Форум » Армейский юмор » Армейские байки(часть 1) » Ответить

Армейские байки(часть 1)

Admin: Различные рассказы армейской службы,страшилки и байки.....

Ответов - 301, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 All

sergei: Ну тогда пусть красненькую закупят.Не будет очень в глаза бросаться розовость щек!!!

свн: жжжжесть..... (Александр!!!! Оцени...!!!) http://fishki.net/comment.php?id=78555

Admin: Дааа ты шо Саня ,пулемёт достанет с сеновала...Для расстрела старпёров-пердунов..


Владимир Мельников : Продолжение рассказа "Присяга" часть двенадцатая. Калибр патронов доверия мне не внушил, что эти пульки могут пробить стальной рельс, это, конечно, сильно хватили сказочники, теперь это понятно, прошлые школьные патрончики, хоть толщиной своей успокаивали, а тут наплели так наплели, спасибо успокоили другим, успокоили тем, что пульки непростые, а вроде как со смещённым центром тяжести, хотя и про это скорее враки, а как же в лесу бой вести? Вроде немцам ещё в войну про эти пули запрет вышел, вести, в смысле, бой в лесной местности, но кто из немцев уцелел и про тот запрет нам рассказал, так что боеприпасы в руках держал немного с опаской, да и заряжать в рожки патроны давали пока с пробитым капсюлем, давали и мы их втыкали, пока втыкали и вынимали обратно, потихоньку пошли стрельбы. Запомнился белый сарайчик и огромное пустое пустырное поле, поле с неровностями, кочками, кустами и островами зелени, лежавшее со всех сторон от нас, такого размера поле, что что же заставило людей его оставить брошенным, почему оно тут наше, почему люди ушли отсюда, и когда оно стало нашим полигоном. Что здесь было до войны, как мы отжали его себе, а может и у нацистов тоже здесь было то, что было в Дахау, там, где открылся нашей учёной женщине из Ленинграда, полигон для обучения новобранцев и не только, стрельбе по живым людям, по нашим военнопленным, которым давали возможность убежать «понарошку», а затем открывали охоту на них, спрятавшись за маскировочными накидками или засевшими в «кукушкины гнёзда». Белый домик, две «зебры» в стороне и четыре десятка бойцов, которым остались минуты до присяги и которые наконец-то до неё смогли дотерпеть и благополучно выжить и вот они выходят в люди, сейчас постреляют и попрощаются с девственностью салабоньей жизни, сломают представление об ущербности и убогости гражданки. Стрельба шла во всю, по мишеням, по молоку, по воробьям, грохот и эхо от выстрелов гуляли по полигону, руки зачерпывали ускользающие из рук, как мелкая рыбёшка, патроны, большой палец устал с ними бороться, преодолевая и сопротивление пружины и сопротивление холоду, руки колели на декабрьском ветру, холодрыга чувствуется, оказывается, на пустыре сильнее, чем в городе, пара встаёт и снова кричат «давай рожки». Рук не хватает и отстрелявших потихоньку сами старослужащие начинают припахивать делать свою работу, выезд для них и так уже состоялся, перед нами они своей крутостью успели засветиться, теперь нам этого надолго хватит, долго мы уважухой будем их казать, старшина куда-то опять смазал салом пятки, только его и видели, знамо дело: там надо украсть, тут надо скомуниздить, только и видели, как белые полиэтиленовые канистры приняли топливо из запасных баков и уплыли в белый домик и там кажется остались до следующего пришествия, ну, что ж, надо, так надо, кому-то на том бензине на охоту сгонять удастся, а кому-то и больше, к немкам в ближайший «дорф». Пока жили в городе, выехать из него хотелось очень, но стоило мечте осуществиться, как стало скучно от унылости и пустоты полигоньей и так захотелось обратно в тепло и во всё уютно домашнее, так стало тут страшно и тоскливо и чего люди пытаются в отшельники податься, чего дичать по собственной прихоти, как тут вообще-то люди перебиваются, как службу полигонную проводят, это какая же дикость и дремучесть, вот тоска, попасть служить за границу и ошиваться по бурьяном заросшим пустырям. Тут пожалуй и потеряться не долго, нет, не в смысле заблудиться, а в смысле потеряться на век, одичать попросту говоря, вот повезло кому-то, как свинарю, пожалуй, вот радости, придёшь на дембель, а рассказывать и нечего, неужели про эти кусты, про даль и про фазанов, не пуганных даже выстрелами, видали, как что-то полетело чуток в сторону, да там и осело, я поверил, что то были фазаны, да и как не поверить, сам ведь чуток на дичь охотился до армии, как не увидеть «фазанов» даже если то были вороны или галки. Вот сюда точно постараюсь не загреметь из роты, на любые работы соглашусь, лишь бы в роте после карантина заякориться, поговаривают уже и агитировать начинают молодёжь сказками про фазанье царство и вольную полигонью житуху, да спаси и помилуй, пусть я «норку» регулярно ослуживать в роте буду, чем костылями гонять на воле за фазанами на прокорм полигоньей команде. А ведь всё же забрали, забегая вперёд, скажу и сам ротный сюда поплатился попасть за раздолбайство по бабской части, так и не успел в гарнизоне «всё, что имеет юбку» перепробовать, спалился и по партийной линии и по семейной, бросила жена, бросила Родина, жалкое существо в чёрном танковом бушлате стало вместо прежнего и очень видного офицера, как много плохого может сделать маленькая осечка, а ведь всё было и потерять столько ради одной свежей юбки? Эх Сашка, Сашка, надавать бы тебе по жопе ремнём в своё время, да звание не позволяло, как ты нас всех подвёл, ведь мы на тебя сделали такую ставку и как же нам потом всем в роте было полгода до дембеля фигово, эх встретиться бы, если живой и не перестал за бабами волочиться, может успели бы вдогонку чего не то, в смысле опыта перенять, может ещё бы и сгодилось, свои жёны теперь не в счёт, простили бы ради такого дела. А пока стрельба и чёрный дым над лежащими, девять патронов, три одиночных и три очереди, да и делов то всего, очередь из автомата по мишеням, очередь мне ложиться на мёрзлую землю. Как же неуютно и неудобно в чистом бушлате ложиться прямо на грязное, касаться холодной земли коленками в тонких штанах, лежать с раскинутыми ногами в разные стороны и обнимать сапогами землю, лежать довольно долго, слушать команды прапорщика Гузенко и уморившись от роскорячивания, начинать наконец прицеливание из автомата. Когда-то тут навалит снегу, кому-то так вот в роскарячку выцеливать из сугроба по зимним мишеням, слава Богу для нас это первые и последние стрельбы, как тут интересно зимой? Конечно красиво от белого снега, засыпавшего сосны, берёзки, густые и редкие кусты, засыпанные и слегка поваленные от тяжести снега, высоченные кусты вымахавшего бурьяна и не кошенной никем травы, некому её косить, нету коров, а могли бы завести, ведь если в дивизии есть свинарники, то почему бы не завести здесь коровники или крольчатники, травы ведь немеренно, коси солдат, пока роса, есть кому косить, есть, где копны ставить, просторы не хуже просторов Гуляй-Поля, и молочко своё бы было и баранинка на плов, а что, а почему нет, человек всегда должен разумно жить на земле, если позволяет, то почему нельзя попробовать осуществить, вот например мы, приехали на стрельбы, а тут к тебе, шасть с подносом в руках боец в белом переднике и таком же белом колпаке, не изволите ли откушать плова, только, что баранинкой разжились, сейчас после плова молочка поспеем к отъезду принести, да вы не торопитесь, у нас тут, как на курорте, поспеете ещё в свой город, чего туда торопиться, а то оставайтесь, ночью на уазиках со светом на зайцев или там на косуль охоту открываем, что попадётся в луче прожектора, то и стрелять будем, оставайтесь, у нас весело по ночам. Иногда немецкие товарищи заглядывают за молочком и баранинкой, им тоже кое что перепадает, ну как же, камрады всё же наши, с ними по товарищески стараемся жить, оставайтесь. Нет, чего то не то, не надо было после плова с баранинкой, молочком баловаться, это я от голода так помечтал, это вычёркиваю, просто плова и чайку, горяченького. А жратву пожалуй умяли без меня и без тех, которые рядом со мной пузом землю прогревают, жрут собаки, опять втихаря, куда же целить-то ни черта не понимаю, где мои фанерки, где соседние, на вытянутых руках приподнялся, всё ясно, вот моя, а вон там других, упал, опять не видно, где мои и куда целить, что взводный втирает всё равно не в теме. Хрен с ним, пальну, с видом по своей мишени, а там пусть высчитывают, куда попал и сколько выбил. Автомат лёгкий и неудобный для стрельбы с пуза, как воевать с таким, не што боком им косить по стерне, вот карабин школьный, то веешь, так веешь, как лёг, так и не встал после моего выстрела, тот в кого понарошку стреляли, качается гад из стороны в сторону на своём рожке-костыле, а ладно, вроде чего-то высмотрел, жду. « Огонь!», конечно огонь, огонь из ствола, хлопки заложили уши, эхом полетели выстрелы гулять до кромки стеной стоящего леса и обратно, далековато до леса, не успело эхо возвернуться «таг-таг-таг», как полетело кучней «тадах-тадах-тадах-тадададаааххх!». Всё, пусто, ни у кого нету в рожках патронов, и это всё??? А «тридцать три?», зачем про тридцать три так долго впаривали, кто придумал про них, бессовестные обманщики, патронов полные цинки, сами горстями стреляют, а тут девяткой ужали твоё счастье и катись опять по плацу марширен до присяги кажинный день до отлетания набоек и подмёток. Спишут, понятное дело, на нас и спишут, да чтобы «тридцать три», как следует отрепетировать, надо разов десять меня положить, да с колена дать попробовать, а тут наоборот, не на колено, а коленом под жопу и за бумажками по голому полю под пулями к мишени и обратно, да, под пулями, а я иначе и не думал, я летел быстрее пули из ружья, все прохожие глядели на меня. Автоматы-то там, на огневом рубеже остались, а кто их знает, что у них на уме, то петарду в кузов к безоружным кинули, пальнут для острастки в сторону, с ротного обязательно сбудется, вон у него из карманов всякой гадости торчит, когда кинет и не знаешь, он у нас такой, готовит нас к войне по настоящему, не абы как. Бегать не к стати разучился, полежал на мороженной земле и околел телом, не попал, так согреюсь,это про нас, про мимопопавших, туда ещё с прибаутками, а от мишеней так глаза у всех в сторону и оправдательные разговоры про не пристрелянные автоматы, про ветер, про поправку на снос пули, мишени качаются, это придумываем с ходу, а что делать, бумажки целые, можно было там и оставить, не стоило выходит месяц кашей кормить да пловом, не в коня выходит корм, может и правда, шагать лучше у нас выходит? А, ну и ладно, покатались на газоне, съездили, как пионэры на экскурсии, спасибо стрельнуть дали, жаль только одного, столько лет в школе на НВП Пал Петрович по кличке «Дрянь Петрович» мозги втирал «в армию заберут, вот там и научитесь, как я и стрелять и гранаты кидать и в атаку ходить», выходит зря товарищ время на разговоры с нами тратил, с ним в своём тире мы больше армейского патронов из мелкашки выпустили, и на сборах с ним большего познали, хоть и длились они всего десять дней, зря в армию взяли, как пить зря. Зря в комендачах харч едим, не будет из нас никакого толку, это не пехота, так, только что погоны общие с ними. Кол за стрельбу нам поставили, салагами обозвали и долой с глаз, долой во второй эшелон, туда, где консервными банками стали в футбол кидаться, кто пожрал, когда, кто давал команду? «Хотите есть» спросили сытые, хотим, конечно хотим, нету, говорите ничего, почему нету, а где же? Пошутили мы, пошутили, шуткуем мы, вон там в мешке поищите, всё ваше. Чтоб для вас война на два дня раньше началась, обормоты, сущие обормоты, одни галеты и остались, как кафельная плитка и по толщине и по бронебойности, да разве это ж еда, это же