взяться. Построили ещё раз перед КПП, велели по карманам пройтись, пусто? Догадывались. Так вы, что с..ки чужих вздумали кормить, сами жрёте в парке у всей дивизии на виду, а у нас тут сердце кровью обливается, а вы поганцы разбазариваете налево и направо дорогие каждому сознательному солдату продукты, ах вы ещё и в каждую получку приглашены кормить попрошаек, а кто тогда своих любимых дедушек станет содержать, если у вас уже составлен жёсткий график перемещений из пункта «А» в пункт «Б» и даже меню кем-то утверждено, какая неслыханная дерзость. Сейчас вы пойдёте в роту к товарищу Дементьеву, ротному каптёрщику и доложите о приключившемся с вами происшествии, а вечером мы к вам зайдём с ним в карантин для некоторой профилактики правонарушений в нашем городке, да помалкивайте о случившемся и о нашем с вами разговоре, пусть это будет наша первая большая тайна, адью мальчики, двадцать секунд и вы в подвале у Дементьева, десять секунд уже вы потеряли, газ пошёл! Ровно через пять секунд мы, стесав до колен ноги о мостовую, стояли перед дверью в каптёрку у товарища ротного хранителя имущества по фамилии Дементьев. ,
sergei: Такой объем только дома..трафика не хватит..
Владимир Мельников : Приятного отдыха.
Владимир Мельников : Продолжение рассказа "Присяга" часть седьмая. До присяги оставалось больше месяца, но за это время мы умудрились столько нагадить, засветиться в роте так, что могло оказаться, сто нас могли вполне оставить на второй год в карантине, присягать нам могли не доверить Родине, так в школе всегда поступали с октябрятами и пионерами, если не то, то говорили «гуляйте Васечка по коридору обкома комсомола прямо на выход, вы нам не подходите, такие в комсомоле не нужны, зайдите вечерком в другой отдел, в подворотню номер шесть, в отдел гопстопа, это наши конкуренты, но так, как мы иногда сами пользуемся их услугами, то можете при поступлении на нас сослаться». До двери номер три, подвала номер один я ещё очень верил в то, что во мне кто-то истинно нуждается, что я попал по назначению, я истинно верил в справедливость и истинность того, что называется Советская армия, но после некоторого общения с теми, кто отдал долг Родине или дослужился до почётного звания «дед Советской армии», я стал двояко относится к тому, что говорили и к тому, как на это реагировали люди постарше, чем я. Для меня авторитет командира маленько пошатнулся, наивности поубавилось и открылось нечто новое, более совершенное, в которое верилось почему-то с лёту, приказы стали подвергаться осмыслению, стали обсуждаться оцениваться, огавариваться в кругу сослуживцев и даже не выполняться, да даже не выполняться, нет не от крутости, скорее от хитрости, просто стали саботировать, пробовать и знаете, стало получаться, страшновато было, но раз вышло, два вышло, всё упустили нас, стали серединка на половинку наши сердца и желания. Командир днём, он не может с тобой сделать то, что с тобой сделают деды ночью. На стук вылезла рожа, от которой хочется закричать вслух, да именно рожа, лицо такого выражения не может иметь, лицо превращается в рожу, которая выражает нечеловеческую степень возмущения проявленного неуважения к старости, наглости и хамства проявленного безпозвоночными существами прибывшими для выполнения самых чёрных видов работ, то есть нами. По тому выражению, с которым на нас смотрели, мы поняли, что попали никак не ниже, чем на суд сатаны, что в такой страшный момент, момент вынесения судьбоносного приговора, четыре придурка нашли потайную дверь Карабаса Барабаса и пролезли туда, куда Макар телят не гонял. Я вам главного не сказал, не успел, если бы вы знали это заранее, вы бы мне даже по прошествии лет, даже сейчас, когда больше ничто не угрожает, написали бы в посте, чтобы я не вздумал этого делать, но я и тогда никого не боялся, а сейчас и подавно не забоюсь. Вы думаете мне было страшно тогда, да вот не угадали, ни фига, я был в таком состоянии наивности и доверчивости, что если мне сказали, чтобы я лично передал «товарищу прапорщику Дементьеву» то-то и то-то, то я так и поступил. Я с порога, как только показалась чья-то симпатичная физиономия военнослужащего без фуражки с аккуратно зачесанным чубчиком налево, так и выпалил «нельзя ли видеть здесь товарища прапорщика Дементьева, ему привет от дежурного по парку, честного сержанта Пупкина» Вот в это-то самый момент я и потерял лицо человека, вместо лица оказалась рожа, я не знаю чья, но не Дементьева, ибо лицо симпатичного человека не может так просто, вот так из-за пустяка, из-за одного предложения, сказанного духом, превратиться в ужасную рожу, рожу застывшую на этом лице. По тому, что я облажался, я и сам уже успел понять, не надо меня сзади в спину мутузить кулаком, ступил и понял, что очень ступил, ещё до того, как произнёс «товарищ прапорщик», ибо никакого прапорщика в каптёрке не было, были очень чёткие парни, никому не мешавшие жить в этот день, да и вчера мы их мало наблюдали на солнечном небосводе, всё больше в подвалах, всё ночью, никому и ничего плохого, чисто сами с собой, чисто клуб по интересам. «Дверь закрыли с этой стороны, фамилия (это в мой адрес), размер сапог?(это тоже ко мне вопрос)», не понял последних слов, простите, что вы сказали, не идёт в голову, не совпадает выражение лица рожи и слова произнесённые ранее, я по выражению лица рожи понял вопрос по своему, мне кажется так будем сказать точнее «фамилия, размер гроба?», я не отступлю от своего толкования вопроса, я до сих пор стою за той дверью перед нетоварищем прапорщиком Дементьевым. Количество присутствующих открылось только что, человек не менее шести принимало участие в клубе по интересам, в клубе, где каждому нашлось своё занятие, каждый отдавался ему от души, армией здесь не пахло, это был подпольный дембельский обком партии. Устоять от моих слов умудрился только сам Дементьев, все остальные, как сидели, так и повалились набок, ржать не стали, ржать было нельзя, ржать, значит выказать неуважение хозяину каптёрки, человеку, авторитет которого в роте был непоколебим, Дементьев был единственным человеком, которого в равной степени уважали все командиры взводов, командир роты, замполит, старшина роты. Дементьевы не рождаются кучами, Дементьев был товаром штучным, такого человека любили абсолютно все, к нему было самое ровное отношение, Дементьев был самым честным, порядочным и справедливым человеком своего призыва, нет он не был единственным порядочным человеком, я не прав, он был индивидуумом своей штучности, таких исключительных личностей в роте было не счесть числа, но Дементьев был всё-таки такой один. Дементьев знал меру, он если, что делал или задумывал, он никогда не переходил грань оскорбления личности, всё было логично и последовательно, прожить столько времени и не попасть на губу, прожить много в роте, но не получить отставки