Форум » Армейский юмор » Армейские байки(часть 1) » Ответить
Армейские байки(часть 1)
Admin: Различные рассказы армейской службы,страшилки и байки.....
sergei: свн пишет: ....наши бабы практичны...это их бизнес Ну и нехрен тогда за любовь к детям прятаться.Отняли у нее.В Росиии пусть рожает.Здесь кроме нее он все равно никому не нужен...
свн: ...ну это не все , как пишут и показывают СМИ, становятся "обиженными"...-это те, у кого не получилось оттяпать или "выдоить" иносранца.... А кто поимел-имеют и гражданство, и причитающиеся "бабки" на ребенка, и прочее....( я не беру в пример Ближний Восток)
Admin: Да Серёга,Василий прав...Я ему сам рассказывал ,как наше бабьё из Латвии ,лет так 15-18 ,как этим "бизнесом" занимаются.. Выходят замуж за богатеньких "засранцев",у которых есть свой бизнес и вперёд... через 1,5-2 года рождённый киндер и.....развод....Со всеми алиментами и отчуждением 50% имущества...
sergei: Admin пишет: Со всеми алиментами и отчуждением 50% имущества. То-то теперь не один суд выиграть не удается...
Владимир Мельников : sergei Реакция не эрекция, может и подождать. Всё посмотрел, принял за свои, да не моими оказались, свои там в выходные положу с коментами.
sergei: Давай Володя!!!Я уже с тобой до Рагуна доехал.Ну такого,чтобы в руковицу взрывпакет...жестоко!!!Я бы побоялся!!!У нас был такой случай-в палатку взрывпакет подложили,но порох высыпали...эффект остался...как у вас!!!
Владимир Мельников : Продолжение рассказа "Присяга" часть тринадцатая, последняя. До присяги неделя, а сколько это будет в сутках, в часах, в минутах? А что после присяги? Почему присяга разделила до и после, откуда такое деление взялось, почему с приближением этого события мы стали чуточку другими. Какими? А кто его знает, я и сам толком не понимаю какими, но в коридорах на первом и на вторых этажах меня и моих молодых салабонов, перестали тыркать без надобности, тыркать перестали и мы сразу это заметили, а почувствовав, что отпустило вот тут, ну, в смысле пружины отношений, и стали в отсутствие старослужащих, заметно борзеть. Так, потихоньку, помаленьку, а черпачки молчат, сами не разучились бояться, полгода не срок, так, срокишко, хотели бы, чтобы нашу борзость кому надо заметил и как их наказал, обидно до слёз, нас имели, а эти раньше на один день, нет, на полдня опухать начали, обидно Вань. В дружбу руку набивали, но за пазухой камень свой держали, кирпичами в туалет ходили, но мозгом своим смекали про между нами, мы им разницей малой приходимся роднёй, можем и поправить, особенно Саня Шеремет или Вова Тюрин или ещё кто полегче кулаками. Я не курил, мне было труднее, легче было тем, кто успел повзрослеть вовремя, то есть, научился вовремя курить в сарае папкин беломор-канал, у меня папка был, да за беломор-канал, найденный в виде табачной крошки в уголках карманов пиджака, сику надрал ровно на столько, на сколько спринтеры от спортивного пистолета могут жару дать. Мне было труднее, но ничего, я «нюхал», нюхом брал, ума большого этому мастерству не надо, как говорил Вова Тюрин, «а, что тут учиться, наливай, да пей!». Отогрелись в роте на первом этаже после приезда со стрельб, развели снайперский трёп среди черпаков, те помалкивают, сами с усами, не успели от майской стрельбы отойти, помалкивают в тряпочку, не ахти, какие стрелки, но вот что обидно, полгода они отчерпали из служебного запаса времени, а всё так же, как мы прогибают спины и ротик на замок при случае держат, вот это мне не очень нравилось, я и сейчас от лишнего упрямства не успеваю выгребать внутренние «норки», а тут пол года не срок, тогда сколько служить, чтобы по коридору не прижимаясь к белой полосе ногами, крадучись передвигаться? Не ужели и правда год, а что я тогда второй год делать буду? Нет, так не по мне, мне, если огребать, так чтоб оба года, а то я совсем перестану стараться и загрущу насмерть. Нет, я правду говорю, для такой неугомонной и деятельной натуры, как моя, надо не ниже дисбата служить и не один десяток лет, ибо дух свободы и скорпионства из неё, ну, этой самой натуры, ни чем не выветрить, били, били дедки малолетку, да не забили, это я опять про себя и студентом и царьком и как только позорно не называли, а он всё своё «не буду». Спасибо товарищам, тоже «не буду» вовремя успевали сказать, гребли с утра до вечера, а что будет когда по взводам разойдёмся, с кем «не буду» делить, не ужели черпаки поделятся своим «не буду», даа, задача. Отогрелись, «Рота строиться на ужин. Рота строиться на ужин. Рота строиться на ужин», всё, больше не кричали, три раза и ты либо голодный, либо с пузом, набитым картошкой. Один раз в сторону кинозала, голову влево, второй раз со ступенек в подвал, третий раз с крыльца в сторону автопарка и всё, пять-семь минут и рота в одном месте, карантин на двадцать шагов ближе к столовой в каре с командой «рота, становись, рота равняйсь, смирно, направо, с места с песней у солдата выходной, шагом аааарш!» Рота подпирает сзади, чай из сорокалитрового бака только-только стали варом разливать по коричневым пластиковым кружкам, наши шаги шире ротных, Вова Бунга по 90 см их печатает по тротуару, мы два по 45, не успевая подошвами коснуться брусчатки, Вова гремит глушителем от мармона прогоревшим, не родным басом, он недавно операцию перенёс, вместо горла обычного попросил воткнуть на время проведения с нами курса молодого бойца, что-нибудь посущественней, чем родное, смазанное Львивским салом горло, воткнул сам ротный эскулап, в смысле зампотех, ведь Вовка из его родного таксистского взвода обслуживания происходил, воткнул, да не тем концом, перепутал по причине куриной слепоты риски на трубе, вышло, как у Шаляпина, хоть и противно хохлу то , шо робыть, кажи спасибо шо дають, так и як казалы наши батькы, шо руському не на потрибу, то хохлу у саму точку. Глушак тоже можно салом смазывать, естественно не забыв прокалить как следует перед процедурой, шёл и чадил из глушака «ррррразь, ррррразь, ливой, ливой, кому сказав, ливой, рррразь, писню тянуть, ты куды поперэд батька у пэкло лизэш». Мы левее забираем к стеле, нам навстречу прижимаясь к стороне с плакатами, что по повороту развешены и закрывают химчистку с солдатской баней, батареи знакомых вышесреднего и покрепче нашего ЗРПшников духов с песней получше нашего итить иху мать, что же за песня, откуда столько жалобости в припеве, щась заплачу от грустного содержания, кто на нервы придумал мотив, ну как сходимся, так следом «кругом марш» делаем за чужим строем, будто гусята, перепутавшие камагоров шишастых, гусаков и гусынь, как сделают припевом про маму, долю и девчонку, так я вместе с остальными нашими душатами, «на месте на полкаблука, кругом марш!». Сколько ходим, только несколько подвывных строк и успеваем понять, хоть бери, да просись к ним в батарею, вон он мой друган, каждый раз только и успевает мне глазами по моим провести взглядом, рот больше всех открывает, почти метр девяносто, в смысле чуть больше, чем. Колька Левашов, тот, который в одной со мной бурсе знания по фазам хватал, по всем трём и на отлично, по жёлтой, зелёной и красной, тоже «Фаза» навеки в своём зенитно-ракетном полку выходит. Что вытворяли на павелецкой у Кожевенного смертельно вонючего завода, сколько в смысле, пива пенного п