маца испортившаяся, мя на Руси такую в жисть есть не станем, а нет ли у вас беленького? Нет ни беленького ни чёрненького, вы что правду или шутите над голодными, обуть пол отделения и оставить умирать голодными, да уже кровь остыла на долгом собачьем холоде, дайте чего занычили, вернём с оказией. Расстроили не столько меткостью своей стрельбы, сколько убогостью житья, сожрать на глазах командиров два мешка еды, да как же это надо щёки прятать хомячьи, чтобы не спалиться. Чем я был занят, что остальные делали, как я откололся от съестного припасу, а, ну да, я всё с ящиком долбанным, как с писаной торбой носился, гильзы пустые собирать помогал, втирался в отношения со старшими по званию, о доме и тоске всё думал, а тут, как на флоте, кто первым встал, того и тапочки. Расстроился не один я, стали баранами в кучку сбираться, костерить потихоньку обжор, кучка получалась приличная, но от этого сытнее никому не становилось. Дальность жилья нашего и пролёт с обедом, очень сильно не только на меня подействовали, безысходность была такова, хоть траву начинай пробовать на съедобность, глаза сами без спросу стали выискивать по сторонам, кого бы или чего бы съесть, от такого состояния терялось самообладание, желудок стал думать вместо тебя сам, мозги отключились из-за отсутствия позитивных мыслей и уступили место под солнцем желудку, кишка кишке стала бить по башке, жрать и только жрать, всё остальное потом. Ну чего там ещё взводному надо, какой сбор, какие гильзы, кому они теперь пустые нужны, кто их принимать будет, тут их без нашего нащёлкано будь здоров, вот привязался к людям, педант проклятый. Пальцы от холода давно гнуться перестали, а он своё талдычит, чтоб все ему до единой собрать, ясно дело, издевается, видит приуныли, раскисли, вот вот заплачут и давай наклонять пониже, чтобы виднее малюсенькие патрончики в траве были. Весь карантин поставил буквой зю, как морошку стали собирать те недостающие патроны, отвлеклись от мыслей о еде, занятые делом, тут нас на голый крючок и поймали, пара взрывпакетов позади толпы, как жахнет, мы носом в землю, всем строем, так не долго и в штаны наложить, слава Богу не чем было, не успели зарядиться, чесслово, пожалел бы взводный об этом, стоя позади испуганной толпы олухов. «Аха-ха, огогооо!», ихак его нюхал, стояит и гогочет над больными и очень голодными салагами, да, таких, как мы только и можно пугать, пуганул бы ты сторослужащих, ночью с одеялом на голове и тумаками по почкам нашли бы тебя дневальные в ротном подвале, да не долго тебе выгагакивать осталось, полгодика-то всего, в очках фирменных недельку походишь после сходного случая, а пока, что ж, резвись, мы беззубые. Давно так не мочился, аж руки тряской зашлись, не поймём от чего, то ли от холодрыги не можем ширинку расстегнуть и в клапаны попасть, то ли от голода, а может и от полученной контузии при близком взрыве порохового заряда, и выдавить толком не можем, не чем, раз по шесть за час успели сходить, как интересно пехота в окопах это делает, в смысле, по большому и по маленькому, когда в смысле, снег выпадет и всё занесёт пургой, пожалуй и жрать после таких процедур не захочется, может и правильно дело, что освободили нас от ещё одной обязанности, в смысле, есть. Гильз, по моему подсчёту, а я даже на морозе крепко считать умею, выходило чуть больше, чем с собою привезли, выходит мы самые правильные на свете оказались, даже закон Архимеда превзошли «тело впёртое туды, равно выпертой воды», так вроде он звучит, так вот, я и говорю товарищу взводному прапорщику, что, мол, товарищ прапорщик, не придётся ли писать объяснительную наоборот, это как же он спрашивает меня, а товарищи уже прикинули, что сейчас кого-то, возможно, будут бить и возможно даже руками, патронов-то меньше израсходовали, чем собрали гильз. То не ваше дело товарищ боец, отвечает мне товарищ взводный из мопедов, ты, говорит мне, Володька, будь попроще и тебя поймут. Сказал, а сам новый цинк приказал открывать, нешто, думаю опять заставит нас перестреливать взад, ведь результат ноль с фостиком, стыдобушка и ещё какая, как автомат через неделю под присягой вручать, по таким результатам больше черенка от лопаты не полагается, в наряде штык ножом можно обойтись, а в караул на учениях придётся из пехоты бойцов выписывать, ну и соответственно отпуска им причитающиеся комендантской роте тоже, а как иначе, кто заказывает музыку, тот и танцует. Стрельбы порядком всем надоели, воздух стал сыреть от Балтики, в нём прибавилось иголок, инеем и куржаком покрываться стали на нас от дыхания поверхности воротников и низ у головных уборов. В шапках было тепло и бушлаты, притёртые ремнями, тоже какое ни какое тепло удерживали, но ноги стали отказывать, портянки отсырели, выхолонулись, пальцы онемели, потопывание и пробежки на месте не помогали, мы скуксились и захотели к мамке в роту. Из открытых цинков помошники из кандидатов, что пожрали наш обед, стали набиватьполные рожки патронами и потащили автоматы ротному и взводному, которые только и ждали этого, стрельбы завершились ни чем, это я про нас духов, теперь можно и оттянуться, как следует, нечего патроны на неумеек портить, патроны цену имеют, их бережно надо стрелять, со смыслом, только тем, кто действительно умеет. Конечно патрон стоит, какие-то копейки, поэтому наверное и решили на одну получку настрелять. Нам не жалко, мы положенные мимо промазали, что толку, так можно всю продукцию патронного завода, выпущенную в прошлую смену, послать в молоко без пользы, а молочка бы тёпленького из духовки с коричневой пеночкой, не плохо бы, коровку бы на полигон, и печку русскую. Там вокруг неё отогрелись и отъелись бы, а тут стоишь неприкаянный среди пустого поля, жрать нечего, командиров азарт скосил, попадали и вышивают себе будто из швейной машинки, оттяг идёт полный и бессовестный, интересно, а ведь списыватьи эти патроны придётся, но как? Калаши чужие, стволы чёрные, будто из печки, копоти в воздухе не продыхнуть, «та-та» да «та-та», фанерки посеклись напополам от выкрутасов, гильзами засыпало каждого до локтей, это сколько же нам их снова собирать по времени придётся, вот паразиты, целые полгода небось ждали, чтоб вот так оттянуться, нас точно для прикрытия своего удовольствия взяли, говорят будто из автоматов здесь по животным стреляют, правда наверное, азарт охоты в каждом из нас с рождения живёт, не зря рогатки в младенчестве хорошо получаются. Старшина роты появился вовремя, хоть жрать и не перехотелось, но на душе веселее всё таки намного стало, знамо дело, там, где папенька, там солдату пожрать и помыться всегда обеспечено, этот не чета фанфарону ротному и взводному, это только у мотоциклистов солдаты не люди, а регулировщики, для них солдаты в последнюю очередь, для них мотоциклы наперёд кормлены, не о себе боец думай, но о жезле своём, ночи не спи, думай, у кого батарейки стырить. Старшина стрелять не стал, у него были другие пристрастия, он не любилель баловаться штатным оружием солдата, ему манлихер австрийский подавай с точным боем, зря что ли в кабана столько пуль всадили на ротном свинарнике надысь, охота на фасанов и тетеревов поди давно открылась, вот с присягой разберусь и в домик охотничий с начальником пищевого склада, прапорщиком Захарченко и командирами взводов Овсяником и Носковым сговоримся на выходные, заждались, отъелись фазанчики, солдаты вон нынешней ночью даже простой палкой умудрились одного петуха подбить, сейчас кипит общипанный в казане на открытом костерке, жаль уезжать пора в роту, разговелся бы тоже, ну да ладно, канистры бензина своё дело сделали, УАЗики ждут своего часа, фары на крыше установлены, про поворотные не забыли, чтоб всё под рукой, чтоб след в след, может на косулю выскочить удастся, а то и кабанчика Бог пошлёт, скорее бы освободиться и сюда в полном охотничьем составе, ножи обещали сделать, финские с козьей ножкой чтоб, ой скорее бы, так всё надоело. Есть ли Бог на свете? Если в штатном расписании есть должность старшины роты, Бог обязательно есть на свете. Таких кислых и противно выглядевших рож наш старшина с времён военнопленных не видел, это касаемо нашего оборваньего вида и состояния, у меня впервые в жизни появилось чувство страха, не спешите осуждать, именно чувство страха, может и у кого другого оно не раз появлялось, это когда ты вдруг понимаешь, что ты сейчас очень далеко от дома, что у тебя нет ни малейшей возможности уехать отсюда по своему желанию, что ты так далеко от родного дома и что ты не можешь мгновенно вдруг вернуться туда и что ты два полных года будешь это ощущать и оно тебя будет накатом накрывать, это чувство клаустрофобии, когда ты в метро и тысячная толпа давит тебя и ты не идёшь, а тебя несут и тебе каюк, это становится жутко страшным чувством. Никто этого не замечает, что тебе плохо, никто помочь тебе не может и ты об этом молчишь и никогда не поделишься с другими, тебя раздражает запах немецкого бензина и тебя раздражает кислый запах от сгоревшего мерзкого брикета, ты далеко и надолго от Родины, тебе ничто не мило и на всё срать, тебя могут забить, но не поймут почему ты упёрся и тупишь, это страшно, но Бог тебе поможет в образе прапорщика Верховского у которого есть волшебная палочка, прошу не путать с регулировочным жезлом, та палочка взводного мопедосой, палочку зампотеха сюда тоже не приплетать, та для ровной ходьбы раненого в коленку, так вот, о палочке Верховского. Старшиной роты нельзя стать, им необходимо родиться с Божьей помощью, Бог старшину роты должен обязательно поцеловать в макушку иначе никакой силы тот иметь перед солдатами не станет обладать. Откуда он вынырнул и где так долго пропадал, то не нам знать, по делу, он всегда так выражался, трошки надо зробыть для общей пользы, поэтому речь о Боге и ведётся здесь, и это «трошки» оказалось у него в руках, завёрнутое в кусок простыни и было, при вскрытии, обсыпано крупной солью лызунцом, як выразился старшина, солью, заимствованной у лосей-животных, частых обитателей полигонов и взятой у них во временное пользование для лучшего сохранения самого полезного на свете продукта именуемого «хохляцкое сало», сало, находящееся в руках представителя дружественной с времён Хмельницкого, державы под названием Вкраина, может быть только хохляцкого происхождения, ибо из всех нас, народов, населявших карантин, такого продукта в руках не было. Откуда оно попало ему в руки? Так ясно же было сказано, Бог послал, а кому? Да если пришлось с ним открыться старшине перед нами, значит нам и послал. А раз послал, то «тягнить з кузову мишкы с провизийей, тай сядиться хлопци круголя, той вычярять пора, бо сонца вже давно нэ выдно, сидайтэ, сидайтэ скорий жжешь!» Откуда водила достал вещмешки, только мы и видели, хлоп ящиком для инструментов и на свет тушёнка выпала и рыбные консервы появились, хлеб мороженный из другого мешка полез на свет в круг, вот только открывалка не нашлась. Тут как тут обжоры объявились из кандидатов, под замес угодили, тоже прилаживаться к нашей компании стали, а мы чего, да ничего, мы не против, мы беззубые, мы ещё духи, нам много ещё не положено, сам голодай, а деда выручай. Стали они нас поучать уму разуму пока старшина с салом возился, двадцать на тридцать сантиметров исполосовал и вдоль и поперёк, сало своё, говорит местное, наверное тоже где-то тут свинарник имеется, ну шут с ним, не воняет и то хорошо. А старички про то, как без ножа банки консервные открывать, на спор предлагают открыть, но естественно не за здорово живёшь, а старшина будто не слышит, режет себе ножичком сало, да режет, а ножичек-то не простой, нож-то самодельный и ручка мохнатая, что-то она мне напоминает, ба-ба-ба, да