от начальства, прожить среди сослуживцев и не потерять уважения, не нажить проклинателей среди младшеслужащих, вот это о чём-то говорит, говорит, но мы этого, стоя перед ним, пока не знали. Я прощался с жизью, передо мной стоял гробовщик из кинофильма «Бег» и трогал меня за щёку, проверяя, не требуется ли мне побриться перед процедурой. В стакане забулькал кипяток, провода с бритовками на конце прыгали у меня перед глазами, выключить, я так понимаю, некому, все ползали по полу и давились смехом, Дементьев на убегающий чифирь внимания тоже не собирался обращать, он смотрел на покойников и думал, как бы их получше упаковать и спокойно продолжить своё дело, от которого его только что оторвали. « Крючок накиньте на петельку», это моим товарищам, «стойте там, где стоите», это опять нам всем. Стоим, пока не падаем, живым в гроб не ляжешь, «кто-то, что-то сказал или мне послышалось?», это опять нам, мы ничего не говорили, это я посмел, что-то открыть. Только и успел, больше не получилось, красная молния метнулась в мою сторону, я грешным делом подумал, что это «фаза», она так всегда в моём представлении виделась, красная, размером больше моей головы. Нет, не фаза, каждому по две фазы досталось, только и успели поймать, как поняли, что о размере гроба я не преувеличивал, интуиция, что будут бить и сейчас не подвела, ошибся только в одном, что ногами бить не будут, перчаток для бокса ногами ещё не придумали. Пара красных перчаток за один секунд оказалась привязанной к каждой руке посмертного, две пары образовали круг, кто остаётся на ногах, тот уходит первым, потом уходит второй, потом третий, потом я. Не буду утомлять вас ещё этим, нет необходимости, перчатки надевать приходилось несколько раз, экспандером для рук на четырёх пружинах тоже приходилось качаться, дырка в штукатурке потолка пятиэтажки тому свидетельство, ручные пружинные ломал один за другим, резиновое кольцо до сих пор где-то валяется, занятия в спортзале, броски через пупок в секции самбо, всё не пощло на пользу, коснулось только поверхностно, вроде как для поддержания разговора со сверстниками, чтобы не посчитали за слабака. Никогда откровенно не готовил себя в костоломы, всё больше нравилось интеллектуальными видами спорта заниматься, попить пива в баре с голубыми сводами в Лефортово, порыбачить, поохотиться на водоплавающих дичей, книженцию про «фронт за линией фронта» или типа того почитать, позагорать на крыше, да покупаться в Кусковских прудах. Били недолго, драться вчетвером в тесной каптёрке, да не смешите меня и сейчас, кого там было бить, четыре одинаково заморенных чучела. Мотало не от удара, а от толчее на пятачке, ударять-то надо было знать кого, а когда ты только вздумал встать в подобие стойки, как со всего размаху по старорусски получал кувалдой сверху вниз по голове, валился в сторону, на тебя падал кто-то ещё, сапогами получал по морде от третьего падающего и по яицам снизу вверх ломил первого. Кто был первым, а кто битым по морде от четвёртого не один рефери в каптёрке не мог себе ответить, бокса не получилось, мордобой по Ступински получился, кто кого успел запрессовать, тот и был верхним в поединке, но разбитые яица сводили к нулю эту победу, победители ползали в парадках по полу имитируя поражение ибо каждый понимал вполне серьёзно, что мы свои и нам долго так ещё ползать, унижаясь, пока сами не начнём ставить других по стойке смирно. Да и драться не из-за чего нам было, причины не наблюдалось, дедов мы больше не уважали, чем себя, да и больно опять же, перчатки перчатками, но челюсти сводит не по-детски. Такой бокс не понравился присутствующим, за такой показ морду бить нам надо, перчатками с болтами, зажатыми в руках.«Перчатки!», это к нам, «кто из вас хоть раз их до службы надевал?», да никто, это мы вслух, хрен тебе я скажу, что баловаться приходилось, да ничего путного не вышло, может тебе только такие и нужны, товарищ непрапорщик Дементьев.«В общем так, кто не хочет, чтобы у вас деньги отжимали или типа того в чайханах, жду с восьми вечера до двадцати одного, по Галльскому времени, вопросы есть, вопросов нет!», подитожил рефери ротной каптёрки. «Рассказывайте, что случилось, почему вы здесь и как собираетесь жить здесь после нашего ухода из роты на дембель», это опять к нам. О том, что с нами произошло в чайной артполка по утру, знали несколько из присутствующих, о том, что было продолжение, знали не многие, знали мы и те, кто нас сюда отправил на исправление, к психологу, так сказали бы на современном сленге. Чифирь заварился и остывая, поглощался присутствующими. Запах Цейлонского чая поглотил кислятину портяночного загашника, слюна перестала выделяться и захотелось тоже попробовать чаю, но чаю не было, был чифирь, чифирь я не пробовал, чифирь готовили в тюрьме, в тюрьме я тоже не был, поэтому стоял и аккуратно осматривался вокруг себя. Осматриваться не возбранялось, за это не били. Все так делали, кто-то даже согласился ради разрядки обстановки, попробовать чуточку чифиря, много не предлагали, стакан не был литровым чайником, соображать надо, да и не требовалось много на пробу той коричневой гадости. По тому, как скривилась рожица пробовальщика, по тому, как глаза застыли в положении «щас обосрусь», по тому, как замотал головой боец в поисках «куда выплюнуть», мы поняли, что с первого раза это «не вкусно». Нет, что потом это может и будет доставлять людям удовольствие, но, скажем, положа руку на сердце-у нас ещё всё очень даже впереди. Осмотр произвёл на нас впечатление, выгонять и бить нас вроде не собирались, скажем больше, нам были даже рады, объяснили, что это шутят так в роте и шутят не знамо с каких времён по поводу «товарищ прапорщик», так называют всех, кто хоть раз за службу помыслил в шутку или без, заявить о том, что вот останусь на прапорщика, жаль уходить на гражданку, не для «обокрасть ротную каптёрку или продсклад», а для «жалко расставаться с тем, где столько прослужил», что и вы так же шутковать после нас станете, и что мы только приветствовать это станем, сидя у голубых экранов телевизоров, нам-то потом по барабану, что вы с духами делать будете, мы своё уже получили, квиты. Интерес в нашем присутствии действительно имел место, когда-то и мы будем так поступать, «добреть» в глазах молодых, так поступали с они, мы прибыли только что, они полтора года назад, всё, что было на гражданке тогда при них, давно изменилось к лучшему, осталась боязнь перед гражданкой, это здесь они хорохорятся, физически ещё тут, духовно уже каждый сам по себе. Каждый пробует примерить на себя свободу гражданки, да не выходит с которого раза, не получается без тренировки, а с этим что, а эта каптёрка кому, а старшина роты как без меня, ясно что и он через полтора года заменяется, а как же Галле, как Германия, сладко говорят в ней, вон сколько сверчками трещит по общагам, сколько прапорщицкие погоны надели, сколько в военные училища заявлений написали. Мы тоже пока не собирались уходить, да нас и не гнали, самим тоже хотелось о себе заявить, кто, откуда, что успел сделать в жизни, про залёты и вообще про жизнь в роте рассказать. Слушать не стали, знакомо, это я про ротные дела, просто сказал человек у стола «не пи…дите», всё не так, замполит не тот за кого себя выдаёт, ротный, батя и взводные люди, зампотех мужик, а замполит он и в армии замполит, думает и делает так до тех пор, пока с рук сходит, пока погоны в мелкую звёздочку, прорастут покрупнее, узнаете его как следует, должность у него чужая, собачья, сам человек, но должность ….