Владимир Мельников : Окончание рассказа "Присяга" Дулюшки, тачка так и не попала до обеда в парк, у штабе столько хламу накопилось, пол дня на свалку возили. Построение объявили и командир роты приказал продемонтсрировать чему его олухи научились за полтора месяца, никогда такого длительного карантина ещё в роте не было, видно особоодарённый контингент попался, конечно, кого по осени сыщещь, это по весне, когда коты с кошками повылезали на улицы, дни длинные, лови сколько хочешь, далеко от самок не отходят, гон идёт, щепка на щепку сама лезет, пообносившиеся исхудавшие после зимы, с полной проблемой авитаминоза, сил к сопротивлению никаких, одна проблема, машинку настроить, за зиму патлами позаростали, в три присеста приходится оболванивание до нормы проводить. То ли дело мы, попрятались в своих бурсах, откормились за лето, ночи длинные, пока уполномоченный до тебя доберётся, да где там, темнота друг молодёжи, но всё же зря по весне не сдался добровольно, глядишь и бонусы в виде улучшенных условий прохождения службы были бы, э, да что теперь об этом, стоим, качаемся и ждём дальнейших команд, я то по причине уважительной засыпаю, я может до принятия присяги, скажем так, за Родину пострадал, с самим фрицем во сне до последнего бился, не важно, что это было во сне, значит и в жизни смогу спастись от него, сохраню себя для Родины, ведь главное не погибнуть геройски, главное сохранить боеспособные кадры, а то, что я уже «кадр», по-моему, если не вся дивизия, то по крайней мере, её половина знает, такой вот коленкор. «Не спать!», это надоело ротному и старшине роты терпеть нашу наглость, «вы, что сюда спать прибыли или Родине долг отдавать?», это опять к нам, Господи, никак присягу принимать будем пробовать, раз такие речи пошли. Первая шеренга, метр восемьдесят три, это моё место в строю, стоят товарищи, плечо к плечу, кажется дошло, дело не шутошное, десять метров в длину, метр в ширину, строй выглядит вполне сносно, если бы сами о себе не знали, что духи, так со стороны сразу и не видно, ремни не в счёт, пробовали ходить, на манер стариков, получается и получше некоторых дедов-чмарей, шику побольше любого получилось, когда в каптёрке шинели примеряли перед выходом сюда, шапку на макушку, ремень на яица, жаль чуб не успел отрасти, аж самим стало страшно за себя, ой не дай вам, Бог нас дождаться в дедах, будущее молодое пополнение, ох с оттяжечкой ремешком по жопе, да фофманец с упоров по типу «набпугал набычившись дедушку, ух, как мне страшно, на тебе, на!». И до чего ж с шинелкой удачно получилось, и длинна в меру и тепла и не жарко в ней летом. Не зря люди старались, столько лет, а замены не придумают, даже анекдоты есть про это. Вспомнился рассказанный в курилке старослужащими, как же, должны были ведь нас просвитить в том, кто тут хозяин на данный промежуток времени, кто распорядитель кредитов по фофманам и внерабочей силе. Спросил де бабушка солдата, что на посту возле куреня штабного стоял, что, мол, не холодно ли тебе хлопчик в шинелке, тонюсенькая противу кожушка-то будет, да нет, отвечает ей парубок, вона ж мамо шерстяная будет. Ааа, поняла старушка, а летом вдруг вспомнила про разговор зимний, да шасть за плетень к куреню, боец другой, но шинелка-то прежняя, она к нему с вопросом, не угорел де ты сынку от пекла в своей шинелке в июле, поди ж она шерстяная у тебя, нет бабуся, отвечает ей боец, а это был боец червоноармейский, не угорел, прохладненько, она же у нас без подкладки, не стоит волноваться мамаша, идите и лепите до вэчэри варэныкэ з вышинямы, пидминюсь, бо довго ждаты нэ прыдеця. Возятся с нами как с писаной торбой, не знают, как лучше применить, да хоть год тут топчи камни, толку не будет, дремучи на столько, что Оренбург стал почему-то Казахским, а Тюмень поплыла по Волге, какие тексты уставов, какая присяга, бумажкой сам Брежнев Леонид Ильич не брезгует пользоваться, даже такие святые слова для всего Советского народа, как «дарагийе таварищщи!» и те по бумажке читать приучили, чего отнас требовать тогда. С автоматом, пушкой, танком проще выйдет, чем с текстом уставов, кончайте комедь ломать, необучаемые мы, ну так уж сложилось. До чего и правда в шинели тепло и ногам и попе и почки в тепле, тяжеловата правда, но бушлату и в свояченицы не годится, толстый неудобный, задирается и на колхозников смахивает нас, только вил не хватает, вилы в зубы и навоз кидать или сено коровам таскать. Ветерок пошёл, полы шинелей в раскарячку, голова в тепле, голос командира роты товарища старшего лейтенанта Александра Лемешко, начинает звучать чётко и внятно, каждое произнесённое слово строго выверено, шпаргалка не требуется, не говорит, а рубит шашкой головы, чеканными фразами не из устава, а от сердца до каждой клеточки мозга, доходит и не отлетает в дурь, мозг сволочь, оказывается может приспосабливаться и отпускать головную боль и сонливость, сказал речь ротный и будто сглаз или порчу снял, наведённую на нас кем-то по злому умыслу, сказал и как гвозди в голову вбил, торчат, не шатаются, замполит, что-нибудь наверняка сейчас бы про баб чего не то бы отчебучил и речь получилась бы, но и животы коликами пошли бы, тоже вариант, но слова ему никто не давал, да и репетиция пока, успеет, хотя в день присяги? Вряд ли рискнёт, не балаган. Коля Умрихин, самый красивый и чёткий хлопец из под Харькова стал первым, кому выпала честь и на тренировочном принятии присяги и на торжественном мероприятии у стелы, делать великий почин, хоть и росточка небольшого, но такого чувака бабы в соседнем вагоне поезда почувствуют и сбегают туда за ради спросить, а не далеко ли ещё до станции под названием Мерефа, что туточки, недалеко от Харькова будет, а сами глазками в его фейс, зырь, зырь и а не будет ли в вашем купе свободного местечка, бо в моём, дюже ш воно тисно от баулыв и чимаданив. Красавчик, каких поискать, кстати, не последний, но ближе к делу. Понарошку не взаправду, но хочется, хочется в глазах людей подрасти, ну сколько можно мурыжить. «Взвод, слушай мою команду!», это начальник карантина Вова Бунга, «Для принятия присяги, с правого фланга по одному, приготовиться!», вот это тема. «Рядовой Брукман», «Я», «Для принятия присяги выйти из строя», «Есть», топ-топ-топ, красную папку в руки, на месте с папкой сам себе скомандовал команду кругом и «Присягу принять», «Я гражданин Советского Союза перед лицом своих товарищей торжественно клянусь….