это никак и есть та самая косулья ножка и финка, заветная мечта, среднего командного звена, красивая и острая штучка, такую в Союз не провезёшь, на таможне могут срок впаять, в Германии охота запрещена, откуда дровишки, спросят. Пока сало розовыми кусмами разламывалось в умелых руках, старички банки на спор уголками пряжек успели вскрыть, что тыбе открывалкой, что значит год службы, скорее бы год прошёл, мы бы тоже так наловчились банки пряжкой открывать, вот наелись бы до отвалу, а что, вот так достал несколько разных банок, ну, там, с паштетом или с горохом, а пряжка у тебя всегда на месте, раз, по крышке и пошёл по кругу, тут тебе и обед на одного готов. Теперь я скумекал почему у немцев на бляхах было написано что с ними их Бог, ясное дело, если есть такая пряжка, то ты всегда под Богом ходить будешь и сыт и накормлен, ой, чёт не то сказал, ну да ладно, вернёмся к пряжкам. Спор то был не про то, откроют ли старички банку пряжкой, ясное дело, что послужив годик, не то открывать научишься с голодухи, а про то спор вышел, что фига с два мы откроем своими пряжками и естественно дураков так и надо учить, чтобы скорее сытыми становились, чтобы мухи у них перестали во рту снашиваться, а скорее туда, что из банки попадало, так вот и мы, бараны из стада. Навалились своими пряжками на оставшиеся, попавшиеся под спор банки и давай мять со всей дури, аж пот потёк между лопаток, аж руки посинели на тонкой грани, аж кажется пряжки стали вдвое гнуться, да банки-то не поддаются, в чём же причина или не голодны мы или отдать в чужие руки свою тётю желаем, плакали наши тёти, открыли руки их других дядей, не зря видно пуд соли с салом пополам они съели за год находясь тут. Бараны и есть бараны, банки ушли законным путём, спасибо сало выручило, а что старшина? А, что, на он и старшина, чтоб на примере учить баранов тому, что башка дана не только для ношения шапки, но для того чтобы варил под шапкой тот котелок, чтоб солдат сам себя обеспечивал всем в отсутствии старшины роты, мало ли тот куда денется, пойдёт за салом, как сейчас, а банки и открыть не кому будет, придёт с салом, а бойцы уже мёртвые, захлебнулись слюной, но банки целые. «Ну хватэ, пошутковалы трошкы и будэ, вырнить людям прычитающееся, люблю сам пошутковать, но люды уси мають буть сытымы и справнымы». Отдали, куда они денутся, на сало навалились, да разве того много съешь. Слёзы глаза стали людям застить, то ли от поднявшегося ветрюги, то ли от поедания пищи, а то совсем было контроль над разумом потеряли, давай жрать и всё тут или возвращайте взад в роту. Жаль стрельбу не закончили наши ротные начальники, дорвались, так дорвались, жаль костерок нельзя сварганить, да и не из чего, бурты брикета в гарнизоне остались, спалить не удалось тогда всё по глупости, в кузове тоже не спрячешься и команды не было и не теплее там сидя, без движения, были охотники, да повыгоняли старички, сами не угрелись и другим «век, век» сказали по-немецки. От морозца небольшого, а скорее от сырости немецкой, околели и отупели, сало и мёрзлый хлеб только только разбередили голодный желудок, мочи от желания погреться и пожрать не стало терпёжу, стали дружненько нарезать круги и лезть в кузов на обогрев от пронизывающей сырости. Старшина роты не упирался этому, понимал, что все нормы нарушены, эти позамерзали, программа стрельб завершена, а те паразиты и стоя и с колена и чёрте, как никак не могут настреляться, а, настрелявшись, придумали людей пугать другим способом, нет, не взрывпакетами. Нас согнали тоже на землю и якобы стали показывать приёмы запуска и опознавания сигнальных ракет. И всё опять проделки любимого ротного, откуда у него столько энергии и воинственности берётся. Понятно чем карманы были его напичканы, целый арсенал успел при погрузке захватить с собой, опять достал толстого полиэтилена пакет, а в нём трубочки разные бумажные, я грешным делом сначала подумал, что он курить собрался, через толщу вроде на сигары смахивает, да только с ниточкой в жопке, такие не курят, наверное ниточка для чего-то другого нужна. Щас дёрнет, это стало и ежу понятно, это, когда он трубочки вытащил и ниточки расправил, точно к Новому году готовиться, не наигрался в детстве, в армию потянуло, тут хлопушек и перделок и стрелялок на выбор, только за верёвочку дёрни, секрет и откроется, что в кузов кидал, запомнили, больше не купимся, а какой фокус сейчас казать будем, увидим, раз и шшшшшшш-пуук в небе, змейка дыма соединила руки, выставленные перед собой и головку яркого шарика, комета, ярче солнца подержалась-подержалась и качнувшись, полетела к земле. Подумаешь невидаль, в кино видели и на сборах тоже, а в руках факира на час опять чиииишшшшьььь и в высь стрелой, а долетев улю-лю-лю-лю-лю-лю, а вот этого не доводилось слышать. «Рота химическая атака, надеть противогазы!», твою кочерыжку, какие на фиг противогазы, руки от дубака не гнуться, пальцы крючьями согнулись, как же не вовремя вы товарищ старший лейтенант, мы же уже все в сторону кузова все взоры нацелили, как ты можешь с нами, с самыми дорогими тебе бойцами. Но, как мы не капризничали, сила всё таки солому ломит, «газы, надеть противогазы» и всё, кто, где, потерялись между собой, а тут новая вводная «бревно!», только этого нам не хватало, но падать придётся там, где стоишь. Падали и не видели под собой земли, сумки съехали на живот, шапки легли рядом с нами, руки легли на ледяные противогазы и наступила смерть, патронов не жалеть, наверное таков был приказ ротного, потому что взрывпакеты стали ложиться кучно и своими взрывами, кажется обозначили место падения «бревна», дерево оно и есть дерево, где застигла команда «воздух», там и падай, кто не успел, тот будет объявлен убитым. Слава Богу, убитых и зашибленных бревном не оказалось, не зря в карантине эту моменту отработали сполна, падать нас к этому времени научили зверским образом, кто остался навиду, объявлялся убитым и ложился на спину на землю, шестёрка живых хватала попарно за руки, за ноги, за ремень с двух сторон и галопом несла раненого впереди бегущего карантина с такой же скоростью, что и все остальные, по ходу и между делом, чтобы привести мёртвого в чувства, ему со всех сторон носильщиками-спасателями наносились точечные удары оживляющего действия, количество ударов ограничивалось и мёртвый, как только насыщался высокоэффективным средством выздоровления, вскакивал на свои двои и нёсся вперёд, увлекая за собой основные силы живых. Эта процедура носила рекомендательный характер и больше одного раза не проводилась, наглядность и публичность её использования приводила в чувства всех раньше времени умерших бойцов, в нашем карантине правда, её пришлось применять несколько чаще, но скажу вам, польза от неё была великая, шлангов поубавилось и просветление пошло гораздо быстрее, почему только на две недели нам присягу перенесли, до сих пор не могу понять, неужели опять из-за меня. Стрелялок сегодня было предостаточно, кобеля буханкой не напугаешь, кое-что успели срубить, не совсем безнадёжные, вопрос ведь в другом, ну как можно не с того, не с сего сот так взять и добровольно «бух» на грязь во всём чистом, на глазах у всех? Ну и что, что в армии, человеком я не перестал быть и понимать, что это ненормально, нет, чтобы заранее сказать примерно так «мальчики, сейчас дядя дёрнет за верёвочку, вы не пугайтесь, будет громко бум, затем вы должны сами лечь на землю, не бойтесь, это не больно, то, что вы можете испачкаться, это не страшно, вы в армии и здесь за это не ругают, и так, начали, дядя, дёргай». Кончились стрелялки, перестало верещать в поднебесье, скомандовали взводу подъём и погнали сугревающим бегом вокруг домика и стоящих особняком наших машин, гоняли-гоняли, сами жрать похотели ли домой заторопились, но, не давая команды снять противогазы, погнали к машинам и велели грузиться на ходу в кузов «зебр». Машины легонько грымкнули, дыхнули синим холодным дымом из глушителей в сторону и качнув тентом покатили по кругу, они катят, а мы через борт десантируемся, мы туда, а трубки противогазные обратно, куда шапки покатились, куда сами летим, всем до лампочки, мучения окончены, мы сваливаем в роту. Петардами нас больше глушить не стали, сами в кабины попрыгали и у-у-у-ууу-уу по морозцу с рывками, исходящими от холодного движка, покатили, а противогазы уже сами поскидывали в кузове без команды. Может и была та команда, пока катались по полу при боковой качке в поисках закатившихся шапок, но это уже к делу не относилось, в кабине ротный махал руками, как пропеллерами, объясняя водиле, как он удачно пострелял, потом, наверное, полез в дорожный тормозок и поделив толстый бутерброд с охотничьей колбасой с напарником, стал думать о хорошем и тщательно пережёвывать пищу, помогая тем самым обществу, как говаривал известный персонаж из двенадцати стульев. Позади нас не пылила пехота, позади нас прижимался вплотную второй газон с остатками нашего обстрелянного с сего дня взвода, мне всё было видно лучше некуда, мне место досталось у самого заднего борта, о чём мечтал, то и накликал, плохому свойственно сбываться, ну так мне и надо, одним дурнем на свете стало больше, хотя куда уж больше. О том, что я был дурак, стало очевидно с первой минуты езды, ибо в этот раз тент застёгивать было некому и мои наивные попытки справиться в одиночку, не возымели успеха, тент хлопал по морде, из под кузова чадил смрад выхлопных газов, кроме сзади идущей машины видно ничего не было, после полученного втыка второй молодой водила только и думал о том, что гнал впритык свой кадилак и всё боялся отстать от нашей «зебры». Скорость с которой мы пёрли обратно была похоже повыше той, с которой мы чухали на полигон, то ли машин к вечеру на дорогах поубавилось, то ли в другую сторону их в это время просто не ехало, короче, смотреть было не на кого, немки наверное спать положились или сексом занялись перед отбоем, но ни людей, ни машин так и не встретили. Только в самом городе трамваи ещё толком гремели и люди кучковались у поворота в старый город перед Спортхалле, там, что у высоток Нойштадта. Отрезок вдоль трамвайки я ещё успел помню посмотреть, но кроме света фонарей уже ничего не было. Ворота на КПП растворились в разные стороны и ревя моторами машины пошли по нашей территории, обогнули стелу и мимо клуба артполка выскочили прямёхонько к роте. Всё, стрелки вернулись, день потерян, рота скоро начнёт готовиться к ужину, ноги примёрзли к металлическому полу, а бок, кажется того, тю-тю, одностороннее воспаление левого бока обеспечено, интересно, а в армии бывает такое заболевание. Снимать околевших никто не собирался на ручки, навалились передние над душой тёмной массой и «век-век», опять по-немецки, чай в Германии служим, понимать язык каждый должен. Так, как сейчас замёрз, даже не замёрз, а околел, сто один раз придётся, да-да в эту зиму и в этом самом кузове, ни намордники, ни ватные штаны, ни валенки, ни хрена не поможет, железо без печки не греет. Греет каменный пол в роте, греет лучше любого обогревателя, стоило только попасть на крыльцо, перешагнуть порог роты, нога об ногу скинуть сапоги мотанием из стороны в сторону, пальцы ведь ещё раньше отказали, когда за кузов держался, так вот, скинуть вслед за всеми и босыми ножками, ножками по до блеска натёртому полотёрами огненному под голыми ногами полу из каменных плиток. Теплее нашего пола в роте ребята, наверное ничего не бывает. Этот секрет открыли не мы первые, об этом знали все регулировщики, это мы стали проделывать всякий раз, когда возвращались с регулирования зимой и пол был теплее наших остывших до состояния покойника ног. А до присяги оставалась ровно неделя.