как прикажут, так и напишет, помяните моё слово, в такое училище не каждый пойдёт, тут особый человек нужен, это тебе не высшее командное, это политическое, комиссарское, туда не всех берут. Замполит оказался до моего дембеля именно тем, кем себя выдавал, ни капельки звёзды его не попортили, Кузмичу всё пох было, скорее всего он из «пиджаков» происходил, ну типа того, что после педВУЗа остался по предложению служить в замполичих войсках, а чего в Германии не послужить, я бы сам после ВУЗа остался, всё знакомо, город родной, душой прирос, рота-дом родной, нет, я в самом деле говорю, тогда многие на заработки пытались в загранку смотаться, был бы энергетиком где-нибудь в Галле, обеспечивал бы энергией гарнизон, слыл бы местным королём воды, говна и пара, как нас ещё за глаза называют в других ВУЗах, за энергоснабжение, в которое входит не только электроснабжение, но и водо и калоканализация, вот так то. Студент, ты будешь с сего дня называться «студент», понял, это в мой адрес, а что тут такого обидного, конечно, с радостью такую кликуху готов носить, лучшей рекомендации и не надо. Дурак, еле избавился потом, чуть, что «какого (матерное слово) ты это сделал, а ещё студент, вумный, мать твою Бог любил, пошёл вон отсюда, «студееент», итить его через коромысло» Фаза, это потом прилипло, тут фазами всех электриков кличут с момента создания части. Чифирь пошёл по второму кругу, но мимо нас, сахар не предлагали, но он горкой на алюминиевой миске был выложен, сахар из наших ротных запасов, сахар рафинад, я его очень любил, он был очень вкусный, он много слюны во рту оставлял и долго не таял, писчинки его были меленькие и совсем не царапали нёбо, с ним и потом дома приятно было пить чай с блюдечка, попробуйте, как-нибудь, вам понравится. О себе рассказал вкратце, людей попавших сюда из Москвы служить не привечали, много чести, и так всё уже вам досталось, вот ты, да-да, именно ты, расскажи-ка о себе, это к Миколе, что из Сорочинцев, а тот, ну что он мог рассказать, ну разве, что про Гоголя, да про Диканьку, мял, мял Колюн, да кому оно надо, уши изнутри сломаешь, пока расшифруешь «мову». «Цыбуля!», это кто-то подал голос, точно, мля буду «Цыбуля» и есть «Цыбуля», точно мужики, помните «дачную поездку сержанта Цыбули», «угу, точно», «ты сам в том кино не снимался, а Микола?», «во блин совпадение, да такого в жизни не бывает, чтобы только посмотрели кино, а главный артист тут с тобой в одной каптёрке попался, надо же такому случаю случиться!» загоготали, довольные своим открытием, и всё, нету больше у человека батькиной фамилии, с коей пацан призывался, появился человек Цыбуля. Без имени, без фамилии, просто и коротко Цыбуля. До сих пор живу, но фамилию лучшего кореша не могу вспомнить, эта чёртова «Цыбуля» мне глаза ест. Прости Мокола, если живой, не я в том виноват. Пока щёлкали по сторонам, вопрос в воздухе повис «а шары из вас кто может гонять!», какие шары? Гоняем все, ясное дело, карманы пока не зашиты и песком не набиты, ну гоняем, а что такого, кто не хочет чесаться, пусть моется, а у нас всё по распорядку, и помыться есть время и шаря погонять успеваем. Дундуки, мы про другие шары говорим, шары можете загонять? Куда загонять? Ну туда сюда можем через карманы, а чтобы загонять, это, простите, куда же их можно загонять, они же в мошонке. Идиоты, это нам. Вы чё, с луны свалились, у вас чувихи остались на гражданке, пишут? Пишут, ну а вы, как вы к ним собираетесь после службы заявиться, вы чё и правда ни гу-гу не понимаете, да на фиг вы им сопляки нужны будете, там сейчас возле них такие волки крутятся, что появитесь перед ними, засмеют, шлите заранее тогда таким чувихам сапог в письме. Снимай штаны, кажи свою писю, да не ссы, ни хрена мы вам не сделаем. Да я вам тогда свою писю покажу, чтобы чего дурного не показалось, а нам и не показалось, мы тогда о дурном лет двадцать ещё слышать не будем, пока не появятся первые порнофильмы, когда это ещё будет, показывали мы свою писю раз сто за призывную комиссию, а далее ещё больше, кто на неё только не глядел, я её сам меньше в жизни видел, а сейчас вообще в руки не беру, когда в постельной сцене подводит, так вот, кажет он свою…. Мама не горюй, так называлась его пися. Чего из неё только не торчало, и рыболовная леска с узлами и шары из ручки зубной щётки и хрен его знает ещё что, не удивлюсь если в том болту были шарики или ролики, украденные из разбитого подшипника трёхколёсного мотоцикла, да-да, именно трёхколёсного, потому, что у трёхколёсных я все подшипники видел своими глазами и мог отвечать за точность размера, за другие, простите, не готов, увольте, боюсь наговора, а человеку с этими роликами-шариками детей делать. Вспомнил один эпизод из «курсанты», там про старшину с Украины с железными зубами, главный герой так сказал «его наверное трактор родил», так вот, эти деды тире дембеля (а часть именно дембелей присутствовала тут), готовились рожать с жёнами мопедов. Ну чтож, правильно, кому-то на надо на замену отцу в роту явиться. Болты под завязку были набиты экзотикой, от такого если в первый вечер с испугу не сбежишь, столько потом мопедов и тракторят нарожаешь, что всему селу хватит надолго. Головки стали и у других, как тюльпаны раскрываться, у нас у самих аж кровь к голове прилила, вот это служба, так вот чем они тут по ночам занимаются, вот почему немки через любой кордон прыгают, вон почему они готовы в тачке, накрытые одеялом сюда тащиться, а по утрам пойманные дежурными офицерами, драить полы в штабе. От такого сюда скоро целое Галле сюда переселится, что там ихняя поганая порнуха противу наших мопедосов. Нет, мы шары гонять не умели пока, но очень крепко об этом задумались, а вдруг да и правда бабы от такого попрут к тебе в койку так, как сёмга прёт на нерест. Только пообщавшись с часок, нам приоткрылось такое, за что чмарили старых и заслуженных людей в роте, то, как сюда пёрли все после отбоя, то во что превратилась служба в армии, слава Богу, что шарами дело в роте и закончилось, да немочками. ,
sergei: Владимир Мельников пишет: Приятного отдыха Спасибо Володя!!!Отдыхать-тоже тяжело...спине,щеке,желудку,прямой кишке....