на-на-на-на-на-на», без интонации без запятых, без чувств и першения в горле, с отсутствием стука сердца молотком в груди, без вытекания капелек слёз, не от холода, а от значимости момента, святости, ответственности, не пошло, не пошло обратно. Один, второй, третий, четвёртый, я примерно пятый, «Отставить, товарищи солдаты, я буду сказать вам следующее, ротный сорвался на одесское отделение украинской мовы, чоловик, прымайе прысягу у Родыны, что сказал, понял ли сам, но далее, вы шо хлопчикэ мойи, у батькив грошей на кино просытэ, ч ибо у мамци на морожнэйэ, ви тут скильки хлиба зьилы зря, хто ото вас так учив у школи читать кныжкы, воны одну йидинствэнну кнышку нэ можуть як слид видчитаты, отставить и приказываю вучить до тих пир, шоб воно вид зубив витлитало, командуйтэ старшина!» Переводчик не требуется, справились сами, старшина дорасскажет в чём наши несчастья, до обеда три с половиной часа, после личное время, но похоже жаба цицьку йому дасть, як казав сусид по койци, Ванька Гусак из под Полтавы, «Шоб вы сказылысь, стилькы дил зробыть портибно сёгодни, теж встричать цылынныкыв, з мынуту на мынуту довжны прийэхаты в расположение роты, шоб вас пидняло, тай гэпнуло, окаянныйи, а ну, Бунга командуй симы байстрюкамы, и шоб у мэнэ огого, глядыть тут у мэнэ!!!!» это прапорщик Верховский, из себя вышел неподетски расстроенный и к КПП автопарка, пора на платформы за техникой и бойцами из роты, прибывающими из Льговского и Рыльского районов Курской области, он за ворота и в ротный уазик, а мы по новой «Я, запятая, гражданин Советского Союза ….» и далее по тексту с девяти утра и до обеда, топ-то-топ, кругом, бу-бу-бу, отставить, как стоишь скотина, опять топ-топ, опять я гражданин савейского саюза, чтоб они сдохли, мягко сказано, ну сколько можно, неужели этого мало, да ещё ведь неделя в запасе, нет, упёрлись и всё, ни с места, дошло до того, что текст, написанный красивым каллиграфическим почерком ротного художника, стал реально мешать рассказывать вслух текст присяги, стали умолять сержанта выкинуть его из красной папки, нет же, мучтесь, салабоны, будете вовремя, как следует читать, вон ротный, до сих пор плюётся, перетирают с замполитом наверное наши неудачи. Стыдно и обидно из-за всех торчать на виду отдыхающей роты, у кого-то выходной, а у нас проходной, чтобы пройти конкурс по принятию присяги, надо его преодолеть, сто дураков на одно место, выше, чем в академию Плеханова в Москве. Шум пошёл и гам, головой повернуть нет никакой возможности, а терпёжу, нету моченьки, любопытство съедает всех в строю, даже сам начальник карантина присвистнул от удивления, время к обеду покатило, ему самому в лом тут на виду дрочить нас, надоело за полтора месяца, это в начале карантина, Вова, Вова, весь такой крутой и единственный, сейчас всё смотрится совсем иначе, обуза и огребай за каждого раздолбая, срослись так, будто он сам нас на скорую руку делал, сострогал на одну колодку, как Урфин Джус или Папа Карлуша, тупые, на одно лицо, к одному обращаешься, трое побежали выполнять, не фамилии, а поле чудес, не биографии, а уголовные дела, армия только и спасла от худшего варианта. А посмотреть хочется, а гул нарастает, солдаты сорвались со своих мест, бегут в сторону въезда через КПП в автопарк, а он очень вместительный, с футбольное поле почитай будет, а солдаты шапки вверх кидать стали, будто сам Дед Мороз к ним на Рождество пожаловал, да дай ты нам кислороду, Вова. Вот оно, что, свершилось, сколько об этом говорили, писали в письмах, но мы же не всё знали, не во все дела ротные были посвящены, откуда нам ждать, что целое отделение Иванов Бровкиных возвращается с целины. Вот они герои, вот покорители просторов России, прощай Курская геберния, здравствуй неметчина, здравствуй не мене родной город на Заале. А вдоль автопарка, вдоль аллеи, идущей от ГДО до артполка, шли пачками автомашины, да, именно пачками, машины убитые до предела, с кузовами, растерзанными свклоподборщиками и свёклопогрузчиками, шли еле телепаясь от одного края до другого, щли с пробитыми пердячими глушаками, прогоревшими и вышедшими по причине известной всем, кроме нас, шли мимо нашего КПП и уходили куда-то в сторону дивизионного плаца, наверное для общего построения перед отгрузкой в автокрематорий, а может шли для встречи и приветственного слова тех, кто провожал их летом на целинные земли Саратова, Ульяновской, Оренбургской, Курской, Воронежской и других областей. Картошка, буряк сахарный и кормовой, силос и сенаж, овёс, гречка и пшеница, чего только не перевозили в этих кузовах, сколько тонн не выдали на гора сельских ЗАВов и районных элеваторов и сахарных комбинатов, сколько спирта сырца получит Родина из зерновых и картошки, а сколько радости эти неказистые на вид мармоны и газоны 66, зилы первейшей степени выпуска, доставили рядовым колхозникам и приравненным к ним сельским жителям, сколько потайных ям было заполнено сахарной свеклой, на весь год целые семьи получили возможность производить высококачественный первач-спотыкач, такой скусный и полезный в сельской местности, за бутылку самогона тебе и мучицы и комбикорму краденного привезут и вспашут и поборонуют и глины и песка печку подмазать, сараюшку подладить или ещё чего твоя душа пожелает. Польза от целинников всем, восьмидесятый год поворотный год в истории страны, с этого года вышли на финишную прямую к построении коммунизма, к 2000 году должны выйти на основные показатели, где согласно выдержке из текста очередного партийного съезда сказано было «довести выпуск самогона на аппаратах собственного изготовления, в районах с отсутствием любого вида покрытия дорог, кроме земляного покрытия, довести, ещё раз зачитываю, выпуск продукции 366 литров в год, включая новорожденных и вступающих в брак в течение этой пятилетки, отказывающимся планировать семейные отношения, вычитать из их зарплаты, деньги на суммы, равные потерянной спиртосодержащей продукции с наложением штрафа на сумму стоимости 366 литров самогона, произведённого бабой Маней из села Большие Можары, Рязанской губернии, так же наладить производство во всех воинских частях, принимающих участие в битве неожиданно выросшего урожая» Делай, как я, все в прямо, наши ротные целинники налево и в автопарк, первая машина старшины роты на УАЗике сразу за ним, недобитые, грязные, а может потёртые всеми видами техники, колымаги, в каждой кабине по одному, а у некоторых и по двое солдат, успели подхватить видно на том главном ЦКПП, молодцы, вернулись, уехали кандидатами в деды, а вернулись настоящими боевыми дедушками, как тут не порадоваться за товарищей, которым довелось побывать на свободе в Союзе и посылочку и сами подскочить родители имели возможность, а девчонки, а? Одно это чего стоит, везунчики, одним словом, а что до отношений, так это я условно на «деды», «кандидаты», «черпаки», «мамонты» и мы «духи», это для ясности и армейской принадлежности, так понятнее, что ли. Спасибо вам целинники. Как вас нам вовремя Бог послал, не свет же клином сошёлся на зубрёшке, ведь живые люди прибыли, не приехали, а прибыли, прибыли своим ходом, живые и здоровые, чужие, , по отношению ко всем и в том числе к своим товарищам, ну это и понятно, другая среда, другой настрой, там в Союзе, отвыкли от дисциплины и армейских строгостей, побывав «за бугром», по отношению к ГСВГ, солдаты осознали, что всё что происходило с ними тут, настолько мелко и смешно по отношению к «там», вся эта служба, чистка норок и мойка писсуаров, как это всё не значимо и примитивно по отношению к гражданской жизни там, в Союзе, ведь возить по дорогам страны на военных машинах в солдатской форме всё равно, что сейчас в униформе, выданной на фирме. Ну, какой ты боец, пригнали машины в центр села, поселили в клубе или школе, поставили на пищевое