sergei: Володя.видел ли ты в Видах города фотку на фоне вашего автопарка???Че то никакой реакции...

свн: Когда писатель пишет..., то он ничего не видит и не слышит ...кроме..чет "присяга" затянулась.....

sergei: свн пишет: "присяга" затянулась Не мешай!!!Дело творческое и интересное.Тем более,что для многих-так оно и было!!!Я с удовольствием читаю...правда только на работе...а там не разгонишься.У меня и в Альштедских былинах абонимент,так.что биллетристика может отдыхать...

sergei: Владимир Мельников пишет: приказы стали подвергаться осмыслению, стали обсуждаться оцениваться, огавариваться в кругу сослуживцев и даже не выполняться получив приказ не спеши выполнять...поступит команда отставить... Владимир Мельников пишет: ему привет от дежурного по парку, честного сержанта Пупкина как-то в Туркмении "получал" личный состав из молодого призыва.А сам то уже послуживший лейтенант-практически дедушка- лейтенант 21 года отроду...И борзый молодой ,наслушавшийся правила поведения в армейской среде,от бывалых и неустрашимых.открывающих сапогом дверь к министрау обороны..так панибратски ,да на ты.повел свой монолог,расчитывая на диалог!!!Стоявшие рядом сержанты смеялись до слез,да и я то-же...В чужой монастырь...Нет,боец ко мне не попал.Но думаю,что быстро понял свою ошибку...А через три месяца попал в какую нибудь 9-ую роту в Кандагаре и сермяжную правду жизни понял окончательно...Этим армия и хороша.Сдергивает розовые очки на всю оставшуюся жизнь.В любой системе свои прибамбасы и только в армии они самые прибамбасистые!!! Владимир Мельников пишет: «кто из вас хоть раз их до службы надевал?», Да,Володя!!!!Серьезный воспитательный вопрос ты затронул.Прореха женского воспитания российской молодежи не ростущая в диаспорах Кавказа!Я всегда говорил и говорю.что педагогом должен быть мужчина.В пед.институт надо принимать только мужчин.И платить как космонавтам9хотя сегодняшние табуреткины и здесь суют свои лапы.Уже не героическая это профессия для пиджаков и бюзгалтеров затесавшихся и расплодившихся в коридорах Ген Штаба. А вопрос то выеденного яйца не стоит.это всего лишь мышечная память и набитость рецепторов... Владимир Мельников пишет: пока не появятся первые порнофильмы ...истина в первой инстанции.Вот клянусь.до этого момента-конец 89 ,начало 90-х годов,для меня слово пидераст-было просто слово.Действие в этом вопросе было аллегорией.Но когда попалась касета с этими товарищами-меня тошнило целый день!!! Владимир Мельников пишет: Чего из неё только не торчало Повез группу солдат, решивших продолжить службу в Галле в должностях прапорщиков,в Форст-Цину.Был шокирован,когда пару человек не прошли комиссию.и прибежав ко мне,попросили лезвие от бритвы.От куда у меня? Да и зачем? -Вырезать хотим... -Что? -Шарики... _Какие? Откуда?Из головки? Как они туда попали!!!