Владимир Мельников :
Владимир Мельников : Крепись. Жене путёвка в Элладу в санаторий в Анапе обошлась в 18 тыс. с дорогой в купе. У них в налоговой раз в два года бесплатные путёвки дают. Это потом погасят.
sergei: Владимир Мельников пишет: Жене путёвка в Элладу Я в юности анекдот про то как лейтенант с двумя генералами обедал, послушал. с тех пор в отпуск только с женой езжу... Анекдот.Сидит лейтенант за одним столиком с генералами-обедает.Один генерал рассказывает,что его жена на Крите отдыхает.Фотки шлет.Хвалит...а второй оворит.что его жена в Эмиратах-балдеет.Лейтенант слушал -слушал и говорит,а я со своей женой сам сплю...(без аналогий)Всю жизнь в отпуск ездим вместе.Вот дети выросли-сами стали отдельно...а так всей семьей... хотя ,конечно накладно.Дорого!!!
свн: поулыбайтесь!!!!!!!!! http://video.sibnet.ru/video11994/
sergei: Василь,ты такой...как я посмотрю.когда я в санатории...
Admin: А-га разведчика за семечки не купишь...
sergei: Admin пишет: разведчика за семечки не купишь Конечно.Он всю жизнь то в подсолнухах,то в тыкве прячется..
Владимир Мельников : Разговаривают несколько офицерских жён у военторга, одна говорит другой, слышь Людк, твой то слышала недавно подполковника получил, правда чтоль? Правда, отвечает Людка. А хорошо небойсь быть под полковником, а? Неа, отвечает Людка, под лейтенантом быть лучше!
Валерий: Владимир Мельников пишет: А хорошо небойсь быть под полковником, а? Неа, отвечает Людка, под лейтенантом быть лучше!
Владимир Мельников : Продолжение рассказа "Присяга" часть восьмая. (далее стрельбы в Рагуне перед присягой и собственно сама матушка присяга) Шары гонять надо было уметь, танкисты меня лучше других поймут. Танкисты, выйдя на исходный рубеж, очень беспокоятся о том, есть ли что такое на поле боя, чего они преодолеть не смогли бы, больше всего их напрягает в этом смысле такие вещи, как надолбы и ежи, пирамиды и «банки», «банки», это такие выступы, на которые могут сесть днищем танки, ну или типа того, так вот, именно пирамиды присутствовали в своей основной массе на поле брани, их готовили специалисты кустарного труда, готовили тут же в каптёрке с помощью примитивных надфилей и наждачной бумаги, обработанные спиртом и забитые в щели с силой двух больших пальцев. Операция по забивке шаров выполнялась всего в два этапа, на одном из которых с помощью двух крючьев вскрывалась поверхность головки, издавая при этом звук, который примерно издаёт треск разрываемого парашютного шёлка, зацепившегося за киль кукурузника вместе с десантником, кровь брызгала, куда только можно было попасть в каптёрке, шар из костяшки зубной щётки, выточенный подобие гречишного зерна, обмакнутый в одеколон, силой запихивался в образовавшееся пространство, крючья высвобождались, скрежет челюстей показывал те наихудшие чувства, которые испытывал сейчас несчастный секс мачо, но напрасно вы обольщаетесь, ничего подобного, шаров было не меньше дюжины, никто пациенту не обещал райского наслаждения, это будет впереди, должно быть впереди, так сказали те, которые всё знают. Откуда те знают? Ну, так те всегда всё знают, они об этом так всем и говорят, «я знаю это точно», ну а что против этого можно добавить, можно добавить только то, что «я вам верю» и полезли шары под кожу головки. Зарастало поле долго правда, говорят и после демобилизации пирсинг напоминал о себе, говорят, что это нормально, такое происходит и с имплантантами, которые станут через двадцать лет в России ставить себе женщины в то место, где у них должна быть грудь. «Иван пысав в свойей пысульке, шо на ныдили прийшла мини з його дому, щё його Лера ныпочуйяла ны надолбыв, ны ыскарпыв, щоб його пидняло, тай пидкынуло, щоб його так гетнуло, шой ны встало, гальмуйэ туда сюда, а ниякого экстазу нымайе, тилькы морока с цими насадками, ото як до того фэну, що голову сушуть описля мытья», это строки из письма, что зачитывал сосед по койке, тоже почти гражданский человек, Юра Августов. Паталогоанатом от сохи, заканчивал в пытошном отделе свою часть работы, хирург от пивного станка принимал на руки изделие, снимал боль одеколоном, анестезируя самую хрупкую часть эрогенной зоны, удалял сгустки крови и сукровицы, записывая в карту пациента примерный текст мыслей про себя «ху…ло, просто ху…ло, идиотиус, дебилиус, шизофрениниус, это какой же извращенец придумал эту чушь, да ведь бабе, что шары, что надолбы до одного места, баба не шарами едиными живёт в своей тарелочке, баба живёт инстинктом продолжения рода, выполнением своей детородной функции, созданием упаковки к семье, размножением себе подобных, живёт тем, что ей в уши положат, что ей наобещают, живёт образом царевича, тащится от интеллекта мужчины, кончает от формы его орлиного профиля, казнит себя тем, что её не замечает тот, в кого она влюблена, да какие шары и «усы» из лески, вы что трубочист, который суёт свой ёжистый шар в печную трубу, полную сажи, вы недебилоиды, вы почти люди, ещё неделя и над твоими «шарами» всем колгоспом люди ржать ржу будут, до самой смерти носить тебе кликуху «Микола-трубочист», о Мама возьми меня взад». Слева трещали разрываемые пополам головки писюнов, впереди по голой спине гуляла игла кольщика, гуляла на манер гульбы иглы швейной машинки по кожаному реглану пилота, слева резали ножницами зеркало под давлением воды, недалече от них пара аборигенов натирала шёлковой ниткой бутылку из под шампанского ровно посередине, где один держал эту самую бутылку за горлышко и донышко, а второй собственно выполнял нагрев срединной её части и меня ни с того, ни с сего попросили помочь полить водой в то самое, натираемое место, и как на моих глазах и глазах изумлённой публики, в руках дикарей из каменного века вдруг оказались неправдоподобно ровные половинки посуды, пригодной для дальнейшего использования и как потом оказалось именно в качестве пивного бокала для жигулёвского или нашей марки. Обстановка в каптёрке нас устраивала, но пора было и честь знать, о чём мы недвусмысленно давно пытались