удовольствие в колхозной столовой, где с вечера освежевали телка, где на завтрак навалили деревенского творога со сметаной в которой ложка стоит, на обед таких котлет из телка накрутили с чесноком, а борща пополам с мясом парным в мисищу навалили столько, что слеза у самой кухарки потекла из правого глаза, у которой самой Ваньша второй год неизвестно в какой Борзе-2 шатается в обнимку не то с берданкой, не то с уйгуркой, не то с косолапым мишкой. Спасибо Вова, отпустил себе вожжи, сколько можешь над нашей тупизной биться, не ссы Вова, прорвёмся, присягу уже раз назначили, так не отменят, какой отче наш не прочитаем, всё одно автомат в зубы, подпись напротив своей фамилии и праздничный обед, так, кажется и сам не раз говаривал, ой, скорее бы. Машины, как самолёты, заходили на вираж и крутили в парке круг почёта, рёв пробитых глушаков, крики ура, свои вернулись, бииииии сигналами, как при прощании с маршалами, рука как прилипла на подходе к автопарку, уже не отлипала от чёрной сигнальной блямбы на руле. Шуку-шуку-шу-ку, тормозами мармоны, пшиии, по педалям тормоза водилы зилов и газонов, пыль окутала машины, скрыла от наших глаз на время, но не понявшая фишки момента не успела среагировать и проскочила за машины и растаяла на газоне, пыль родной земли, пыль из пыльных бурь Оренбуржья, пыль от среднерусских полей, чёрная, жирная чернозёмная, настоящая, не то, что здесь супесь песчано-каменная. Пыль прямо, двери машин в стороны, не то солдаты, не то трактористы, но не наши ротные чистюли и стиляги, сразу видно птицу по полёту, только в Союзе так могут одеваться и так выглядеть, в этом я ещё в Калининской кадрированной дивизии на пересылке понаблюдать успел, чмари и грязнули, что деды, что духи, грязные и чмошные, будто всю жизнь питаются только подножным кормом и живут на улице не отходя от коптящей солдатской кухни, как в 1941 году, дрова в топку сырые, а они пузырями плюют, но не хотят гореть, глаза у всех будто от дыма все красные, не то по большому хотят сходить, не то так сильно вымотаны бестолковыми командирами и не менее бесполезной службой, где всё сводится только к одному, приготовить пожрать и начинать готовить пожрать уже на ужин, чистить котлы и наливать ледяную воду из мятых вёдер для утреннего кулеша. Такое я видел в Калинине у книжной фабрики, солдаты день и ночь пилили и рубили мокрые дрова, запихивали их в кухни, установленные под открытым небом на холодрыге и под дождём только, что и делали, как варили нам комбинированную кашу и кормили сотнями прибывающих переселенцев в Германию, я им просто сочувствую, можно было это сделать обычному комбинату столовых, но увы. Машины, ещё пахнущие Родиной, пыльные и не родные пока, остывали, солдаты роты набросились на именинников, мы тоже, не будь дураками, вместе ведь теперь служить, тоже от любопытсва стали приглядываться, да прислушиваться к разговорам, целинники на нас первыми свой глаз положили вопросом «Есть ли земляки из Подмосковья, нет ли с пид Винницы, може дило з Мукачова е хто, а, шо, угадав, зэмэля! Найшов, давно з дому, як там, груши поспилы, а выноград, шо? Градом побыло, да ты шо, а маты нэ пысала, а шож так? И пошло…..Есть в жизни счастье и меня нашли, правда не сегодня а в аккурат в день принятия присяги, да не кто-нибудь, а сосед по школьной парте Вовка Шевченко, он тоже вернулся, да не один, с парой-тройкой грелок с самогоном в запасках, предусмотрительный и запасливый боец, не пил, да пришлось от дедов да страшины, у него, у Вовки в кабине ЗИЛ -131 жахнуть по маленькой, да нет, не по маленькой грелочке, так мне кто-то и доверил грелку, её ещё в его письмах к сослуживцам давно чужие руки согрели, свои, из ЗРП. Нашлись все кого хотели найти, земляками стали почти все, главное условие землячества, чтобы лапоть, положенный на карту Советского Союза не выходил за границы проживания твоего земляка, например: Астрахань и Баскунчак, тоже земляки, нашлись среди нас и Москвичи и Масквачи, кто знает, в чём разница, тот поймёт. Запаски вечерком снимали и тихонько препровождали в ремцех, ясное дело, машины из заграницы прибыли, может и ящур быть занесён с родной пылью в виде спор, на экспертизу пошли и грелки из только, что прибывших запасок и как водится, на ком ещё, как на самых наименее ценных членах коллектива проверять содержимое, находящееся под чёрной, с привкусом горечи, пробкой? Да нет, не правильно вы строите свой мыслительный процесс, ну почему сразу на нас надо проверять, что-то, самые бесполезные члены коллектива те самые трутни, то бишь, деду. На них и проводили проверку, а на ком вы предлагаете, во-первых, они старые и их не жалко, железная логика, не правда ли, во-вторых жрут и срут они больше каждого из нас, а что это значит, а это значит, что все средства финчасти направлены на доставку продовольствия и пробивку засоров в сантехнической системе армии, так вот, это самые бесполезные и самые противные люди на свете, их не жалко сначала напоить, потом заложить и отправив на губу, спокойно ходить по роте расхлябавшись до нельзя. Нет, чего то не то сейчас сморозил, а кто же тогда нами ночью, рукойводить будет, в отсутствие командного состава, дружно покидавшие расположение, как только скрылось солнце за горою, нет, пусть сами и пробу снимают, и кочевряжутся, передвигаясь на рогах, авось прямая дорога вильнёт сама куда надо, гулять, так гулять, ну, взяли дружненько на грудь, ой и гадость, из чего она мужики, неужели и правда в самогон баба Нюра куриный помёт для крепости добавляет, что, и сырую резину научились вместо вулканизации использовать, знамо дело, коммунизму быть на селе, решение партии истинно. Закваска хорошая получилась, всю ночь гудела рота, весь подвал будоражило и колбасило, сказали бы нынешними словами, прохлопали прибытие самогонщиков и контрабандистов, бардачки обшманали ещё на границе, да про запаски и не чухнулись, ну что мог солдат Советского союза, кроме ханки через границу перевезти, водку не пили, дорогая и мороки с ней, милое дело первачок, чуток выпил и понесло, а я там был, а и стой и стой в один вечер спал, умора, зато весело всем, а ради чего ведь люди пьют, да чтобы пообщаться, а на другой день приколоться, если удастся не на губе проснуться, тогда вчерашнее в голове колом встанет, когда про губу, да объявленный отпуск вспомнишь, подумаешь, то ли в отпуск, то ли в стакане утонуть навеки. Дружба оно дело не плохое, когда самогону мало грелок, а друзей у тебя, что пальцев на теле, а больше не требуется человеку, не запомнит с кем уже чокался, а кто в сторонке остался. Неделя прошла, как один день, воскресенье наступило ещё с вечера, присягу приняли сначала деды, потом отбой и такой ранний подъём, что наверное и пяти не было, может так показалось, но темнища ещё такая была, что тучи до развода всё сунулись и сунулись, депрессия напала, хоть вой. С одной стороны праздник, присягу будем принимать, но с самой страшной стороны, вот этого-то все и боялись, вот поэтому я и сейсас вас вымучивал столистовой писаниной, самое страшное, это ликвидация нашего независимого государства баранов и расселение по кубрикам, прописка и сдача на права, вождение под кроватью табуретных автомотоциклетных средств, регулирование лёжа на спине под кроватью, мимо проезжающей техники, так называемая скрытная техника регулирования и вождение автомобилей в условиях стеснённых для проживания. 