sergei: Ремонт туалета Туалет простоял в неисправном состоянии почти полгода. Наряды по роте при пересменке передавали его как некое виртуальное имущество, как бермудскую территорию. Он, туалет то есть, вроде бы есть, но за дверь, замотанную толстенной проволокой, никто никогда не заходил. Да и командир роты не горел особым желанием вспоминать потрясающе разрушительные результаты своих глубокообдуманных экспериментов со взрывчатыми веществами. Наша 4-я рота, да и не только наша, а также соседи сверху и снизу, были вынуждены пользоваться вторым туалетом. Великое счастье, что Нахрен сэкономил на учениях по тактике всего лишь один взрывпакет, а не два или три или... Просто ужас, какая волна разрушений могла прокатиться по нашему военному училищу. Да не дай Бог... Из-за того, что исправно функционирующий туалет в роте остался всего лишь один, время выхода на построение увеличилось ровно вдвое. И отговорка у курсантов для отцов-командиров, раздраженных постоянными опозданиями личного состава, появилась абсолютно бронебойная. - Где тебя носит, козья морда? Почему ещё не в строю?! Сгною в нарядах! - Да я, товарищ великий полководец, нужду справлял, естественные, так сказать, надобности. Кстати, Уставом предусмотренные. А туалетик у нас, как вы можете лично убедиться, один функционирует, а страждущих - полторы сотни! Пока в очереди достоишься, уже второй раз занимать надо. Беда просто! И никуда против этой убийственной правды не попрёшь, ибо данный вид нужды испытывают все поголовно - и холопы и бояре. Такова суровая правда жизни. Се ля ви. Дисциплина катастрофически падала. Вместе с ней падала и боеготовность, причём по вполне объективным, научно обоснованным причинам. Это ведь только на первый взгляд: «туалет - так себе заведеньице». Не ракетная же шахта с ядреной боеголовкой, наконец, примется спорить неискушённый читатель. А вот и нет, дорогие! Туалет - это без преувеличения есть очень важный стратегический объект, и от его исправности и пропускной способности зависит вся боеготовность армии. Например, поднимают армейское подразделение по тревоге! А оно, вместо того, чтобы занимать свои рубежи обороны и места, согласно боевого расчета и штатного предписания, в очереди стоит, чтобы на законных основаниях справить естественные надобности. Я особо замечу: естественные! Или что это за боец, воин-победитель, который со спущенными портками стыдливо бегает по коридорам бетонных бункеров и гадит где придётся. Да там же только от одного «приятного» запаха захочется войну быстрей закончить, чтобы скорее противогазы снять и на чистый воздух выбежать. Хоть в плен скоропостижно сдавайся, прости господи. А вы знаете, что количество «очек» в туалетах строго регламентировано и рассчитано исходя из штатной численности военнослужащих в подразделении?! Это самое количество очек целые военно-медицинские институты рассчитывали. Не одна кандидатская и докторская диссертация на тему: «Пропускная способность туалета типа «сортир» в период ведения боевых действий в условиях повышенной температуры и влажности, при 40% дизентерии у личного состава...» были с триумфом защищены. Сколько достойных умов из военных академий генералов под это дело получили?! Поверьте на слово - много, на военной библии можно поклясться, на Общевоинских Уставах. А вы говорите, туалеты?! Да если бы шпионские спутники, бороздящие просторы холодного космоса, определили и распознали выход из строя сразу трёх туалетов в 3-этажной казарме 5-й, 4-й и 16-й роты краснознаменного военного авиационного училища, к бабке не ходи, началась бы очередная мировая война. Такой момент пропадает! Эх! Ну ладно, спутники. Не научили их пока еще инженеры из НАСА исправность канализации определять! Шахты ядерных ракет - пожалуйста, а вот сантехнику - нет. Не доработали конструктора, не все параметры в ЭВМ спутников для разведки заложили. Мда, реально облажались тогда ребята из ЦРУ и РУМО. Кстати, пора бы кому-то из них и об отставке подумать. Такой момент для нападения профукали. Целых три роты Красной армии были фактически небоеспособны! НАТОвским супостатам самое время - только воюй! Вот дурачье! Пора, пора! Пора с американских разведчиков погоны срывать и по мордам! По мордам! И в отставку... а то - и пулю в лоб. Чего греха таить, и резидентура вражеская тоже, однако, не доработала. За что их в Лэнгли держат, за что зарплату исправно платят?! Непонятно. Нашему командиру роты Володе Нахрену впору орденишко НАТОвский отчеканить и выдать с формулировкой: «За подрыв оборонного потенциала страны Советов». Сам того не ведая, Нахрен сработал похлеще засланного диверсанта. Ба-бах!!! И более 400 бойцов в 1-м батальоне военного училища потеряны для обороны. Кстати, а куда «особый отдел» смотрел?! Может, капитан Нахрен это вредительство специально затеял?! Надо бы разобраться, внести ясность в существо вопроса. Хотя, на дворе не 37-й год, но... Такие вот дела. Чего греха таить, что было, то было. Но тем не менее, хрупкое равновесие на грани глобальной катастрофы удержалось, Третья мировая война не разразилась, и мир был спасён. А спасали его так. Исходя из впечатляющих масштабов разрушений, вызванных обдуманными действиями рассудительного капитана Нахрена, весь сантехнический стояк, объединяющий туалеты на трёх этажах, был «вчистую» уничтожен. И чтобы реанимировать его, необходимо было объединить усилия всех трёх рот, пострадавших от взрыва и в едином порыве, одновременно, осуществить все виды ремонтных работ - от проброски и герметизации новых труб, до установки «очек» и цементирования отвалившийся керамической плитки. К Володе Нахрену регулярно приходили многочисленные ходоки из 16-й и 5-й рот. Он принимал дорогих гостей как радушный хозяин, поил чаем, вежливо выслушивал, входил в положение, широко улыбался, много обещал и ничего не делал. Спросите, почему?! Отвечаю. Такова сущность нашего ротного, которого мы и перекрестили в Нахрена. Нахрен жил по принципу: «День прошел - и слава богу». А завтра будет новый день. Время шло, наши соседи с положением дел мириться не хотели. Первым сдался майор Череп. Благо его 5-я рота находилась на первом этаже здания и, следовательно, он был в более выигрышном положении. Итак, 5-я рота за счёт внутренних ресурсов и собственными силами (а в армии всё делается только собственными силами, и исключительно за счёт внутренних ресурсов) отремонтировал разрушенный туалет, ввела его в строй и начала активно эксплуатировать в штатном режиме. Соседи сверху ещё пару месяцев поуговаривали Володю Нахрена, а затем напряглись и тоже сделали ремонт. Осталось за малым - восстановить недостающее звено, чтобы сдать исправный объект в эксплуатацию. Этим звеном был второй этаж, то есть - мы. От соседей сверху в последний раз пришли ходоки, и используя все достижения виртуозного убеждения и политеса дипломатии, а именно - грязный шантаж (пообещали использовать свой туалет по его прямому назначению, независимо от степени нашей готовности и исправности нашего отрезка канализационной системы), всё-таки убедили Володю Нахрена приступить к ремонту. Ротный был мрачнее тучи. Его можно было понять, ибо стать фильтром и отстойником для фекальных масс соседей сверху, перспектива малоприятная. Долго думать наш командир роты не любил, да и не умел, поэтому ремонтная бригада была определена почти мгновенно, а именно - тот наряд, что стоял в день вселенских потрясений. Наши слабые доводы и жалкое лепетание, что мы, вроде как бы, тут и не при чём, и такой чести недостойны, да и чужой славы нам тоже как бы не надо, были пресечены самым главным аргументом, который одновременно являлся и стимулом нашей дальнейшей трудовой деятельности. - Через неделю зимний отпуск. Не успеете отремонтировать туалет, значит, не поедете, - ласково произнёс ротный. Это уже был удар ниже пояса. В спальном помещении казармы опять лихорадочно был собран военный мини совет. Цель - поехать в отпуск! Задача - ремонт туалета. Способ выполнения - разыскать необходимые материалы и инструменты. Исполнение - круглосуточный режим работы. Отдельно следует отметить, что отдав нам ценное указание, командир роты посчитал свою задачу полностью выполненной. А все остальные мелочи - поиск цемента, труб, извёстки, белил, новых очек наконец, кистей, мастерков, лопат и т.д. и т.п. - это уже мелочи, с которыми личный состав должен сам успешно справляться. И мы справлялись. Где нашли расходные материалы, это вообще отдельная история, причём из разряда дел, которые попадают под юрисдикцию уголовного права. Так как было хищение, кража, обман на доверии, мошенничество, заведомое введение в заблуждение, грабёж, и много ещё чего. Но жалкие остатки нашей совести дают нам возможность спокойно спать по ночам, ибо за давностью происходящего, а также небольших количеств материалов и отсутствия злого умысла и личной выгоды в виде обогащения (посмотрите лучше на современных олигархов), нам полагается амнистия. Единственное, за что меня мучает совесть - песок для раствора был изъят из детской песочницы. В результате целое поколение детишек, выросших в военном городке, было лишено возможности делать куличики. Вот исключительно этим детям мы и приносим свои искренние извинения. Поверьте, не корысти ради, а исключительно из жгучего желания увидеть своих родных и близких, а также восстановить подорванную боеготовность армии и страны в целом, мы и пошли на такие крайние меры. Простите нас, дети! Итак, лирику в сторону. Потолки и стены туалета после очистки от засохшего дерьма белили извёсткой, украденной в столовой (там шел плановый косметический ремонт). Причём вместо кистей использовали свои личные сапожные щётки. Лестницы и леса для доступа на 5-ти метровую высоту собирали как карточный домик из курсантских тумбочек и кроватей. Техника безопасности отсутствовала изначально как стопор прогрессивного достижения строительных технологий. Из-за отсутствия строительной ванны бетон месили прямо на шикарном полированном мраморном полу (кто-то из бывших пленных немцев, возможно, схватился за сердце и заглотил пачку валидола), что поделаешь?! А кому тогда было легко?! Вместо герметика и уплотняющих прокладок на стыки труб пошли наши полотенца и портянки, перетянутые проволокой, а местами даже дефицитной изолентой для электропроводки. Но такая роскошь как изолента быстро кончилась. В дело шло все! Где нашли недостающие разбитые очки, уж извините, не скажу. На этот вид воинских проступков и преступлений срок давности не распространяется. Работы велись круглосуточно! В столовую не ходили, ели прямо там же - в туалете, среди цемента, краски и труб. При всём при этом, ещё умудрялись сдавать зимнюю сессию, причём на отличные оценки. Ответы на экзаменах проходили без подготовки - прямо у стола, где тянут билеты с вопросами. Времени на ремонт катастрофически не хватало. Мы зашивались! Последний замес бетона происходил, когда первая партия отпускников-счастливцев в парадной форме пересекала КПП, покидая родную альма матер. Узнав об этом, стиснув зубы, мы ускорились. Темп работы вырос ещё многократно. Что ни говори, а стимул - великий двигатель прогресса. Ещё последнее очко не успело занять своё законное место на пьедестале в крайней кабинке, а нетерпеливый Витя Копыто (поезд на Пилопедрищенск уходил через 1 час 47 минут), уже стучался в двери кабинета командира роты с бодрым докладом о нашей готовности к сдаче стратегического объекта. Было отчетливо слышно, как в длинном коридоре, используя все своё шепелявое красноречие, Витя виртуозно грузит уши капитана Нахрена, а на полу туалета лежит еще около четверти куба цементного раствора. Не долго думая, цемент полетел в многострадальное технологическое отверстие восстановленной канализационной системы, полы быстро протерлись, инструмент аккуратно поставлен в угол. Какие все-таки замечательные полы?! Идеально блестели от малейшего прикосновения даже безнадёжно грязной ветоши! Нахрен задумчиво походил по туалету, слил воду в каждом бачке. Посмотрел, как она мощным водоворотом исчезает в недрах новеньких очек канализационной системы. Прислушался, не раздались ли возмущённые крики соседей снизу?! Еще раз окинул все своим командирским оком, хлопнул ладонями и довольно крякнул. - Ну вот, тут делов на раз пёрнуть! А вы полгода тянули. Можете ведь, когда вас заинтересуешь! - и с видом великого Макаренко ротный пошёл в канцелярию за нашими отпускными билетами. Особо приглашения нам не требовалось, через 10 минут, туалет и все с ним связанное, а также и само училище, уже были историей. 14 дней законного отпуска пролетели, как один. Пришло время возвращаться в альма матер. Первого человека, кого мы увидели в родной казарме после зимнего отпуска, был разъярённый Володя Нахрен. Оказывается, тот цемент, что мы слили в сантехническую систему, в воде не растворяется. Вообще, то есть абсолютно не растворяется! Совсем, по определению не растворяется, и все тут! Он, цемент значит, оказывается, не просто тяжелее воды, он, ею даже не смывается, а занимает в системе труб крайнее нижнее положение, где и благополучно кристаллизуется. Кристаллизуется цемент прямо в воде. Обалдеть! Вот чудеса, однако. Причём чем больше воды, тем цемент качественнее и крепче становится. Но нам эти строительные изыски были неведомы. Мы - ВВС, а не стройбат в конце концов, но это уже лирика. Короче, канализационная система многострадального туалета опять пребывала в своём типичном стандартном состоянии - то есть была абсолютно неисправна. Состав ремонтной бригады остался неизменный и постоянный, как масса электрона или скорость света в вакууме. И мы, опять засучив рукава, сели на очередном военном совете. А спешить-то нам уже было абсолютно и некуда по ряду объективных причин - до следующего отпуска целых 6 месяцев. За это время всю казарму можно было до фундамента разобрать и заново отстроить. А самое главное - в государстве начиналась очередная борьба за качество, а также было объявлено о нетерпимости к показухе и очковтирательству. В стране начиналась перестройка, гласность и курс на дружбу с Западом. В тоже время на мировой арене намечалось радикально политическое потепление, и очередной глобальной войны из-за подрыва боеготовности Красной армии по причине неисправного туалета в отдельно стоящей казарме можно было не опасаться. Историю рассказал(а) тов. Alex88 : 07-12-2007 15:50:36 P.S. Очень жизненная история.Я тоже отвечал за туалет на своем этаже...