напомнить и упаси Бог оставить нас здесь хотя бы на минуту дольше запланированного нами. На кислород захотелось неожиданно скоро, упаси и сохрани от такого знакомства и таких знакомых, так о предстоящей присяге можно забыть, какая может быть присяга, когда в голове будет только одно, как покрепче изменить родине с немкой из Нойштадта, разве шары в головке дадут возможность здраво мыслить головой с роликами и шариками в оригинальной пропорции. Нет и не может быть речи о том, чтобы изменить родине, нет саботажникам присяги, это, по моему, тем в подвале необходимо и в очень срочном порядке сменить пару шариков или роликов в опухшей от безделья голове, правильно недалече высказывался по этому поводу старшина роты, заявив о том, что если руки солдата не занять черенком лопаты, то он заменит черенок чем-нибудь аналогичным и вредным для своего здоровья. Другая армия открылась нежданно для четверых духов, другая сторона жизни военнослужащих, другое, я бы сказал, альтернативное видение полового вопроса представилось нам, другое, скажем, не традиционное решение женского счастья, альтернативное параллельное течение в советском сексе, который, оказывается существует в каптёрках и расходится по стране в дембельских ботинках и брюках клёш. Когда появились спа салоны и отделы пирсинга, я только этому улыбнулся, отстали от нас ровно на двадцать лет, отстали от передовиков производства, шуровавших иголками и крючьями в головках солдатских болтов, отстали и морально устарели, вас бы да к нам в подвалы комендантской роты периода 1980-1982 годов, почерпнули бы вы оттуда столько старого, сколько уместилось в экспозициях музея секса в Праге у Карлова моста аж на четырёх этажах. Есть там и частичка нашего труда, четыреста крон не деньги, зайдите в домик у моста, отдохните душой, возьмите с собой непременно свою подругу, ей тоже будет там не безынтересно, я вас уверяю, сходите. Визит к вновь обретённым друзьям не прибавил нам весу в роте, интерес к нам оказался случайным, дембель у некоторых был уже прописан в военном билете, а хрен ещё не до конца был подготовлен к встрече с желанной, не до конца конец был утыкан надолбами, не всю леску извели на «усы» с узелками, не все шары были забиты в лузы, время утекало безвозвратно, а специалистов хватало не на всех. У нас ведь, как, а так, как присралось что одному, то и другому подавай, но уже с загогулиной, им гондонов с усами уже не достаточно, им давай шрапнель и фугасы, девки на гражданке пошли модные, их лаком да помадой уже не заманишь в койку на сеновал, им подавай что там в Германии немкам нравится, вынь, так сказать, да, положь на блюдечко с голубой каёмочкой, что-нибудь из оружия массового поражения, что-нибудь от своего ротного мопеда, али бензовоза, вот так вот. Попросили нас новые знакомые далеко не разбредаться после обеда, сказали что-то про то, что какое-то сердце, у кого-то из них кровью обливается, что оченно они истосковались по народной русской песне в авторском исполнении, что вроде, как тот Митька ухи просил, так мол и они чего-то в нашем исполнении просят исполнить, даже сказали «не примите, мол за наглость, а токмо за ради исцеления души, истосковавшейся долгой разлукой с Родиной», исполните что-нибудь такое, чтобы душа сначала развернулась от радости, а потом свернулась от печали исполнения. Сделаем, сказали мы, ждите, щас только шаровары подтянем. Вот не было печали, черти накачали лето. Если бы мне тогда прознать какого дыма будет это лето в Подмосковье, я бы лучше согласился сейчас на даче в противогазе ещё один срок отмотать в сорок дней удивительного затмения, чем принять предложение Миколы Цыбули и его товарищей, который сказал, что мол сбацаем, чого тому вбываця зря, Ванька Гусак так спивайе, шо той Микола Сличенко на майдане в Сорочинцах колы ярмарок наступэ, а то ще як Вовка Тюрин на гитари струны рвэ, так то щей краще нэ може буты, тай кажуть другы, сам бачив, щё и гопака вдарыть як слид зможемо, ны ссыть хлопци у кампот, там повар ногы мыйе, дэ вона наша лядаща нэ пропадала, хай вона йим кистка в глотку влизэ, шоб йим пусто описля концерту того було, ходим до витру, там все и обмозгуйемо у холодку, дуже мини отут у каптёрци макушку напыкло, шось горыть унутри нэ пийму зразу, трэба трохы охолонуця. И пошкандыбали до витру, оправились упругой струёй в писсуары, посмотрели на наприглядный вид своих неухоженных писюнов, запущенных по дремучести и малой продвинутости, сравнили друг с другом, ничего особенного, в нашу сторону и правда девки после дембеля и глядеть не станут, всех похватают наши ушлые дембеля из каптёрки, постояли, потрясли, да и спрятали с глаз подальше, девок в роте не было, интерес к нашим товарищам из ширинки прошёл с последней каплей в писсуар, пора было мыть ручки и готовиться к праздничному обеду, второму за два дня. День был испорчен, мозги заражены триппером из каптёрки, все взоры после этого были в то место, откуда не растут мозги, все мысли при встрече во время движения строе только о том, что сейчас испытывают те, которые позаботились об этом заранее, как они реагируют на голые коленки прекрасного пола, что они чувствуют, когда встречаются с девушками глаза в глаза, какое действие на их органы оказывает небезызвестный товарищ Бром, знает ли старшина роты о минных полях уместившихся в ширинке военнослужащих и что он думает сам по этому поводу, догадывается ли он о том, что этой болезнью поражена вся его дембельская половина роты, какие шансы имеют военнослужащие на проход через границу с таким нарушением устава. Не придётся ли им ушивать свои писи там на шмоне в Фалькенберге, как ушивают со слезами на глазах свои брюки клёш, как несут в урну половинки двухэтажных каблуков, мастерски подбитых и ювелирно обточенных на наждаке в автопарке роты. Не заставят ли по прибытии в райвоенкомат проходить медкомиссию на предмет испорченности здоровья по системе «до и после». Много было вопросов, мало было ответов, обед был ни так, ни сяк, ничего