14 Декабря 1980 года, морозное утро, место действия6 комендантская рота. Парадная форма одежды, парадки на офицерах, знамя 27 МСД доставлено в чехле ротными знаменосцами, знамя находится под усиленной охраной в комнате отдыха, рядом с кабинетом командира роты на первом этаже напротив тумбочки второго поста дневальных по роте, расположенного у ружкомнаты, рядом с выходом из казармы. Машины из парка не выезжают, сегодня воскресенье, в котлы заложена дополнительная порция жиров, масел и других изделий, все одеты в новую белую униформу, все ждут часа «Х», который начнётся примерно в 12-30. Нервозность присутствует во всём, знамя в роте, вот-вот начальник штаба товарищ Юдин пожалует, он наш негласный куратор, нет у нас ни комбатов, ни комполков, мы ничьи, мы прямая принадлежность штабу дивизии и НШ наш рулевой, дядька высокий, квадратноплотный, строгий в меру и интеллигентный, ну, как из Ленинграда люди или типа того, но никак не из Москвы, те понаглее и понастырнее, тем всё можно, им все обязаны, им всё положено, не жители, но требователи. Командный состав роты проводит лёгкую летучку, у всех при виде нас, губы расплываются в улыбке, как же, сегодня праздник у девчат, сегодня будут танцы, сегодня нами заполнятся все штатные прорехи в расписании взводов, сегодня барин купит нас и повезёт отрабатывать оброк, который мы взяли у Родины в долг, а чтобы крепче повязать оброком, требуется некую бумагу подписать. Совещание закончено, ротный со своими смехуху по отношению к нам «ну шо, бойцы, дождалысь, ще трошкы и будемо Родине служыты, як батькы ваши вам наказувалы, ну добрэ, кажи команду днивальным, нэхай людэй гуртом вэдуть до стелы, там всим и сбираца, командуйтэ!» Первый раз я себя так торжественно чувствовал в жизни, второй раз будет в 1986, когда расписывался во дворце бракосочетания номер четыре в Москве, третий раз через пять лет после свадьбы во время венчания в Вешняках. Рота отдыхала, в роте был законный выходной, но выходной не абы какой, со всеми распрощались, слёзы высохли, герои-целинники не дезертировали, вернулись в полном составе в роту и машины сохранили, за что правда втык получили, но об этом потом, не будем портить праздник и им, с самогонкой в этот раз всё обошлось, никого не спалили, а может унюхали, но перед такими важными событиями, как 500 и 100 километровые марши и первые выезды с молодняком в запасной район, наверное не рискнули позориться сами и нас подставлять, ничего не спалили и то ладно, нарядами задрочим, решили возможно в узком кругу, а пока всем молчок. День принятия молодым пополнением присяги всегда считался в нашей дружной роте особенным днём, это действительно было событие, с этого дня менялось абсолютно всё, все ранее налаженные механизмы с убытием дембелей нарушались и только качественно подготовленное молодое поколение могло компенсировать эту потерю, мало ли, что, а вдруг та Бельгийская дивизия, что за бугром прямо напротив нас, вздумает судьбу испытать на прочность, только-только ядерным оружием обзавелись в достаточном количестве, ошибка диспетчера и малая ограниченная война обеспечена, это тема одного из политзанятий по звёздным войнам. Раз сто каждый из нас выбежал на улицу и вбежал обратно, то на второй этаж, то в подвал, то поправить, то утянуть, то топорщится шинель, то пуговицы, оказывается, до сих пор не перешиты, весь коленкор портят. Всё. Время вышло, пора на воздух. «Рота строиться в курилке, рота строиться в курилке! Эээ, вы, уроды, вы что оглохли, вас касается, оборзели совсем черпаки, а вам, что, тоже особое приглашение, ваши товарищи по роте принимать присягу сейчас будут, выходи на построение!», это дежурный по роте выгонянием самолично занялся, иногда и его голос должен к месту прозвучать, начальство рядом, в один отпуск сгонял, да до дембеля ещё почитай год, может на один ещё удастся наскрести положительных дел. Рота заняла свою обычную позицию, буква «П», так как видите её сейчас, только внутри дырка в бетоне, а в том приямке полно окурков и чинариков. Мы отдельно, настоящие бойцы своими взводами, пока жиденько стоят, шутка ли вопроса, 36 уволилось и навечно из списков выбыли из строя, где же замена. Да вот мы, пара часов и мы ваши в полном годовом распоряжении, любите только не бросайте в терновый куст. С крыльца в наипарадной форме, с медалями и значками спускаются важно к нам наши отцы командиры, неспешно встают линейкой перед крыльцом и ждут, что скажет ротный. Командир роты явно перевозбуждён, надо думать, сейчас подъедут к стеле штабные чины, попробуй, дёрнись кто, губой не отделаетесь, полигон Рагун или один из трёх мотострелковых полков, случаи уже были, пара-тройка учит тюрский язык, говорят, кто из водил там бывал, мол, получается, особенно такие вещи, как : «кель манды» и «от манды кель». То есть, подойди, пожалуйста, сюда и отойди пожалуйста отсюда. Два строя, основной, это рота и запасной, это мы, направляемся походными колоннами к стеле и занимаем там свои места, нам достаются, естественно, места в самом партере, прямо напротив памятника В.И.Ленину, у подножия которого разместилось командование и выставлен караул со знаменем части 27 МСД. Прямо перед командным составом установлен и покрыт красным бархатом казённый стол и на нём красная папочка с вложенным текстом присяги, так, на всякий пожарный, вдруг кто от волнения споткнётся, глядь на текст и дальше, как по писанию, тут тебе и присяга принята, неважно что по бумажке, важно, что подпись и в присутствии знамени части, да и товарищи красноармейцы, если надо, где следует, слово своё скажут по поводу подтверждения истинности принятия присяги. Шутки кончились, дальше дисбат. Зрители и сочувствующие нам, заняли в отдалении свои места, так распорядился старшина роты с замполитом, у них уже был свой праздник, пусть в сторонке постоят, нечего смущать молодёжь, вон УАЗик начальника штаба показался, да вот и он ногу на подножку уже поставил, прыг и ровненько по дорожке мимо дивизионных героев Советского Союза, установленных этим летом перед нашим приходом на квадратные постаменты, да вон и сами лепщики в сторонке стоят, три сержанта из Белоруссии, три выпускника ВУЗа. Мы стоим, НШ по дорожке к столу, ротный за шесть шагов бегом на полусогнутых к нему, доклад младшего подчинённого старшему начальнику, команда роте поприветствовать товарища подполковника, естественная реакция «Здрав..жлайю..тов. гва..дии подпп..