свн: Всем брать межгалактический банк!!!!! http://www.youtube.com/watch?v=6ssEDDznL0E&feature=player_embedded Рассказы Агаты (блондинки) http://www.youtube.com/watch?v=UZLoGjiGLBI http://www.youtube.com/watch?v=XlbCdAzKYJA

sergei: Даже не знаешь-где смеяться....наверное кто-то верит!?!

sergei: КАРАУЛ (из инета) Караул у нас состоял из трёх караульных и начальника караула - сержанта. Охраняли здание аппаратной, КУНГи с электронной техникой, позицию РЛС П-30 и деревянную Трибуну. Не знаю, что в этом карауле было важнее. По всем показателям - Трибуна. Трибуна эта была не простая. Она была построена для того, чтобы с нее Генеральный Секретарь ЦК КПСС товарищ Брежнев и прочие государственные товарищи могли посмотреть на то, что им покажут на Полигоне. Показ этот уже состоялся год назад, но трибуну по-прежнему охраняли. Трибуна была могучим сооружением, сколоченным из бруса 150х150 (не меньше) и доски-шестидесятки. В абсолютно безлесой степи дерево было стратегическим материалом, а потому Трибуну следовало бдительно охранять. Но охраняли мы её издали - не подходя вплотную. Мало того, приближаться к трибуне нам запрещалось. Помню, что одним из сильнейших стимулов для запрета являлось то, что часовые (пардон) гадили на землю в вечной тени Трибуны и выцарапывали штыками тривиальные слова о неизбежности дембеля. Вот вам смешно, а следы на земле от этой Трибуны до сих пор видны, хотя минуло тому уж тридцать пять лет... Все военнослужащие знают ответ на вопрос: Кому не спится в ночь глухую? Конечно, в ночь глухую не спится караулу. Как-то в конце августа или начале сентября 1974 года выпало мне счастье идти в караул. Дело происходит в степи. Вокруг на десятки километров только военные объекты. В общем, закрытая во всех смыслах зона. Караул по всей форме. Десять патронов в патроннике СКС, ещё двадцать лежат в подсумке в снаряжённом состоянии. Безлунная ночь. Дует лёгкий ветер. Охраняем Трибуну, позицию П-30 и десятка два КУНГов с радиотехникой, которые стоят рядом с насыпным холмом, на котором расположена собственно станция. С одной стороны поста находятся сооружения нашей части - казарма, столовая, котельная, водонапрная башня, штаб, автопарк, а с другой стороны - степь. Два прожектора светят на асфальтовую дорожку, по которой традиционно ходят часовые. Вся охраняемая техника находится в полной темноте. КУНГи закрыты и опечатаны. Со стороны степи ограждение не предусмотрено. Ночью положено держать СКС с примкнутым штыком в руках, карабин на предохранителе. Но, минут двадцать, потаскав пять килограммов в руках, вешаю СКС на плечо (это прямое нарушение Устава, но так поступали все, кого я знал). Перемещаюсь в лучах прожектора, изредка отклоняясь в полутьму к четырём контрольным точкам, где на деревянных столбиках установлены простейшие переключатели для подачи сигнала дежурному по части о том, что ты не спишь, а бодрствуешь. Внезапно из темноты со стороны степи доносится крик: "Часовой!" и через несколько секунд: "Караульный!" И тишина... Волосы под пилоткой от неожиданности - ёжиком; шустрые мысли под ёжиком: "А ведь это не проверка со стороны дежурного по части! Они если проверяют, то идут по дорожке со стороны части вместе с начкаром! И стучит, стучит сердце, в висках отдаваясь ударами пульса! А что в Уставе?! Окрик: Стой! Кто идёт!? А если оно не отзывается и продолжает движение, то надо кричать: Стой! Стрелять буду! А если оно всё равно идёт, то надо выстрелить в воздух. А если и это не помогло, то уж тогда - вали нарушителя наповал из СКС!" Но в моём случае никто никуда не идёт, просто позвали тебя из темноты со стороны степи. А тебе в лицо светят прожекторы и стоишь ты с моментально стянутым с плеча карабином как голый, и Устав тебе ничем не помог. Стрелять в воздух? У тебя потом спросят: А ты видел нарушителя? А я не видел. Стрелять на голос? Так ведь там КУНГи с электроникой! Хорошая цель для пули 7,62 мм со стальным сердечником! Испортить военное имущество - верная дорога в дисбат. А если тебя сейчас, из темноты...? Что делать? Выскочил я с дорожки из лучей прожекторов в полутень и кричу в темноту не по Уставу: "Млять! Выходи на свет!" Да только никто не вышел... И тихо так вдруг стало... В беседке-курилке был полевой телефон. Да только в темноте и курилка и телефон! Но, делать нечего, пришлось туда идти. Цепляясь штыком за стойки беседки, не выпуская СКС из рук, постоянно оглядываясь за ставшую такой широкой и беззащитной спину, накрутил рукоятку магнето. Через две минуты (спит бодрствующая смена без задних ног!) сонный голос откликнулся. Позвал начкара, говорю - приходи быстро на пост с фонарём, проверь печати на КУНГах, бродит кто-то по степи). Ну да! Быстро, и ещё быстрее... Притащился начкар со сменщиком, как положено по смене, минут через сорок. Рассказал сержанту, проверили печати, всё хорошо, всё на месте. Сменщик мой, дрожа от страха, мне в лицо смотрит пытливо. Шучу, может быть? Кто там был в темноте? А, хрен его знает, товарищ майор... С той стороны, откуда кричали, была у нас бахча. Может, кто из соседей с других площадок приехал арбузиков накрасть, да заблудился. В степи это дело не хитрое... У этой истории есть продолжение: Так вот, пришёл я в караульное помещение, поставил карабин в пирамиду. Начкар, младший сержант, спать завалился, ещё один боец, которому менять часового, тоже спит, а я - "бодрствующая" смена и места мне на топчанах нет. По обычаю "бодрствующих" смен задремал я, сидя на скамье, положив руки на стол, а голову на руки. Дремлю в пол-глаза, так как мне будить начкара и смену на пост. За узким окном под потолком караулки уже посерела ночь - скоро утро. Ну, разбудил я их, они оделись, карабины взяли и вышли. Я опять голову на руки положил - жду, когда вернётся начкар с бойцом, чтоб по праву на топчане развалиться. Вдруг слышу - на улице выстрел! Я вскочил, сна нет ни в одном глазу! Думаю, что там? Неужто на посту стреляли? Так два часа прошло с лишним, как меня на посту кто-то звал?! Закурил "памирину", на свой СКС поглядываю. Слышу, по коридору сапоги стучат... Входит начкар злой как собака и мой сменщик. Я у сержанта спрашиваю: Паш, что такое? Кто стрелял? - Да... этот... при заряжании не дослал патрон в патронник. Контрольный спуск сделал и выстрелил...! Теперь ... начнётся! Я у сменщика спрашиваю: - А у тебя все нормально? - Да ты меня запугал, я все два часа от каждого шороха вздрагивал! О том, что со мной было, дежурному по части решили не говорить. А про выстрел - не промолчишь. И точно, началось! Сержанта и бойца, что патрон не дослал, неделю мурыжили, я так понял: командир, начштаба и особист. Но ничего и никому не припаяли. Почему ещё так их крутили? В те времена даже на стрельбище каждую гильзу под счёт выданного боевого патрона необходимо было сдать. И попробуй ты эту гильзу не найди в траве или песке... А я... Что я? Много я думал, пока служил, об этом происшествии. И ни до чего не додумался. Всё получилось так, как получилось. А что МОГЛО из этого получиться, мы, скорее всего, не узнаем никогда