нового, зажрались одним словом. Ну, какая может быть обнова? Ну, дали котлеты из свежей свинины, ну и что, что, зря, что ли помои баками от себя, от своего желудка отрывали милым хрюнделям, зря что ли таскали за хвост и выпихивали в попу на простреливаемое пространство тогда на неделе, чего нового может быть в борще, смачно заправленном чесноком и сваренном на крутом говяжьем бульоне, мы что, некоторые, дома у мамки это не едали, эка невидаль, квашенная капуста, заправленная постным маслом, да я может сам не раз такую помогал по осени рубить, ну и что с того, что Микола Цыбуля её на свой лад по хохляцки называет, будто то не капуста, а какая-то пылюстка, подумаешь, умник, больше-то ничего из еды назвать и не может, ну разве, что доставшие уже всех на слуху, пампушки и галушки, да тюря в придачу. Скоро талоны в метро купить не сможешь, пока тут описывать его речь будешь, так и на работу опоздаешь, придётся раньше мая в Киев на заробитки отправляться працюваты. И масло у него на свой лад, заладил «олия, олия», сам, как «олия», тощий под метр девяносто, как моя тётка сказала бы про такого, большая палка говно мешать, да не могу вот, друг на всю жизнь, журавль колодезный, посмотрим на сколько ты выше ветрового стекла высовываться на мотоцикле будешь, вот тогда будет тебе и пылюстка и олия, ветер в харю, я на регулирование быстро еду. Ох, скорее бы присяга, да по мопедам и на автострады, вот где настоящая служба, а то одна морока, вот тебе ещё конкурс авторской песни, мать его Бог любил, и надо же так в один день попасть, у замполита и то репертуар короче получается, мужик с головой, о людях иногда усевает подумать, ладно, что-нибудь придумаем, чем сделаем хуже, тем будет потом для нас самих лучше. Время проведения внепланового ротного мероприятия было выбрано очень удачно, главное, что оно не шло в разрез с плановыми, утверждёнными замполитом роты. Времени на его организацию, конечно, не было, всё случилось неожиданно, как для нас, артистов погорелого театра, так и для самих зрителей, нам то что, только что ремнём подпоясаться, а им то, попробуй найди дураков, которые вместо послеобеденного сна в каптёрках и загашниках, попёрлись бы смотреть на детский сад на выезде, а как нас можно было назвать, конечно, старшая группа детского сада, ну какой идиот там ещё что придумал, ну что, другого времени нельзя было для этого выбрать, обязательно надо теперь думать, принимать решение, уступать, но разве это может быть полезным для старческих мозгов наших дедушек, конечно же нет, нет, ну не надо, давайте после отбоя, пусть приходят в подвал в каптёрку и там показывают публике, что умеют, там можно и обсудить и острые углы в каптёрке сгладить одним из молодых бойцов. Нет сказали те, кто затеял концерт в ленинке, всем, значит всем, люди мол, готовились аж целых двадцать минут к ряду, спать сегодня не получится, говорят, сам замполит обещал подойти и поддержать дебют молодых народников. Народники, это мы значит, насчёт замполита, неплохо бы, пусть поприсутствует, может кто глянется, может за счёт заведения продвинется наверх к вершинам настоящего искусства и такое бывает, есть же в ГСВГ вокально-инструментальный ансамбль из ГСВГшников. Я по поводу присутствия замполита сначала подумал, что это шутка, но какой же был фурор, когда замполит вышел из кабинета ротного в свободной форме одежды, где галстук болтался на заколке на груди, верхняя пуговица рубашки была не по уставу в открытом состоянии, без фуражки и без кителя, он вышел и прошёл в ленинскую комнату, прошёл и дверь закрыл за собой. Что делать остальным и можно ли при нём начинать мероприятие, вот в чём возник вопрос, но дедули как ни в чём не бывало, подталкивая нас под белые ручки, стали протискиваться следом за замполитом и занимать места за столами, чинно снимая фуражки и приглаживая лысины ладошками сверху вниз. Что делать нам дуракам, пока не сказали, а раз не сказали, то, не долго думая, а я думать долго никогда не мог удержаться, ибо мой мозг не мог долго контролировать мыслительный процесс, мысли разваливались, не успев созреть до конца, так вот, я не стал щёлкать клювом, ни петь, ни скакать гопака мне не суждено было природой, медведь на оба уха ещё до рождения наступил, поэтому в критический момент другого решения я принять не мог, не мог и всё тут. Нет, от участия в концерте я не отказывался и других не отговаривал, хотя, по совести сказать, ну кто мог отказаться, когда по-хорошему попросили, откажешь, потом по-плохому могут объяснить, но зачем до этого доводить заслуженных и уважаемых людей в роте. «Итак, концерт, посвящённый такой-то годовщине Великой Октябрьской революции в исполнении солистов из молодого пополнения считаю открытым!», языком молоть не сваи забивать, этому учить меня не надо было, инициатива сама упала в руки, замполит ладоши начал выколачивать перед собой, а глядя на него с шуткой юмора, стали то же делать все остальные. Никогда на сцене не был, как себя вести не имел малейшего понятия. Ничего не надо делать, делай, что пришло первым в голову, в такие минуты зрители обязательно подыграют, им это уже нравится, они уже довольны, они не покажут вам, что им не нравится, они не станут себе портить настроение, они потом по ходу действа вас напрявят в интересное русло спектакля, подыгрывайте друг другу и спектакль состоится. Думать в этом случае не рекомендуется, пока будете оценивать своё нынешнее состояние, срубите сотню отжиманий после запоротого мероприятия, гоните прочь стыд и смущение, выбора у вас нет и нечего целку изображать на сцене, платочки в правую руку и по кругу хороводом вокруг слеги, застрявшего в центре сцены, платочки переложили и в обратную сторону. Уже аплодисменты, «во дают духи!», спасибо хлопцы, что поняли правильно, среди дураков, изображай и себя дураком, валяй Ваньку, пока ладони хлопают громко, гитару и цыганочку с выходом, цыганочку найти не удалось, но цыган выскочило и дубасить ногами по паркету, столько, что концерт вести