овник!». Вот он и самый вкусный момент в нашей жизни и настал. Вот теперь и я человек, фигу вам товарищи старослужащие, на меня сам НШ смотрит и теперь я сам свою судьбу беру в свои руки, человек должен за себя сам бороться, сам свою судьбу строить, под лежачий камень вода не течёт, раз попал куда надо, грызи гранит науки, бей копытом, но службу знай, вон какие шишки снизошли до тебя, ты не замухрышка, ты человек, тебе вон сколько уже почёта и уважения казано, стоять всем смирно и руки держать по швам. Товарищ гвардии подполковник Юдин, взял ответное слово, спереди Ленин и отцы командиры, сзади на огромных плакатах героические этапы борьбы за Советскую власть, спереди Вождь, сзади недобитки белогвардейцы и белобандиты, анархисты и другая нечисть, мы творители истории и её защитники, они наше прошлое, от них осталось только то, что изображено на плакатах, мы молодые и здоровые, они рисунки на заборе. Приветственная речь прозвучала отменно, всё правильно, ничего лишнего, мы следующие, не посрамим дедов и прадедов своих, не посрамим отцов наших, не запятнаем честь Советского воина, заитника и интернационалиста. Взвод, приступить к принятию присяги, это уже приказ командира роты и после него «Рядовой Ломатченко!», «Я», «Для принятия присяги выйти из строя», «Есть», топ-топ-топ, красную папку в руки, на вытянутых руках, глядя прямо перед собой, кося для порядка вниз на текст присяги, на глазах у всех «дух» привращается в бойца : ««Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников. Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству. Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины - Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами. Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение товарищей.» Текст присяги коверкать не могу и пишу для тех, кто осмелился его забыть. Сколько человек, столько раз было это сказано у памятника Ленину, у стелы с указанием боевого пути части по которому прошло это знамя, знамя которое каждый принимающий присягу, преклоняя одно колено, целовал и становился обратно в свой строй. Всё, я не только гражданин Советского Союза, я ещё вдобавок защитник своей Родины и ничто мне не помешает это сделать, буду служить так хорошо, что обо мне скоро напишут в газетах, нет, я так серьёзно думал, я очень быстро проникался моментом и стремился и добивался, раньше всех, уже в конце февраля мне перед штабом дивизии объявят отпуск, а это о многом говорит. Торжественная минута подошла к концу, нам дали команду отправляться в роту. До роты я не шёл, как не шли и мои товарищи, мы летели, каждому при вручении выдали маханькие крылышки, совсем ссо стороны не заметные, но как они нас несли, они нас просто окрылили, пусть только на сутки, но зато, как! Оружие в ружейку и бегом строиться, до общего обеда времени в обрез, время полдень, столы ломятся от яств, а именинников всё нет и нет, из окон видели, что только, что тут стояли напротив, раз, уже нету. Пока крылья, как только, что вылупившимся муравьиным маткам не отгрызли муравьи, это чтобы те не улетели из семьи, а рожали и рожали, так и мы, пока нам крылышки не пообрезали старослужащие, на всех парусах в столовую и на одном дыхании винтом на третий этаж в столовую, тук-тук, а вот и мы, здрасте. Свадьба с приданным или свадьба в Малиновке, жратвы на полк, на каждом столе по четыре колы, по четыре пачки самовоспламеняющегося печенья, банка мёда на четверых, четыре булочки, два яйца вкрутую, плов, рассольник, полукрасные, сладковатые на вкус, солёные помидоры, прелесть, но не закусь, жаль нечего выпить хоть я и не особопьющий, я скорее сочувствующий собутыльникам, жаль, по такому случаю и я махнул бы прямо за воротник, как учили товарищи, не сомневайтесь, не промазал бы. Под такую закусь и поллитровка на брата раошлась бы по обесспирченной крови, отдельными молекулами. Домой напишу про колу, вкусная и капустой квашенной отдаёт, мёд тоже понравился, печенье по карманам рассовать хотели, но поступила команда «продукты из столовой не выносить», может боялись, что мы несправедливо поделимся с нахлебниками, ну и ладно, не получилось черпакам вынести, пусть не обижаются, мы их печенье тоже не попробовали до сих пор, может оно лучше было. Запомните этот день, это единственный день, когда я был за два месяца доволен и накормили и напоили и насмешили, да, насмешили, всё было именно так, как и хотелось. Время до вечера пролетело быстро, люлей огрести не разрешили старшие, сегодня наш день, сегодня «табу», такая традиция, один день можно и не обижать молодых бойцов, пусть получше проявят себя в новом коллективе, в новом обновлённом качестве, насмешили меня тем, что вместо автоэлектрика-дизелиста, я попал в мотоциклетный взвод и не знал, радоваться или нет этому. Наверное радоваться, чего нового в электрике, я и без этого любому инженеру фору дам по силе и освещению, а дизель, подумаешь, мотор от трактора ЮМЗ, генератор на 380 вольт, и делов-то. Это от меня и на гражданке не уйдёт, а вот регулировщиком, это не каждому выпадет покрутить жезлом у виска, это тебе прямой контакт с городом и проживающими в нём людьми, цени это и дерзай. Как водится, что всё хорошее заканчивается тоже хорошим, не отпускали меня мысли о состоявшемся, сцены из принятия присяги сменяли одна другую, что-то я добавлял к уже свершившемуся, о чём-то мечтал и строил планы, раз за разом прокручивая и переигрывая в голове события и реакцию на них окружающих. Человеку свойственно многократно заострять моменты, обыгрывать ситуации, включать в игру воображения другие персонажи, например у меня на присяге присутствовали мысленно и родители и погибший на войне дед и дети, которые ещё не родились и сам генеральный секретарь с министром обороны и все, кто меня мог знать и кого я помнил и уважал.Крутил и крутил хронику дня, крутил до тех пор, пока новые события не наслаивались на прежние или пока смакование переставало приносить удовольствие и пользу, пока ощущалась некая чувственность и существовала особая момента события. Личное время, письма срочной АВИАпочтой, маленько фантазии, ужин и самое дорогое, кино про немцев. Как начали крутить серию за серией «Фронт без флангов», «Фронт за линией фронта», «Фронт в тылу врага», так на Новый год только и закончили, полмесяца счастья, такое кино редкость, майор Млынский ещё до службы стал моим кумиром и мечтой профана, из-за него, да из-за другого майора Топоркова из «Обратной дороги нет» я и попёр в военное училище, настолько возмечтал стать тоже непременно майором, что с сопливых лет только об этом и думал, если в войну играю, я командир и майор. Всё, кино окончено, нас ждёт вечерняя поверка, больше я не «дух», я солдат, у меня есть свой взвод и у меня новый командир взвода, знакомый всем прапорщик Сергей Гузенко, родом из солнечного Краснодарского края, женатый, жена преотличная кнопочка, почему кнопочка, а потому, что и правда цветочек, а не женщина, а во-вторых и вовсе не женщина, а скорее девчонка с колечком на пальчике и Серёжкой мужем, коему самому-то, дай Бог 20 лет. Номер моего кубрика, не удивляйтесь, 13, этаж второй, прямо по коридору, не доходя мазуты упрёшся в двустворчатую дверь. Всё, пора баиньки, а с завтрашнего дня, прямо, как водится, с понедельника, бросаю старые привычки, начинаю новую жизнь пока правда в качестве рядового мотоциклетного взвода, а потом видно будет кого, служба только-только начинается, а что было раньше, так то была присказка, а сказка впереди. Спокойной ночи,
свн: ...пацан....ну что скажешь.... http://top.rbc.ru/society/27/11/2010/506197.shtml
Admin: Да уж,как дети малые ...Всё поиграться в интернет ,губернаторы и президент туда-же...