sergei: Владимир Мельников пишет: Когда пугали губой на граджанке и по прибытии в роту, не сильно отчаивался В Ташкентской гарнизонной губе.где я ...нет не сидел,а нес службу.была одна камера-метр на полтора и еще метр в кубатуре...И окошек не пологалось...При мне там никого не держали,но даже стоять рядом было не по себе... Владимир Мельников пишет: ни кожи, ни рожи, сплошь серые лица каторжан с урановых рудников Мой сокурсник недоучившись двух курсов написал рапорт на увольнение...и отправился дослуживать срок в часть...нет бы доучиться и на гражданку с чистой совестью! От контраста служебных отношений.видать-дезертировал.гулял не долго,потому поймали и дослуживал в дис.бате.Таким .какими описал Володя супчиков-губистов и пришел по дембелю к нам в гости наш товарищ.К нему было страшно даже подойти.Не в смысле .что испугался.а как то ,как к сидельцу Лепризория.Печать на лбу явственно выступала.Было страшно,а вдруг и у тебя проявится... Владимир Мельников пишет: Попасть туда было очень трудно, не всем удавалось, не вседа у старшины роты поднималась рука отвалить начальнику губы бочку краски или несколько мешков цемента или мела, Подтверждаю.Моего бойца-айзербаджанца.по навету .посадил на губу Нач.ПО.Посадить-то посадил.но его не посадили.Потребовали мзду.За то что это был НачПО Каплин-попросили не очень много.Но мне то это было не надо.Каплин проверил,что не седит-поизголялся надо мной!!!Я предложил ему пойти принести красочки и посадить.Он меня выгнал...но боец так и не сел.Видать не было у Нач По краски.Все на ленкомнаты извел... Владимир Мельников пишет: человеку было лет двадцать восемь, это был настоящий дед, настолько поношенный, что у меня, увидевшего такого человека я подумал, что это один из партизан, который аж с самого 1944 года, У меня был такой боец.Еще и коммунист.Одна проблема-айзербаджанец.Не то,что я националист-просто его назначили старшиной роты.Вроде как в круг руководящий вошел...И начал работать и на ваших и на наших...из таких прекрасные предатели выходят... А вообще ,окончив училище,а отроду мне было 20 лет.то таким пожившим мне представился мой ком.роты.Было ему 26...А потом прикомандировали к мин.батр.Комбату было 40-во мамонт!!!

sergei: ИЗ ИНЕТА Ташкент, 85 год. Распахнулись створки транспортного Ил-76, и цокая подковками сапог по дюралю рампы, прошагал на бетонку аэродрома Тузель дембель Димон, гвардии сержант Замятин. Медаль «За отвагу» на парадке, "дипломат" с немудреными подарками домашним, да дембельским альбомом, голубой берет, пыльный загар - первый парень на деревне, кумир мальчишек. Из-под берета - холеный чуб с седой прядью - тоже знак, не хуже медали или нашивки за ранение. Маманя, как глянула на этот седой чуб, так и затряслась в беззвучном плаче. А Димон нежно поглаживал маманю по вздрагивающей спине и успокаивающе гудел: «Ну чо ты, мам... Ну не надо, вот же он я - живой, здоровый...». Вечером у сельского клуба Димон являл собой живую иллюстрацию из бессмертного Теркина: «...И дымил бы папиросой, угощал бы всех вокруг, и на всякие вопросы отвечал бы я не вдруг...». Дымил Димон не «Казбеком», а болгарскими «БТ» - делайте поправку на современность. А в остальном - почти все, как у Твардовского. «...Как мол, что? Бывало всяко. Страшно все же? Как когда. Много раз ходил в атаку? Да, случалось иногда...». На вопрос о поседевшем чубе хмурился и сдержанно цедил: «Так... Было одно дело...». И аудитория почтительно вздыхала, не смея будоражить незажившие раны. А дело было так. После учебки послали Димона в Афган, в Джелалабадскую десантно-штурмовую бригаду. Полгода бегал по горам с рацией за плечами, хлебнул вдосталь и пекла, и мороза. От пули ангел-хранитель его уберег, а вот от желтухи - не смог. Что вы хотите - афганский гепатит и войска Македонского тут валил, и англичан, а мы что - особенные? Из госпиталя Димон вернулся отощавший и полупрозрачный: выздоравливающих больных активно пользовали трудотерапией, благо работы в госпитале всегда хватало, тех же траншей: копать - не перекопать. Комбат глянул на доходягу и отправил его на пост ретрансляции. Вроде как на реабилитацию - куда на него такого сейчас рацию навьючивать - самого таскать впору. А на посту отожрется, на человека похож станет, там и поглядим. Пост ретрансляции находился на горе, у подножья которой дислоцировалась бригада. Топал до поста Димон полдня - по узкой тропинке, вьющейся серпантином вдоль скалистой стены. Сто раз садился передохнуть, судорожно глотая разреженный воздух и отчетливо понимая, что ни до какого поста он не доберется, а сука-комбат послал его туда, чтобы избавиться от задохлика. А когда, наконец, добрался - понял, что попал в самый настоящий солдатский рай. Команда поста - семь человек во главе с сержантом-сибиряком Лёхой Кедровым - основательным хозяйственным мужиком. Дисциплину поддерживал, но руки не распускал и другим не позволял. Жратва - от пуза, готовили сами - точнее, готовил всегда узбек Равшан Мирзоев, остальные чистили картошку, да мыли посуду по очереди. Построений нет, строем никто не ходит, отдежурил на станции или на охранении - и хоть спи, хоть в небо плюй. Стряпал Равшан талантливо, умудряясь из стандартного солдатского рациона создать любые деликатесы, а к праздникам рачительный Леха еще и втихаря бражку заготавливал - хоть по чуть-чуть, а все как у людей быть должно. Продукты им раз в неделю доставлял старшина на ишачке Ваське, а больше они начальства и не видели. Что еще надо для счастья солдату? Разве что маленько сердечного тепла, да душевной приязни - и всем этим с лихвой одаривал их общий любимец - кудлатый пес Паджак, живший на посту. Любил он всех солдат без исключения и от щедрот душевных постоянно прятал солдатам под подушки мослы, оставшиеся от обеда. Бойцы за это Паджака поругивали, но не всерьез - понимали, что пес угодить хотел. И служил Паджак не за страх, а за совесть - и по этой причине постовые в охранении зачастую беззастенчиво дрыхли - знали, что чужого Паджак на версту не подпустит. А когда Саньке Башилову пришло письмо от невесты - ну, вы понимаете, какое... Так Паджак подошел к закаменевшему Саньке, башку ему на колени положил и просидел так с ним весь вечер, ни на шаг не отходил. И Саньку никуда не пускал - чуть тот двинется - Паджак его - лапой: сиди. Наконец Санька взмолился: «Да я поссать, честно!». И то - Паджак его туда-сюда проводил и под кроватью у него всю ночь провел. Понятно, был пес для солдат лучшим другом, и был на той горе не только солдатский рай, но и собачий. А отбомбиться ходили бойцы на край скалы - нормальный сортир в камне не выдолбишь. Пристраивались на узкой тропинке в полуприседе, отклячив зады в сторону пропасти, да и бомбили помаленьку, держась за вбитый в скальную трещину альпинистский карабин со шлямбурным крюком, чтоб не свалиться. Ничо, привыкли, хоть и поначалу жутковато было слышать, как ночной ветер в скалах завывает. Сержант Лёха требовал, чтоб гадить ходили по двое: один бомбит, второй - на стреме, мало ли что... И вот сменился раз ночью Димон с охранения, да и решил перед законным отдыхом отбомбиться. А кого на подстраховку позовешь? Санька - на смене у станции, отходить нельзя, Гоги - в охранении. Будить кого-то? Ну, вы понимаете. Сунул Димон автомат в пирамиду, да и пошел самостоятельно - фигня, Бог не выдаст, свинья не съест. Пристроился привычно над пропастью, держась за карабин - пошел процесс. А ветер ледяной дует так, словно звезды с неба сдуть хочет. И голосит в скалах, как ведьма в родах, и окрестные шакалы ему отзываются. И вскочили в койках бойцы, как подброшенные, разбуженные кошмарным воплем Димона. Не просто страх был в этом вопле - ужас леденящий, тоска смертная. Похватали автоматы, ломанулись наружу как были - в трусах, босиком. А навстречу им - Паджак опрометью метнулся, с поджатым хвостом - юркнул в дом и под койку забился. А за ним следом - Димон. С перекошенной мордой, с булыганом в лапе и со спущенными штанами. И орет, не унимаясь: - Сука, сука, сука!!! Убью, бля-а-а!!! Оказалось. Умница Паджак решил на всякий случай Димона подстраховать - привык, что солдаты туда по двое ходят, ну и решил проявить инициативу. И пошел за ним следом, бесшумно ступая по каменистой тропинке. И сидел рядом в темноте, охраняя Димона ото всяких напастей, ничем не обнаруживая своего присутствия. А в самый ответственный момент решил ободрить Димона - мол, не бойся, друг - я с тобой. И - нежно лизнул Димона в лунную жопу! Утром, бреясь у осколка зеркала, Димон заметил, что казацкий чуб его побелел. В известке, что ли, измазал? Димон поворошил чуб мокрой ладонью. Известка не стряхивалась.© Bambarbiya Целнотянуто с yaplakal.com

Владимир Мельников : sergei Потом чуть дальше пропишу по ходу про Вовочку из секретчиков, которому от комдива Ушакова А.В. отвалили аж 10 суток, за разглашение некоей тайны, отсидел, но узнали по имени и только, со 120 кг осталось 54.