стало не кому, ну посудите сами, много ли ума надо, чтобы не промчать кренделем по кругу перед зрителями и не вдарить каблуками о пол в нескольких местах под акомпанимент, рвущихся из рук струн гитариста, цыгане на то они ведь и цыгане, чтобы порядку никакого не было, там где они тусуются, а потом меня понесло, ага, именно, я вспомнил «Ручеёчек». Цыгане сошедшие с ума от отсутствия чавел, под «ой ручеёчек, ручеёк, ой брал я воду на чаёк, ой брал я воду на чаёк, ой ричка получилася, я з милым разлучилася…!», во понесло, даже сам стал себе нравиться, а то ещё подумают, что пальцем деланный, а цыгане на гопака перешли, цыгане ведь почти все с Украины были, цыгане, если они с Украины, они долго не могут быть не украинцами, они обязательно с «чавел» переходят на гопак, цыгане они такие с Украины. Гопак гэпнули делать ногами не только мы, народ быстро прознал про капустник организованный, как мы сначала решили, дедами из каптёрки, капустник, оказывается, был задуман накануне праздника и участниками его должны были быть вовсе не мы, конечно, то была провокация Дементьева, то они нас вместо себя подставили, то замполит купился на их прикол, купился, но виду не подал и не оскорбился за то, что его переиграли и высмеяли напоказ перед собравшимися. Спасибо, что мы тоже этого не знали, не смогли бы так вот, как сейчас выставлять себя полными идиотами и скакать кобылку, спасибо замполиту, не сорвал начало концерта, не смял инициативу и выстоял, концерт пошёл как надо, как будто его готовили неделю, нет, месяц, бойцы видя открытые рты и слюну, которая потекла из уголков их губ у зрителей, стали расходиться и разошлись, осмелев до такого, что стали петь не только народные, сколько блатные хороводные, в смысле, дворово-подворотние песни народного сочинения, Вова Высоцкий остался бы доволен нашим, так удачно выбранным репертуаром, были песни чуть позже и из его репертуара и ему от такого ещё лучше было бы, а когда Вили Токарева вспомнили, да кое-что из «Иисус супер-звезда», из Стаса Намина, из другой подворотни, ой какие аплодисменты стали срывать, аж с улицы, где за распахнутыми от жары окнами успело скопиться столько мопедов и шоферюг, люди не могли быть равнодушны ни к нам, ни к песням, люди такого, по-моему, никогда здесь ещё не было. Позор превратился в случайную удачу, удачу, случившуюся с обычного прикола, с шутки, с глупой выходки, сейчас бы сказали из-за «подставы», пусть подставы, хрен с ним, получилось, получилось. Жрать в столовке не лезло в глотку, думалось об одном, днём накостыляют в каптёрке или дождутся ночи? Ан нет, ночи ждать не треба, получилось, все поняли правильно свою задачу, спасибо мне, принимаю даже сейчас с радостью, спасибо не растерялся, вернее, растерялся от обилия народа, присутствия замполита, битья, как следствия молодости, но, но куда деваться, это как плавать учили, кинул меня Вова Шевченко в пруд у «Владивостока», и сам следом, плыви а то топить будет. А я ох, как боялся с головой под воду уходить, думал, что если погрузиться туда, то волосы намокнут, тяжёлыми станут и я утону обязательно, ведь не зря за волосы хватают, думал я у речки, знать они от тяжести на дно мокрые человека уводят, вот их и хватают первыми, как лом, чтобы не перевешивали, от того думал на лысо и стригут всех пацанов в детстве, чтобы значит, когда без родителев на речку кинутся, не потопли из-за тяжести волос, но к чему солдат на лысо стригут я тогда примерно такого же мнения был, но недолго, потом объяснили знающие пацаны, что тех бреют под ноль, чтобы у Чингачгуков ноль шансов был во время Великой отечественной войны, чтобы скальп при солдате на голове оставался всегда. Позор покрыл славой наши скальпы, позор не выпал на макушку замполиту пеплом, дедушки сидели пристыженные и опущенные случайной оказией, хотели, как всегда, да вышло по другому, считали, да что, типа того, вы без нас делать будете, вот, мол, уйдём мы, с кем вы тут останетесь, одни недокормыши, нехватчики веса, слабаки и неудачники, но сами себе видимо оказали медвежью услугу, а теперь сиди и обтекай позади кресла замполита. Но замполита мы до конца тоже видимо не просчитали, тот оказался не пальцем деланный, а скорее железным шкворнем от танкового трака, он после валькириевой ночи и свистоплясок ведьмоплясова, вышел на середину импровизированной сцены, маненько потеснив при этом народных любимцев и толкнул короткую речь.«Неплохо, организованно неплохо, но и не хорошо, будем работать, поручаю это дело товарищу ротному каптенармусу, то бишь, вам ефрейтор Дементьев, да-да, именно вам, других кандидатур я здесь не вижу, да, и над репертуаром неплохо бы поработать, некоторые вещи морально, скажем мягко говоря, устарели, побольше лирики, стихи неплохо бы добавить, поищите может кто среди молодых солдат этим занимается, неплохо бы мордовские песни выучить к следующему празднику, а это к стати Новый год и день 23 февраля, времени у вас уйма, места в каптёрке достаточно, да и к стати, хватит головки патефонные портить, а то банщик из артполка на нас жаловался, а если ещё раз от него услышу, что и вы со своею тачкой к их забору пожаловали, сдам в немецкий бордель вас вместо дембеля, стоит лишь продаттестат у ротного выправить, смотрите вобщем у меня, я сказал, вы услышали, всем спасибо!». «А что на счёт вещевого аттестата, вы ничего не сказали?», это шутку юмора решили дедушки поддержать замполита и смягчить обстановку в зале, ведь мало кто понял, что из диалога между замполитом и дедушками, «А вещевой там не положен аттестат», сказал замполит «там 14 часов голыми придётся вкалывать, а потом лёгкий шнапс и глубокий сон, а зачем пьяному солдату одежда?». ГА-га-га-га-га, потолки задрожали от множества гоготавших глоток, вот это замполит, отбрил и бритва не нужна на неделю, сам выкрутился и своих солдат не сдал, авторитет он долго приобретается, его даже замполит ценить обязан. Всем продолжать заниматься согласно распорядка дня, Дементьев с товарищами ко мне в кабинет, это