sergei: "увольнение по слабоумию". ...и даже здесь не могут волю проявить...толеранты хреновы...
sergei: Мимоходом. База. Пирс. Компрессор. Море «...Начальник имеет право отдавать подчиненному приказы и требовать их исполнения. Он должен быть для подчиненного примером тактичности, выдержанности и не должен допускать фамильярности и предвзятости по отношению к нему. За действия, унижающие честь и достоинство подчиненного, начальник несет ответственность. Подчиненный обязан беспрекословно выполнять приказы начальника....» (Общевоинские уставы ВС РФ) Октябрь. 9 пирс. Субботний вечер. Дежурю по кораблю. Вахта конечно собачья, в выходные то, но с другой стороны вполне нормальная, потому что спокойная. Все отдыхают, зона безлюдна и только на пирсах изредка заметно кое-какое вялое движение. Отработки вахты закончились, журналы заполнены, личный состав давно отправлен в казарму и на борту только вахта. Старшим на борту старпом, поэтому самое главное в жизнедеятельности подводного крейсера, это тишина и отсутствие каких-либо лишних звуков и шумов в отсеках, особенно в 4-ом. Старпом и так любит поспать, а уж в ночь с субботы на воскресенье даже питается в каюте, не вставая со шконки, и словно древнеримский патриций, умудряется выцеживать тарелку борща, не поднимая головы с подушки. Словом безмолвие, спокойствие и умиротворение. К пирсу пришвартованы только мы, на соседнем тоже пусто. Оставляю в центральном посту мичмана, выползаю на воздух перекурить. Во всей видимой части зоны никого нет, только одни глупые бакланы бездумно крякают, кружась над мусорными баками. В задумчивости дымя сигаретой и размышляя о вечном, меряю шагами пирс, и незаметно добредаю до КДП. И тут, как на зло прямо перед воротами с визгом и скрипом тормозит «УАЗик», из которого высовывается бодрое и очень живое лицо начальника штаба флотилии контр-адмирала Совкачева. - Офицер...сюда...ко мне... Даже не пытаясь изобразить строевой шаг своими «тапочками с дырочками» торопливо семеню к воротам. Совкачев мужчина статный, моложавый с черными волосами чуть тронутыми благородной сединой, словом внешность прямо-таки образцового флотского военачальника с плещущимся в глазах недюжинным интеллектом. Одновременно с этим он всегда и везде материться так грозно и изощренно, что у лейтенантов в начальной стадии кратковременно проявляется энурез и пропадает потенция, а старые мичмана, еще помнящие послевоенные годы ностальгически смахивают слезу. - Товарищ адмирал, дежурный по ракетному подводному крейсеру «К-...» капитан-лейтенант Белов! Адмирал еще совсем недавно был нашим командиром дивизии, меня в лицо помнит, а потому совсем по-родственному пропуская процедуру подавления личности погонами, выпрыгивает из машины и указывая адмиральским перстом куда-то в сторону берега, коротко приказывает. - Белов, чтобы вот этой х...и завтра утром здесь не было! Смотрю в ту сторону, куда указывает начальник. Там у каменного забора стоит чуть перекошенный компрессор на четырех колесах. - Товарищ адмирал...а куда его убрать-то? Это же базовское хозяйство...Меня же потом... Адмирал нетерпеливо перебивает. - Белов...бл...да эта хрень с колесами здесь уже лет двадцать стоит. Я ее еще старшим лейтенантом помню... Убрать на х...Если что ссылайся на мой приказ и гони всех в...туда же! Задача ясна? Утром проверю! Вообщем-то он прав. Я и сам этого «железного коня» помню еще с курсантской практики. Сколько служу, столько и стоит он на одном и том же месте, а матросы с береговой базы, периодически красящие в зоне все, что не двигается, приноровились заодно с заборами и стенами и его покрывать серой, цвета фашистского мундира краской, да так, что он уже давно слился с общим фоном зоны, органично вписываясь в общий пейзаж. Адмирал стремительно скрывается в машине, которая газует и улетает куда-то вперед к воротам из зоны. Адмиралу хорошо. Он приказ отдал и испарился в даль поселковую. Все издержки по его выполнению остаются мне. Выхожу через КДП, чтобы осмотреть объект. Вблизи компрессор оставляет гнетущее впечатление трагического памятника прошлых войн. Он явно не рабочий. Его, судя по всему, не двигали с места и тем более не запускали уже минимум лет десять. Попытался поднять кожух. Не получилось, он накрепко приклеился многолетней краской и открываться не желает. Наконец отогнув край, выясняю, что агрегат работать не может по определению. Внутри практически ничего нет. Все внутренности видимо сперли предприимчивые береговые механизаторы, скорее всего еще во времена дорогого Леонида Ильича. Начинаю мыслительный процесс. Экипаж в казарме, подсменная вахта видимо уже рассосалась по кораблю, зарылась в тряпках и давит массу по полной, то есть людских ресурсов нет и до утра не будет. Да и куда эвакуировать эту рухлядь я пока еще не решил. Так, что посчитав, что утро вечера мудренее, я отправился обратно на борт корабля в центральный пост бдеть вахту и обдумывать судьбу несчастного компрессора. Как раз к двум часам ночи меня и осенило... В пять часов утра, мой помощник старший мичман Мотор поднял меня со шконки, после чего я растормошил четырех бойцов из турбинной команды, стоявших в этот день на вахте. Турбинистов я привлек к выполнению своего плана исключительно по прозаическим причинам. Были они из моего дивизиона, а потому секретность намеченного мною деяния была бы соблюдена на все сто процентов. Бойцы поворчали и напялив ватники, выползли вместе со мной на пирс. Там я припер к рубке верхнего вахтенного, предварительно выведенного из сомнамбулического состояния парой пинков, и стращая всеми немыслимыми наказаниями, взял с него слово, что он ничего не видел, ничего не знает, и вообще кроме как на ствол автомата последние два часа не смотрел. А затем я вывел свою команду за КДП... Моя идея была проста, незамысловата и по военному решительна. Просто утопить этот доисторический раритет. Как будто его и не было. Перетаскивание его через ворота зоны в дневное время могло повлечь за собой кучу глупых вопросов, разборок, выяснений обстоятельств и обязательно бы закончилось каким-нибудь немыслимым втыком, еще и неизвестно с какой стороны. А так, исчезновение части привычной, а оттого и не бросающейся в глаза в повседневности части пейзажного ландшафта зоны могло еще долго оставаться незамеченной. Глубина залива даже у берега была не меньше 40 метров, и оставалось только подкатить агрегат к склону и помочь ему погрузиться в воды губы Сайды. Бурчащие от недосыпа матросы задачу осознали правильно, и без лишних обсуждений уцепившись