sergei: Владимир Мельников пишет: Служил с октября 1980 года по 6 ноября 1982 года в Комендантской роте Так фотку посмотри!!!Так обрадовался когда нашел место твоей службы.а ты реакции никакой...

sergei: Советский прапорщик против французов (из инета) Первые полтора года моей службы в ГСВГ прошли в г. Притцвальке округа Мекленбург. Наш 447 ортб стоял в полутора километрах от города. Позиция располагалась на господствующей высоте среди полей и небольших лесочков. Метрах в пятистах проходила автомобильная трасса, от которой отходила узкая бетонка в сторону нашей технической позиции и казарменного городка. Между технической позицией и казарменным городком было метров 100, и выезды из них выходили на эту бетонку. Говорить о какой-то маскировке было совершенно бессмысленно, т.к. вся позиция хорошо просматривалась с трассы, а наша радиолокационная техника крутилась почти круглые сутки. Не приходится удивляться, что такое удобное расположение было привлекательным для иностранных военных миссий связи. На вооружение войск ГСВГ новая техника поступала в первую очередь, и с ней, как ни странно, раньше нас хотели ознакомиться представители иностранных военных миссий связи. Как только на позиции появлялась новая антенна локатора, так сразу жди любопытных "гостей". Вблизи позиции с самых неожиданных направлений появлялись машины с опознавательными знаками военных миссий связи. Техника фотографировалась и рассматривалась в бинокли. Порой эти действия были до неприличия наглыми. В группе существовала памятка военнослужащим СА по пресечению действий представителей иностранных военных миссий связи с разведывательной целью. Штабом Группы были определены районы территории ГДР, запрещенные для посещения иностранными военными миссиями. Кроме того, на подъездных дорогах и непосредственно у объектов были установлены таблички с текстом на четырех языках о запрете проезда. Однако все это нарушалось и превратилось в своеобразную игру в догонялки: мы ловили, они убегали. В частях считалось престижным задержать машину иностранной военной миссии, но это было не так просто. У иностранных миссий были высокопроходимые джипы, которые свободно могли двигаться по свежевспаханному полю, где наш ГАЗ-66 садился на мосты. Водители этих джипов были специально обучены вождению в экстремальных условиях и тактике поведения в конфликтных ситуациях. Единственным реальным способом борьбы могло быть только блокирование машинами. В такую ситуацию загнать было очень сложно. Однако на нашей позиции это получилось. Летом 1980 года в 18 орлр (отдельная радиолокационная рота - КБ), которая дислоцировалась на позиции батальона, поступил на вооружение новый ПРВ-17 (подвижной радиовысотомер - КБ). Развернули, приступили к освоению. С первых дней работы высотомера на излучение часовые сторожевого поста на позиции зафиксировали активность иностранных миссий. Машины стали появляться у лесопосадки с тыльной стороны позиции. Члены экипажей фотографировали антенну ПРВ-17, улыбались и махали ручкой часовому, находясь далеко от границы поста. Командир батальона, действуя по инструкции, поставил дежурную машину у въездных ворот позиции, посадив на нее прапорщика и группу захвата. Но гоняться за джипами никто не собирался, так как это было нереально. Просто командир выполнил требование инструкции, чтобы никто не сказал, что он не принял никаких мер. В один из дней, во время обеденного перерыва, когда все офицеры уехали в город на обед, возле позиции появилась очередная машина иностранной военной миссии. Судя по опознавательным знакам, она принадлежала французской миссии. За полчаса до этого, в казарменный городок прибыл наш школьный автобус "Прогресс-35" , водитель которого заехал в столовую пообедать. Машина французов, покрутившись в окрестностях позиции, свернула с автотрассы на нашу бетонку и, пренебрегая запрещающим знаком, медленно поехала вдоль забора позиции. Экипаж нашего дежурного ГАЗ-66 у ворот не дремал. Машина стояла "под парами", готовая к решительному рывку. Как только машина французов проехала мимо ворот, на бетонку вылетел ГАЗ-66. Не видя в том серьезной угрозы, французы чуть прибавили ход, сконцентрировав все внимание на нашей машине. В это время пообедавший водитель автобуса выезжает из ворот казарменного городка и движется в сторону позиции. Французы быстро сообразили, что ситуация похожа на блокирование. Резко сворачивают с бетонки на пахотное поле и начинают набирать ход. Наш 66-й не рискует повторять их маневр и останавливается. Старший машины выскакивает из кабины и с матами грозит французам. Но не зря мы били французиков еще в те... далекие времена. И здесь провидение было на нашей стороне. Поле-то с оросительной системой было. В одном месте водопроводная сеть была повреждена под землей и, вода обильно пропитала землю на участке в десяток квадратных метров. Водитель джипа, отвлеченный вниманием на преследователей, не заметил мокрого пятна на поле и со всего маху влетел в эту трясину. Машина сразу села по самые пороги. Пробные дергания еще более усугубили положение. Прапорщик от восторга завопил еще сильнее и побежал к джипу. К нему присоединилась дежурная смена, следовавшая на позицию. Толпа солдат обступила иностранную машину. Многие впервые видели такой автомобиль. Экипаж машины, а их было трое, задраив окна, сидел в машине, не выказывая беспокойства. А советский прапорщик спокойствием не отличался. Он стучал в окно и требовал выйти из машины. Один из французов чуть опустил стекло окна и, показывая удостоверение офицера связи, стал говорить по-русски, что члены миссии имеют иммунитет неприкосновенности и, что машина есть территория Франции. Стал требовать вызова представителей советской военной комендатуры. Все по инструкции, которую они тоже знали и выполняли. Но французы не могли предположить, каким может быть советский прапорщик, команды которого не выполняются. - Ах, вы ....! Не хотите выходить? Сидоров, неси монтировку. Французы с достоинством, которому можно было позавидовать, сохраняли спокойствие. С появлением в руках монтировки прапорщик с еще большим достоинством подошел к багажнику машины и стал этим универсальным инструментом вместо ключа открывать багажник. Пассажиры в машине стали махать руками и кричать, пытаясь предостеречь от подобных действий. - Я же вас предупредил, - сказал прапорщик, продолжая свое занятие. Из открытого багажника он стал передавать в руки солдат фотоаппараты с телеобъективами, бинокли, какие-то металлические ящички. Возмущенные такой беспардонностью французы вышли из машины и пытались помешать произволу. Но... все имущество солдатики уже понесли на территорию части. Вскоре прибыли вызванные дежурным по части представители Витштокской военной комендатуры. Они составили акт о задержании иностранной миссии на запретной территории, извинились за неправомерные действия прапорщика. Вернули по ведомости фотоаппаратуру и бинокли, изъятые из багажника. Французы расписывались за возвращаемые предметы. Когда очередь дошла до металлических ящичков с какой-то аппаратурой, они заявили, что это не их имущество, им чужого не надо. Ну, что ж, эти ящички забрал, появившийся к тому времени, особист из бригады. Далее были муки по вытаскиванию из грязи джипа. Вся эта картина была похожа на безжалостное издевательство над автомобилем. Французы смотрели на это со скрежетом зубов, но что делать, если сами вляпались. Финал сей истории таков: злосчастному прапорщику по ходатайству представителей комендатуры за неправомерные действия в отношении членов иностранной миссии связи грозила досрочная отправка в Союз. По представлению начальника особого отдела КГБ Группы войск прапорщику за содействие в пресечении разведывательных действий членов иностранной военной миссии и обнаружение особо важной разведывательной аппаратуры, не установленной принадлежности высочайше поощрить. В ящичках, как, оказалось, была новейшая аппаратура для скрытого сканирования параметров радиоизлучающих устройств, за которой давно и безуспешно охотилась наша разведка. В кулуарах бригадного штаба решили одним погасить другое и оставили прапорщика в покое. В официальных отчетах прапорщик был, якобы, отправлен в Союз. Однако каждый год прапорщик рассказывал эту историю с гордостью вновь прибывшим офицерам все с большими приукрасами. За рюмкой чая это допускалось. Такой и я эту историю услышал. Евгений Мариничев, выпускник 1967 г., 5 рота

свн: Интересная история...., да и у нас такие случались...Только разница в том , что на вьезде в 68 полк прапор забыл про массу на ЗиЛке включить, (которую вмонтировал около сидения)...и помощь женщин гарнизона Вермлиц, которые забыв про семечки, окружили джипер англичан, что и дало время прапору прийти в себя-бросить крутить "кривой стартер" , спокойно включить массу , подьехать и подцепить на жесткую сцепку миссионеров, а затем припереть их в комендатуру, не зависимо от того-хотели они того или нет....Затем ещё получив от коменданта указание попытаться проникнуть в джипер, но не получилось, т.к водила не покинул свой пост...Зато получил от англичан натуральный английский "Кэмел" и пиз@лей от коменданта за то. что притащил их в комендатуру-как особо важный объект гарнизона... В Ораниенбауме, после получения 80-ок (осенью 82г) всем батальоном бегали в сторону населенного пункта , растянувшись по фронту на 1-1,5 км с прочесыванием леса, т.к почти срывалось вождение на танкодроме 243 мсп (ночное) и по приезду комбата ТБ (м-ра Галушко) никто не обратил на фотовспышки , а он обратил.....Набегавшись за вспышками, командование батальона пришло к выводу, что это проходит от электропоезда к карьеру в сторону Графенхайнихена, и замыкание контактных проводов делает делает всышку типа фотографической...На этом и успокоились.....

sergei: свн пишет: Александр!!!! Оцени...!!!) Наши бабы-дуры.думают.что на западе лафа на деревьях растет.так из коровника в заграницу...а потом по судам с соплями до земли детятя свое вернуть желает.да зачем он ей-дуре? Нисколько не трогает.... sergei пишет: оставили прапорщика в покое И на том спасибо!!!

свн: sergei пишет: Наши бабы-дуры.думают.что на западе лафа ....наши бабы практичны...это их бизнес...Они скромняжки "захомутают иносапог",покуролесят , подуркуют,.... а затем освободятся, как от "использованной батарейки" со всеми причитающимися для неё мат. ценностями...



полная версия страницы