товарищ лейтенант уже давал новую вводную, все оказались целыми и пока не битыми, пока, верна ли эта аксиома по отношению к товарищу Дементьеву и тем, кому было поручено организовать концерт из самодеятельных артистов комендантской роты, хотя чего переживать, поставленная задача оказалась случайно выполненной, за это не наказывают, но вот если бы она случайно, оказалась не выполненной, тогда другое дело, нет, а в самом деле, куда это Дементьева сотоварищи замполит под ручки повёл, не в офицерскую же чайную за фаустами, хотя дело к идёт к вечеру, а что по праздникам творится в роте, мы ещё не имели представления, хотя, ну их к чёрту этих комендачей, тут, что ни день, то комедия. Комедия продолжалась с нами ещё почти целый месяц, аж до 14 декабря, сдохнуть можно, только после присяги мы поняли, почему сегодня и вчера отпустило поясницу, обрыдло всем всё до такой степени, что только праздник и спас людей старше полутора лет службы. Именно так и не иначе, один за другим шли прощания перед ротой, то один начинал носиться по этажам собирая шмотки, альбомы, гостинцы, возвращая свои долги и отдавая чужие, срывались погоны и кокарда с Х/Б формы и человек неожиданно оказывался в руках духов без знаков различия, его выпихивали из строя, ему говорили, фу, ты гражданский, его не пускали в столовую и на построениях кричали по поводу отсутствия того в строю «пьяный отдыхает у тёлки», а человек стоял на крыльце и был самым несчастным в эти минуты, его нутро было против того, что ему больше не стоять в строю, его колотило и в нём всё кипело от того, что он больше здесь никому уже не нужен, он лишний и чужой, его даже самый сопливый дух не считает за страх, на него больше не обращают того внимания, которое пару дней назад было нормой, его больше не считают членом семьи ни ротный, ни замполит, никто. Всё, точка, ты лишний, ты только создаёшь проблему своим присутствием, ты больше не наш, как ни заводи с тобой разговор, тебя не понимают, ты по ту сторону роты, ты как покойник, который видит себя среди живых целым и невредимым, но тебя никто к твоему удивлению не слышит, это ужасно, скорее бы действительно за борт, чтобы последнюю память о себе не растерять, скорее туда, на гражданку и письмами оттуда, письмами, так оно целее будет. Кто это пережил, тот меня понимает. День за днём одно и то же, подъём, зарядка, завтрак, учёба, зубрёжка уставов и текста присяги, снова муштра и снова турник, уставы и текст присяги, арбайтен в автопарке, прощание славянки из ротного репродуктора, «рота строиться, рота для прощания с демобилизованными, в две шеренги становись, рота вторая шеренга на месте, первая шаг вперёд, шагом марш, первая шеренга кругом, раз два» Чемодан в наклейках с голыми бабами, фуражка чёрная и погоны на плечах чёрные, проститутки на Ленинградке эхом зависти отозвалися по поводу степени приталености кителя, матросы от злобы на сапоги, в знак протеста, сиганули на дно Балтийского моря, чтоб не видеть конкурентов по ширине брюки-клёшь, Слава Зайцев первый раз икнул по поводу размеров каблуков у ботинок и сделал свой первый набросок в карандаше. Верхний край зависти родился у нас молодых, слёзы жалости одинаково быстро потекли по мере приближения дембеля к тебе, всё, конец, больше я Юру Августова никогда здесь не увижу, кто остаётся в роте, чмари из кандидатов, волки алеутские, сожрут и шкуру не выплюнут, травкой закусят, чтобы лучше шерсть из желудка выходила, кто же шутку юмора в массы нести станет, кто всё в роте поставит на поток в смысле расширения кустарного производства изделий многоразового использования полученных с помощью рашпилей из зубных щёток, кто засеет поле, камнями, и колючей проволокой из лавсана, кто сможет передать нам способ приготовления самого вкусного чифиря на свете, кто научит обращаться с братьями по оружию противоположного пола, не имея навыков к немецким языкам, кто будет после юры следующим по обгладыванию мослов в столовой. «Не плачь салага, всё будет путём, ты нормальный пацан, я тебе отвечаю, ты только маленько язык свой попридержи, а остальное у тебя само собой наладится, давай обнимемся по традиции покрепче, помни дембеля Юру Августова, я вроде с вами по человечески себя вёл, не обижайся пацан, давай живи!», это мне, а слёзы аж до колен достали, не могу успокоится и всё тут, и так все, и рядом и те с кем уже попрощались, ничего не могу сделать, текут и всё, все плачут, а от чего не пойму, и ротный и старшина роты и сам дембель, а на лице у него и улыбка пытающаяся справиться с волнением и грусть, честью, оказанной тебе не мог ты гордиться и восхищаться, тебя так здесь оказывается любили, что слёзы, это мера благодарности тебе, за твою порядочность и человечность от тех с кем ты пробыл здесь в этом уютном домике под названием комендантская рота, спасибо тебе, что ты был таким, ты самый чёткий Юра на свете, не забывай и не зазнавайся, черкони разок письмишко, пришли глоток свободы в своём конверте, ладно, иди, ужо пора, сейчас ты, а когда-нибудь и мы вот так будем твоими словами с духами прощаться, надо только их покрепче запомнить, будет и на нашей улице дембель, иди, уже дембеля от вербы от штаба двинулись к автомашинам, пора в Фалькенберг, самолёт долго ждать не будет, там всегда есть кого в Союз забирать, давай, последнее прощай. Ушли и всё, как отца похоронили, стало меньше народу на 36 человек, гомону поубавилось, настроение подраскисло, в голове остался гул созданный повышенным черепным давлением от прощания, нервы они даром не даются, голова до обеда гудела, слёзы не раз наворачивались, мимо роты не одну партию к штабу с чемоданами провели за день, подчистили всё, что смогли в дивизии, остались мы один на один со своими проблемами, впереди присяга, работы не в проворот, ты станешь скоро тоже боевой единицей, зубри текст присяги, тяни выше ножку, держи грудь колесом, а хвост пистолетом, теперь и ты солдатом станешь, вот стрельбы пройдут, а там и до присяги, день, два. ,
полная версия страницы