за водило, которым компрессор цепляли к машине, потащили его к склону. Лишенная большей части внутренностей, коробка на колесах на удивление легко снялась с места и покатилась куда надо, благо колеса ее, заботливо покрываемые из года в год слоем краски, были спущены не до конца и именно катились, хотя и со скрипом. Самой трудной задачей, оказалось, перетащить агрегат через крупные камни, которыми был щедро усыпан берег, но мои турбинисты, которым еще светило около часа сна, с веселым ненавязчивым матерком, практически пронесли его через их нагромождения и спихнули в воду. Тонул старый разоренный компрессор быстро, словно торопился расстаться со своей никчемной сухопутной жизнью. Меньше чем через минуту о нем напоминали только лишь редкие пузырьки воздуха, поднимавшиеся из глубины. Время было еще темное, и посветив на воду фонарем, чтобы убедиться в окончательной гибели агрегата, я дал бойцам отмашку и они рванули обратно в прочный корпус досматривать свои дембельские сны. На подъем флага старпом решил не подниматься, что собственно было предсказуемо. Умирающим голосом затребовав завтрак к себе в каюту, он приказал после подъема флага начать малую приборку на весь день и его не беспокоить. Когда подсменная вахта выползла на пирс, а я с вахтенным центрального поста забрался на мостик поднимать флаг, глазам моим предстала очень интересная и интригующая картина. Прямо у того места, где несколько часов назад мы утопили компрессор, стояла «Волга» командующего флотилией и пара «Уазиков». На берегу, у склона стояла группа офицеров, среди которых я по адмиральским погонам сразу приметил самого командующего, и увлеченно, но вразнобой тыкала в сторону воды руками. Видимо, тема разговора была довольно острая, так как движения рук самого командующего сильно напоминали ветряную мельницу при хорошем лобовом ветре. Это было довольно занятно наблюдать до тех пор, пока рука адмирала, не описав дугу, не остановилась, указывая в мою сторону, после чего из группы окружающей главного флотоводца не раздались одновременно несколько громких команд. - Дежурный по кораблю...дежурный ...сюда...бегом!!! Никакой альтернативы нашему кораблю вокруг не наблюдалось, и я все же оглядевшись на всякий случай по сторонам, выскочил из рубки и покинув корабль, засеменил к корню пирса. Навстречу мне сразу же убыстренным шагом направились два офицера, в одном из которых я узнал коменданта гарнизона. Не дав мне даже представиться по форме установленной уставами Вооруженных сил, они вдвоем без всяких прелюдий начали перекрестный допрос: - Дежурный...тут в последние пару часов никакой аварии не наблюдалось?! Никакая машина не падала в залив? Кто у тебя утром стоял верхним вахтенным...давай его сюда срочно... У вахтенного все патроны на месте?... Кто старший на борту..... Вот тут, то я совершенно неожиданно прозрел и понял, что же за суета твориться на дороге возле пирса. Как оказалось, рано утром, командующий флотилией вызвал свою машину, чтобы по какой-то стратегической необходимости быстренько сгонять из дома в штаб. А дело, как я уже упомянул, происходило в середине октября, и ночью выпал первый снежок, ровным и тонким слоем покрывший, пустынную в выходные дни зону. Компрессор мы топили еще в темноте, и бойцы перетаскивали его через дорогу, уцепившись сообща за водило, отчего колею от его колес не затоптали, и она ровно и красиво отпечаталась на снеге, покрывавшем асфальт так, как будто какую-то машину просто занесло на обочину, ну и дальше...в воду. Причем, после этой нашей операции снег попадал еще немного и перестал. А рано утром через зону проехали несколько дежурных машин, после чего картина аварии с утоплением какого-то автомобиля стала просто-таки убийственно убедительной. Да и на камнях, тоже остались следы злополучного агрегата, который бойцы отправляли в море, протаскивая его по осклизлым камням. А потом на службу поехал командующий, случайно узревший следы колес, уходящих влево с дороги, через девственно чистый тротуар, туда к воде, и остановив машину, сделал соответствующие выводы... Еще через час на дороге около нашего пирса было не протолкнуться. Сначала прибыла машина ВАИ, за ней «Уазик» военной прокуратуры, следом за которым притащился «броневик» особого отдела. Потом начальство базы, руководство СРБ, еще кто-то, ну и все стало напоминать точку старта автопробега «УАЗом по местам боевой славы КСФ». Попутно мне пришлось вытянуть из шконки старпома, которого самолично допросил командующий, а моего верхнего вахтенного допрашивало сразу человек пять из разных ведомств, применяя все возможные методы, разве кроме пыток пятой степени. Но верхний держался молодцом, ибо страшно хотел в отпуск, запланированный на начало ноября, а потому, изображая полное «дерево» на все вопросы отвечал короткими рублеными фразами, состоящими из вызубренных обязанностей часового на посту. К десяти часам утра к нашему пирсу подогнали плавкран, и под воду отправились, снаряженные как на диверсионный акт бойцы отряда ПДСС в количестве целых трех человек. Ну, и уже через полчаса, на той самой дороге, с какой, его, пыжась, отправляли в подводный поход мои турбинисты, опять стоял свежевымытый компрессор с вытекающими изо всех щелей струйками воды, утопленный мною всего шесть часов назад... По иронии судьбы, после всех разборок, его задвинули практически на то же место, откуда я его убирал. Поиски злоумышленников, совершивших это «злодеяние», после того, как выяснилось, что это не машина, а какой-то старый драндулет неизвестного назначения утихли сами-собой, и уже через полчаса, о произошедшем не напоминало ничего, кроме мокрого компрессора и начальника СРБ, в полном недоумении взирающего на это железное чудо, каким-то образом в приказном порядке с этого часа оказавшееся в его заведовании. Как выяснилось позже, адмирал Совкачев через несколько часов после того, как отдал мне приказ о ликвидации антикварного компрессора, улетел в Москву на совещание, и естественно о своем спонтанном пожелании начисто забыл. Злополучный компрессор же стоял на том же месте еще много лет до моего увольнения в запас и вполне возможно стоит там до сих пор, как памятник старым добрым временам, в которых приказы, пусть даже потешные, все же еще выполнялись...
свн:
Admin: Тк Василий тут явно Батальон сфоткан..
свн:
свн: ...чумовая посадка.... http://www.youtube.com/watch?v=Fm8FJ8la2VU
sergei: ...и что это было?
свн: sergei пишет: ...и что это было? ....Элефант со Сколково...
sergei: нано проект!!!
свн:
полная версия страницы